Текст книги "Письма Уильяма Берроуза"

Джейн Боулз совсем плоха; легла в санаторий в Англии. Пол уехал ее навестить[403]403
  4 апреля 1957 г. Джейн Боулз пережила инсульт и в начале сентября в состоянии глубокой депрессии отправилась в оксфордскую клинику Джона Рэдклиффа, а оттуда – в нортгемптонскую психиатрическую лечебницу святого Андрея. Пол Боулз с Ахмедом Якуби отправились ее навестить. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Напиши о своих планах. Повторюсь: ума не приложу, как ты устроишься в Париже. Говорят, комнату там достать почти невозможно. Париж – последнее место, куда следует соваться человеку с невеликим достатком.

Оден и правда видел мои работы[404]404
  В августе Гинзберг посетил Одена на острове Ишиа и вполне мог показать ему часть рукописи, которую помогал Берроузу отпечатывать на машинке. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]?

Большой привет Гилмору. Извинись за меня, что не смогу повидаться с ним в Париже. Питеру тоже привет. Напиши поскорей.

Люблю,

Билл

P. S. По – моему, у меня в рукописи нет никакой путаницы, если учесть, что это – отдельные кусочки, связанные тематически и через героев.

* * *

Аллену Гинзбергу

[Танжер

8 октября 1957 г.]

Дорогой Аллен!

Посылаю тебе свою Общую теорию зависимости. Без нее понять мой роман невозможно. Фактически работа, которую я сейчас выполняю, это иллюстрация к теории. Я разослал по экземпляру Уолбергу и Денту, а ты, как прочтешь сам, отошли, пожалуйста, копию литагенту.

Теория зависимости относится к главе «Бенуэй» из «Интерзоны»; вроде эпилога к теориям о морфинизме и шизофрении… Пока не могу рассказывать, на какой стадии прогресса работа – у меня еще где-то сотня страниц заметок и фрагментов дожидается своей очереди. Фишка в том, что роман иллюстрирует теорию. Типа я начинаю развивать ее и – под маджуном – делаю долгое лирическое отступление, которое, собственно, и составляет роман. Например, есть в книге место, где юноша – хипстер, гомосек, странствует по джунглям и горам Южной Америки, забирается в самое сердце этой земли в поисках жирной зеленой ТРАНДЫ; пропадает, подобно полковнику Фосетту, так что нам никогда не узнать, нашел он транду или нет. Есть огромный сюрреалистический парк развлечений, похожий на сады Тиволи в Копенгагене. Есть страна – Швеция, – где все помешаны на вирусе зависимости. Идет Последняя война полов. Доктор Бенуэй при помощи энзим – терапии плодит гомосеков и лесбиянок. Пластический хирург – чудовище изуродовал лицо Джонни Йену… и проч., и проч. В подробности вдаваться времени нет.

Чувствую, скоро моя голубизна разрешится, а это потребует разрешения от болезни. Ведь голубизна и есть болезнь. Страшная болезнь. В моем, по крайней мере, случае. Однажды натуральная сущность у меня прорвалась наружу, как отдельная личность. Дело было в Лондоне: во сне я вошел в комнату и увидел там себя самого. Я – не мальчик, юноша – смотрел на себя с отвращением. Говорю себе сидящему: «Ты, гляжу, не рад меня видеть?», и он отвечает: «Не рад! Да я ненавижу тебя!!!» И ненавидеть у него причины имеются. Представь, что ты двадцать пять лет продержал мальчика – натурала в смирительной рубашке плоти. Подвергая содомистским актам, заставляя выслушивать содомистские речи… И что теперь, он любить тебя за такое должен?! Вряд ли. Но как бы там ни было, я со своим пареньком постепенно схожусь, начинаю с ним ладить. Позволил ему взять верх над собой в любое мгновение, однако есть еще кое-кто, кого мы не вычислили, и с ним паренек справиться не сумеет. Придется за обоими приглядывать. В конце концов нам троим предстоит слиться. A ver.

В последнее время меня накрывает по – дикому. Такие идеи приходят! Уверен, нет – знаю: моя память чрезвычайно верна мне и не подводит. К чему это я? Прочел в Швеции книгу, процитировал часть ее в своей теории, и – бац! – в голову ударила мысль: «Морфий действует на клеточные рецепторы». Во Франции, пока ждал пересадки с поезда на поезд, отправился как обычно в книжный, взял ежегодник по медицине и прочел: док Избелл из Лексингтона предположил, что морфий воздействует на клеточные рецепторы, формируя внутри клеток возбудитель. Хм, ну вот, моя теория больше не уникальна, хотя новизны в ней остается прилично, и вещь не стыдно разослать по редакциям. Но фишка-то в чем! Случай доказал: Я – КРАСАВЕЦ, и мои теории – вовсе не пердеж параноидального мозга! В одном, юноша, вы можете быть всегда уверены: по части медицины я редко ошибаюсь.

Что там с Хэнком Вертой? У меня есть уже три страницы; могу дальше набросать примерную схему действия, которая займет страниц десять или около того. Если захочет подробностей, так и быть, предоставим, но тратить время на пересказ книги не больно-то хочется. Сам понимаешь. Работы сейчас – выше крыши, к тому же в последнее время на месте усидеть почти не могу.

Давай, напиши, как дела. Бернар [Фрехтман], кажется, вернулся в Париж. Я не говорил, что и Карлос Фьоре тоже там?

Читал отзывы на роман Джека[405]405
  В сентябре 1957–го опубликовали «На дороге». – Примеч.
  О. Харриса.


[Закрыть]. Вроде бы все, кроме «Сатурдэй ревю», приняли его тепло.

Через несколько дней пришлю тебе в Париж Теорию. Держи меня в курсе событий. Привет Питеру. А ты, Питер, если будешь в Нью – Йорке, сходи к доктору Уолбергу. Льюису Уолбергу. Он плохого не посоветует[406]406
  Узнав от матери, что Лафкадио поразила жестокая душевная болезнь (которая нередко случалась в роду Орловски), Питер немедленно – впрочем, без особого успеха – попытался найти денег на билет до Нью – Йорка. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Люблю,

Билл

P. S. Амстердам – это здорово. Как там с мальчиками[407]407
  Гинзберг и Орловски навещали в Амстердаме Грегори Корсо, вместе с которым вернулись в Париж. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]?

Я тебе не рассказывал, как из крысы сделали гомосека? Всякий раз, когда самец приближался к самочке, его били током и обливали холодной водой. Теперь он говорит: «О любви своей даже пискнуть не смею».

* * *

Аллену Гинзбергу

Марокко, Танжер

19 октября 1957 г.

Дорогой Аллен!

Наконец-то я разработал схему, согласно которой в роман войдут все материалы по «Интерзоне»; она почти вся как воспоминания, записанные в долгую ночь на кумарах. Будет еще сотня страниц нового материала – лучшего, чем что-либо мною созданное. «Гомосек» и поиски яхе к роману отношения не имеют. Я из них разве только кусочки мелкие возьму. И все равно, труд на мне – колоссальный. Понимаешь, в романе аж три линии, и все должны слиться в одну. Работать буду кровь из носа, к Рождеству надеюсь закончить. Ты, кстати, какую версию «Слова» агенту отдал? Обрезанную? Так лучше, сокращения оправданны и необходимы. Сокращенный вариант – официальный. Раздутый объем обосрет весь эффект.

Теория зависимости тоже крайне важна. Она пойдет как часть главы про Бенуэя, но могу определить ее и в другое место. Просто в текущей версии романа появляется еще одна продолжительная глава про Бенуэя. Сейчас более или менее готовы три главы, которые могу отослать тебе и агенту. Схема во всей своей полноте явилась; она – некое подобие Дантова «Ада», только гомосексуальная. А еще я описал гигантскую баню, занимающую всю площадь под городом, и пройти туда можно через люки, подземки, подвалы и проч.

С теорией зависимости выходит интересно: по сути она верна. Мне от Уолберга пришло письмо, вот, цитирую: «…Особенно занимательна ваша теория о раке и шизофрении. Сам я по данной теме не работаю, но мой друг, который работает в лечебнице для душевнобольных, подтверждает, что да, среди шизофреников рак случается значительно реже, чем среди здоровых людей». Один этот факт уже бесценен. Моя теория дает ключ к пониманию зависимости, рака и шизофрении! Только доктор Дент еще не ответил.

Посылаю тебе эпитафию Кики и еще несколько отрывков из текущей работы.

Проходя мимо Карла, мальчик взглянул на него спокойными, ясными глазами. С щемящей болью в груди Карл смотрел, как мальчик уходит по аллее мимо статуй греческих борцов и дискобола. Раздался паровозный свисток, пахнуло горелой листвой; где-то заиграла гармошка… В кабинке для переодевания при бассейне два мальчика дрочат друг другу… во дворе пахнет хлоркой и юной плотью.

Карл бежал по коридору, обшитому деревом и залитому странным зеленоватым свечением. Сквозь щели и трещины в полу пробивается пар, обжигая Карлу босые ступни. Раздаются типичные для бани звуки: какое-то звериное повизгивание, кто-то ноет, стонет, смачно сосет или пукает. Карл открывает дверь – она ведет в комнату. Внутри, в углу на соломенном тюфяке он видит себя. По полу, заваленному засохшими экскрементами и яркими страницами комикса, которыми успели подтереться, кочуют комки пыли. Окно заколочено.

Снаружи звучит сухой шелест; там страшная жара. Тело чудовища до кости изъедено отвратительными язвами похотью, а на лбу – печать зла, которому все дозволено. Тварь медленно приподнимает зад, показывает красный гноящийся анус, кишащий крохотными прозрачными крабами. Она несвязно бормочет и ноет, словно заключенное в объятия какого-то призрака. Брюхо раздувается, напоминая здоровенное розовое яйцо в прожилках вен. Внутри ворочается нечто черное с клешнями и ножками.

Бенуэй:

– Разбитые души тысяч мальчиков в моих снах стонут, печальные, словно деревянный кутас на могиле умирающих; им несть числа, как листьям на ветру; они воют, как обезьяны над бурыми водами реки в сумерках джунглей; наполняют шепотками мой сон, шебуршат, аки мыши, скользят по воздуху, словно мыши летучие, или ждут, затаившись, как какой-нибудь зверь…

«Отпустите! Отпустите!» – От их криков содрогается плоть. Постоянно внутри меня раздается их плач; рыдают мальчики, отводят глаза, и те, кто меня по – прежнему любит и говорит: «Что ты сделал со мной? За что ты так? НУ ЗА ЧТО?!»

Ну, теперь-то я знаю за что, но это «за что» раскроется позже. Не стану забегать вперед. Короче, через несколько месяцев смогу выдать готовый роман.

Передай привет Грегори. Он, говоришь, жалуется на парижских консьержей? Дети мои! Консьержи все, по умолчанию, гады.

Привет Питеру.

Люблю,

Билл

С этим романом я уработаюсь. Надо, надо обуздать поток зарисовок и найти время увязать, отредактировать и отпечатать материал, который прет и прет из меня – не успеваю записывать! Однако схема романа остается предельно ясной: Бенуэй постепенно становится похож на Великого инквизитора из «Братьев Карамазовых».

* * *

Аллену Гинзбергу

[Танжер]

28 октября 1957 г.

Дорогой Аллен!

Лови отрывок из повествовательной части романа. Она составит сотню страниц и свяжет воедино весь материал «Интерзоны», а может, и еще кое-что. Заранее сказать не могу; определить, подходит материал или нет, можно лишь когда он органически вписался в повествование или же не вписался совсем. Не стану ничего впихивать в структуру романа и не стану ничего заранее обещать.

Место действия – некая совмещенная реальность, которая включает в себя Южную Америку, США, Танжер и Скандинавию. Герои легко перемещаются туда – сюда – обратно. То есть, например, из бани в Швеции можно через обычную дверь попасть в южноамериканские джунгли… с места на место героя носит переход от шизофрении к зависимости. Вообще, герой один: и Бенуэй, и Карл (блуждающий сейчас по джунглям; эту часть надеюсь причесать где-то за неделю), и Ли – все они, разумеется, один человек. Роман, по – моему, выливается в сагу о потере невинности, Грехе и некоем искуплении через познание основных законов жизни. Те, кого подобная форма подачи материала смущает, просто привыкли к повествованию историческому, то есть к рассказу о том, что происходило с героем, который с точки зрения повествования уже умер. Или так: действие обычного романа уже случилось. Действие моего романа разворачивается у читателя на глазах.

Для меня единственный способ создать повествование – это выбраться из оков тела и самому пережить события книги. Процесс утомительный и, временами, опасный. Заранее ведь не знаешь, получишь ты искупление или нет…

[…]

Буду присылать тебе главы или части глав по мере их завершения.

Привет Питеру и Грегори. Куда делся Гилмор?

Люблю,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

[Танжер]

10 ноября 1957 г.

Дорогой Аллен!

Уже месяц прошел, а от тебя – ни строчки. Ты хоть получаешь материал рукописи?!! Я тебе три главы отправил: «Некролог Кики», «Общая теория зависимости» и «Карл Петерсон». Получил ты их, нет?!

Что с Вертой? От Фрехтмана или нью – йоркского агента новости есть?

[…]

Работаю, работаю и еще раз работаю… Синьку забросил. Пишу повествовательную часть – еле успеваю, материал так и прет огромными кусманами. Моя психика тем временем так изменилась… очень глубоко, до самого основания. Я теперь совсем другой человек. Почти готов оставить Танжер. На мальчиков больше не тянет, серьезно.

Привет всем.

Люблю,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Танжер

26 ноября 1956 г.

Дорогой Аллен!

Я ответил Фельдману, сказал, пусть при публикации ставит на обложку мое настоящее имя[408]408
  Джин Фельдман совместно с Максом Гартенбергом занимался изданием книги «Разбитое поколение и разгневанные юноши» («Citadel Press», Нью – Йорк, 1958), в которую включил главу «Мои первые дни на игле» из «Джанки». Несмотря на просьбу Берроуза, автором отрывка был указан Уильям Ли. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Терять нечего.

Повествовательная часть отнимает все время. Я не бухаю, ни с кем не вижусь. Курю траву и пашу как вол. Процесс слегка сменил направление: я не вставляю повествовательные куски в текст об Интерзоне; теперь я вставляю куски об Интерзоне в повествовательный текст. Пишу – пишу и вдруг – ага! – вот этот кусочек прекрасно вписывается в такой-то отрывок. Например, часть про порнофильмы подходит для описания южноамериканского Содома, которое я только что завершил… «Слово» подойдет для абстяжной прогулки по метро. «Бенуэй» отправится в раздел про Свободию. Мимоходом упомяну скандинавского магната, президента «Трах Инк.», под контролем которого находится почти вся сексуальная активность в мире – он воплощает в себе силы зла (запросто может отключить тебя от оргонов и оставить на всю жизнь импотентом). Начинаю понимать, к чему стремлюсь. И похожа моя цель на современный Дантов «Ад».

Повествовательная часть будет состоять из американской главы, длинной южноамериканской главы (для которой я уже написал шестьдесят страниц), главы про Скандинавию и нескольких глав про Интерзону. Периодически буду между ними переключаться, когда, например, герои в Скандинавии и Южной Америке достигают одного и того же момента…

Пока пришлю тебе небольшой кусочек романа. Он, в принципе, самодостаточен и, может быть, понравится Полу Кэрроллу[409]409
  Пол Кэрролл работал редактором отдела поэзии в «Чикаго ревю». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Если ты согласен со мной, то передай ему, пожалуйста, этот кусок. Если не согласен – пришлю еще что-нибудь.

Раз уж «Олимпия» не приняла рукопись в теперешнем ее виде, значит, торопиться некуда. Даже не знаю, когда закончу работу. Ее выше крыши. Тот кусок, например, который я тебе посылаю, занял полную неделю напряженного труда. Постоянно подкатывает новый материал.

В городе мертвый штиль. Боулза нет, поговорить не с кем.

Я достиг некой точки и теперь не хочу мальчиков. Не тянет на них, ну никак. Пора за пилотки браться. Я, в принципе, и не был никогда гомосеком; у меня, оказывается, травма с детства… Когда узнал, то от страха чуть сердце не встало. У меня острая межреберная невралгия и ишиас.

Где-то под Новый год встретимся в Париже… В Танжере меня больше не держит ничто, просто работать здесь очень удобно. А так, тошно от всего и ото всех, особенно – от Б. Б., который встречается с арабскими восьмилетками. Вот мерзость-то! По дому снуют его чурканы, так и норовя что-нибудь спиздить. Сам Б. Б. задорно говорит: «О, знаешь, мне со взрослыми как-то не по себе» – и смеется! Ублюдок тупой. Сидит в самом сердце мерзейшего круга ада и даже не подозревает об этом. «Мне как-то не себе, хи – хи…» Нет, с меня хватит…

Передавай от меня привет Грегори и Питеру. Я вроде писал уже, что моя теория по многим пунктам подтвердилась? В Германии ученые недавно узнали: зависимость ослабляет психоз. В смысле, на опытах доказали… и почему-то не запускают в лечение. Правильно, не имеют права делать из людей наркозависимых. Мозг они из черепа хреновиной для удаления сердцевины из яблок, значит, достают преспокойно, а вот безопасную методу опробовать – ни – ни, страшно же!

С любовью,

Билл

* * *

Джеку Керуаку

Танжер…

4 декабря 1957 г.

Дорогой Джек!

Поздравляю с успехом[410]410
  Выход романа «На дороге» принес Керуаку большую известность. Автора буквально завалили контрактами: на издание неопубликованных вещей, будущих книг, а также на покупку прав на экранизацию его произведений. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Ты ведь пришлешь мне экземпляр своей книги, а? Правда, если считаешь, что до конца года она ко мне не поспеет, тогда не надо, не шли. Я из Танжера уматываю и, наверное, насовсем.

Здесь люди страдают какой-то формой болезни, лишающей сексуальности, – вроде атипичного гепатита. (Бог знает, что родится после ядерных взрывов.) Та же дрянь у Пола Лунда, и я сам дважды ею болел. Всего в городе случаев десять (из тех, которые мне известны). Но болячка проходит, стоит покинуть Танжер. Это не секрет, я лично проверил и перепроверил. К тому же мальчики мне больше не интересны. Перехожу на пилотки.

Над повествовательной частью романа, которая вберет в себя весь материал по Интерзоне, работаю часов по десять в сутки… Герои попадают в Скандинавию, в США, в Южную Америку, в Интерзону, и притом география романа тесно связана: например, входит герой в баню на территории Швеции, а выходит из нее в Южной Америке. «Слово» я подурезал до двадцати страниц… так намного лучше… погоди, отпечатаю – и пришлю почитать. Работы по горло, но я больше ничем другим и не занимаюсь: не трахаюсь, не пью, ни с кем не вижусь. Только работаю и курю иногда кайф.

Посылаю два образчика текста – они вроде бы части романа (про США и про Южную Америку), и в то же время идут как бы сами по себе. Прочитаешь – получишь представление о книге в целом и, может, даже сумеешь продать их. Как по мне, то они здорово получились.

Числа первого в следующем году я, наверное, в Париже пересекусь с Алленом. Или в Испанию перееду. Лишь бы из этой дырени убраться. Весной или летом, может быть, приеду в Нью – Йорк. Привет Люсьену и спасибо ему, что прислал мне экземпляры книг. Ему напишу отдельно. Времени нет, честное слово. Как встаю – сразу же за работу… Ладно, всего доброго. Скоро, надеюсь, увидимся.

Всегда твой,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

[Танжер]

8 декабря [1957 г.]

Дорогой Аллен!

Посылаю тебе два отрывка из романа […] Может, подойдут для «Чикаго»[411]411
  «Чикаго ревю». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]… если нет – тогда напиши, что именно им хотелось бы напечатать.

Алан здесь, вот уже несколько дней. Он болеет, простудился.

Похоже, к концу месяца я точно уеду отсюда. В городе все по – старому. Пол и Джейн вернулись из Англии: Джейн уже лучше, но до конца она не поправилась. Беднягу Ахмеда упекли в тюрьму за то, что он покинул Марокко, хотя на нем еще висит незакрытое дело, в котором замешан четырнадцатилетний немецкий паренек[412]412
  В сентябре Якуби вместе с Полом Боулзом отбыл в Англию, на свой вернисаж в галерее «Ганновер», в организации которого принял участие Френсис Бэкон. Аресты Якуби в июне и в ноябре 1957 г. были связаны как с политической ситуацией в Марокко, так и с моральной стороной вопроса. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Брайон Гайсин открыл «Тысячу и одну ночь», организовав танцевальную труппу из щуплых арабских мальчиков: у всех морды как у хорьков, узкие плечи и гнилые зубы, и вообще они смотрятся больше как ньюаркская команда по игре в боулинг[413]413
  В начале 1954–го Гайсин открыл ресторан «Тысяча и одна ночь» в крыле дворца Менебхи, в квартале Маршан, недалеко от крепости. Задумывалось предприятие как площадка для выступлений ансамбля «Мастера музыки из Жажуки». Летом 1956 г., после обретения Марокко независимости (6 ноября 1955 г.), Джон и Мэри Кук посоветовали Гайсину закрыть ресторан. Вернувшись из Алжира летом 1957 г., Гайсин вновь открыл «Тысячу и одну ночь», однако еще до конца года был вынужден продать заведение Кукам. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Алан Ансен тут говорит, мол, лорд Ф. устроил ему королевский прием. Лорд Ф., этот старый идиот, пытался меня совратить: я на кумарах, после лечения, и меньше всего хотелось вставать рачком перед старым развратником… Дебил, чтоб его. Ситуация примерно такая же, как если бы Энгус Уилсон[414]414
  Энгус Уилсон, английский романист, автор таких книг, как «Цикута и последствия» (1952 г.) и «Англосаксонские позы» (1956 г.). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] пригласил к себе на чаек и стал делать недостойные предложения. Страх-то какой.

Работал я, работал и наработал сотню страниц нового материала. Посмотрим, что из этого удастся состряпать.

Джек написал… похоже, все у него хорошо… Алан и я передаем всем привет.

С любовью,

Билл

1958

Аллену Гинзбергу

[Танжер]

9 января 1958 г.

Дорогой Аллен!

Ты уж постарайся застолбить комнату, очень прошу. Скоро буду. Я тут застрял исключительно по болезни и потому, что еще не набрал скорости… А выбраться отсюда надо обязательно, хотя бы ради собственного здоровья. Город поразила чума – какой-то вирус, может быть даже, синдром Ардмора (см. последний выпуск «Тайм»[415]415
  6 января 1958 г. журнал «Тайм» опубликовал статью о загадочной вирусной инфекции, поразившей солдат на базе ВВС в Ардморе (на севере штата Оклахома). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]).

В Париже всем от меня привет, скоро буду. Дня через три – четыре я отсюда смотаюсь, а перед тем пошлю тебе телеграмму: сообщу время прибытия в Париж… если, конечно, сумею точно узнать его[416]416
  Берроуз прилетел в Париж в четверг, 16 января 1958 г. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

С Аланом все хорошо… В городе все по – старому.

С любовью,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

[Париж]

16 февраля 1958 г.

Дорогой Аллен!

Да, чеки от тебя я получил, за что спасибо огромное! Из Танжера чеки до сих пор не пришли. Отправил запрос консулу в Конью… пока ждал оттуда чеков, мне предки прислали немного бабла, поэтому за жилье я заплатил.

Получил письмо от Алана… они с Грегори вполне неплохо ужились, теперь-то, когда между ними не стоит наркота… Грегори тем временем успевает отрываться на хате у Гуггенхаймов. Мадам Гуггенхайм даже задарила ему наручные часики. Грегори, кстати, взял и признался ей, что отмотал срок. То есть дело обстояло так: он признался, будто когда-то сидел, а она подарила ему часы. Слушай, Грегори вообще в тюряге был[417]417
  Берроуз и Гинзберг купили Корсо билет до Венеции в обмен на его немецкое кожаное пальто. Корсо отбыл 21 января с грузом джанка для Ансена (до которого наркотики так и не дошли). Корсо действительно сидел: в Тумсе (в Беллвью) и еще три года – в Клинтонской тюрьме (в деревушке Даннимора). Также длительное время был помешан на наручных часах. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]?

[…]

Я почти что подсел на анаболики, которых здесь обожраться… Только нам на это плевать, мы ставим опыты по анализу[418]418
  Согласно записям Гинзберга в Париж Берроуз приехал: «…не домогаться меня, а просто навестить. К тому же он стал посещать врача, дабы избавиться от сохранившихся психологических блоков и проч.». Берроуз также «ходил лечиться [к доктору Шлумбергеру] дважды в неделю, платя десять долларов за сеанс». (См. письма к Орловски от 20 и 28 января 1958 г., опубликованные в книге «Отрада искренних сердец».) – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Если найдешь книгу Уиклера о зависимости от опиатов – покупай… издательство «Юниверсити оф Иллинойс пресс»[419]419
  Абрахам Уиклер, «Психологические и неврологические аспекты опиатной аддикции в контексте клинических проблем» («Thomas», Спрингфилд, штат Иллинойс, 1953). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Напиши, когда соберешься приехать[420]420
  В конце января Гинзберг съездил в Англию, откуда вернулся в Париж на третьей неделе февраля. После повторной поездки в Англию он наконец покинул Париж и 17 июля отправился в Нью – Йорк. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Погода фантастическая – тепло как весной.

Алан и Грегори с Гуггенхайм собираются в Грецию… Замечательно, честное слово, просто замечательно… […]

Из Танжера приходят дурные вести: Пол и Джейн перебираются в Португалию. По ходу дела, боятся, как бы не замели вместе с Ахмедом. А ему, бедняге, легавые на допросах выбили передние зубы… Так написал Френсис Бэкон… «Пасапога»[421]421
  С британским художником Френсисом Бэконом Берроуза познакомил Пол Боулз. «Пасапога» – бар на рю дю Фес, которым владел Доуэлл Джонс, престарелый валлиец со стеклянным глазом. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] закрылся.

До скорого.

С любовью,

Билл

* * *

Лоуренсу Ферлингетти

Франция, Париж, 6–й округ,

рю Гит – ле – Кёр, 9

18 апреля 1958 г.

Уважаемый господин Ферлингетти!

Относительно отдельных частей моей рукописи[422]422
  Берроуз отправил в «City Lights» рукопись на двести страниц, озаглавленную «Интерзона». Если не считать «Слова» и иного порядка следования прочих глав, материал из нее по большей части вошел в «Голый завтрак» неизмененным. Ферлингетти в публикации отказал. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], разобраться в которых без помощи автора вам, наверняка, будет затруднительно, я предлагаю следующие изменения: всю последнюю часть под заглавием «СЛОВО» вычеркнуть, поскольку я в конце концов сократил ее до трех страниц. Посылаю вам новую версию; пусть она встанет в начало и называться будет «Понтапонную Розу не видели?»… Нынешнее начало, то есть часть «Эндрю Кейф и вазелиновый скандал», прошу опустить. Вторую часть, «Голоса», читать начинайте с третьей страницы: «Когда я был нариком, то жил исключительно джанком…» и дальше, до конца части. Если желаете следовать напрямую линии романа о джанке, то главу «Окружной клерк» пропускайте… «Интерзону Ю», «Ислам Инк.», «Балеху у Эй – Джея» и «Шумную комнату Хасана» пропускайте. Но обязательно включите «Больницу»[423]423
  Прежде «Хаузер и О’Брайен» относились к «больничной» главе и повествование о них начиналось словами: «Вполне реально создать такой наркотик, одна вмазка которым обеспечит зависимость на всю жизнь» («Голый завтрак»). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] (опустив пассаж про Микки Спиллейна в середине), «Бенуэя» (пропуская теоретическую часть о зависимости и шизофрении), «Конференцию по технической психиатрии» и все, что захотите из «Рынка»…

Это один способ работы с моим романом, так текст обретает некое подобие единой смысловой линии. Само собой, у вас на этот счет могут быть свои соображения. Роман можно представить и как набор коротких, не связанных по смыслу рассказов. В письме я лишь предлагаю организовать их все в единый текстовой массив. Я также не стал бы публиковать самых «грязных» моментов, дабы избежать в дальнейшем затруднений юридического характера…

В любом случае, это лишь предложение с моей стороны.

Искренне ваш,

Уильям Берроуз

* * *

Полу Боулзу

Франция, Париж, 6–й округ,

рю Гит – ле – Кёр, 9

20 июля 1958 г.

Дорогой Пол!

Ты что, хочешь дать представление в Денвере[424]424
  Боулз написал партитуру для оперы «Йерма» по мотивам одноименной пьесы Лорки. После репетиций Боулз с труппой отправился из Нью – Йорка в Денвер. Премьера состоялась 29 июля 1958 года в университете штата Колорадо. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]? На кой тебе Денвер?

В Париже я застрял – примерно до ноября. Потом хочу в Индию. У меня тут есть приятель, который Дальний Восток изъездил вдоль и поперек. Он говорит: Бангкок и Япония – туфта полная. Слишком много в них от Америки. В ноябре он собирается ехать в единственную страну, не тронутую влиянием Запада – в Индию. И я, скорее всего, поеду с ним. Мой друг планирует там обосноваться, снять домик в Калькутте. Из его рассказов я понимаю, что местечко – вполне для тебя. Айда и ты с нами! Зовут моего друга Жак Стерн[425]425
  Жак Стерн, жертва полиомиелита, писатель, библиофил и наркоман из богатой семьи французских евреев. С ним Берроуза весной того года познакомил Грегори Корсо. Стерн под своим именем появляется в первом издании «Голого завтрака», однако в последующих изданиях упоминание о нем (как об авторе понятия «тяжелой жидкости») было удалено. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], и он самый интересный человек в Париже. У нас много общего: оба учились в Гарварде и оба знакомы с джанком. Так вот, Джек говорит: с травой в Индии все зашибись.

«Чикаго ревю» в восторге от моей работы и печатает ее по частям. Одна часть уже вышла, весной 1958–го. Еще кусок появится в следующем выпуске. Редактор[426]426
  Редактором «Чикаго ревю» был Ирвинг Розенталь, в то время аспирант Чикагского университета. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] готов публиковать все мои вещи; одна беда – публикуют бесплатно.

Дэйв Вулман пишет, будто в Танжере ничего не изменилось, но я туда жить не поеду – не сейчас, не при нынешних обстоятельствах. Дэйв еще говорит, мол, МИД отобрал у Джейн паспорт. Абсурд! Разве это дипломатично?..

Ты пока еще не надумал где-нибудь осесть? Навсегда? Напиши, расскажи о своих планах.

Всегда твой,

Билл Б.

* * *

Аллену Гинзбергу

[Париж

Июль 1958 г.]

Дорогой Аллен!

Я прочитал письмо от миссис Керуак. Она, похоже, вскрыла твое письмо Джеку и написала ответ за него[427]427
  Прочитав письмо Гинзберга к мужу, миссис Керуак решила ответить сама, однако сэкономила на почтовых марках, и письмо отправилось морем. К тому времени, когда оно дошло до Парижа, Гинзберг уехал, и конверт вскрыл Берроуз. (См. также следующее письмо.) – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Больная женщина, скажу я тебе. Думает, что ее угроза обращения в ФБР отпугнет тебя от общения с Джеком.

Вот ведь глупая, узколобая, мстительная деревенская баба, неспособная даже помыслить о чувствах! Она мелочная, и злоба у нее тоже мелочная. На твоем месте я бы показал письмо Джеку. Если уж ему нравится, когда с ним обращаются как с ребенком и указывают, с кем общаться и кому писать, тогда для нас он потерян.

Еще плохие новости: Нила осудили на пять лет[428]428
  В апреле 1958–го Нил Кэсседи попался на продаже марихуаны – его взяли с поличным агенты Отдела по борьбе с наркотиками города Сан – Франциско, работавшие под прикрытием. 14 июня Кэсседи вынесли приговор и 4 июля отправили в тюрьму Сан – Квентин на два года. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Боб Лавин[429]429
  Робер Лавин – художник, через которого Гинзберг в декабре 1954 г. в Сан – Франциско и познакомился с Орловски. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] пишет, мол, судья, когда зачитывал приговор, поливал Нила грязью. Нил, впрочем, держался с достоинством и на оскорбления никак не ответил.

Стерн сейчас в больнице, где его лечат через жопу – демеролом. Врач понятия не имеет ни о чем, хотя бы отдаленно напоминающем апоморфин.

Придется, наверное, повесить на дверь табличку «Гинзберг тут больше не живет». А то, понимаешь, разбудил меня в три утра какой-то вшивый араб; потом еще в восемь приперся какой-то дебил, искал «друзей по Оксфорду»…

В остальном все по – старому.

С любовью,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

[Париж]

24 июля [1958 г.]

Дорогой Аллен!

Пересылаю тебе письмо нашего трусишки Джека. Написано как будто полудурком, который пытается объяснить бывшему другу, мол, домой теперь «приводить никого нельзя, потому что в доме поселилась бабенка и ей жиды о – очень не нравятся, к тому же сам он «совсем не тот, как прежде»… Нет, можно, конечно, порою (только не слишком часто) посидеть где-нибудь, пропустить вместе по кружечке пива и проч.». Одним словом, трусишка. Слабак. Он еще пишет: «Нилу или Джулиусу[430]430
  Джулиус Орловски несколько лет лечился в психиатрической клинике города Сентрал – Айлип. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] помочь никак не смогу. В конце концов, мое какое дело? Спешить не буду. Мать для меня прежде всего – она сильно расстроена, сам знаешь. И вообще: я его честно предупредил». Буддист – католик… Боже ж мой! Жена его к ногтю прижала, как вошь. А на десерт – бредятина о «мудром дядюшке Сэме», и это в то время, как вопиющая, преступная глупость лидеров Америки очерняет страну в глазах всего мира!

Миссис Керуак тем временем продолжает забрасывать нас с тобой безумными письмами, в которых изливает свою болезненную ненависть. От подобного кого хочешь стошнит. Пример: «Вы вопще не люди, пишите грязные книги, замышляите грязное и употрибляите наркотики. Не смейте больше упоминать Джека в своих грязных книжках». Ну и тэ – дэ, и тэ – пэ. Последнее письмо от этой дамочки я сжег в биде и в ответ написал, мол, ничего тебе пересылать не стану – не буду даже сам читать, сразу спалю. Не открывая.

Это письмо я пишу лично тебе, Аллен, Джеку его не показывай. Незачем. Впрочем, передай ему: двойная игра не удалась. И не удастся никому, кто молча потворствует гневным письмам миссис Керуак и одновременно с этим пытается дружить с человеком, которому эти письма адресованы. Джек добился богатства и славы, пересказав историю Нила, изложив его речи на бумаге и притворяясь другом до гроба. Так может, полиция взялась за Нила после книги? Как бы там ни было, Джек нажился на крови друга. Теперь не хочет и доллара дать, чтобы вызволить друзей из беды. Разве не так?

И разве не в духе миссис Керуак посылать ядовитые письма, снабжая конверты дешевыми марками?

Впрочем, довольно о Джеке. Ты давай, определяйся с планом действий.

Стерн в безопасности, но с наркоты не слез[431]431
  На Стерна вышел Отдел по борьбе с наркотиками. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Я тоже; только у меня при себе запас апоморфина, так что через недельку смогу отправиться в Испанию. Мой врач – аналитик[432]432
  Доктор Шлумбергер. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] уходит в отпуск на весь август и первые две недели сентября. Я тем временем неплохо уживаюсь с супругой Стерна[433]433
  Дини, американская жена Стерна. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] – милая женщина, мне она даже нравится. Очень.

У меня родилась шикарная задумка для книги… Напишу роман о временах, когда на Земле жило много разных видов людей, из которых самые замечательные до сегодня просто не дотянули. Подобную идею удастся воплотить, если я… увижу тот период. Пока же мне представляются такие картины: гигантские болота и пустыни; лемуры, чьи глаза глупы и печальны; страшные, хищные бабуины; потенциал человека в зачаточной форме… Может, я такую книгу и не потяну. Задумка родилась лишь вчера.

Анализ достиг апогея: в детстве у меня на глазах случилось убийство. Мэри[434]434
  Мэри Эванс, ирландка, которая присматривала за маленьким Берроузом. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], моя злобная гувернантка, пережила выкидыш и сожгла плод в печи. Убила ребенка.

Через несколько дней Стерн уходит в круиз на яхте. Он оставил на Грегори сто пятьдесят баксов. Надеюсь, завязав с наркотой в этот раз, я верну себе изначальную форму – здоровье, которыми наслаждался после терапии доктора Дента. Потому-то я и не торопился соскакивать – хотел изменений на клеточном уровне, сам понимаешь.

Напиши поскорей.

С любовью,

Билл

Грегори сейчас на машинке набивает поэму про бомбу[435]435
  «Бомба» Грегори Корсо вошла в сборник «Счастливый день рождения смерти» («New Directions», Нью – Йорк, 1960). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Готовую вещь хочет отослать в Штаты.

P. S. Вот, свою позицию я изложил.

Грегори написал письмо Джеку, которое решил не посылать. Повторяю: ты это письмо Джеку не показывай. Нечего подпитывать его паранойю, а то он весь такой белый и пушистый, и все вокруг – против него. По сути, Джек хочет стать нацистом и в то же время держать при себе друзей – евреев. Свою мать он ни хрена не любит. Боится ее до усрачки. От комплекса избавляется при помощи непросвещенного буддизма (буддизм без психоаналитического озарения – это крысиный бег по кругам страха), но в итоге возвращается к матери в образе скудоумного буддиста – католика… И единственный выход для себя – психоанализ – он отвергает как «отмерший, европейско – жидовский и антиамериканский». (Господи, да он безнадежен! Напрочь забыл, как ты возился с его рукописями, приводил их в порядок, рассылал издателям, литагентам… Не нравится мне, что Джек упоминает говнюка Джулиуса и так запросто отмахивается от несправедливо осужденного Нила. Джек печется исключительно о себе. Слабак… нет, трус, который сдаст всех, стоит лишь на него слегка надавить. Не хочет видеть своего имени в моих книгах, а сам-то тебя, Нила и меня в свои книги берет!

Постскриптум я дописал через день после того, как закончил само письмо. И чем больше думаю о Джеке, тем меньше хочется его видеть. Все, хватит.)

* * *

Аллену Гинзбергу

Танжер

25 августа 1958 г.

Дорогой Аллен!

Мой врач – аналитик в отпуске, и я пока смылся из Парижа сюда, уж больно часто меня отвлекают. Когда вернусь, хочу, чтобы ко мне вообще никто не совался. Ну, или совался, но только очень и очень нечасто.

Танжеру конец. Пришли дни Хааб[436]436
  «В календаре народа майя дни Хааб – это пять последних дней года, в которых сосредотачивается все зло года». (Такое объяснение дал Берроуз Ирвингу Розенталю в письме от 20 июля 1960 года. [Из архива Гинзберга в Колумбийском университете.] См. «Голый завтрак», «Атрофированное предисловие».) – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Многих гомиков утащили с Сокко – Чико прямиком в местную каталажку, где чахнут теперь шестьдесят содомовых отпрысков. Полиция допрашивает Дэйва Вулмана, Крофта – Кука и Джозефа[437]437
  Руперт Крофт – Кук, писатель, часто приезжавший в Танжер; Джозеф – его секретарь – индус. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Декстер Аллен[438]438
  Декстер Аллен, автор сборника стихов «Газель» (Лос – Анджелес, 1953) и романа «Ягуар и золотой олень» («Coward-McCann», Нью – Йорк, 1954). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], Дэйв [Вулман] завтра же мотают отсюда. Тони [Рейтхорст] уже смылся в Малагу. Парней избивают, и они, плюясь кровью, выдают имена. Сотни имен. Я скорей всего тоже в списках. На допрос вызывают повесткой, которую понимать можно как предупреждение типа «Убирайся из города». Что ж, вещи мои упакованы, и убраться я могу за пару минут.

В работе у меня одновременно несколько вещей, но времени рассказывать о них нет. Здесь пробуду числа до десятого… Ахмед Якуби сидит у себя в комнате, дрожа от страха. Пришел конец. На этот раз окончательный. Больше я сюда не вернусь.