Текст книги "Неизвестный Де Голль. Последний великий француз"

Одновременно сложная политическая игра идет в самой Северной Африке. Сохранение власти в руках вишистов становилось все более трудным. В начале марта Жиро пошел на полный разрыв с правительством Петэна и объявил недействительным все его законодательство. Жиро начал даже произносить политические речи «демократического» характера. Но это не спасало положения, которое становилось все более скандальным. Теперь уже все, даже американцы, считали единственным выходом включение де Голля в правящие органы Северной Африки, однако верховную власть они хотели оставить в руках Жиро. Де Голль 26 февраля выдвинул условия своего участия в формировании временной центральной власти, среди которых важнейшим было требование передачи реальной власти ему, де Голлю. Однако Жиро, принимая политические условия, не соглашался поступиться своим приоритетом. С другой стороны, американцы при поддержке англичан пустили в ход все средства давления на де Голля, чтобы побудить его согласиться на второстепенную роль. Но американские дипломаты и политики, вроде Роберта Мэрфи, еще плохо знали генерала; он был непреклонен. А движение в его поддержку росло внутри Сопротивления и в Северной Африке. Вашингтон все еще пытается игнорировать его. 8 мая 1943 года Рузвельт писал Черчиллю: «Поведение невесты становится все более невыносимым. Он создал в Алжире штаб своей ядовитой пропаганды, чтобы сеять раздор… Де Голль, может быть, и честный человек, но он одержим манией мессианского комплекса… Я не знаю, что с ним делать. Может быть, вы найдете возможным назначить его губернатором Мадагаскара?»

Высшее американское командование, препятствуя де Голлю взять власть в Северной Африке, ссылалось на недопустимость политических перемен, пока продолжаются военные действия. Но 11 мая германоитальянские армии капитулировали, и этот довод отпал. Генерал Жиро, еще ранее отказавшись от своего приоритета, 17 мая обратился к де Голлю с просьбой «немедленно прибыть в Алжир для формирования французской центральной власти».

Итак, путь в Алжир открыт. Но не западня ли это? Что ждет де Голля в Северной Африке?

Там генерал Жиро, пользующийся поддержкой всемогущих американцев и облеченный полнотой власти. У него армия, полиция, администрация, пресса, радио. Весь административный аппарат состоит из вишистов, не испытывающих симпатий к де Голлю.

А у него там будет лишь десяток сотрудников и никакой власти, никакой возможности даже напечатать в газетах или передать по радио хоть одно слово без разрешения американских властей. Правда, в Алжире действуют верные голлисты, а за спиной де Голля поддержка внутреннего Сопротивления. Но его активных сторонников не так уж много, а Сопротивление далеко, за Средиземным морем. Конечно, у него моральное превосходство и неизменная вера в себя и свою миссию. Вот если бы к этому еще и несколько дивизий! Увы, их нет. Впереди туманная неизвестность. К тому же поездка в Алжир отрезает всякий путь к отступлению. Назад, в Лондон, возвращаться нельзя. Терпение союзников не безгранично, и они дают понять, что оно вотвот лопнет. «Сражающаяся Франция» окружена в Лондоне слишком уж бдительным в последнее время наблюдением Интеллидженс сервис. В случае неудачи остается лишь бегство в Браззавиль, которое приведет к краху всего предприятия, начатого 18 июня 1940 года. Правда, можно пойти на компромисс, сделку, уступку и удовольствоваться малым. Но такой выход де Голлю даже и в голову не приходит.

Он принимает решение лететь, и 30 мая его самолет пересекает Рубикон, роль которого играют воды ЛаМанша, Атлантики и Средиземного моря. В полдень под крылом самолета на берегу сверкающего голубизной моря показалось большое скопление множества белых зданий, залитых ослепительным солнцем, – город Алжир.

На другой день в лицее Фромантэн началось заседание, на котором решался вопрос о слиянии Французского национального комитета де Голля и «гражданского и военного командования» Жиро. Состав этого собрания уже оказался очень выгодным для де Голля. Вместе с ним было два члена его комитета – Андре Филипп и Рене Массигли, вместе с Жиро – генерал Жорж и уже известный Жан Моннэ. Но поскольку в заседаниях участвовал и генерал Катру, то соотношение голосов оказалось четыре к трем в пользу де Голля. Генерал сразу поставил вопрос о том, что командующий войсками должен подчиняться гражданской власти. Де Голль хотел заранее ограничить роль Жиро. Но тот запротестовал, и его поддержал Жорж, а Моннэ склонялся к компромиссу. Де Голль потребовал также отстранить связанных с Виши губернаторов Марокко – Ногеса, Западной Африки – Буассона, Алжира – Пейрутона. Никаких решений не приняли.

На следующий день неожиданное событие изменяет ситуацию в пользу де Голля. Губернатор Алжира Пейрутон подает в отставку, причем направляет ее де Голлю, хотя тот и не пользуется еще официальной властью. Де Голль дает отставку, но взбешенный Жиро назначает префектом полиции адмирала Мюзелье, у которого старые счеты с де Голлем. В город вызываются войска, все важные пункты заняты жандармами. Создается атмосфера военного путча, призванная оказать нажим на де Голля. Однако он спокойно ждет 3 июня, когда собирается новое заседание семерки. Принимается решение создать Французский комитет национального освобождения во главе с де Голлем и Жиро. Катру, Филипп, Массигли, Жорж и Моннэ становятся его членами. Комитет наделяется функциями временного правительства, как этого и требовал ранее де Голль. Его цель – восстановить республику и уничтожить режим Петэна. Вишистские губернаторы должны уйти в отставку.

Итак, де Голль добился принятия своих важнейших требований, хотя Жиро является таким же председателем, как и де Голль. Но его позиции резко подорваны. Жан Моннэ поддерживает де Голля и трех его сторонников, на стороне Жиро только генерал Жорж. Теперь в комитете соотношение голосов пять и два в пользу де Голля. Что же произошло? Почему Жиро потерял свои важнейшие позиции? Почему Жан Моннэ фактически перешел к де Голлю?

Дело в том, что все это происходило не изолированно от общей политической обстановки в Северной Африке. Кроме бесправного арабского населения, которого вообще ни о чем не спрашивали, здесь было много французских поселенцев, особенно в Алжире. Всего в странах Северной Африки их находилось до полутора миллионов. Но погоду делала буржуазная верхушка богатых землевладельцев, собственников промышленных, торговых, финансовых фирм, крупных чиновников колониальной администрации. Тесно связанная с буржуазией метрополии, эта политически активная и влиятельная элита придерживалась различных политических тенденций. Общим было стремление сохранить свои колониальные привилегии, связи с Францией, охранявшей их, и, конечно, предотвратить какиелибо серьезные социальные изменения. Сможет ли генерал Жиро выполнить эту задачу? Вот вопрос, волновавший в начале 1943 года североафриканскую французскую буржуазию. Опыт правительственной деятельности Жиро с его примитивным консерватизмом, игнорированием «политики» и слепым раболепием перед США оказался самым плачевным. Неопытный администратор, он сразу запутал все дела и показал неспособность эффективно защищать интересы буржуазии. Например, он затеял мобилизацию 300 тысяч человек для создания большой армии. Не говоря уже о том, что для этой массы людей не было снаряжения, мобилизация дезорганизовала и без того расстроенную экономическую жизнь. К тому же генерал Жиро носил несмываемое клеймо вишиста, не позволявшее приобрести прочное политическое влияние в обстановке неминуемого краха Виши. Его уступчивость по отношению к США сулила мало хорошего, ибо он не собирался защищать Северную Африку от американского экономического проникновения. В отличие от него, де Голль показал себя самым энергичным защитником французского колониализма. Его социальное происхождение и консервативные политические взгляды были известны. А связи с внутренним Сопротивлением могли лишь помочь ему противостоять осуществлению пылких революционных надежд рядовых участников антифашистской борьбы. Обстановка, таким образом, благоприятствовала де Голлю, а его соперник утрачивал политический кредит. Вот чем объяснялся переход на сторону де Голля такого известного представителя крупной буржуазии, как Жан Моннэ. Сразу отделаться от Жиро де Голлю мешали лишь союзники – США и Англия. Это главнее препятствие, которое надо было преодолеть. И здесь все зависело от его политического искусства, основные методы которого он разработал еще много лет назад в своей книге «На острие шпаги». Настал час, когда требовались хитрость, скрытность, умение приобрести престиж и сохранить власть, без чего, как писал некогда де Голль, немыслимо существование человека действия…

Итак, 3 июня был учрежден «двуглавый» Французский комитет национального освобождения, в котором де Голль, формально занимая такой же пост, как и Жиро, получил фактически преимущественное положение. В заключение заседания генерал де Голль проникся такой симпатией к своему сопернику, что, как он вспоминает в мемуарах, «ото всей души обнял генерала Жиро». «Дружба» двух генералов настолько встревожила союзников, что они решили вмешаться. Оказывается, Черчилль и Иден тайно прибыли в Алжир и жили здесь на «нелегальном» положении. Британский премьер пригласил де Голля и откровенно заявил, что он прибыл для того, чтобы принять меры, «если бы произошла какаянибудь встряска, ну, скажем, если бы вы вдруг взяли да проглотили Жиро». После этой встречи генерал де Голль решил, что операцию по устранению Жиро надо ускорить, чтобы не дать союзникам вмешаться…

На заседании комитета семи 5 июня речь шла о том, чтобы доизбрать остальных членов и распределить функции. Каждый из двух председателей предлагал свои кандидатуры. Де Голль, естественно, ввел в комитет испытанных деголлевцев, а Жиро, положившись на советы Жана Моннэ, выдвинул людей, которых он и в глаза не видел. В результате двое из них – Кув де Мюрвиль и Рене Мейер – оказались сторонниками де Голля. Он так подвел итог этого заседания: «Твердо зная, что большинство готово меня поддержать, я решил начать второй тур игры. Но прежде чем бросить кости, я их хорошенько встряхнул».

8 июня де Голль потребовал на новом заседании поручить Жиро лишь инспектирование войск под контролем комитета, что означало требование либо подчиниться, либо удалиться. Однако остальные члены комитета еще не решались убрать «главнокомандующего». Тогда де Голль заявил, что он не может больше участвовать в работе комитета, который ничего не в состоянии решить. Он уединился на своей вилле «Глициния», где и провел шесть дней. Но эти дни прошли отнюдь не без пользы. Вопервых, за это время должны были прибыть из Лондона новые члены комитета, присутствие которых обеспечило бы де Голля прочным большинством. Кроме того, генерала Жиро подвергли обработке представители французского военного командования, влиятельные деятели местных буржуазных кругов, послушная им печать. Генерал Жиро уже совсем перестал понимать, кого же ему слушать. Дело в том, что американцы настаивали, чтобы он ни в коем случае не отказывался от поста одного из председателей комитета, что его уход ставит под угрозу осуществление крупных союзнических операций. Как раз в это время американский государственный секретарь Хэлл говорил, что «де Голлю американцы и англичане не доверяют. Переход власти к де Голлю означал бы с военной точки зрения большую угрозу коммуникационным линиям в Северной Африке, растянувшимся на 1400 миль… Американцы не хотят иметь в своем тылу чужих генералов». Президент Рузвельт писал Черчиллю в июне о де Голле, что настал момент «порвать с этой личностью, которая вредит военным усилиям союзников».

Поэтому когда де Голль, дождавшись приезда новых членов комитета, прервал свой бойкот и созвал заседание, теперь уже 14 комиссаров, Жиро снова решительно воспротивился смещению его с поста председателя и командующего французской армией. 19 июня де Голля пригласил генерал Эйзенхауэр и заявил ему, что Жиро должен остаться на месте, иначе США прекратят поставки оружия французам.

Де Голль как будто уступил, и теперь Жиро командовал французскими войсками в Северной Африке, а де Голль – всеми остальными. Но решение принципиальных вопросов находилось уже в ведении Комитета национального освобождения, в котором у де Голля было надежное большинство. 2 июля Жиро отбыл в Соединенные Штаты для переговоров о поставках американского оружия. Все 23 дня его отсутствия де Голль использовал для укрепления своей власти. Он создал эффективный аппарат, укомплектованный, конечно, голлистами. Национальный комитет работал четко, безоговорочно подчиняясь де Голлю. «Как ни разнообразны были мнения, последнее слово всегда оставалось за мной», – вспоминал де Голль.

А работа по устранению Жиро не прекращалась ни на минуту. Чтобы опровергнуть обвинения в диктаторских намерениях, де Голль торжественно заявил, что он будет представлять Францию только до окончания войны, а затем откажется от претензий на власть и не «будет выставлять своей кандидатуры». 14 июля по случаю национального праздника в Алжире организуется грандиозная манифестация. Толпа горячо приветствует де Голля. «Буря чувств, – писал он, – наглядно свидетельствовала об окончательном крушении всяческих интриг, которые в течение долгого времени коекто плел вокруг меня». Вдохновитель этих интриг Роберт Мэрфи находился рядом с де Голлем на трибуне, и генерал, вспомнив его заявление в январе во время переговоров в Анфе, сказал американскому дипломату; «Это те самые десять процентов «голлистов» по вашему алжирскому счету».

31 июля председательствование Комитетом национального освобождения передали одному де Голлю. Жиро некоторое время, правда, еше подписывал вместе с ним ордонансы, но это стало простой формальностью, а в ноябре Жиро вообще был выведен из комитета. Ровно два месяца потребовалось де Голлю, чтобы преодолеть сопротивление США и удалить Жиро, взяв в свои руки всю власть. Как замечает де Голль, «общее дело от этого только выиграло».

26 августа последовало официальное признание Французского комитета национального освобождения, хозяином которого уже стал де Голль, правительствами великих держав. Правда, формулы признания резко отличались. США считали комитет лишь «органом, управляющим теми французскими заморскими территориями, которые признают его власть». Великобритания пошла чутьчуть дальше, ибо называла комитет «органом, способным обеспечить руководство французскими усилиями в войне». Что касается Советского Союза, то, как писал де Голль, «Москва проявила настоящую широту». СССР признал комитет в качестве представителя «государственных интересов Французской республики» и единственного «руководителя всех французских патриотов». Всего комитет признали тогда 26 государств.

Но поскольку формулы признания Французского комитета национального освобождения Соединенными Штатами и Англией были очень расплывчатыми, борьба де Голля за место Франции продолжалась. Он добивается отправки в Италию французского экспедиционного корпуса и участия в мирном урегулировании. Вскоре, по настоянию Советского Союза, французский представитель вошел в союзнический «Консультативный совет по вопросам Италии», который начал действовать в декабре. «Сражающаяся Франция» таким образом впервые выходит на дипломатическую арену. Но де Голль понимает, что от этого до признания Франции великой державой еще очень далеко. Франция не была приглашена на совещание «большой тройки» в Тегеране. Каким же образом достичь этой цели, на кого опереться? Ведь США открыто противодействовали ему. Рассчитывать можно было только на СССР. Осенью 1943 года в беседе с американским государственным секретарем Хэллом, направлявшимся в Москву через Алжир, де Голль сказал: «Мы очень рады за вас, что вы, в интересах своей страны, установите непосредственный контакт с Советской Россией. Я со своей стороны тоже предполагаю когданибудь отправиться в Москву – в интересах Франции».

Борьба за международный престиж была немыслима без внутренней опоры. После вытеснения Жиро требовалось придать Французскому комитету национального освобождения максимально представительный характер. В начале ноября де Голль изменяет его состав. Теперь в него входят 16 человек, среди которых немало представителей разных организаций Сопротивления, прибывших из захваченной врагом Франции. Среди комиссаров несколько членов парламента из тех, кто не голосовал за передачу власти Петэну. Представлены партии радикалов, социалистов, христианских демократов, правых («умеренных»). Отдельные члены комитета связаны с деловыми кругами, с банками и промышленными фирмами. Здесь есть крупные собственники, такие как Жан Моннэ или Рене Мейер. Все они несли ответственность только перед генералом де Голлем. Сам он не несет ответственности ни перед кем и осуществляет, по его более поздним признаниям, диктаторскую власть.

Среди членов комитета не оказалось представителей Французской коммунистической партии, единственной партии, не запятнавшей себя сотрудничеством с врагом и развернувшей беспримерную героическую деятельность в рядах Сопротивления. В конце августа генерал де Голль сообщил о своем желании включить коммунистов в состав комитета. Однако он сам хотел выбирать подходящие кандидатуры. Это противоречило принципам компартии, члены которой могли войти в правительство только по решению ЦК партии. По этому поводу начинаются переговоры, которые затем де Голль прервал, заявив, что они ему «надоели». Он колебался также, какие отрасли правительственной деятельности доверить коммунистам, стремясь к тому, чтобы представители компартии заняли наименее важные, чисто технические посты.

Однако в конце концов генерал де Голль реорганизовал комитет, введя в него коммунистов. Необходимо было накануне высадки десанта во Франции показать, что все антигерманские группировки и партии поддерживают его правительство, во всяком случае надо было создать такую видимость…

4 апреля 1944 года два коммуниста вошли в комитет – Франсуа Бийу в качестве государственного комиссара и Фернан Гренье в качестве комиссара по делам авиации. Таким образом, впервые со времени своего основания в 1920 году компартия участвовала в правительстве. Это вызвало удовлетворение в массах бойцов Сопротивления и способствовало росту их доверия к генералу де Голлю.

3 ноября 1943 года де Голль созывает в Алжире Временную консультативную ассамблею, некое подобие парламента. Испытывая с давних пор отвращение к парламентской демократии, он сделал все, чтобы ограничить ее права. Просто избежать создания ассамблеи он не мог, поскольку крайне нуждался в усилении представительного характера своей власти. Ассамблея должна была выработать рекомендации Комитету национального освобождения по вопросам ликвидации режима Виши и замены его новым государственным строем, выдвинуть проекты политических и социальных реформ, высказать свое мнение о формах помощи Сопротивлению, о внешнеполитических делах и т. п. Эти задачи сформулировал де Голль в своей речи в день торжественного открытия ассамблеи. Он изложил также свои политические планы, правда, в очень общей форме. Он сказал, что открытие ассамблеи «знаменует собой первый шаг по пути к возрождению французских представительных органов». Де Голль торжественно признал великую роль внутреннего Сопротивления, отметив, что оно «стало главным способом противодействия врагу».

Де Голль присутствовал примерно на 20 из 50 заседаний ассамблеи в Алжире, выступал с общими докладами или в прениях. И всегда он старался не поднимать острых вопросов, не возбуждать противоречий, всячески подчеркивая свою общность с Сопротивлением, превознося дух национального единства. Такой тон был естественным проявлением его стремления получить поддержку ассамблеи. Он нуждался в новых доказательствах того, что за ним идет Франция. И он это получил. Ассамблея одобрила его позицию в отношении союзников. Она признала тот факт, что возглавляемый де Голлем Комитет национального освобождения – это правительство Франции.

Все тогда испытывали естественное стремление к единству, и это смягчало противоречия и затушевывало разногласия. А их хватало, и проявлялись они в самых важных вопросах. Какой должна стать Франция после освобождения? Об этом очень много говорилось в алжирской ассамблее. Все считали, что режим Виши надо уничтожить. Но чем его заменить? Здесь мнения разделились. Люди традиционных буржуазных политических течений полагали, что надо просто восстановить систему Третьей республики. Предлагали даже созвать ту самую палату депутатов, которая проголосовала за Петэна. Она отменит это свое решение, и делу конец. Но представители основной массы бойцов Сопротивления мечтали о другом. Они хотели коренной демократизации республиканского строя, установления народовластия. Суверенное однопалатное Национальное собрание должно решить судьбу Франции.

«Я не разделял этих взглядов, – вспоминает де Голль. – Для предстоящего восстановления страны я, наоборот, полагал необходимым режим действия и ответственности… Надо, чтобы глава государства по самой системе его избрания, по его правам и прерогативам мог выполнять обязанности арбитра нации… Но не время было устраивать дискуссии на эту тему. Я дал излиться потоку различных теорий…»

Именно в Алжире начинает проявляться то расхождение между де Голлем и Сопротивлением по вопросу организации власти в послевоенной Франции, которое скоро, уже в Париже, превратится в зияющую пропасть. Глубоко укоренившиеся индивидуализм и аристократизм выражались у него в презрении к плебейскому народовластию. «Совещаться можно многим. Действовать надо одному» – это концентрированное выражение политической философии де Голля своим антидемократизмом решительно противоречило самой сущности Сопротивления. Между тем властвовать ему одному в той ситуации давали возможность именно действия многих самоотверженных, героических и бескорыстных бойцов Сопротивления. Представители Сопротивления в консультативной ассамблее явно не хотели, чтобы такое положение сохранилось и после освобождения. Де Голль прекрасно понял это пока довольно сдержанное настроение. «Пожалуй, среди них не нашлось бы никого, – писал он, – кто не старался придумать способ устроить так, чтобы замена Виши другим режимом не принесла торжества де Голлю».

Велико было различие между стремлениями большинства делегатов ассамблеи и намерениями де Голля и по вопросу об ответственности сообщников врага, о справедливом возмездии для предателей. Люди Сопротивления, видевшие своими глазами преступления вишистов, особенно горячо требовали их наказания. Де Голль не разделял этих стремлений, считая, что наказать надо только узкую группу высших сановников Виши, он стремился сдерживать стремление к возмездию. Это объяснялось не только социальной общностью де Голля и Петэна, совпадением многих взглядов де Голля с теориями идеолога Виши Шарля Морраса. Снисходительность к преступлениям Виши диктовалась конкретными политическими потребностями. Как раз летом 1943 года начался массовый переход вишистов на сторону де Голля. Ведь теперь он воплощал в себе ту самую социальную охранительную тенденцию, которая породила Виши. К тому же свора весьма практичных коллаборационистов хотела быть в лагере победителей. Де Голль не препятствовал этому «обращению в правильную веру»‘ многих вишистов. Иначе ему пришлось бы обновить весь военный, административный и судебный аппарат. Например, почти весь командный состав французской армии и особенно флота в сущности был вишистским. Де Голль стремился установить во Франции порядок, а все «силы порядка» служили Виши. Присоединение множества людей, которые в свое время приняли капитуляцию и «национальную революцию» Петэна, влекло за собой изменение характера голлистского движения. Из «бунтарского» при зарождении оно по мере приближения к своему торжеству превращалось в консервативное. Не удивительно, что среди буржуазии распространяются взгляды, согласно которым де Голль и Петэн якобы разными путями шли к одной цели и каждый посвоему защищал Францию.

Большинство рекомендаций консультативной ассамблеи носили довольно общий характер, поскольку выполняться они должны были в основном после освобождения Франции. Однако ее требования звучали категорически и настойчиво, когда речь заходила об оказании немедленной помощи Сопротивлению, остро нуждавшемуся в оружии. До начала 1943 года вооруженную борьбу с оккупантами вела в основном руководимая коммунистами организация «франтиреров и партизан» (ФПТФ). Но в 1943 году и другие группировки Сопротивления развернули боевые действия. Активизация внутреннего Сопротивления и создание его Национального совета были важной опорой политической деятельности генерала де Голля.

Однако к осени 1943 года дела Сопротивления начинают серьезно беспокоить его. В июне немцы арестовали командующего «тайной армией» генерала Делестрена. Вслед за ним был схвачен и погиб под пыткой, ничего не выдав председатель НСС Жан Мулен. Эти люди объединяли Сопротивление и одновременно проводили линию де Голля. После их гибели он направляет нескольких новых своих представителей, но все они один за другим попадают в лапы гестапо. Связь де Голля с Сопротивлением слабеет. Особенно тревожил его рост влияния компартии. Во главе комитета военных действий оказался коммунист Жуэнвиль. Командующим ФПТФ был также представитель компартии. В исполнительном бюро НСС решающим влиянием пользовались коммунисты.

Де Голль и раньше с подозрением относился к компартии. Его опасения особенно усилились после того, как в сентябре 1943 года силы Сопротивления освободили от врага остров Корсику. Конечно, здесь тоже боевое ядро состояло из коммунистов. Если бы они намеревались захватить власть, то легко могли сделать это. Но, будучи истинными патриотами, они думали прежде всего об освобождении родины. Коммунисты, вопреки подозрениям де Голля, не собирались ослаблять расколом общенациональную борьбу. И все же освобождение Корсики усилило предубеждения де Голля против компартии. Теперь рост Сопротивления не столько радовал, сколько тревожил его. Естественно, что ярые антикоммунисты Пасси и Сустель, занимавшиеся связями с внутренним Сопротивлением, думали больше всего не о снабжении его оружием, а о том, как бы ослабить влияние коммунистов.

В марте 1944 года де Голль попытался усилить контроль над Сопротивлением путем включения всех его боевых отрядов в так называемые Французские внутренние силы (ФФИ). Командование этими силами он поручил генералу Кенигу. Имея смутное представление о партизанской войне, генерал пытался перестроить Сопротивление по образцу регулярной армии, сливая мелкие отряды в крупные соединения. Это привело к напрасной гибели крупных сил Сопротивления на плато Глиер, а затем у Веркора. Деятельность генерала Кенига, Пасси, Сустеля все же не могла обеспечить надежного контроля над Сопротивлением, которое превратилось в самостоятельную всенародную массовую войну против оккупантов.

Де Голль был убежден (или делал вид, что убежден), что коммунисты обязательно попытаются захватить власть в момент освобождения. Эту картину он постоянно рисовал перед американцами и влиятельными французами. Конечно, компартия не собиралась отказываться от своей конечной цели, от социалистической революции. Но достижение этой цели не рассматривалось руководством компартии в качестве ближайшей практической задачи. В тех условиях это было бы просто авантюрой.

Коммунисты, как и вся Франция, в том числе и голлисты, стремились к одному – к освобождению своей страны и разгрому фашизма. Деятельность компартии полностью соответствовала национальным интересам в самом широком их понимании. Коммунисты, как и другие партии Сопротивления, присоединились к программе НСС от 15 марта 1944 года, против которой не возражал и сам де Голль, хотя некоторые ее пункты вовсе не устраивали его, как, впрочем, и компартию, правда, это были разные пункты. Программа Национального совета Сопротивления предусматривала создание правительства во главе с де Голлем, обновление и демократизацию буржуазной республики, ограничение всевластия крупных монополий, разные социальные реформы. Она многим напоминала программу Народного фронта. Коммунисты совершенно искренне присоединились к ней, не думая ни о каких заговорах, в чем их обвинял де Голль. Очень сомнительно, чтобы в глубине души он верил в такую опасность.

Если кто и готовился взять власть в освобожденном Париже и во всей Франции, то это был, конечно, сам генерал де Голль. На протяжении многих месяцев в глубокой тайне готовил он план своего воцарения. Де Голль пишет в мемуарах о своей мечте, когда он «в озарении победы вдруг появится в Париже». И при этом действительным его соперником была не компартия, а правительство США. Конечно, он опасался влияния коммунистов, но в основном «угроза» коммунистического переворота была для него средством давления на союзников. Рузвельт попрежиему и слышать не хотел о признании ФКНО в качестве правительства Франции. Более того, американцы собирались установить впредь до проведения выборов власть «союзного военного правительства» (АМГОТ). Де Голль решил любой ценой опередить своих союзников. Он заранее назначил 17 региональных комиссаров, наделенных чрезвычайными полномочиями, генеральных секретарей министерств, префектов департаментов. Эти люди должны были заблаговременно прибыть нелегально в еще оккупированную Францию и ждать прихода союзных войск. В самый момент их вступления они занимают свои посты. Де Голль писал, что каждый из них «должен был держаться наготове, чтобы появиться на месте как бы из дыма сражения».

Но де Голль не знал основного: когда же начнется сражение. Несомненно, что второй фронт должен вотвот открыться. Главное, что свидетельствует об этом, – победоносное продвижение Советской Армии. Ясно, что Советский Союз может и без помощи союзников разгромить Гитлера. Так что теперьто им придется действовать. Но США и Англия тщательно скрывают от де Голля дату операции, точное место высадки и другие важные детали. Правда, 30 декабря Эйзенхауэр явился к де Голлю. Главнокомандующий союзников выразил сожаление по поводу прошлых размолвок, дал понять, что операция близка. Де Голль настоятельно просит его переправить в Англию одну французскую дивизию и высадить ее затем во Франции, ибо он не может прибыть в Париж без своих войск… Эйзенхауэр обещал ему это и заявил, что сам он лично не будет признавать во Франции никакой другой власти, кроме власти де Голля. Эта беседа обрадовала де Голля, но никаких изменений в политике Рузвельта не последовало. Напротив, все свидетельствовало, что в Белом доме попрежнему не хотят признавать де Голля.