Текст книги "Письма Уильяма Берроуза"

Да, Питер, я живу на холме с видом на прекраснейший город на свете, по крайней мере для меня он всегда будет юн и красив… У тебя тараканы. Этим утром я проснусь на кровати, обосранной крысами… Крысы вообще меня любят… когда я жил в другом доме, то мочил этих гадов тростью прямо во дворе… Они, ублюдки, детей едят, ты знал это? Вот и кошу их… Никакой пощады шпане неверующей. О тараканах я Суру не написал, потому что их тута нет. Вам, парни, придется просчитывать действия без… ну, понимаете, да? Без Последнего Слова по тараканам…

Поговорим теперь о дурдоме, о том, каково быть шизиком. Это, можно сказать, мое хобби, и у меня на сей счет есть теория – как и насчет всего остального. Ты, Питер, ни за что не в ответе… Сдается мне, ты на высокий пост залупился… Знаешь, на что порой идут люди, чего только не придумывают. Вот например: «Я паренек без вредных привычек. Не синячу и не колюсь»… Если у тебя на уме то же, что и у меня на уме, то ты, брат, дитя невинное. И значит, адресом не ошибся.

Теперь гля сюда и не ссы, что я такой впечатлительный. Фокусов здесь никаких. В Танжере не исчезают. О, погодь, кажись, подошла Сура насчет тараканов… Короче, надо кончать с этим. Типа ходить мне с красной жопой и не убивать пока грибочки. Они совершили вопиющее преступление – нарушили границы моей персоналии, даже не спросив разрешения… Паразиты – все до единого злобные примитивы. И самый злобный – это вирус… такие ленивые, что еле живые. Фитиль им в сраку, бродягам… Итак, говорю: пусть тараканы живут, мне насрать на них, только в мой дом путь им заказан. Я тараканов не вызывал; они нарушают границы моей собственности, и, видит Бог, я такого не потерплю. Пророк напорол чуши…

Пошел я в ресторан, где официанты и повар – арабские дятлы, которые любят помацать клиентов. Вывеска над барной стойкой гласит: «Пропялил гостя – вымой руки!»

Отправляю тебе отрывки из «Интерзоны». Это только наброски, сырой материал. Всего у меня такого написано страниц пятьдесят… Принял у себя мальчика ночью и еще одного – днем… Теперь держу пост: два дня без секса.

 
Благослови вас Господь, дети мои,
старик Ли,
ваш друг – пророк Билл
шлет вам привет
 

НА ХРЕН МЕКСИКУ[370]370
  Гинзберг, Корсо, а также Питер и Лафкадио Орловски задумали навестить Керуака в Мехико, где он обретался с конца сентября. Визит состоялся в начале ноября. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]! ПОКА БАБКИ ЕСТЬ – ЖМИ СЮДА. В ТАНЖЕРЕ ОТТЯНЕШЬСЯ. НЕ ТРАТЬ ВРЕМЯ ПОПУСТУ!!!

* * *

Аллену Гинзбергу

Танжер

29 октября 1956 г.

Дорогой Аллен!

Для «Кембридж ревю» отбери то, что тебе нравится. И еще: когда пойдешь к ним, покажи рукопись. «Интерзона» поперла, к Рождеству закончу! В день работаю минимум часа по четыре; финал, наверное, будет такой: техник – жопочист взрывает мир, дернув за рычаг, и говорит: «От души пердануло! На Юпитере слышно будет».

Слушай, по ходу дела, тут назревает натуральный джихад (это когда мусульмане сообща режут под корень врагов веры). Вчера сижу себе на Сокко, и вдруг по площади как ломанется толпа. Владельцы лавок принялись опускать стальные ставни на витринах (о, надо запатентовать автоматические ставни: жмакаешь на кнопку, и они падают, как нож гильотины). Те, кто сидел на улице у кафе, побросали напитки и кинулись внутрь, пока официанты не захлопнули двери.

Прямо сейчас где-то тридцать детишек маршируют по Сокко, неся флаг Марокко… На днях случилась всеобщая забастовка: все позакрывалось – рестораны, аптеки, машинам ход перекрыли[371]371
  23 октября профсоюз марокканских торговцев призвал устроить забастовку в знак протеста против действий французов в Алжире. В самом Танжере насилие не творилось. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Часа в четыре пополудни я со своим испанчиком пошел раздобыть бутылочку коньяка, а нам везде дают от ворот поворот: «Не работаем! Уходите! Забастовка, разве не знаете?!» И прямо перед носом хлопают дверью. Примерно в это же время начинается такое!..

Ни разу не видел, как тысячи арабов, вопя, идут маршем по бульвару. Обхожу эту улицу со стороны полицейского участка, который осадила сотня молодых арабов; легавые заперлись изнутри и забаррикадировались. Случилось вот что: один полицейский залез на дерево и обратился к местным, мол, как смеете вы противиться Франции?! К счастью, коллеги спасли его и укрыли в участке. По бульвару прошло, думаю, тысяч двадцать арабов, большей частью подростков, скандировавших: «Fuera Franзais!» («Долой французов!»). Они скакали и ржали… А так, в принципе, ничего не произошло. Джек пусть не волнуется.

Дом мой – это комната с кроватью, обычно забитой испанскими пареньками. Порядки касательно секса здесь ни на что не похожи: гулять с испанским мальчиком равносильно гулянию с девушкой с США. То есть общество принимает тебя, не жужжит. Случись тебе пройтись по улице с мальчиком – арабом – тогда пипец. Косые взгляды, потоки грязи и плевки обеспечены. Самого пацана еще и накажут. Понимаешь, местным плевать на личные дела неверных.

Я тут словно вне социума живу; еще нигде так расслабиться не получалось. Атмосфера, в которой когда угодно может разразиться бунт, тонизирует, словно запах озона после грозы, как в том стихе: «Вот песнь, без сомнений, для мужчин, что сотрясает ветви древа из железа»[372]372
  Берроуз неточно цитирует строку из поэмы Сен – Жон Перса («Анабасис», песнь 6). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] (в «Анабасисе» так вроде). По былым временам в Марокко я тоски не испытываю. Настоящее – вот мое время.

Мое неодобрение общественных норм достигает стадии психоза. Выпиваю как-то на яхте с матерыми ханжами из Англии, и кто-то говорит о ком-то, привязанном к маркеру. Тут я вставляю: «У меня был свой Маркер. Я тоже к нему привязался, очень сильно. И время от времени даже трахал его», – и сгибаюсь пополам от хохота, довольный собственным остроумием. Никому из гостей шутка смешной не показалась. Теперь стоит им завидеть меня, как у них на лбу проявляется надпись «Спасайся кто может»; все быстренько ретируются, думая про себя: «От этого гомосека одни неприятности».

В другой раз мы курнули ганджи с Полом Боулзом, пока он развлекал одну занудную богачку, ханжу из Америки. Я, распаленный выпивкой и травкой, принялся повествовать о яхе. Тогда богачка спросила: «Ну, и как скоро вы сгниете от своей отравы?» Я же ответил: «Сударыня, вам бы молиться на такой срок жизни». Мадама встала и ушла. Я подумал: ну все, конец дружбе с Боулзом. Ни фига! Его этот эпизод, похоже, позабавил; мы с ним потом еще встречались пару раз, и он открылся мне так скоро, как еще никто не открывался. Наши умы работают одинаково, телепатические волны между нами текут подобно потоку. В Боулзе есть нечто поразительно знакомое, и у меня зреет предчувствие, похожее на откровение. Я одолжил у него одну книгу[373]373
  Вероятно, имеется в виду роман Боулза «Дом паука» («Random House», Нью – Йорк, 1955). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], прочел – хороша. Жалко только, Боулз скоро уезжает на Цейлон. Вернется в феврале, и мы с ним еще, думаю, увидимся.

Да, машинка у меня есть – личная и притом неплохая.

Эти пижоны из Блэк – Маунтин[374]374
  Колледж Блэк – Маунтин, в котором учились такие поэты, как Чарльз Олсон, Роберт Крили и Роберт Дункан. Поэты в то время активно разбивались на группировки, и Питер Орловски побаивался некоторых выпускников этого колледжа. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] уж больно грозно выступают. Юнцы! Тебя из строя им не вывести. Отвлекают внимание – одна из старейших тактик в нашем деле. Замахиваются одной рукой, когда пробить хотят другой. Контрудар? Хоть с дюжину! Говоришь им: «Ну разумеется, сегодня научные статьи – вот истинная литература», и тут же зачитываешь что-нибудь об антигемоглобиновом лечении в контексте борьбы с множественной дегенеративной гранулемой. Еще правила: никогда не отвечай противнику напрямую, не переспрашивай, о чем он сам болтает, – просто кивай, как будто его речи примитивны и жутко утомительны; заговаривай с кем-нибудь на стороне – сбоку от оппонента или позади него, надолго замолкай, как будто внимательнейшим образом слушаешь того человека, по временам кивая в знак понимания и вставляя что-нибудь навроде: «Ну, так далеко я не зашел бы. Пока по крайней мере» или: «Подобное повторно сказать можно. Вопрос: зачем?»

Короче, притворяешься, будто обсуждаешь оппонента с этим призраком, которого противник типа сам же и привел… Откуда такое – объяснить не смогу. Просто меня приводит в возбуждение сам вид параноиков, от ненависти ко мне выскакивающих из штанов. Не дождусь, когда придурки реально закипят и лопнут – хочется полакомиться их сочным, мягким нутром. Всякий раз, как араб злобно смотрит на меня, я полнюсь надеждой: вдруг он возьмет да и взорвется, и вся его сущность по косточке разлетится по всему марокканскому небу… Параноик, видишь ли, обязан иметь вторую половину, то есть переживать дополнительный страх или ненависть. Если б мне, без ответного страха или ненависти, удалось довести одного такого до кипения, он бы раскололся, и бог знает что выползло бы наружу. Фантазии, чувак, фантазии… Похоже на ломку. «Наш корабль волнует воды, до которых не плывали моряки в былые годы»[375]375
  Цитата (в рукописи письма густо зачеркнута) из «Старого моряка» Кольриджа (перевод А. Прудковского). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Джек арабов пусть не боится. Мое положение позволяет официально отменить все поводы для страха.

Марокканский хаос прекрасен: в Касабланке процветают арабские хипстеры, организуется гигантское подполье. Повсюду разъезжают на джипах копы и расстреливают друг друга из автоматов…

Значит, на Рексрота напала шпана, когда он пошел купить содовой? Как будто он пьет содовую… Брешет, гад[376]376
  Кеннет Рексрот поначалу способствовал Гинзбергу и даже помог организовать чтение в «Сикс галери», но не принял вторжения разбитого поколения с Западного побережья; постоянное пьянство Гинзберга и Керуака еще больше настроило его против битников. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Это письмо для тебя, Джека и Питера. Теперь слушай: через несколько недель у меня будет готов пролог для «Интерзоны», на пятьдесят страниц. Прислать копию? Если да – то на какой адрес? То, что я создаю сейчас, заменит собой все, написанное прежде – старые записи на тему «Интерзоны» больше не нужны. Жду твоего мнения. Теперь-то я пишу саму «Интерзону», а не о ней…

Посылаю тебе фотографию моего испанчика – парень бросил работу, ушел из дома и переселился ко мне. Нет, дорогой, ситуация – вовсе не благодать. Все гиды и гомосеки на Сокко передают: «Скажите Вилли Джанку: он нарывается на большие неприятности, потому что приютил у себя проблемного паренька». У моего испанчика много приводов за игру в мяч на улице, за разбитые из рогатки окна и за драку с подружкой: ударил ее на людях, выбив два зуба, которые, стопудово, шатались (эта девка все равно делает бабки на своей пиорее, эту болячку здесь еще до сорока подхватывают четверо из пяти). Во мне рекламщик чует засаду… Я художник, человек творчества, мне нужно свободное время для работы, но ко мне лезут мальчики, отбою от них нет.

Есть офигительная идея: номер под названием «Джихад подкрался незаметно»… Вначале раздаются вопли. Никогда таких не слышал? Они ужасны. Нечеловеческие… Потом захлопываются ставни на витринах лавок. Вступает вокал. Появляются персонажи, которым кирдык во время джихада настанет раньше других.

Первым выходит, скажем, педик:

 
«Истикляль»[377]377
  Основная националистская партия в Марокко, основанная в 1943 г. Будучи под запретом, ее члены свободно действовали в интернациональном Танжере. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] кричит: подохни!
Каждый гид велит: присохни!
Надвигается джихад,
Всякий будет очень рад
Кончить старого педрилу,
Перерезать ему жилы…
 

Дальше вступает англичанин – контрабандист:

 
Не греховно заколачивать бабки,
И вне правил работать – пресладко.
Мой товар не присвоишь, джихад,
И живот свой не дам: я драться пиздат,
Хоть в напарники и достался пернатый…
 

Вступает полковник в отставке:

 
Хе – хе, знакомая дура,
Видали такое – в Белфасте и в Сингапуре.
Обуздать сумеем и местных —
Надаем люлей полновесных.
Быстро сюда мой полк Королевский за номером
Шестьдесят девять!
 

И наконец – торговец греко – сирийского происхождения, толкающий на базаре бэушные гондоны и заодно делающий татуировки в антисанитарных условиях:

 
А меня мужики знают прекрасно:
Без резинок моих блядовать им опасно.
Презера мои спасают от хвори
Французской и отцовской доли.
Кому, нах, детей нужен взвод?
И без них забот полный рот…
 

Будут и другие типажи, придумаю. Все голосят, пока наконец арии не смешиваются с воплями:

– Ты разве не видишь: сударыне твой нож не по душе! А ну-ка жди, я сбегаю за управляющим.

– Рой! Этот старый черножопер смотрит на меня уж больно пошло!

– Как смеете поливать меня бензином? Я полицию вызову! (Или так: «Как вы посмели вогнать мне в жопу нож?! Я… да я… Да! Я! Сейчас полицию вызову!»)

– Похоже, эти подлецы – мне не товарищи!

Музыкальное сопровождение состряпаем из арабских мелодий, джаза, ноток «Марсельезы», старинных берберских мотивов и проч… Нет, серьезно, восстание арабов – верная тема, сыграет. Я видел, как арабы бунтуют: скачут, вопят и ржут. В крутой заварухе смеются. А мы? Смеемся, только когда страх достигает пика и напряжение резко падает. Стычка, бой – классическая ситуация, когда подсознание под воздействием страха теряет контроль, однако здесь контроль ему не дает утратить одна деталь: смех.

Держу в руках книгу «Против закона» Уайлдблада[378]378
  Роберт Уайлдблад, «Против закона» («Weidenfeld & Nicolson», Лондон, 1955). Уайлдблад работал дипломатическим корреспондентом лондонской газеты «Дэйли ньюс». В 1954 г. вместе с лордом Эдвардом Монтегю и Майклом Питт – Риверсом был осужден на срок от одного до полутора лет. В книге Уайлдблад представляет дело как часть британской антигомосексуальной кампании, проведенной под давлением американского правительства. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Автора заодно с лордом Монтегю осудили за гомосексуализм. Эх, англичане… У обвинителей на такой случай есть традиционная речь: «Эти граждане были замечены в компании граждан из низшего сословия. Подозреваю, что они – геи». Если англичанин из высшего общества гуляет ночью с фонарем – ага, ищет гражданина из низшего сословия для… ну, вы знаете, для утехи.

Я купил себе мачете. Начнется джихад, я завернусь в грязную простыню, выбегу на улицу и отджихадирую личных врагов, крича: «Моя – Луиджи! Моя всех кончать!» А что, небольшой такой самопальный джихадик, ограниченный убийством неверных: «Узнают пусть царьки: чем меж сторон метаться, врагов убью, друзей – не поведу и бровью». Есть тут, понимаешь, один гид – гомосек по имени Чарли, так его хлебом не корми, дай смешать с грязью бедного Дэйва Вулмана прямо на улице, на виду у прохожих, типа: «Вот погоди! Разберемся мы с вами, жоси американские». Начинается, значит, джихад, и я с воплем «Мочи педикаторов!» налетаю на Чарли и сношу ему голову. И еще, зуб на вырыв, устрою себе другой миниатюрный джихад – замочу соседского пса. Зверюга лает ночь напролет.

Этим самоубийцам из «Блэк маунтин» лучше обратить внимание на ислам. Классный способ свести счеты с жизнью – позволить толпе арабов разорвать себя на куски. Сработает на ура! Парочка вариантов: во время намаза ворваться в мечеть с лоханью помоев, которые надлежит тут же вылить на пол и особым способом кликнуть свиней… Можно отправиться в Мекку и обоссать Черный Камень. Или так: переодеться в костюм порося, скинуть с минарета муэдзина – чувака, зазывающего мусульман на молитву, – и прохрюкать вместо него с верхотуры… Возможностей до фига и больше.

Сим утверждаю общую резню – все на всех. Да будет так… Будем раз в году устраивать праздник, День джихада. Полиция по всему миру получает отгул; границы стираются… Огнестрел запрещаю; из оружия дозволены только ножи, дубинки, кастеты ну и… короче, все, что без пороха.

Если джихад таки начнется, я с криком «Смерть американским додикам!» отрежу голову Дэйву Вулману. Дешевая бабуинья уловка: если на бабуина нападает сородич покрупнее, он кидается на особь поменьше. Ну, не стану же я отрицать наше обезьянье происхождение. Кто я такой!

Сейчас работаю над волшебным изобретением: мальчик, который, получив в попу заряд спермы, растворяется в воздухе со звуком далекого паровозного гудка и оставляет по себе запах сжигаемой опавшей листвы…

Придумал нового героя для «Интерзоны»: местный зануда, у которого есть привычка говорить: «Ну конечно, единственно настоящая литература сегодня – это научно – технические статьи», и зачитывать гостям бесконечные тексты на тему. Само собой, он их придумывает, и не значат они абсолютно ни хрена. Наконец герой, лишившись аудитории, отправляется на поиски новых жертв: рыщет по океанским лайнерам, вестибюлям отелей, повсюду нося при себе портфель, набитый газетами, журналами и отчетами с несуществующих конференций.

Сегодня у меня с моим мальчиком состоялся разговор. Типа я отец и вызываю сыночка, говорю ему: «Садись. Пора серьезно поговорить. В последнее время ты тратишь чересчур много денег. Нет, я вовсе не хочу тебя ограничивать, просто тебе надо понять, что такое ответственность… В конце концов деньги-то я не печатаю». Повесив голову, мальчик отвечает: «їTu estаs tan enfadado conmigo?», типа: «Ты обиделся на меня?»

Группа старых гомосеков делится забавными репликами своих мальчиков. Один говорит: «Мой сказал, будто мог бы стать американцем, потому что блондин». Другой: «Я своему давеча хотел вставить, а он мне: «Марокко – для марокканцев!».

Люблю,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Танжер

20 декабря 1956 г.

Дорогой Аллен!

Ты, видно, не получил письма, которое я отправил в «Д. Ф.». В нем была фотография Пако – испанского паренька, активно пьющего из меня кровь. Боится не дососать моих сил прежде, чем я его вышвырну. Вот за что мне нравятся арабы, так это за то, что они сделают дело – и, сложив портки, бесшумно растают, как тень. Испанцы же… О, испанец войдет к тебе, бросит одежу куда-нибудь в угол и захочет потом остаться на ночь. А потом еще ненадолго, еще и еще[379]379
  Аллюзия на стихотворение «Дня нет уж…» Г. Лонгфелло: «…А думы темнившие день, / Бесшумно шатры свои сложат / И в поле растают, как тень» (перевод И. Анненского), а также на популярную в то время песню группы «Боб Уиллс и техасские плейбои». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Что за дела с Джеком? Он боится?!! Если собрался приехать – езжай, и на все воля Аллаха. Расскажи ему, что ли, как однажды ночью за мной до самого дома шли по пятам трое арабов. И как один из них достал заточку почти в фут длиной. Думали, я, завидев ее, обструхаю себе штаны. Как же… Достаю собственный клинок шести дюймов – он, раскрываясь, угрожающе щелкает несколько раз. У – у, моя Герти… Принимаю низкую стойку, как заправский спецназер, выставив левую руку вперед для защиты, – и все трое горе – убивцев бросаются наутек. Футов через пятьдесят они оборачиваются и видят: я не зову копов. Поблизости никого из легавых и не было, однако позвать (хотя бы для вида) на помощь стоило. Арабы – ну ржать; развернулись и подходят ко мне клянчить денежку. Я поделился монетой, с расстояния вытянутой руки. Проявил щедрость, какую может проявить человек с ножом…

Теперь-то меня из Танжера не выгонят, и, думаю, местечко придется тебе по душе: сможем спокойно и плодотворно поработать над моей рукописью. Здесь все дешево, полно интересных людей и мальчиков – хоть обтрахайся вусмерть… Перезимуем и ранней весной рванем в Париж – сейчас там холодно, мерзко, да к тому же дорого. С топливом проблемы, сам понимаешь.

Я говорил с этим хипстером – негрилой по имени Карл Латимор (прозвище – Рокки). Он всех в Виллидже знает, когда-то ширялся, завязал, и бабла у него завались. Вернулся он из Парижа и плюется: «Не город – бздея». В общем, давай сначала разгребем рукопись и уж потом съездим туда… Марокко – страна чудесная, и я уверен: тебе здесь понравится. Арабов с американскими бандюганами даже сравнивать стыдно. Самое страшное в арабах – выпаренная чуждость; они – восточные люди, совершенно особые. Ужасные восточные неамериканские люди. В Триполи я встречался с американцами: прожив в городе два года, те боялись нос сунуть в туземный квартал. Я же туда каждую ночь заходил…

Султан без устали убеждает подданных уважать жизни и собственность иностранцев… Виновные в мекнесском беспределе[380]380
  В Мекнесе арабский полицейский, член группировки «Аль – Глави», случайно выстрелил из автомата, что повлекло за собой бунт и убийство нескольких португальцев. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] отданы под трибунал; некоторых уже приговорили к вышке. Я вообще не за смертную казнь, но, когда прохожих обливают бензином и поджигают, такое надо пресекать жестко. Мекнес, впрочем, сам по себе местечко проблемное и с Танжером ни в какое сравнение не идет, однако, загорись я желанием, поехал бы туда без раздумий. Поехал бы в любой город Марокко.

Новости о Гарвере просто ужасные[381]381
  Гарвер жил в Мехико с вдовой Дэйва Терсереро, Эсперансой Виллануэвой, и юкатанцем, которого они называли «Черный ублюдок». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. На его месте я свинтил бы в Англию, где героин выдают по рецепту. Надо только проверку пройти, мол, без герыча ты – как диабетик без инсулина… Я и джанк? Снова? Да ну его в гузно!

Что с тобой? Ты спятил – снять штаны в общественном месте[382]382
  Перед отъездом в Мексику в конце октября Гинзберг выступил с «Воем» в Лос – Анджелесе на чтениях, организованных Лоуренсом Липтоном, где довел концепцию своей поэтической обнаженности до буквального воплощения. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]?

Ради любви Христа, этой дешевки, не привози с собой Грегори. Ничто не угнетает меня так, как жалобы людей на антисанитарные условия. Чистоплюи пусть убираются в Швецию.

В январском выпуске «Бритиш джорнал ов аддикшн» выйдет моя статья[383]383
  «Послание главного наркомана опасным наркотикам» Берроуза появилось в журнале Дента (том 53, выпуск 2), в январе 1957 года. Статья стала первой публикацией Берроуза после выхода «Джанки». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], спасибо доктору Денту. За последние три года таких великих людей я еще не встречал. Разве что Пола Боулза. С Боулзом я вообще сошелся поразительно быстро. Он сейчас на Цейлоне, но в июне вернется… Передай привет Джеку, Люсьену, Питеру и всем в Виллидже.

Нашими краями проезжал Поттер Так, крутой тореро. Едет в Нью – Йорк. Можешь познакомиться с ним, он устроился официантом в испанский ресторан «У Пабло» в восточной части Пятидесятых или Шестидесятых улиц. Зависать будет точно в «Сан – Ремо» или в закусочной «У Джо». Сам он не джанки, но косяк забить любит, к тому же корешится со Стэнли Гулдом. С корридой он завязал, после того как бык пробил ему легкое…

Посылаю тебе сто страниц «Интерзоны». Я едва успеваю записывать – текст идет быстро и сотрясает меня до костей, подобно черному урагану[384]384
  Цитата из «Анабасиса» Сен – Жон Перса. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Если устанешь от Танжера, то, разумеется, можем все вместе отправиться в тур по Испании. Хотя сомневаюсь, что ты так скоро захочешь покинуть это местечко. А можем и в Южное Марокко смотаться, там зимой здорово. Или в Португалию – там я не был ни разу… Но на всякий пожарный повторю: арабов бояться повода нет. Бояться надо мексиканцев.

Рукопись целиком вовремя отредактировать не смогу, а кусками посылать смысла не вижу – прочесть ее надо залпом. К твоему приезду я, может быть, половину доделаю, хотя хрен его знает, на сколько страниц в итоге выйдет роман. Скажу лишь в самом конце – когда все допишется. Книгу словно бы диктуют, она сама из меня на страницы выходит.

В Мекнесе вынесли еще несколько смертных приговоров. «Истикляль» говорит: «Надо поддерживать порядок. Для Марокко сотрудничество с европейскими колонистами – вопрос жизни и смерти, поэтому всем иностранцам на нашей земле мы гарантируем покровительство. Те же, кто из страха за жизнь покидают Марокко, прискорбно ошибаются». И это заявляет партия националистов!

Счастливого Рождества, люблю,

Билл

Держи меня в курсе, когда соберешься в гости. Для Танжера визы не надо, а если ехать в Южное Марокко – да, пригодится.