Текст книги "Самое счастливое утро"

Секрет

В ней было что-то необычайное, такая жизнерадостность, открытость светилась в её глазах, что я буквально обжёгся об их сияние… Весь её облик проник мне в душу мгновенно: девушка в цветущем возрасте, лет двадцати пяти – двадцати семи, с лицом, на котором выделялись серые глаза и широкие, удивленно изогнутые брови. А еще синяя блузка с тёмными обтягивающими джинсами, чуть приоткрывающими ступни в туфельках на шпильках… Улыбка её казалась такой родной и теплой, что у меня оттаяла душа, и я неожиданно для себя произнёс:

– Когда я вижу вас, мне хочется жить.

Я глядел ей прямо в глаза, но она, вспыхнув, не отвела взгляд:

– Приходите… приходите еще к нам, будем рады.

– Вы работаете без выходных? – Я торопился узнать всё и сразу.

– Нет, с понедельника до пятницы, с девяти утра.

– Тогда буду на днях, у меня для вас есть подарок.

– Да-а? – Она смутилась, но не смогла сдержать любопытства. – А какой?

– Это пока секрет… Какие у вас, однако, длинные ресницы.

В её взоре промелькнула счастливая искорка, но она быстро взяла себя в руки:

– Спасибо.

– Вы мне сразу понравились.

– Вы мне тоже, – неожиданно просто и честно ответила она, как ребёнок отвечает взрослым.

Через день я принёс ей свои книги. Я спешил, но успел взять у нее обещание прочитать их внимательно:

– В них моя душа.

Неделю спустя мы сидели в кафе напротив, и она, притихшая, говорила слова, которые не забыть уже никогда, до последнего дня:

– Я читала и видела вас таким, каким вы были у нас в первый раз… Я знала, что вы такой.

– Какой же?

– Такой… Настоящий. Я верю вам… А мне вы верите?

– Как себе.

– Вот и я так же… – Она вдруг покрылась румянцем, опустила ресницы, так волнующие меня.

Мы гуляли вдоль реки, в парке с заброшенными детскими аттракционами, и я собрал букет из жёлтых и красных осенних листьев:

– Это вам.

– Спасибо. – Голос её дрогнул, наши лица сблизились, и я произнес банальную фразу, чтобы скрыть свою неловкость:

– Расскажите о себе.

Она медленно и грустно листала страницы недолгой своей жизни, а я, почти не вникая в детали – в России грустна любая судьба, – старался запомнить её образ, зная, что все это может исчезнуть так же быстро, как и появилось…

Мы не могли быть просто друзьями, – слишком нежными оказались чувства. И не могли быть вместе, – мы не были свободны. У нас не было будущего, но мы стремились встретиться ещё и ещё, – хотя бы на день-другой продлить это нежданное счастье.

Мы были слишком честны друг перед другом и не могли «сжечь за собой мосты». Нам пришлось расстаться, и было не важно, кто сделал этот шаг первым.

С тех пор прошло много лет, но я и доныне не знаю, почему всё это было в моей жизни, и для чего вспыхнули и погасли эти звездные ресницы?.. Только я и сегодня храню их свет в своём сердце.

Судьба

Областная делегация подъехала к зданию Российской государственной библиотеки. Наш автобус еле-еле протиснулся в её ворота с Воздвиженки, едва не задев возмущенно гудящие иномарки, и остановился во дворике с клумбой, присыпанной тонким пухом оттепельного снега.

Мы впервые оказались в чреве «Ленинки», запутанной в своих коридорах до такой степени, что гостей пришлось чуть ли не за руку вести по лестницам среди стеллажей, заполненных чёрными и коричневыми книгами. Деревянные перила лестниц, старинный паркет и зелёные ковры, приглушавшие звуки шагов, словно перенесли нас во времена основательной и богатой сталинской архитектуры. Усилили это впечатление и розовые, с серыми прожилками, мраморные колонны, подпиравшие высокий потолок конференц-зала.

И этот запах, неповторимый библиотечный запах!.. Кто побывал здесь хотя бы раз, навсегда запомнит дух, исходящий от многомиллионных страниц прошедших эпох.

Библиотеки чем-то похожи на кладбища… Металлические полки с надписями «Политпросвещение», «Марксизм-Ленинизм», «Политэкономия», вроде бы, подтверждали эту мысль, но… не торопись, бренный человек: кто знает, может, пригодятся ещё эти кладовые.

До события, повсеместно называемого презентацией, оставались целых три часа, и нас отправили в столовую, нисколько не изменившуюся с того дня, когда я в первый раз открыл массивные двери главной в своей жизни библиотеки. Тридцать лет назад я так же боялся поскользнуться на уходящих в подвал ступенях, отполированных ногами учёных мужей, так же стоял в очереди, выбирая еду подешевле… И столики те же, и подносы, и нетерпеливая женщина-кассир по-прежнему грозно сидит на своём непреходящем возвышении.

На втором этаже каталогов уже нет, но неизменные читальные залы с деревянными стульями ждут теперь уже редких посетителей…

Кажется, ещё вчера я искал твою причёску в главном читальном зале… Как сейчас вижу: светлые волосы, озорной взгляд из-под ресниц, девичья открытость будущему счастью… Как же я хотел рассказать всё о твоей душе, бесценней которой тогда для меня не было ничего! Когда ты, воздушная и нежная, вставала из-за стола и, прижав к маленькой груди стопку книг, шла в коротком голубом платье по длинному ковру, всё моё существо таяло…

Мы бродили по зимним столичным улицам, о чём-то бесконечно говорили, а я тайком любовался тобой. Однажды ты явилась в библиотеку в новой белоснежной дублёнке, похожей на те, в которых ходят снегурочки, и я с невольной ревностью заметил, какими взглядами провожают тебя юноши и мужчины…

Помню холодный московский вечер… Мы спаслись от мороза в метро «Кропоткинская», и ты, прислонясь спиной к колонне, ждала, как сейчас понимаю, поцелуя, играя глазами и мысленно вопрошая: «Ну, что же ты?..»

Я так и не решился поцеловать тебя тогда, так и не смог переступить через восхищение и преклонение пред тобой. И сейчас, в глубине времени, бесконечно жалею об этом.

Никакие знания не перевесят опыт жизни, никакие успехи не заменят того мига, когда золотые искорки вспыхивают в глазах той самой единственной, всем сердцем желанной и неуловимой…

Прости за это, судьба. Поступи я тогда по-иному, жизнь повернула бы в другую сторону. А может, всё повторилось бы так, как задумано не нами, а Тем, кто ведает будущим… Всё равно, прости.

Хотя забыть тот небесный зал, и то видение в голубом платье я не смогу даже за пределом, после которого наступит вечность.

У Чёрного моря

Самое счастливое утро

…В то лето я демобилизовался, вернувшись из армии в московскую родительскую квартиру, и был свободен, здоров и счастлив, как может быть счастлив только двадцатилетний юноша, перед которым открыты все пути, а жизнь кажется бесконечной. Я волен был наслаждаться свободой целых два месяца – работа могла подождать, и мать отправила меня отдохнуть к бабушке, жившей на Черноморском побережье, в Дагомысе.

У бабушки был свой одноэтажный каменный дом, старенький, но крепкий, утопающий в зарослях диковинных пальм, инжирных деревьев и винограда. Три комнаты она сдавала отдыхающим, а сама ночевала на веранде, служившей в сезон еще и кухней. Неподалеку находилась маленькая деревянная дачка, в которой я и поселился.

Буквально через день к пенсионерке нагрянули наши дальние родственники из Калининграда, – из тех, кого называют «седьмая вода на киселе». Бабушка была не слишком довольна их приезду, хотя в двух комнатках, освободившихся от покинувших уютный дом предыдущих постояльцев, их уже ждали чистые постели. Родственники ее успокоили, категорически не согласившись жить бесплатно.

Семья эта была своеобразной: ее глава, коренастый и начинающий лысеть матрос дальнего плавания, несмотря на свой мужественный вид, никаким «главой» не был – им управляла жена, служившая официанткой в одном из ресторанов портового города. Настоящая природная блондинка, она могла вить из своего суженого морские узлы, чем и занималась в редкие месяцы его посещений.

Единственным ребенком в этой семье была любимица, десятилетняя дочка Оксана, хотя называли ее по-разному: то Оксанкой, то Ксанкой.

Ксанка пошла в мать: такая же красавица с льняными волосами и точеной фигуркой, только нравом спокойней и серьезней. Ее серо-голубые глаза с поволокой под пушистыми черными ресницами были очаровательны, высокий лоб с убранными назад волосами, скрученными в «дулечку» и упрятанными в мелкую сетку, как у юных балерин, делал ее лицо одухотворенным и ясным. Светлый короткий сарафанчик почти полностью открывал ее стройные ножки, обутые в белые «мыльницы»…

Меня она поразила совершенно взрослым взглядом на вещи, неожиданным для ребенка; мы могли беседовать часами, взаимно наслаждаясь общением. Ее мать, заметив, как мы сдружились, сама определила мое место в наших отношениях:

– Оставляю Ксанку под твою опеку, смотри, не влюбись! – и стала пропадать с мужем в ресторанах и затяжных экскурсиях.

Я рассказывал девочке о своей жизни, смешил воспоминаниями об армии, дарил ракушки, за которыми нырял у морского берега, пугал схваченными со дна пятнистыми крабами, в общем, развлекал, как мог, любуясь ее красотой и польщенный вниманием – так, как слушала она, уже никто потом не мог слушать.

Эта девочка-женщина хлынула в мою жизнь нежданной радостной волной, без нее я начинал скучать и тосковать, ожидая возвращения Ксанки со сладким нетерпением.

Перед сном, лежа на почти каменном матрасе деревянного топчана в прогретой за день душной дачке, я размышлял о своих чувствах. Упаси Бог, в них не было страсти и желания – разница в возрасте сказывалась, да и какой-то невидимый предохранитель внутри препятствовал телесному зову, однако душа моя стремилась к ней неумолимо, и признаюсь, дальние мысли о будущем браке посещали меня. Я, не желая того, выстраивал свою предполагаемую судьбу именно с ней, но в ужасе отказывался от стремления видеть ее своей будущей невестой – каких-нибудь восемь-десять лет казались мне пропастью, собственное далекое тридцатилетие – старостью, и я гнал от себя эту картину, холодея от преступной, как я думал, фантазии.

Однажды на пляже, где мы поджаривались всей дружной компанией, я не выдержал и восхитился Ксанкой, не стесняясь родителей:

– Из-за тебя совсем скоро будут сходить с ума, бросать, не раздумывая, к твоим ногам честь и совесть, стреляться – вот что может настоящая красота!

– Ого, вот это комплимент! – ее мать даже приподнялась с гальки и села, с удивлением глядя на меня.

Ксанка вспыхнула, как маков цвет, зарделась и стала грациозно, но все же по-детски танцевать на крохотной песчаной пляжной проплешине – то ли от радости, то ли от смущения.

На следующий день она явилась ко мне в дачку рано-рано и стала весело щебетать, одновременно показывая, как легко обращается с обручем, и – даю голову на отсечение – я видел в ее глазах отражение моего восхищенного взгляда! Более того, она, казалось, купалась в нем, желала его и знала, что во мне происходит!

За завтраком я случайно услышал материнский голос, звучавший неподалеку: «Представляете, Ксанка сегодня встала ни свет, ни заря и заявила: «Мама, я соскучилась, пойду его проведать, он уже не спит!» Каково?»

Не знаю, девочка была тому виной, или ее мать, благодарная за нежность и заботу о дочери, но родственники в один прекрасный и солнечный день решили сделать мне подарок – купить модную одежду в специальном «закрытом» магазине для мореходов.

Магазин находился в Туапсе, мы поехали туда на электричке, и всю дорогу уже Ксанка развлекала нас, но больше меня, своей потешной речью и пением, – голос у нее был просто замечательный. Но иногда она обрывала песню и задавала мне очередной серьезный вопрос, на который, при всем желании, трудно, либо невозможно было ответить. Тогда она сидела задумчиво, глядя в себя, но возраст брал свое, и девочка снова становилась веселой и беспечной.

В магазине, который стоял прямо в морском порту, среди причальных сооружений и прижавшихся к ним пузатых танкеров, Ксанка вместе с мамой долго подбирала мне обновку – мы с ее отцом изнывали, ожидая, когда же кончится эта женская канитель с бесконечными разговорами и примерками. Маленькая хозяйка чуть ли не в свои руки взяла этот трудоемкий процесс – именно за ней было последнее слово в примерочной.

Наконец я был одет и обут согласно веяниям тогдашней моды: были приобретены тонкие и узкие вельветовые коричневые джинсы в обтяжку, кроссовки такого же цвета и «космическая» золотистая куртка, блиставшая на мне так, словно я только что прилетел на Землю из созвездия Кассиопеи.

На обратном пути моя Ксанка смотрела на «дядю» гордым и теплым взглядом – совсем как женщина на своего мужчину.

Три недели отпуска закончились для родственников быстро, но быстрее всего для меня. С вечера были собраны вещи, бабушка договорилась с соседом-армянином, владельцем новой коричневой «копейки», о поездке в Адлер, в аэропорт; я вызвался проводить их до аэровокзала.

Моя маленькая родственница крепко спала, когда все мы встали, включив свет только на веранде – за окнами еще чернела ночь. Мать стала надевать на Ксанку платье и босоножки, словно на куклу, поворачивая руки и ноги полусонной дочери в нужном направлении. Через мгновение она шепнула мне:

– Бери ее на руки, видишь, она спит на ходу!

Мы расселись в «Жигулях» каждый на своем месте: отец Ксанки рядом с водителем, мать на заднем сиденье, а я примостился тут же сбоку, держа на коленях снова заснувшую и сопевшую девчонку, родней которой в то раннее утро для меня не было никого.

Шофер наш оказался лихачом, он рванул с места и помчался по асфальтовой ленте дороги с такой энергией, что свет автомобильных фар скользил по деревьям в лихорадочной спешке.

Ксанка мирно посапывала, доверчиво обняв меня за шею, а я сидел как памятник, стараясь не шелохнуться, не потревожить неловким движением ее ровного сна. Я поддерживал ее спину и ноги в белых носочках и маленьких босоножках и желал только одного: чтобы путь наш к Адлеру продолжался как можно дольше.

Водитель гнал машину по пустынной извилистой дороге, Мамайскому спуску и последующему подъему почти с одинаковой бешеной скоростью, нас прижимало к дверям на лесных поворотах с такой силой, словно мы двигались не в «Жигулях», а летели в кабине реактивного истребителя.

Центральный Сочи еще спал, когда мы въехали на эстакаду его верхнего пути и понеслись по Виноградной улице, обозревая с немыслимой высоты многоэтажные дома Донского микрорайона. Крыши и стены домов уже окрашивались в золотисто-розовый цвет восходящего солнца, окна поблескивали, фиолетовые оттенки за вершинами гор исчезали и сменялись торжествующей небесной синью.

Ксанка перестала сопеть и еще сильнее прижалась ко мне, ее веки и ресницы подрагивали. В эти минуты я испытал необыкновенное чувство полета, моя душа летела в надмирной высоте, а сам я оберегал нежное маленькое тельце девочки так, как будто она была мне сразу и дочерью, и сестрой, и будущей возлюбленной. До самого Адлера я уже не жил, а существовал в каком-то ином измерении, где не было страха, горя, слез и страданий, а был только необычайный свет бесконечного и трепетного счастья. В те мгновения я единственный раз в жизни заглянул в приоткрытые двери рая…

В здании аэровокзала шуршал людской муравейник, по мелодичному сигналу следовали объявления о регистрации рейсов, кругом стояли чемоданы и сумки, мужчины их охраняли, а их вечно беспокойные половинки ходили кругами и глазели на витрины сувенирных киосков, мучительно соображая, все ли куплено в дальнюю дорогу. За стеклянными дрожащими окнами грохотали взлетающие самолеты, рев двигателей удалялся, и снова мягкий женский голос напоминал о посадке.

Нас закружила толпа и спешка неотложных дел, и наконец, подошла наша очередь. Надо было расставаться, но, Боже мой, как же я этого не хотел! Я нагнулся, чтобы обнять Ксанку, но она опередила и бросилась на шею сама, отчаянно меня поцеловав. В ее глазах стояли безмолвные слезы.

Самолет давно улетел, а я все стоял посреди огромного зала и чувствовал на губах отпечаток ее прощального поцелуя. Моя душа плакала, как будто от нее оторвали самое дорогое…

Никогда потом я не ощутил подобного взлета чувств. В них воскресли забытые однажды безмятежность и беспечность, удивительная сладость и покой, а еще безмерность, неподвластная человеческому разуму, но открытая любящему сердцу.

Что же это было?..

Жульё у моря

У нас с женой оказались на руках свободные деньги. Я продал хорошую машину, и вместе с отложенными на черный день получилась цифра, на которую можно было купить что-то весьма существенное, но что?

Все необходимое было уже приобретено, а сумма жгла руки, обесцениваясь, если верить телевизору, ежедневно и ежечасно.

В голову ничего не приходило, и я от нечего делать решил побродить по родным просторам компьютерной сети. Набрел на сайт «Недвижимость» и оторопел: там предлагались бесчисленные студии и квартиры ни где-нибудь, а в самом центре Сочи, и дешевле, чем в нашем северном городке! Рекламные баннеры зазывали: «Ищете недвижимость в Сочи? Слишком много информации? Сомневаетесь в выборе? – Звоните нам!»

Еще раз все перечитав и перепроверив, я восторжествовал: вот она, мечта, совсем рядом! Как говорится, «жизнь дается один раз, и прожить ее надо в Сочи!»

Получив благословение от супруги, я рванул в главный курорт страны и, купив в газетном киоске справочник, стал выбирать жилье в новостройках. Объявлений было так много, что разбегались глаза, – разобраться мог, пожалуй, только специалист. Пришлось звонить в риэлтерское агентство «Аксона» – его логотипами рекламная книжка была разукрашена вдоль и поперек.

Сотрудник откликнулся мгновенно и поставленной бодрой скороговоркой отрапортовал:

– Здравствуйте, с вами говорит Артем, риэлтор агентства «Аксона». Чем могу быть полезен?

– М-м-м. Мне бы хотелось подобрать небольшую студию или квартиру в центре Сочи на… я назвал заветную сумму.

В сотовом телефоне повисла пауза, затем Артем вздохнул и заметно упавшим голосом произнес:

– Могу предложить студии в районе Мацесты.

Что ж, Мацеста… Это тоже звучит гордо.

– Согласен посмотреть. Где мы встретимся?

– У Старой Мацесты. Как приедете, позвоните.

Легко сказать: позвоните! И где эта Старая Мацеста? Значит, есть еще и новая?

Методом «расспроса и переспроса» удалось выяснить, где эта местность находится, и каким автобусом туда можно добраться. Через сорок минут я оказался на конечной остановке среди развесистых ветвей, мусорных баков и пристроившейся к ним забегаловки с вывеской: «Шашлычок под коньячок».

На мой звонок Артем отозвался не сразу, попросил перезвонить позже. Я в полном одиночестве сидел на старой скамейке у таблички с расписанием, установленной на трубе, опорой которой служил массивный диск от отслужившего свое грузовика. Солнце палило нестерпимо. Через пять минут я зарылся в зарослях, вдыхая ароматы ветвей и бытовых отходов.

Повторный звонок достиг цели: риелтор попросил спуститься с горы к посту дорожной полиции, где он будет ждать меня в машине «Тойота» серого цвета.

«Это недалеко», – уточнил он.

Я стал широким шагом возвращаться назад по уже покоренному автобусом маршруту. Асфальтовые повороты сменяли друг друга, а полицейской будки все не было. Я стал терять терпение, но у самого подножья горы увидел, наконец, и полицейскую проходную, и серую японскую легковушку. Открыв дверь, я плюхнулся на заднее сиденье. Юноша, протянувший розовую ладонь для рукопожатия, оказался типичным представителем поколения мерчандайзеров, брокеров, менеджеров и подобных им риэлторов: в бежевых джинсах, белой рубашке, блестящих очках и в ауре самодовольства, как будто он не зарабатывал деньги, а делал одолжение. Хотя, наверное, мои дензнаки были не столь велики, чтобы вызвать подобострастие:

– Сейчас мы поедем к только что сданному дому, там есть студия в два раза больше, чем вы просили, двухуровневая за те же деньги. Думаю, это то, что вам нужно.

Я кивнул, и мы тронулись по ровной дороге в противоположную сторону от моря. В окне пробегали какие-то лачуги, среди них торчали многоэтажки, затем жилой район исчез, пошли густые зеленые кавказские леса, и через 15 минут мы припарковались у шестиэтажного дома посреди поселка, главной достопримечательностью которого был магазин «Магнит» на другой стороне трассы.

Пока мы поднимались на шестой этаж, я осматривал новостройку изнутри: все было каким-то сиротским, недостроенным, заляпанным краской. Лифт, к моему неудовольствию, отсутствовал, и когда мы вошли в пустую и неоштукатуренную студию причудливой формы, дышать стало тяжело, тем более что в крохотном помещении было жарко, как в сауне.

– А где же второй уровень? – удивился я, разглядев потолок из полиэтилена, подбитый деревянными необструганными досками.

– Там, наверху.

– А как туда попасть?

– Можно пробить отверстие и поставить лестницу.

Меня такой ответ не устроил:

– Как же мне посмотреть верхнюю часть?

Риэлтор, дрогнув, ответил:

– Можно попросить соседа.

Сорокалетний с виду сосед с красным перекошенным лицом как раз устанавливал железную дверь, напружинившись всем телом. Дождавшись конца этого действа, мы попросились к нему.

– Пожалуйста! – с усталой злостью он раскрыл скрипящую дверь, и мы втроем вошли в такую же студию, больше похожую на духовой шкаф.

– А почему так жарко? – спросил я.

– Дерево… Проклятый Сочи! Сто раз пожалел, что переехал сюда из Ставрополя. Здесь глушь, а цены в два раза выше. Надо было сидеть на попе ровно!

– Зато у моря, – неуверенно возразил риэлтор Артем.

– А где оно, это море? Дурак я, дурак! – возмущался и причитал сосед.

Я забрался по узкой самодельной лестнице на «второй уровень» – им оказался обыкновенный чердак с железной крышей и деревянными опорами. Верхнюю «студию» придется еще и отгораживать!

– Понятно, – сказал я таким тоном, спускаясь сверху, что Артем все сообразил, и мы почти побежали по лестнице к выходу.

Там нас встретила длинноногая девушка лет тридцати с выразительными и цепкими темными глазами – я сразу понял, что это еще один специалист по недвижимости.

– Ну как, вам понравилась квартира? – спросила она и взглянула на меня оценивающе.

– Нет.

– Почему?

– Нет лифта, да и вообще…

– А что вы хотите приобрести, и на какую сумму?

Я стал уныло перечислять приметы, оказавшиеся, вероятно, только мечтой.

– Вам нужна студия в центре? – оживилась девица.

– Да.

– Я знаю такую, на Донской улице, со статусом «квартира», это то, что вам нужно! – объявила она.

Мы все сели уже в другую машину, и я, разглядывая по дороге диковинные объездные туннели с ожерельями ламп и медленно вращающимися лопастями огромных вентиляторов, размышлял о нелегком пути к заветным квадратным метрам.

Мы взобрались на очередную гору и остановились около строящейся десятиэтажки. На стройплощадке работа кипела: подъезжали бетономешалки и бетононасосы, в пустых глазницах будущих окон шныряли гастарбайтеры в касках, стучали и гремели механизмы, взвивалась и оседала пыль.

Студия, и впрямь, оказалась почти полным воплощением моей мечты: 16-метровая, на первом этаже, с высоченным потолком, и главное, поразительно дешевая. Портил впечатление только вид из окна: склон, до которого можно было дотянуться рукой.

«Ничего, разобьем здесь клумбу и будем предаваться релаксации», – подумал я и, еле сдерживая радость, стал кивать головой, подтверждая согласие на сделку.

– Это последняя непроданная квартира в доме, – объяснила довольная риэлторша, – вам ее забронировать, под денежный залог?

Я согласился и на бронь, и на предварительный договор, и на все, что предлагали, – в моем воображении недостроенная коробка уже превращалась в уютное семейное гнездышко. Тут я вспомнил о супруге и встрепенулся:

– А если студия вдруг не понравится моей жене?

– Мы учтем это в предварительном договоре. Когда она приезжает?

– Через десять дней.

– Вот тогда и оформим все окончательно.

Я не заметил дороги в агентство недвижимости, так был взволнован.

Агентство находилось в самом престижном месте города, в торговой галерее. Называлось оно «Карат», и по богатству, действительно, могло соперничать с ювелирной фирмой: мраморные лестницы с золочеными перилами, широкие стеклянные двери, просторный холл с белой кожаной мебелью, приветливые молодые сотрудницы в одинаковой форме, дорогие низкие столики, на которых веером лежали буклеты и даже журнал «Карат» с подмигивающей Шараповой на обложке. «Выбирай, не скупись!» – улыбчиво подбадривала теннисистка.

У меня взяли паспорт и попросили несколько минут подождать. Риэлторы Артем и Елена, – так звали черноглазую, – охраняли клиента, сидя с двух сторон в таких же мягких креслах.

Через десять минут у меня в руках уже был текст договора. Быстро пробежав глазами несколько печатных страниц с мелким шрифтом, я проверил свои данные, потом паспортные регалии продавца. К моему удивлению, продавцов оказалось трое: житель Дагестана, еще один гражданин Грузии и, по доверенности, гражданка России с грузинской фамилией…

– ???

Это для того, чтобы не платить лишние налоги, здесь все так делают, – успокоили меня Артем и Елена.

– Точно?

– Да-да, не пугайтесь, если что, у нас в штате есть свои профессиональные юристы.

Ответ впечатлил, и я со спокойной совестью поставил подпись под документом, отдав под залог несколько красных денежных купюр.

– Поздравляем, мы не сомневаемся, что вашей жене квартира понравится, – риэлторы явно были обрадованы. – Только, пожалуйста, дайте экземпляр договора, мы его сфотографируем для отчета.

Сообразив, что все прошедшие манипуляции были сделаны не за «бесплатно», я протянул свои сшитые и скрепленные печатью листы.

Я шел по торговой галерее и мысленно парил в эмпиреях: я уже почти сочинец! В пакете лежало драгоценное свидетельство успеха, и все вокруг казалось таким ярким и счастливым: и сверкающие витрины, и гуляющие отдыхающие, и даже озабоченные продавцы. Я не утерпел, достал сотовый и стал хвастаться жене, на все лады расхваливая и студию, и дом, и место, где он стоял, и предупредительных риэлторов, и достойное агентство «Карат», и все-все-все!

Жена меня поддержала, и дальнейший путь казался близким и таким же счастливым.

Но вдруг какой-то холодок тронул мое сердце – душу стали «терзать смутные сомнения»… Продавцы из Дагестана и Грузии, «свои» юристы, дешевая квартира… Я нашел свободную скамейку, сел и, наконец, прочел договор внимательно и не спеша. Так… «Покупатель обязуется в будущем купить и принять в собственность квартиру во второй половине следующего года»… Почему во второй? Они же говорили, что в первой… Дальше… «Стороны не несут ответственности за неисполнение обязательств по настоящему договору, если такое неисполнение явилось следствием непреодолимой силы, например, землетрясение, наводнение, смерч, пожар и другие стихийные бедствия, военные действия, гражданские волнения, массовые беспорядки, забастовки, запрещения, решения органов власти».. А если решения государством будут приняты?.. Сердце ухнуло вниз и заколотилось… «Помещение без внутренней отделки, с подведенными к нему электричеством, канализацией, холодной водой и газом»… Это что, трубы, батареи и котел устанавливать самому?.. Нервная судорога пробежала по телу. Я поднялся и стал ходить взад-вперед, лихорадочно соображая, что же делать.

«Свои юристы»… Нет, к ним соваться нельзя, надо искать человека со стороны. Схватив пакет, я большими шагами стал двигаться по улице, читая вывески слева и справа… «Независимое юридическое агентство»… Отлично! Проскочив несколько ступенек ввысь, я оказался на третьем этаже, у кабинета нотариуса. Постучал и вошел в простенькое помещение со столом и компьютером, у которого сидел молодой человек в темных брюках и в белой рубашке, но совсем не похожий на ровесников – в его лице просматривалось редко встречающееся сейчас деловое спокойствие.

Мы поздоровались, я достал из пакета договор и, путаясь в терминах, стал объяснять, в чем заключается мое дело.

Юрист, терпеливо выслушав дилетантскую речь, стал по абзацам проверять текст.

– Здесь нет точной даты передачи квартиры в собственность, – сказал он.

– И что это означает?

– Квартира будет построена, а документы на нее придут, если придут, через два-три года, а то и пять. Сходите или позвоните в агентство, выясните точную дату.

– Хорошо, я позвоню, – я совсем скис.

Нотариус поднял на меня все понимающие глаза:

– Вам предъявили хотя бы копии разрешения на строительство и кадастрового паспорта?

– Нет, а это важно?

– Дело в том, что в Сочи разрешение на индивидуальное жилищное строительство дается только на три этажа, а строят, кто пять, а кто и десять-двенадцать. Потом по суду все это ломают. Таких домов сейчас в городе свыше тысячи. Здесь так часто делается, много сомнительных фирм.

– А «Карат»?.. Это надежное агентство?

Молодой юрист помолчал и продолжил:

– Сходите в кадастровую палату, возьмите копии паспортов на дом и на землю, тогда и решайте.

Узнав адрес, я спросил:

– Сколько с меня?

– Нисколько. Консультации я даю совершенно бесплатно.

Потрясенный, я искренне и сильно пожал руку настоящему юристу и побежал по улице Навагинской к палате, в которой лежали ответы на мои самые больные и горячие вопросы. В окошке приняли квитанции, проверили паспорт и сообщили, что справки будут готовы через десять дней… «Как раз к приезду жены!» – поразился я.

Оставшиеся дни текли медленно, как речка за окном частной гостиницы, где я остановился. Воспоминания и размышления о происшедшем все более убеждали в том, что я влип, и влип основательно. «Квартиры точно не видать, да и залог не вернут, – мыслил я, – и что скажет жена?..» Картина скандала терзала сильнее всего остального.

Дождавшись даты, я ранним утром уже стоял у кабинета № 12-6 сочинской кадастровой палаты. Предчувствия меня не обманули: разрешение на строительство было выдано только на три этажа, а земля и вовсе оказалась под арестом! Дальнейшие мои мытарства в агентстве «Карат» лучше не описывать – и сотрудники, и реакция на отказ от договора, и даже стены, переставшие блестеть, – все уже не казалось таким цивильным, как прежде. Правда, мне удалось выцыганить залог, но с каким боем!

Жену я встретил вечером, рассказал, как все было, и мы, погоревав немного, прыгнули в море – смыть мой позор.

Когда короткий отпуск закончился, мы сели в такси и поехали в аэропорт. «Деньги пригодятся и так, все в кризис дорожает, а часть суммы отнесу в храм», – думал я, посматривая на наезжавшие по сторонам рекламные щиты.

«Сдается жилье у моря! – зазывно кричали надписи. – Покупайте жилье у моря!»

Ну-ну…