Текст книги "Нагие и мёртвые"

Хирн знает, что и это никуда не приведет его: ни Лейк Шор с его обычаями и людьми, нагонявшими на него скуку, ни строгая обстановка деловых контор, ни увиливание от попыток матери женить его, ни трансформация созидательного импульса в тоннажи товаров или деловые контракты, ни взносы на предвыборные кампании и общение с податливыми конгрессменами и сенаторами, ни пульмановские вагоны и теннисные корты, ни прилежные занятия гольфом, ни фешенебельные отели и запах виски и ковров в их номерах. Все это приносит примитивное удовлетворение, но на пути к этому он познал слишком много другого.

Снова Нью-Йорк и работа – подготовка материалов для радио, но все это временно, и он сознает это. Довольно равнодушно, без всяких высоких помыслов он участвует в кампании по сбору посылок для Англии и следит за газетными заголовками о наступлении на Москву, подумывает – не очень серьезно – о вступлении в компартию. Временами по ночам он отбрасывает одеяло и лежит в постели обнаженный, ощущая, как свежий осенний воздух, клубясь, врывается в окно, прислушивается в мрачном ожидании к вплывающим в комнату вместе с туманом звукам, доносящимся из порта.

За месяц до Пирл-Харбора он вступает в армию.

Через два года в холодные зимние сумерки Хирн стоит на палубе войскового транспорта, идущего под мостом Гоулден Гэйт в Тихий океан; он смотрит на Сан-Франциско, исчезающий вдалеке, подобно затухающим поленьям в камине. Через некоторое время он видит лишь темную длинную полоску земли, еще отделяющую воду от надвигающейся ночи. О борт плещутся холодные волны.

Итак, новый этап. В предыдущем он все наблюдал, наблюдал и разбил себе голову о стену, созданную им самим.

Он ныряет в люк и закуривает сигарету. "Есть такие слова:

«Я добиваюсь чего-то», – думает он, – они придают действию значение, которого в действительности в нем нет. Никогда толком не поймешь, что заставляет тебя добиваться чего-нибудь, а потом это становится неважным".

Где-то в Америке города, электрические огни и рекламы... Живущие в них подонки пользуются почтением и уважением.

Бесконечные интриги, дым сигар, смрад кокса, безумная тяга к непрерывному движению, что-то похожее на разворошенный муравейник. Как представить себе свою собственную смерть в этом мире мраморных склепов, кирпичных громад и раскаленных, как печи, улиц, ведущих к рыночным площадям?

Теперь все это исчезло, вода почти полностью заслонила сушу, спускалась долгая, необъятная тихоокеанская ночь. А душу охватывала тоска по исчезающей земле.

Не любовь, и не обязательно ненависть, но какое-то чувство появилось в этот момент, хотя он никак не ожидал этого.

Какая-то сила всегда зовет куда-то.

Хирн вздохнул, снова вышел на палубу к фальшборту.

Ведь и другие блестящие молодые люди, его сверстники, расшибали голову, колотя ею об устои до тех пор, пока не лишались сил, а устои продолжали стоять.

Люди, исторгнутые из развороченного чрева Америки.

12.

После ранения Минетту отправили в дивизионный сортировочный госпиталь. Это было небольшое лечебное заведение. Восемь палаток, каждая на двенадцать коек, распоиагались в два ряда на открытой площадке неподалеку от берега. Перед каждой из них была сооружена стенка высотой чуть более метра из мешков с песком. Так выглядела территория госпиталя, если не считать еще нескольких сосредоточенных в углу палаток, где размещалась полевая кухня, жили врачи и обслуживающий персонал.

В госпитале всегда было тихо. Во второй половине дня наступала ужасная духота, в палатках становилось невыносимо жарко от палящих лучей солнца. Большинство пациентов впадали в тяжелую дремоту, бормотали что-то сквозь сон или стонали от боли. Заняться пациентам было почти нечем. Некоторые выздоравливающие играли в карты, читали журналы или отправлялись в душ, расположенный в центре территории госпиталя, где на платформе из стволов кокосовых деревьев была укреплена бочка из-под бензина, наполнявшаяся водой. Пациентов кормили три раза в день, каждое утро врач проводил осмотр.

Сначала Минетте здесь нравилось. Рана его была не более чем царапиной – получился разрыв ткани бедра длиной несколько дюймов, но пуля не застряла в теле, и кровотечение было умеренным. Уже через час после ранения Минетта мог ходить, слегка прихрамывая. В госпитале ему отвели койку, дали несколько одеял, и он, уютно устроившись в постели, дотемна читал журналы. Врач, бегло осмотрев Минетту, присыпал рану сульфидным препаратом и оставил его в покое до следующего утра. Минетта ощущал приятную слабость. Перенесенное потрясение наложило отпечаток усталости, и это отвлекало его от размышлений об испуге и боли, испытанных в момент ранения. Впервые за полтора месяца он получил возможность поспать, не боясь, что ею разбудят для заступления.в караул. Госпитальная койка казалась поистине роскошью по сравнению с жесткой постелью на земле.

Минетта проснулся бодрым, в радостном расположении духа. До прихода врача он играл в шашки с соседом по палатке. Больных было немного, и Минетта с удовольствием вспоминал о разговоре с ними предшествующим вечером. «Здесь совсем недурно», – решил Минетта. Он рассчитывал, что его продержат в госпитале около месяца, а может быть, даже эвакуируют на другой остров. Он начал убеждать себя в том, что его ранение весьма серьезно.

Однако врач, наскоро осмотрев рану и перевязав ее заново, сказал:

– Завтра можешь выписываться.

Это потрясло Минетту.

– Вы так думаете, сэр? – с показной бодростью спросил он.

При этих словах Минетта сменил положение на койке, всем своим видом показывая, как трудно ему это сделать, и добавил: – Отлично. Мне очень хочется вернуться к своим ребятам.

– Вот и хорошо. Так что не волнуйся, – ответил врач. – Завтра утром посмотрим.

Врач записал что-то в своем блокноте и направился к следующей койке. «Сукин сын, – подумал Минетта, – я ведь еле ноги передвигаю». Как бы в подтверждение этих слов он вдруг почувствовал боль в ноге и с горечью подумал: «Плевать им на тебя, на то, как ты себя чувствуешь. Им лишь бы вернуть тебя туда, где свистят пули». Минетта загрустил и остаток дня продремал. «Они даже не удосужились снять швы», – мелькнула у него мысль.

К вечеру пошел дождь, но Минетта, находясь в палатке, чувствовал себя уютно и в безопасности. «Как хорошо, что мне сегодня не идти в караул», – подумал он, прислушиваясь к ударам капель о палатку и размышляя о солдатах своего взвода, которых разбудят, заставят сбросить промокшее одеяло, отправиться в наполненный жидкой грязью пулеметный окоп и сидеть там под пронизывающим до костей ветром. «Слава богу, меня там нет», – подумал Минетта.

Но в этот момент он вспомнил, что сказал врач. Дождь ведь будет и завтра, дождь идет каждый день. Придется работать на дороге или у берега, стоять в карауле ночью, возможно, отправиться в дозор, а там мотут не ранить, а убить. Минетта подумал о том, как его ранило там, на берегу. Казалось просто невероятным, чтобы такая крошечная штучка, как пуля, могла причинить ему такую боль. Он вспомнил звуки стрельбы и жуткие ощущения, связанные с ними.

Теперь это стало казаться ему нереальным, как нереальным может иногда показаться свое лицо, если слишком долго рассматривать себя в зеркале. Минетта натянул одеяло на плечо. «Черта с два завтра я вернусь туда», – твердо решил он.

Утром до прихода врача Минетта снял бинты и осмотрел рану. Она почти зажила. Края раны срослись, и уже появилась розовая полоска новой ткани. Сегодня его наверняка выпишут. Минетта огляделся. Одни раненые занимались своими делами, другие спали. Минетта решительно разорвал шов на ране. Потекла кровь, и он дрожащими пальцами закрыл рану бинтами, стыдясь своего поступка. Укрывшись одеялом, Минетта то и дело принимался теребить рану, чтобы вызвать кровотечение. В ожидания прихода врача он сгорал от нервного нетерпения. Под бинтами на бедре Минетта чувствовал теплую липкую жидкость. Повернувшись к соседу по койке, он сказал:

– Чудные эти раны, у меня опять из ноги течет кровь.

Пока его осматривал врач, Минетта молчал.

– Рана у тебя снова открылась.

– Да, сэр.

Врач взглянул на повязку.

– Ты случайно не потревожил ее? – спросил он.

– Кажется, нет... Только сейчас потекла кровь. – Минетта решил, что врач подозревает его, и продолжал: – Сейчас она уже не болит. Я смогу сегодня вернуться к себе во взвод, правда?

– Лучше подожди еще денек. Рана не должна была открыться. – Врач начал накладывать новую повязку. – Старайся теперь не трогать повязку, – сказал он.

– Конечно, зачем же, сэр. – Минетта посмотрел вслед уходившему врачу. Настроение у него упало. «Второй раз тот номер не пройдет», – подумал он.

Весь день Минетта нервничал, пытаясь найти способ остаться в госпитале. Каждый раз, когда до его сознания доходила мысль, что придется вернуться в строй, он приходил в отчаяние. Опять сплошная работа и бои, все время одно и то же. «У меня даже друзей нет во взводе, – размышлял он. – Полаку верить нельзя...» Минетта вспомнил о Брауне и Стэнли, которых ненавидел, о Крофте – его он боялся. «Чертова шайка», – проворчал он себе под нос. Минетта подумал о войне, которая протянется вечно. «После этого острова будет другой, а затем еще и еще... И так до бесконечности... Проклятие...»

Минетта немного поспал, а проснувшись, почувствовал себя еще более несчастным. «Я этого не вынесу, – размышлял он. – Если бы мне действительно повезло, я получил бы настоящее серьезное ранение и теперь уже летел бы на самолете в Штаты». Эта мысль задела Минетту. Однажды он похвастался Полаку, что если когда-нибудь попадет в госпиталь, то ни за что не вернется во взвод. «Только бы попасть туда, уж я там застряну», – уверял тогда Минетта.

Надо было найти какой-то выход из положения. Минетта отбрасывал один вариант за другим. Может, вонзить штык в рану или выпасть из машины на пути в штабную роту? Минетта неловко повернулся в постели, и ему стало невыносимо жалко себя. Он услышал стон солдата, лежавшего на соседней койке, и это разозлило его. «Этот парень свихнется, если не заткнет глотку».

И тут Минетту вдруг осенила мысль, которая, правда, не сразу четко оформилась. Он тут же ожил, сел на койке, боясь, как бы эта мысль не выскочила у него из головы. «Да, да, только так», – подумал он. Ему стало страшно – он знал, как трудно будет осуществить задуманное. «Хватит ли у меня воли?» Минетта лежал, не двигаясь, пытался вспомнить все, что слышал о солдатах, которых демобилизовали по такой причине. «Конечно, вот в восьмом отделении...» Минетта вспомнил о солдате в учебном взводе, худощавом нервном человеке, который на стрельбище начинал плакать навзрыд каждый раз, когда производил выстрел. Солдата отправили в госпиталь, и несколько недель спустя Минетта узнал, что его демобилизовали. «Вот бы и мне так», – подумал он и почувствовал себя на мгновение счастливым, будто его и в самом деле освободили от службы. «Я не глупее этих ребят и сумею все проделать. Нервное потрясение, вот это способ. Разве я не ранен? Вместо того чтобы раненого демобилизовать, его хотят немного залатать и отправить снова в строй. Только об этом и забота». Минетта почувствовал себя вправе осуществить задуманное.

Тем не менее настроение у него снова упало, и опять ему стало страшно. «Хотел бы я поговорить с Полаком. Он дал бы дельный совет». Минетта взглянул на свои руки. «Я ничем не хуже Полака. Я могу освободиться, а он будет только трепаться об этом». Он пощупал свой лоб. «Меня продержат здесь только пару дней, а затем отправят в другой госпиталь, для нервнобольных. Если мне удастся попасть туда, я сумею подражать им». Неожиданно он снова загрустил. «Врач наблюдает за мной, и мне придется нелегко». Резким движением Минетта пододвинулся к столу, стоявшему в центре палатки, и взял журнал. «Если мне удастся вырваться, то напишу Полаку письмо и спрошу, кто из нас сумасшедший». Минетта хихикнул, представив себе выражение лица Полака, когда тот прочтет это письмо. «Нужно только действовать смелее».

Минетта снова улегся в постель и в течение получаса, закрыв лицо журналом, оставался без движения. Солнце нагрело палатку, и теперь она походила на парную. Минетта чувствовал себя слабым и несчастным. Внутреннее напряжение все росло. Неожиданно, сам не отдавая себе в том отчета, он вскочил с постели и громко крикнул:

– А, дьявол бы вас всех забрал!

– Успокойся, – сказал сосед по койке.

Минетта бросил в него журнал и закричал:

– У палатки япошка! Там япошка, там! – Минетта бросил дикий взгляд вокруг. – Где моя винтовка? Дайте мне винтовку! – Он весь дрожал. Схватив винтовку, Минетта высунул ствол в выходной проем палатки. – Вон япошка! Вон! – крикнул он и выстрелил.

Выстрел привел его в оцепенение: он был слегка ошеломлен слишком громким звуком. «Мне нужно быть актером», – мелькнула у него мысль. Он затих, ожидая, что солдаты сейчас схватят его, но никто не пошевельнулся. Все настороженно наблюдали за ним, застыв от удивления и страха на своих койках.

– Бросайте винтовки, ребята! Они атакуют, – проговорил Минетта и бросил винтовку. Пнув ее ногой, он направился к своей койке, затем упал и стал кричать. На него сразу навалился какой-то солдат. Минетта немного посопротивлялся, потом затих. Он слышал крик солдат, топот ног бежавших к нему людей. «Фокус удался. Могу поспорить, что удался», – подумал Минетта. Он стал дрожать и постарался, чтобы губы покрылись слюной. «Это подействует». Он вспомнил, что в каком-то кинофильме видел, как у сумасшедшего шла пена изо рта.

Кто-то грубо схватил его и положил на койку. Это был врач, делавший ему перевязку.

– Как его зовут? – спросил врач.

– Минетта, – ответил кто-то.

– Ну ладно, Минетта, – проговорил врач. – Хватит. Эти штучки у тебя не пройдут.

– Сволочи! Не могли прикончить того япошку! – крикнул Минетта.

Врач потряс его за плечо.

– Минетта. Ты разговариваешь с офицером армии США, Если не послушаешь меня добром, отдам под трибунал.

На какой-то момент Минетгу охватил страх, но вдруг скабрезная шутка пришла ему на память, и он истерически засмеялся. Звук собственного смеха вдохновил его, он засмеялся еще громче. «Они ничего не сделают со мной, если я буду действовать верно», – мелькнула мысль. Он внезапно оборвал смех и сказал:

– Все вы сволочи, японские сволочи!

В тишине Минетта вдруг услышал голос одного из солдат:

– Он спятил, наверняка спятил.

– А ты видел, как он схватил винтовку? Ей-богу, я думал, он перестреляет нас всех, – заметил еще кто-то.

Врач задумался, а потом неожиданно сказал:

– Ты притворяешься. Я давно за тобой присматриваю.

– Ты япошка! – Минетта выдавил струйку слюны на нижнюю губу и хихикнул. «Здорово я его», – подумал он.

– Дайте ему успокаивающего, – сказал врач, обращаясь к стоявшему рядом с ним санитару, – и переведите в седьмую палатку.

Минетта уставился отсутствующим взглядом на земляной пол.

В седьмой палатке, как он слышал, размещались тяжелораненые и больные. Минетта стал плевать на пол.

– Ты япошка! – крикнул он вслед удалявшемуся врачу.

Когда его схватил санитар, Минетта сначала весь напрягся, а потом расслабился и бессмысленно захихикал. Санитар сделал ему укол в руку, но Минетта даже не вздрогнул. «Я добьюсь своего», – подумал он.

– Ну вот, Джек, пойдем, – сказал санитар безразличным тоном.

Минетта встал и пошел за ним. Он раздумывал над тем, как ему вести себя дальше. Догнав санитара, он прошептал:

– Ты сволочь, япошка, но я никому не скажу об этом, если дашь мне пять долларов.

– Пошли, пошли, Джек, – устало произнес санитар.

Минетта поплелся за ним. Когда они подошли к палатке номер семь, Минетта остановился и снова закричал:

– Я не пойду туда! Там япошка! Он убьет меня! Я не пойду!

Санитар ловко схватил его за руку, завел ее за спину и толкнул его в палатку.

– Отпусти меня, отпусти! – закричал Минетта.

Подведя его к свободной койке, санитар приказал ему лечь.

Минетта сел на койку и стал расшнуровывать ботинки. «Мне лучше на время успокоиться», – подумал он. Укол начал оказывать свое действие. Минетта лег на койку и закрыл глаза. На мгновение он представил себе свой поступок и с волнением подумал о том, что произойдет в случае неудачи. Несколько раз он тяжело проглотил слюну. Все в нем кипело от радости, страха и гордости. «Мне нужно только держаться, а то меня выдворят отсюда через день-два».

Вскоре он заснул и проспал до утра. Проснувшись, он только через несколько минут вспомнил о происшедшем за минувший день и снова ощутил страх. На мгновение его охватило сомнение – стоит ли продолжать игру, но как только он подумал, что придется вернуться во взвод... «Нет. Ни за что! Надо выдержать!» Минетта сел на койке и огляделся. В палатке было еще трое. У двоих голова в бинтах, третий неподвижно лежал на спине, уставив взор в опорный шест палатки. «Это как раз тот, из восьмого отделения», – подумал Минетта, и дрожь пробежала по его телу, а потом стало смешно. В следующий момент его снова охватил страх. «Может быть, именно так ведут себя сумасшедшие – не двигаются и ничего не говорят. Может быть, я переиграл вчера». Это его встревожило. Он решил вести себя так же, как тот солдат. «Так будет лучше», – подумал он.

В девять часов пришел врач. Минетта лежал неподвижно, лишь изредка бормоча что-то. Врач бросил на него быстрый взгляд, перевязал рану на ноге и, не сказав ни слова, ушел. У Минетты отлегло от сердца, но тут же он разозлился. «Им не жалко, если ты и умрешь». Он закрыл глаза и погрузился в раздумье. Утро прошло совершенно спокойно. Минетта чувствовал себя радостно и уверенно, а вспомнив обход врача, решил, что вовсе неплохо, что врач не обратил на него внимания. «Я их убедил, и они скоро отправят меня на другой остров».

Минетта представил себе, как он вернется домой, какие нашивки будет носить, как пройдется по соседним улицам, будет разговаривать со встречными людьми. «Ну как, трудно было?» – спросят его. «Нет, не очень», – скажет он. «Это ты брось. Ясно, что не сладко». Он отрицательно покачает головой: «Грех жаловаться. Меня судьба миловала». Минетта усмехнулся. Вокруг станут говорить:

«Этот Стив Минетта – хороший парень, нужно отдать ему должное. Чего он только не повидал, а какой скромный».

«Да, было бы неплохо, – решил Минетта, – но сначала нужно еще суметь вернуться домой». Он представил себе, как будет ходить на вечеринки, какое внимание станет привлекать к себе. Девчатам, что гоняются за парнями, заполучить его будет непросто. «Рози сама будет приставать на этот раз, – подумал он. – Вернувшись, не буду утруждать себя работой. Только дураки работают изо всех сил. А что хорошего дала кому-нибудь работа?»

Минетта лежал без движения уже несколько часов подряд. Палатку снова нагрело солнцем, и он погрузился в какой-то приятный теплый омут. В его сознании мелькали сцены соблазнения девушек.

«Рози неплохая бабенка, – сказал он про себя. – Я женюсь на ней».

Минетта вспомнил запах ее духов, сверкающие и возбуждающие ресницы. «Она подмазывает их вазелином, – решил он. – Но это неплохо, когда женщина умеет делать все эти штучки». Минетта снова было погрузился в сладострастные мечты, но тут же с досадой постарался отогнать мысли о женщинах. «Все они вполне доступны, нужно только найти слова, сказать, что любишь. Женщины глупы, всегда верят этим словам». Мысли Минетты снова вернулись к Рози, и это разозлило его. «Она обманывает меня. В письме пишет, что не танцует ни с кем, ожидая моего возвращения. Враки... Знаю я ее, она очень любит танцевать. Раз тут врет, значит, и во всем остальном тоже».

Его терзало чувство ревности, и, чтобы освободиться от него, он вдруг крикнул:

– Держите япошку!

Это показалось ему легким делом, и он повторил крик.

Санитар встал со стула, подошел к нему и сделал укол в руку:

– Я думал, ты успокаиваешься, Джек, – сказал он.

– Япошка! – прокричал Минетта.

– Да, да, да. – Санитар вернулся к своему стулу.

Минетта вскоре заснул и не просыпался до утра.

На следующий день он чувствовал себя так, как будто отравился.

У него болела голова, руки и ноги, казалось, окаменели. Врач прошел мимо, даже не взглянув на него, и это привело Минетту в бешенство. «Проклятые эти наши офицеры! Они думают, что армия создана только для их удовольствия». Минетта был очень возмущен.

«Я ничем не хуже. Почему этот подонок может приказывать мне?»

Он неуклюже повернулся на койке. «Это заговор». Минетта ощутил неясную злобу. «Весь мир – игра. Если ты не оказался наверху, то становишься тряпкой, о которую вытирают ноги. Все против тебя».

Минетта вспомнил, как Крофт, осматривая его рану, засмеялся.

«Ему ни до кого нет дела, ему и смерть наша нипочем».

Минетту охватило такое же чувство боли, потрясения и удивления, какое он испытал сразу после ранения. Впервые Минетта понастоящему испугался. «Я не вернусь туда... Пусть меня расстреляют. – Он пошевелил губами. – Ну что это за чертова жизнь, когда не чувствуешь себя в безопасности».

Минетта размышлял об этом всю вторую половину дня. За эти два дня он испытал и радость, и тоску, и злость, а сейчас начал впадать в отчаяние. «Я хороший человек, – говорил себе Минетта, – и вполне заслужил право быть сержантом, но от Крофта этого не дождешься. Он судит о человеке с первого взгляда. – Минетта зло отбросил одеяло. – Зачем зря лезть из кожи? Все равно впереди ничего не светит. Какого черта стараться просто так?»

Минетта вспомнил, как однажды во время занятий ему пришлось командовать взводом. «Никто из солдат не делал этого лучше меня, – подумал он, – но ведь всякое желание пропадает. Я могу значительно больше, чем требуется, в этом мое несчастье. Какой толк усердствовать, если у тебя в этой армии никаких шансов?»

Минетте тяжело было думать о своей испорченной жизни.

"Я знаю что к чему и не такой дурак, чтобы терять время понапрасну. А если я уйду из армии, то чем займусь? Работать? Нет, я не смогу. Единственное, что меня интересует, это приударить за бабами. Минетта повернулся на постели и лег лицом вниз. «А что еще остается. – Он тяжело вздохнул. – Полак верно говорит – можно заняться бандитизмом». Эта мысль доставила Минетте удовольствие, и он представил себя в тюрьме, убийцей. От жалости к себе на его глазах появились слезы, и он нервно повернулся на койке.

"Я должен выбраться отсюда. Долго ли они меня здесь продержат?

Почему они не обращают на меня никакого внимания? Они должны отправить меня отсюда, иначе я действительно сойду с ума". Глупость армейских порядков всегда задевала Минетту. «Они теряют солдата только потому, что не хотят нисколько позаботиться о нем».

Минетта заснул, но ночью его разбудили голоса санитаров, вносивших раненых в палатку. Время от времени он видел красный силуэт руки, прикрывавшей фонарь, а иногда луч света отбрасывал какую-то фантастическую тень на лицо раненого. «Что происходит?»

Он слышал стоны раненых, и от этого по телу пробегали мурашки.

Вошел врач и о чем-то поговорил с одним из санитаров.

– Наблюдай за этим и сделай ему укол, двойную дозу, если он будет слишком буйствовать.

–г– Слушаюсь, сэр.

«Вот и все, что они умеют, – подумал Минетта. – Укол, укол. Я и сам мог бы быть врачом».

Полуоткрыв глаза, Минетта смотрел на происходящее и внимательно прислушивался к разговору тех двух раненых, у которых голова была перевязана. Они говорили при нем впервые.

– Санитар, – спросил один из них. – В чем дело?

Санитар подошел к ним и стал объяснять:

– Говорят, сегодня всю ночь действовали дозоры. Этих парней только что доставили из батальонного пункта сбора раненых.

– А пятая рота участвовала, не знаешь?

– Спроси у генерала.

– Я рад, что мне не пришлось участвовать, – пробормотал один из раненых.

– Да, от тебя теперь мало толку, Джек, – ответил санитар.

Минетта перевернулся. «Жаль, что меня разбудили, черт возьми», – подумал он. Раненый, лежавший на койке в углу палатки, невыносимо храпел. Минетта закрыл глаза. «Ну и местечко», – с отвращением подумал он. Страх уступил место раздражению. Неожиданно он ясно расслышал треньканье в ночных джунглях, и его с новой силой охватил страх. Такой страх испытывают дети, когда их неожиданно будят в темноте. «Боже», – пробормотал Минетта. Если не считать приема пищи, которую ему приносили, и пользования ночным горшком, стоявшим под койкой, в течение двух с половиной суток он лежал без движения и именно поэтому стал таким неспокойным и раздражительным, «Я не вынесу этого», – сказал он себе.

Раненый, который до этого лишь стонал, начал кричать, и это привело Минетту в такой ужас, что он сжал зубы и укрылся с головой одеялом. Стоны раненого напоминали звук летящей мины, а потом он снова закричал в полный голос:

– Боже, спаси меня, ты должен спасти меня!

Затем надолго наступила тишина. В палатке не было слышно ни звука. Вдруг один из раненых прошептал:

– Еще один псих.

– Какого черта нас поместили в палату для сумасшедших?

Минетта вздрогнул. «Этот псих может убить меня, когда я засну». Раненое бедро, уже почти зажившее, начало ныть. «Засыпать, пожалуй, нельзя», – решил Минетта. Он беспокойно заворочался, прислушиваясь к писку сверчков и крикам животных в зарослях за палаткой. Вдали прогремело несколько выстрелов, и Минетту снова охватила дрожь. «К утру я сойду с ума», – подумал он и тихо рассмеялся над самим собой. Он ощутил пустоту в желудке, ему захотелось есть. «Зачем я только связался со всем этим!» – размышлял он.

Один из вновь прибывших раненых начал стонать, а потом тяжело закашлялся. «Парню, видно, плохо, – подумал Минетта, – умрет». Ему показалось в этот момент, что смертельный исход для этого солдата почти неизбежен. Минетта боялся даже дышать, ему чудилось, что воздух переполнен заразными микробами. В темноте казалось, что все предметы вокруг движутся. «Ну и ночка, – подумал он. Сердце учащенно забилось. – Боже, только бы выбраться отсюда».

Голодные спазмы в желудке усилились. Раз или два в животе у него урчало. «Поспать не удастся, наверняка не удастся». Минетту охватили муки ревности. Он представил любовные похождения Рози. Наверное, началось с того, что она одна отправилась на танцы в Роузленд, а кончилось известно чем. Минетта покрылся холодным потом, а потом с беспокойством подумал о том, как написать письмо домой. «Они не получат от меня вестей месяца два. Подумают, что меня убили. Мать будет так волноваться... А как она крутилась вокруг меня в детстве, когда мне случалось простудиться... В еврейских и итальянских семьях всегда так». Минетта постарался отвлечься от мыслей о матери и снова стал думать о Рози. «Если она не получит от меня письма, то наверняка закрутит любовь с другим». В нем закипела злость. «Черт с ней в таком случае! Обойдусь и без нее». Минетта вспомнил, как блестели у нее иногда глаза, и ему стало жаль себя. Он жаждал вновь увидеть Рози.

Контуженый снова закричал, и Минетта, весь дрожа, сел на койке. «Мне надо спать! Я этого не вынесу».

Он начал кричать:

– Вон япошка! Я вижу его, вижу! Я убью его!

Он вскочил с койки и стал ходить по палатке. Земля под его босыми ногами была холодная и влажная. Минетта опять задрожал.

Санитар встал со стула и тяжело вздохнул.

– Боже, что за палата! – Он взял шприц со стола, стоявшего рядом с ним, и направился к Минетте. – Ложись, Джек.

– Пошел ты к черту! – Минетта все же позволил санитару проводить себя к койке.

Он задержал дыхание, когда шприц вонзился в мышцу, а затем сделал глубокий выдох.

– Ну и времечко, – со стоном сказал он.

Солдат, раненный в грудь, снова начал кашлять, но для Минетты эти звуки казались отдаленными. Он расслабился, почувствовал себя уютно, ему стало тепло. «Укол – это отличная штука, – подумал он. – Я стану наркоманом... Нужно уносить ноги отсюда...»

С этими мыслями он заснул.

Проснувшись утром, он увидел, что один из раненых умер.

Одеяло было натянуто ему на голову. От вида обнаженных закоченевших ног солдата Минетту бросило в дрожь, по спине пробежали мурашки. Он взглянул на тело умершего и отвернулся. В палатке стояла гнетущая тишина. «Должно быть, что-то сильно меняется в человеке, когда он умирает», – подумал Минетта. Его охватило острое любопытство, очень хотелось взглянуть на лицо умершего. Если бы в палатке никого не было, он, вероятно, подошел бы к покойнику и поднял одеяло. «Это парень, который был ранен в грудь», – – отметил Минетта про себя. Ему снова стало страшно. «Как можно оставлять людей там, где только что умер человек, лежавший на койке по соседству». Страх сковал его, и он почувствовал себя плохо. После укола у него разболелась голова, давал о себе знать голод, боль ощущалась в руках и ногах. «О боже! Я должен вырваться отсюда».

Вошли два санитара, положили умершего на носилки и унесли из палатки. Никто из раненых не произнес ни слова. Минетта тупо уставился на опустевшую койку. «Еще одной такой ночи я не вынесу». Его затошнило, и он поспешно сделал несколько глотательных движений. «Убийцы!»

Принесли завтрак, но Минетта не мог даже притронуться к еде. Он погрузился в раздумье. Он знал, что не сможет вынести больше ни одного дня в госпитале. Ему захотелось поскорее вернуться в свой взвод. «Вырваться отсюда любой ценой». Пришел врач. Минетта молча наблюдал, как он снял повязку с его ноги. Рана почти зажила. Виднелась небольшая розовая полоска новой кожи. Врач смазал рану обеззараживающей мазью, но повязку накладывать не стал. Сердце Минетты учащенно забилось, он почувствовал головокружение и задрожал.

Собственный голос показался ему странным.

– Скажите, доктор, когда я смогу выбраться отсюда?

– Что?

– Я проснулся утром и ничего не могу понять. – Минетта сделал удивленный вид и улыбнулся. – Я помню, что был в другой палатке, а теперь почему-то здесь. В чем дело?

Врач спокойно взглянул на него. Минетта заставил себя ответить таким же спокойным взглядом, но, несмотря на все усилия, не выдержал и в конце концов как-то странно ухмыльнулся.

– Как тебя зовут? – спросил врач.

– Минетта. – Он назвал свой личный номер. – Можно мне выписаться сегодня?

– Можно.

Минетта ощутил смешанное чувство облегчения и разочарования, На какой-то миг он даже пожалел, что буйствовал.

– Да, Минетта, когда оденешься, мне надо будет поговорить с тобой. – Врач повернулся, а потом бросил через плечо: – Не пытайся увильнуть. Это приказ. Я хочу поговорить с тобой.

– Слушаюсь, сэр. – Минетта поежился.

«В чем дело? – с удивлением подумал он. И тут же ему стало удивительно легко при мысли, что все в общем-то обошлось. – Главное – быстро сообразить, тогда любая выходка сойдет с рук».

Минетта натянул на себя одежду, комом лежавшую у койки, и сунул ноги в ботинки. Солнце еще не начало припекать, и настроение у него было бодрое. «Хватит валяться». Он бросил взгляд на койку, где умер солдат, и его передернуло. «Парню повезло. Он отделался навсегда». Вдруг он вспомнил о вчерашних действиях дозоров, и настроение у него сразу упало. «Надеюсь, взвод не пошлют никуда». В голове Минетты мелькнула тень сомнения – правильно ли он поступил.