Текст книги "Я и Тёмка"

Повышенная вредность

– Отстань.

– Я и не пристаю.

– Надо было за час выходить, тогда бы не летели, как сумасшедшие! – шипела я.

– Даже если бы мы вышли за час, всё равно опоздали бы! Тебе на остановке люди говорили, сколько времени автобуса нет? – на бегу умудрился пожать плечами Андрей.

– Значит, за два часа!

– Да зачем за два, нужно было ещё вчера выйти, точняк бы дошли…

Я кинула на него, как мне казалось, испепеляющий взгляд, но ничего не ответила.

– И потом: опоздаем, так опоздаем. Вернее, опоздали уже. Чего теперь рваться?

– Ты вообще можешь не ходить, а я не могу подвести человека. Как представлю, что она там стоит, ждёт, волнуется, на часы смотрит…

– Ну, посмотрит на часы, и что?

– Болван!

– Смеяться некому. Два варианта: посмотрит на часы и будет ждать дальше – или посмотрит на часы и пойдёт себе… Ты, кстати, какой предпочитаешь?

– Я предпочитаю, чтобы ты от меня отстал.

– Я и не пристаю.

Я страшно не люблю опаздывать. А тут… Вчера мама достала билеты для Андрюшкиной тёти на единственное в городе выступление какой-то знаменитости. Концерт как раз сегодня. Мы обещали эти билеты привезти тёте Гале к началу концерта. И вот какая история! Пришлось ждать автобус сорок пять минут! В итоге он не пришёл. Ну кто мог подумать! Мы бежали, как только могли.

– Если она нас дождётся, войдёт позже, что теперь поделаешь? – запыхавшись, говорил Андрей.

– Ногами шевели, а не языком!

Вот что поделаешь. Позор какой! Эти автобусы, их кто-нибудь контролирует?

– В каком смысле?

– В прямом! Когда они приезжают, когда уезжают… Нет, надо было через десять минут ожидания бежать к театру. Это всё ты: «Подождём ещё, подождём ещё», – передразнила я Андрея.

– Вот и дождались.

– Ты чересчур ответственная.

– Я просто ответственная, безо всяких «чересчур».

– И психованная.

Я внезапно остановилась и посмотрела Андрею прямо в глаза.

– То есть… нервная, – отпрыгнул он от меня.

– А ты безответственный пофигист!

– Зато у меня нервная система в порядке.

– Зато у меня совесть есть!

– У меня тоже есть.

– И где она?

– Дома храню. Чего с собой таскать? Потеряю ещё.

– Оно и видно. Это ведь твоя тётка, не моя!

– Я и говорю! Тётка-то моя, не твоя. Чего ты-то переживаешь?

– Вдруг это тётка? Сил нет. В горле танцы ёжиков…

– Почему вдруг сразу тётка?

– По закону подлости. Ждала, ждала, – прошептал Андрей, – очень попасть на концерт хотела. Поняла, что не попадёт – и всё!

– Что – всё?

– А что там в таких случаях бывает?! Я же не знаю!

– Ну не умерла же она!

– Я сам сейчас умру.

– Что мы тут стоим, раскачиваемся? Вон на нас все уже косо смотрят.

Андрей поднял голову.

– Т-к-а! – протянув руку, одними губами проговорил он, снова начав движение.

– Что?

– Т-к-а!

Андрей шёл на не сгибающихся ногах, вытянув впереди себя руки, как слепой. Я посмотрела ему вслед: навстречу Андрею бежала тётя Галя. Я обрадовалась ей, как родной.

– Что? Что с вами? Вы в красных пятнах оба! Мокрые! – закричала она.

Андрей повис на плече тётки:

– Тётя, мы ограбили человека! Спасай. За нами погоня.

– А? – в ужасе вскрикнула тётя Галя.

– Он ак утит… Вот леты… – только и смогла проговорить я.

– Что? Ничего не понимаю, – хватаясь за сердце, проговорила тётя Галя.

– Шучу я так. Вот билеты. Ты опоздала? – на одном дыхании, закатывая глаза, проговорил Андрей.

– Что за шутки? Где вы были! Конечно, опоздала!

– «Лучше молчать и казаться дураком, чем заговорить и рассеять все сомнения», – процитировала я.

– Во завернула! Повтори ещё раз. А я тоже знаю одну фразочку. Сейчас… Сейчас… Память не успевает за моим телом!

– Она в нём не живёт.

– Вот ведь какая ты невыносимая становишься, когда у тебя вредность повышается! Просто уму непостижимо!

– Что у меня повышается? – на ходу схватила я Андрея за рукав рубашки.

– О! Ай! Вспомнил! Вспомнил фразочку! Отцепись!

Я отпустила руку; Андрей в два прыжка выскочил вперёд и сказал:

– Я на расстоянии от тебя побегу, а то, боюсь, у тёти станет меньше на одного племянника.

– И правильно. Сколько ещё времени? Сил нет. Я сейчас просто лягу на асфальт.

Мы выбежали на площадь, в конце которой стоял театр. Его входная дверь на расстоянии была с маковое зёрнышко. И тут Андрей как рванёт! Собрав последние силы, я кинулась за ним. Вернее, мне так показалось. Потому что на скорости это никак не отразилось. Я кричала себе: «Быстрее, быстрее!», но ноги заплетались и передвигались точно также, как и до команды.

– Эй! Ты куда? – шептала я пересохшими губами самый глупый из всех возможных вопросов, но тут же успокоилась: Андрея хватило ровно на пять прыжков.

– Там «скорая»! Ты видишь? Там «скорая» стоит у входа! – закричал Андрей через плечо.

– И что? – почти неслышно произнесла я, но Андрей меня понял: остановился, нагнулся и стал тяжело дышать.

– Ну, минут на пять. Да? Не больше? – спросил Андрей.

– Мы автобус прождали, а потом сюда мчались, – уже внятно удалось проговорить мне.

– Всё понятно. Я побежала. Вот вам деньги на лимонад и мороженое. Охладитесь! Маме спасибо, Оля.

С этими словами тётя Галя заторопилась в театр.

– Вот для кого «скорая»-то была! – тяжело вздохнув, сказал Андрей.

– Для кого?

– Для нас, разумеется. Ты куда предпочитаешь, в реанимацию или сразу в морг?

– Слушай! Мне так хорошо, что я, пожалуй, ещё поживу.

– Хорошо?

– Ну да! Хочется лечь, закрыть глаза и улыбаться…

– Противоречивые желания.

Или лечь, закрыть глаза и, например, уснуть. Или улыбаться.

– У тебя что, вредность повысилась? – ехидно спросила я.

– Я заразился, – беззаботно ответил Андрей.

Оранжерейный

– И вообще, он какой-то… – я не знала, какие слова подобрать: внутри всё кипело и булькало.

– Какой? – спросила Яська.

– Кашемировый!

– Какой? – изумилась Яська.

– А… Какой, какой! Какой – сказала!

– Подумаешь, не хочет участвовать в школьных мероприятиях. Не все активные, как ты. Я, например, в школе тоже не особо выступаю: отучилась – и утекла. Я к тому, что не все готовы в ней жить.

Я покосилась на подругу:

– Это интересно! Для себя же, получается, палец о палец ударить не хотите? Школа – это просто название. Она для нас всё делает. Назови её Клуб по интересам «10 лет вместе»… или ещё как-нибудь… суть-то одна!

– Ну что она такое для нас делает?

– Да всё! Учат нас там, крышу нам дают. Да, да! Нечего глаза округлять. Где бы ты болталась полдня, если бы не школа… Не надо ничего отвечать. И поесть там недорого, и развлечься, и потрепаться с друзьями. Их, кстати, на всю жизнь многие выбирают именно там. Или это для тебя новость?

– Тебе на собраниях выступать.

– А есть люди, которые всё это игнорируют. Живут какими-то своими непонятными интересами. Ты всё сделай для других, а потом для себя, драгоценного!

– Ты так считаешь?

– Я так считаю!

– Сейчас так не бывает.

– И сейчас так бывает.

– Ты максималистка.

– Да!

– Вон он, кстати, идёт, – показала Яська.

– Пошли на другую сторону, пока не заметил, – я резко потащила подругу через дорогу. – Он меня так достал! Я даже смотреть на него не могу. Веришь?

– Верю.

– Весь выглаженный, с иголочки.

– И чудесно…

– А меня это бесит! Я могу форму носить и носить. А он чистит костюм каждый день, рубашка новая каждый день… Всё блестит, шуршит и пахнет.

– Ну и что в этом плохого? Просто замечательно!

Но я не слушала подругу, разговаривая сама с собой:

– Никогда не пропустит обед или ужин. Гром и молния, потоп, да что угодно! Сначала покушает, потом всё остальное.

– Это тоже правильно. «Голодное брюхо к учению глухо».

– А как над ним трясутся все! «Андрюшенька, Андрюшенька, зайчик». Тьфу! Зайчик под метр девяносто уже. Башенный кран!

– Да, – мечтательно закатила глаза Яська. – Я люблю высоких.

– Ты меня слушаешь вообще?

– Слушаю, но пока ничего не понимаю.

– Чего не понимаешь?

– Из-за чего ты на него взъелась?

– Объясняю: нам поручили организовать школьную дискотеку. Я подумала: прекрасно, есть на кого положиться. Конечно, организуем. Меня же ответственной поставили! Я должна команду собрать. Думала, он первый в этой команде будет, а он сразу нос воротить стал.

Сказал, что сам не танцует, что ему по барабану, как дискотека будет проходить, где она будет проходить и вообще будет ли она проходить!

– Дискотека – это святое, – проникшись, ответила Яська.

– Это школьное мероприятие в первую очередь. Во вторую, его ждут все старшие классы. Или наоборот. Сначала – его ждут все, а потом уж это мероприятие. В-третьих, я одна его не потяну. Музыка там, светомузыка, украшения и прочее. Это очень большая задача. Я даже не сомневалась в нём, а он – бац! – и так подвёл. «Не буду, – сказал, – участвовать в этой глупости!»

– Так и сказал?

– Так и сказал!

– Ну и что ты теперь делать будешь?

– Что делать? Буду просить Лёшку с Димкой, Алексея с Сергеем… Что я могу ещё сделать? Я же сама эту светомузыку не найду. И музыку не подберу. Нужны какие-то кассеты, диджей какой-то. О! Не спрашивай… Меня сразу колотить начинает!

– Пошли обратно, он уже ушёл.

– Пошли. Он с детства такой. Над ним все всегда тряслись. Бабушка его с нами до пятнадцати лет во двор выходила. Представляешь? Караулила. Из двора он носа не высовывал! Я уже в музыкальную школу ходила сама, а он ещё дальше булочной не выползал. На дни рождения к одноклассникам его не пускали, а теперь он и сам не хочет.

– Избалуют, – многозначительно ответила Яська.

– Да уже! Что Андрюша пожелает, то мама в клювике принесёт. Хотя там и наоборот бывает. Что она скажет, то и делает. Вот скажет ему – в театр, попробуй его на улицу вытащи! Да никогда! И что ты думаешь, ему театр нужен, что ли? Нет. Просто мать сказала – и всё!

– Да… Вырастили оранжерейный цветочек, – сказала, кривясь, Яська. – Действительно, какой-то не такой. Предпочитаю, когда слушают не маму, а меня.

Мне хотелось наговорить про Андрея ещё много чего, но после этих слов желание вдруг пропало. Обсуждать его могла только я. Когда это делал кто-то другой, становилось не по себе. Во-первых, он мой друг. Во-вторых, между собой ругаться с Андреем – это одно, а с подругами обсуждать – другое. Я поймала себя на мысли, что Яська для меня человек совершенно чужой, хотя и «задушевная подружка», а об Андрее я думаю иначе… И всё же эта мысль не охладила мой пыл, только заставила аккуратнее подбирать слова. Так мы проболтали весь вечер, пока я не опомнилась и не побежала обзванивать одноклассников – нужно было думать, что делать с этой дискотекой.

Уже ужиная, только после составления плана дальнейших действий по организации дискотеки и получив заверения в помощи от одноклассников, я смогла успокоиться.

– Что с тобой было-то такое? – спросила бабушка, которая чистила картошку на кухне.

– А… Не спрашивай. С Андреем поругались.

– Почему?

– Я тебе отвечу. Только сначала ты мне ответь. Почему он такой…

– Какой?

– Вылизанный весь! Как будто под колпаком живёт.

– Не понимаю.

– Ну, оранжерейный. Его так воспитали, что кроме дома для него мало что есть.

Бабушка села напротив:

– Его просто очень берегут.

– А меня, получается, не берегут?

Бабушка покачала головой:

– Андрей не первый сын в семье. Первый мальчик, братик Андрея – Володя, – умер в детстве. Ему не было и года.

Я испуганно смотрела на бабушку:

– Я не знала…

– Поэтому и говорят: «Не судите, да не судимы будете». Поступки других ты оцениваешь со своей колокольни, а сути не видишь, потому что многого не знаешь. Потеряв первого ребёнка, вся семья своё внимание, тепло и любовь направила на родившегося Андрея.

Бабушка встала и продолжила работать, а я весь вечер думала о том, какая я грубая, неумная и несдержанная, о том, что Андрей всё правильно делает, что он аккуратный, ответственный и любящий сын. И ещё о том, как мало я знаю о близких мне людях.

Материализация мыслей

В нашем дворе стоит теннисный стол. Он старый, доски рассохлись, но мы ухитряемся на нём играть. Причём только мы знаем все его выпуклости и ямки, поэтому точно бьём туда, куда нужно. Кто не живёт в нашем доме, а так, видя, что мы играем, подходит, чтобы тоже поиграть на нашем столе, тот играть не может. Удар! Шарик отскакивает под углом девяносто градусов влево, а ты бил прямо! Или вообще рикошетит обратно. Да, собственно, даже те, кто живёт в нашем доме, но редко играет, тоже удивляются, как это мы на таком столе в пинг-понг перебрасываемся.

У нас команда четыре человека: я, Андрей, Димка и Котька. Мы легко можем справиться с нашим кривым столом, поэтому летние вечера часто проводим возле него. Рядом стоит скамейка, на которой сидят те, кто ждёт своей очереди поиграть или просто наблюдает. Зрелище, надо сказать, действительно бывает захватывающее. Главное войти в раж.

У нас сейчас выпускные экзамены. Нервотрёпка, нужно сказать, жуткая. Но, как говорится, всё в голову не запихнёшь. Что за три дня подготовки можно в неё вложить? Нет, конечно, что можно, то вкладываем. Однако мы с Андреем считаем, что ровно сколько ты эти самые мозги напрягал, ровно столько они и должны отдыхать. Поэтому почти каждый вечер, несмотря на напряжённый июнь, пытаемся найти время поиграть в теннис.

Мы вышли, захватив свои ракетки и парочку шариков, во двор. Был тёплый июньский вечер. Димка с Котькой ещё не успели оккупировать стол. Мы натянули сетку и начали разминаться.

И я, и Андрей играем в настольный теннис на равных. Никогда нельзя угадать, кто победит. Бывает, что и стол начинает кому-то «подыгрывать». Ну, точно, вся подача будет моя. Ан нет! Я бью вправо, Андрей не успевает, но шарик сам отскакивает прямо в его ракетку по понятной только ему, столу, траектории. Послезавтра у нас экзамен по химии, поэтому сегодня все разговоры сводятся к нему.

– Ты все билеты повторил?

– Не все, но процентов девяносто. Немного осталось.

– Я все, но кое-что просто зазубрила.

– Не без этого, я тоже зазубрил.

– Есть такие билеты плёвые, а есть заковыристее кроссворда…

– Точняк! Вот если бы 5-й, 10-й, 12-й, 25-й или 29-й попались, было бы клёво.

Я киваю головой и пропускаю шарик. Тут выходит Котька:

– Кто проигрывает? Играем на выбывание!

– Да никто пока не проигрывает, разминались. Ну, давай поиграем.

Котька – очень продвинутый парень. Он младше нас на два года, но этого бы никто не сказал. Он очень много знает, причём во всех областях, начиная с искусства и психологии, а заканчивая математикой и механикой. Ну кто может с ходу без подготовки перечислить с десяток импрессионистов? Причём этот вопрос у нас во время игры когда-то спонтанно возник, а Котька заинтересовался и сказал:

– Стойте! Загибайте-ка пальцы.

Пока Котька ждал своей очереди, он увёл нас в какие-то дебри английской грамматики. Котька учится в школе с английским уклоном. Эту игру выиграла я. Стала сражаться с Котькой, а тут Димка вышел. Играли мы сегодня как-то вяло, в основном болтали. Андрей где-то вычитал тест на уровень притязаний и начал задавать нам вопросы. Обхохотались! Тут за минуту нужно двадцать слов на букву «с» сказать, а Котька с Димкой играют. Отвечал Димка. Никак у него не получалось слово сказать, пока по шарику не ударит.

Стук.

– Соль.

Стук.

– Стол.

Стук

– Сено.

Котька говорит:

– У тебя сейчас нижайший уровень притязания будет, ты хоть по два слова выпаливай!

Стук.

– Селёдка. Стул.

Стук.

– Судак, буряк, дурак, – закричал, ловя кручёный удар, Димка, падая под стол.

Потом до мусорных контейнеров потянулась вереница пришедших с работы и плотно поужинавших соседей. Кто-то проходил мимо, а кто-то просил перекинуться парочкой ударов. Мы никогда не против. Мы же знаем, чем всё это закончится:

– Батюшки! Как вы играете на таком столе?

– Это же не стол, а минное поле!

– А мы вас так! А мы так! А мы, эй, что за фигня?.. Куда он полетел? Я туда не бил! Не, вы видали? Не считается!

И через некоторое время опять остаёмся в своём тесном кругу.

– А у нас скоро химия, – вздохнула я.

– И что, боишься? – спрашивает Котька.

– Да не то чтобы боюсь, но какое-то волнительное состояние.

– А ты не бойся! Задумай билет, какой хочешь вытянуть, и жди. Мысли материализуются! Проверено.

Все посмеялись и разошлись. На следующий день было сильное похолодание, мы не выходили во двор, а утром Андрей зашёл за мной на экзамен.

– О! При параде! – воскликнул он.

– Ты тоже как чайник, – ответила я уныло.

Сначала пошла сдавать экзамен я. И что вы думаете? Вытянула свой любимый 25-й билет! Ответив его на «шесть с плюсом», убежала домой. Каково же было моё удивление, когда этот же билет вытянул и Андрей!

– Ну, Котька! – встретившись с Андреем, обсуждали мы. – Мысли материальны! Сказал, как в воду глядел. Какой там у нас следующий экзамен?

– По литературе.

– Ну что? Про что думать будем? «Война и мир?» Мы роман этот полгода долбили…

Литература

Вот и всё! Скоро конец. Все десять лет в школе пролетели, как один день. А казалось… У меня смешанные чувства: радостно и горько одновременно. Вот не грустно, не печально, горько. Радостно от того, что детство и юность прошли вместе с замечательными людьми, что мне дали достойный багаж в виде хороших знаний по многим предметам. Что целая жизнь впереди и пройден только очень небольшой её отрезок. Но в то же время так страшно сделать этот шаг в неизвестную взрослую жизнь… Страшно изменить устоявшийся за десять лет цикл «дом-школа-дом». Страшно терять из виду до боли знакомые лица учителей и одноклассников. Все эти чувства перемешались во мне, поэтому я хожу словно во сне. Жизнь по-прежнему кипит, но по моим ощущениям я нахожусь где-то рядом с ней: то выше неё, то бегу за ней… я – медленно, а она – быстро. И никак не могу поймать! Я словно перекати-поле, которое потеряло корни: вот и гонит его ветер.

Мне говорят, что сегодня холодно и нужно надеть вот это. Я надеваю, хотя раньше, возможно, засомневалась бы в правильности бабушкиного выбора. Я могу поставить разогреваться суп и забыть. Пойти умываться и выйти из ванной комнаты, тщательно вытерев полотенцем сухие руки и лицо.

Единственное, что ещё притягивает к земле, так это предстоящие экзамены. Я бы даже сказала не притягивает, а прибивает! Я не боюсь историю, химию, литературу, но не сильна в физике и в алгебре.

Андрей тоже переживает за физику и, как ни странно, за литературу.

Экзамены экзаменами, а жизнь жизнью. Мы с моим другом знаем, что обязательно нужно дать отдых мозгам. И три дня подготовки перед каждым экзаменом нужно не только проторчать сгорбленными за столом, но и выспаться, расслабиться. Для последнего у нас есть настольный теннис: это и игра, и дворовая тусовка с интересными разговорами.

Позади уже два экзамена – по алгебре и химии. Завтра сочинение. В коридоре стопки книг: это мои экземпляры художественных произведений, по которым, возможно, будет тема. Чехов стоит на Толстом, Лермонтов на Пушкине… Чтобы всё это донести, завтра со мной пойдут мама, папа и бабушка. Наши с Андреем мамы дежурят на экзамене с десяти до двенадцати. Они приготовят для нас чай и пироги, когда будет небольшой перерыв на отдых. Наши мамы вызвались неслучайно: они просто ходячие орфографические словари! Все это знают и, конечно, воспользуются случаем уточнить пару-тройку заковыристых слов.

– Пишите проще, – говорит нам моя мама. – Не нужно длинных предложений с десятью причастными оборотами. Слова проверяйте. Если не знаете, как писать, замените слово. Русский язык очень богат. Одну и ту же мысль можно выразить несколькими способами.

Мы сидим с Андреем на его диване и киваем головой в знак согласия. Моя мама пришла к тёте Оле, чтобы поделиться рецептом пирога, который она собирается испечь нам на экзамен.

– Ой, Томка, – обратилась тётя Оля к моей маме, – Не в коня овёс. Они завтра всё забудут. Главное, тему выбирайте для себя подходящую.

– Это какую? – с сарказмом спрашивает Андрей.

– Это такую, – отвечает тётя Оля, – в которой вы можете рассуждать и предложить читателю хотя бы несколько оригинальных мыслей. Иными словами, главное, чтобы вам было, что сказать.

Андрей уныло отвернулся.

– Всё. Уже проели макушку, – говорит он.

– Пошли, – вздыхает тётя Оля, – перед смертью не надышишься.

Мама с тётей Олей уходят, а мы достаём старую шахматную доску. Во дворе дождик. В теннис не поиграть. Но хочется размять мозги, как-то отвлечься от экзаменов. Если не теннис, значит, шахматы. И хотя разговор всё равно крутится на тему экзаменов, голова занята другим делом. От этого легче.

– Я волновалась, когда готовилась к химии.

– Я даже не вспоминаю то, что уже позади.

– А я вспоминаю, – взволнованно сказала я, – особенно алгебру. Если бы не ты, я бы три из пяти заданий решила неправильно.

Андрей молчит.

– Ты боишься литературу? – спрашиваю я снова.

– Что она, волк, что ли, чтобы её бояться? – огрызается Андрей.

– Все сдают, и я сдам.

– Если у тебя плохое настроение, не порть его другим. Я же не при чём, что у тебя оно такое…

– Извини. Тебе мат.

Мы сыграли ещё три партии. Две вничью и ещё с одним матом моему королю. Разговор не клеился. Видно было, что Андрей нервничает из-за завтрашнего экзамена. Я посчитала благоразумным пойти домой. Меня никто не задерживал. Это было первый раз за все годы нашего детства и юности. Обычно, когда я собиралась домой, он начинал канючить, что ещё не пора, что надо обязательно остаться и так далее.

Утром всё промелькнуло, как сон. Встала. Поела. Вышла. Дошла. Разложила книги. Села за парту. Увидела темы. Выбрала. Начала писать.

Мы сидим прямо в школьном коридоре на третьем этаже. Двери закрыты. Только учителя проходят в учительскую на цыпочках. Скрипят парты, шуршит бумага. Мы работаем. Вот и чай. Снова текст. Проверяю. Кажется, нормально. Это мне всегда так кажется, а потом…

– Какие слова? – спрашивает тётя Оля.

– Какие слова? – словно просыпаюсь я.

– Есть слова, которые ты не знаешь, как писать?

– Нет. Все знаю.

Тётя Оля щупает мой лоб и отходит. Шум. Это понесли свои работы первые одноклассники. Я опять начинаю судорожно читать написанное. Но понимаю, что даже не вижу текста. Смысла сидеть дальше нет. Встаю и отдаю сочинение учительнице. Солнце. Андрей. Синее небо. Весёлая зелень деревьев.

– Аллё! – кричит мне в ухо Андрей. – Кукушеньки! Я спрашиваю, какую ты там крокозябру написала?

– А как она пишется? – на автопилоте спрашиваю я.

– Кто? – удивляется Андрей.

– Крокозябра или краказабря?

– Ну, ты совсем, – улыбается Андрей.

Я тоже начинаю улыбаться во весь рот. Смех распирает, мы хохочем. Нет! Не просто смеёмся, а складываемся пополам и останавливаемся. Нет сил дышать. Я делаю глубокий вдох. Словно гора падает с плеч. Ещё один экзамен прошёл. Плохо ли, хорошо ли, но он позади, и ничего нельзя исправить. А впереди дорога домой, весна и новые экзамены.