Текст книги "Письма Уильяма Берроуза"

Индия! Открывай ворота…

С любовью,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

(от Грегори Корсо и Уильяма Берроуза)

[Париж

28 сентября 1958 г.]

Тряси бабки с Дона Аллена[439]439
  Дональд Аллен, редактор «Grove Press». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] и Керуака.

Дорогой Аллен!

Мы с Биллом затеяли издавать журнал «ИНТЕРПОЛ»: о поэте, «который стал легавым». Содержание – наимерзейшее, наигнуснейшее, наивульгарнейшее и наипошлейшее. Грязь должна получиться густая, чтобы ложка стояла.

Билл спланировал первый выпуск: состряпаем его из самых грязных произведений Боулза, Теннеси Уильямса и твоих крепких кокаиновых записей; возьмем у Стерна самого унизительного, у Керуака – самого сентиментального…

Мы решительно настроены воплотить проект в жизнь, потому что – как Билл говорит – мы легавые и просто не можем без этого. Нашей вины здесь нет. Тебя берем в долю, будешь соредактором – ищешь материал и спонсоров. Твои прямые обязанности: сбор самых грязных и пошлых текстов и денег. Денег нужно много, за ними обращайся к Дону Аллену, Керуаку… да ко всем. В общем, на тебе надежность сего исторического предприятия. Ищи спонсоров, говори, мол, Берроуз собирает средства на воплощение в жизнь одного гнусного проекта. Мы верим в тебя.

Для поднятия боевого духа обрисуем тебе наш формат: сначала идет вступительное слово редактора (от меня, Билла или от нас обоих). В нем сообщаем, что на этой неделе в моде будет пальфиум, или что в Испании отныне диосан без рецепта не отпускают… в общем, подобие новостей для торчков и проч. Дальше пойдут обзоры книг, написанных наркоманами, торчками, косоглазыми дебилами и больными гигантизмом. В журнале будут всячески поноситься чистота и порядочность; на первое место выйдут разносы и желчь.

Давай, Аллен, не откажи в помощи. Я напишу Ансену, Ферли[нгетти], Стерну и тебе – к Фиппсу[440]440
  Гарри Фиппс из Палм – Бич, богатый молодой покровитель битников, с которым Керуак и Корсо познакомились в Париже. Умер в Нью – Йорке в возрасте тридцати лет от передозировки амфетамина. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Потом Дону Аллену, Керуаку и прочим…

Удачи, Аллен! В твоих руках – мерзейший золотой скипетр Билла, которым он прожжет себе дорогу в неизведанные области истории. Синий гной и зеленые яйца гарантируем. Вперед! Ни шагу назад! Ибо вперед смотрят пустыми глазами ищейки из Интерпола! Лучше не попадайтесь к ним в черный список! Ого, Билл возвращается. Уползаю обратно к себе в комнату. Берегись! «Интерпол» явился на свет! Гр – рррррррррр!

[Грегори Корсо]

Когда образ человеческий находится под угрозой, Поэт дарует формы спасения. Контролеры фантазий в поэзии защищают нас от вируса человечества. Эту заразу теперь можно выделить и лечить. Такова работа новых ПОЭТОВ – ЛЕГАВЫХ.

Вирус надо выследить при помощи радиоактивных образов, пока он не выкристаллизировался в раке, крови, камне и деньгах ужасной поверхности мира. Кошмар последней ночи – это отсыревший гренок на сегодняшний завтрак. Вот вам новейшее откровение и пути действия…

Говоришь, веселящий газ довелось нюхнуть[441]441
  Под наркозом на приеме у стоматолога Гинзберг пережил видение: реальность предстала перед ним как комическая иллюзия. Впечатленный таким эффектом, Гинзберг сочинил поэму «Веселящий газ» (вышла в сборнике «Каддиш»). – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]? Да, у меня глюки были примерно такие же. А вообще, видения теперь постоянно приходят…

Наша «объективная реальность» – это лишь кристаллизовавшийся сон или глюк. Из него можно выйти. Сильнее воображения ничего нет. Те же сны – суть форма ЗАКОНА.

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Париж

10 октября [1958 г.]

Дорогой Аллен!

Прости, что не писал. У меня в жизни случилось столько всего очень важного… кажется, будто прошло десять лет, как я посылал тебе письмо в последний раз. Стоит подумать о себе самом, когда я год назад приехал в Париж, и собственный образ представляется мне страшно далеким. Словно идущим из детства. И это особенно в тему. Психоанализ поднимает меня на сказочные высоты! Я жутко разочарован своей писаниной и ремеслом вообще. Если не сумею достичь пика, на котором выдавать стану вещи столь же опасные и напряженные, сколь и коррида, то следует поискать иной путь.

По соседству живет Брайон Гайсин. В Танжере он владел баром «Тысяча и одна ночь», а сейчас пережил такое же обращение, как и я, и творит ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ полотна. Когда я говорю «великолепные», то имею в виду «великолепные» не в современном понимании слова. Замечательные работы сразу видно. На картинах Брайона Гайсина мне видится ментальный пейзаж моих собственных работ. Он пишет на полотнах то, что я пытаюсь изложить на бумаге. Сам художник представляет свою живопись как отверстие в нашей «реальности», сквозь которую он заглядывает во внешний космос и исследует его просторы. В процессе живописи, проникая за грань картины, он рискует собственной жизнью и разумом. Подобных полотен я прежде не видел. Само собой, покупать их никто не станет. Стоит взглянуть на картины Брайона Гайсина, и разум перестанет работать; перед тобой развернется сатори. Пока Френсис [Бэкон] думает, Гайсин уже пишет – и пишет весьма плодотворно.

Надо отказать в доступе всем визитерам и вплотную присесть за работу. Ни с кем просто – напросто не получится общаться на прежнем, простейшем и бессмысленном уровне.

Наконец я отыскал способ преодолеть ломку. Надо войти в депрессию и выйти из нее по другую сторону.

В последнее время я переживаю столько всего необычного. Конечно, жизнь – это лишь воображение или скорее его проекция. Потому-то и проваливаются любые политические действия, как провалится попытка сдержать невроз при помощи одной силы воли. Однако систему можно устранить, используя воображение, если одновременно достаточное количество людей начнет мыслить на уровне Гайсина. Силу воображения не сдержит ничто. В буквальном смысле. То есть я, например, могу мысленно притянуть к себе на карман деньги. Могу запросто навоображать герыча или опия. Вчера утром валяюсь разбитый, сломленный (Джек Стерн в Англии, лечится), впору вешаться… Думаю: хорошо бы джанка – и тут забегает Бернар [Фрехтман], заносит здоровенный кусок О. Еще один чувак буквально настаивал, чтобы я принял у него десять тонн франков. Сам собой нарисовался барыга… И подобное происходило со мной не один раз.

Одна беда: не могу написать ни строки… Посылаю старые наработки [Ирвингу] Розенталю.

Привет Джеку, Питеру и остальным…

С любовью,

Билл

* * *

Полу Боулзу

Англия, Лондон

19 октября 1958 г.

Дорогой Пол!

Пишу тебе из Лондона, где лечусь от наркомании с одним другом[442]442
  Жак Стерн оплатил Берроузу дорогу до Лондона, где они вдвоем сняли квартиру в доме 2 по Мэнсфилд – стрит. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Доктор Дент за раз проводит курс только для двух пациентов, поэтому с нами не лежат алкоголики и не портят общую атмосферу.

Спрашиваешь, стоит ли возвращаться в Танжер? Лучше обратись в отдел гаданий на кофейной гуще.

Пол Лунд написал, что в «ИСПАНЕ» он вычитал, мол, власти в Рабате без объективных причин постановили изгнать тебя из Шерифской империи. Многие из нашей братии, напротив, утверждают, типа, такой заметки не появлялось. Чарльз [Галлагер] навел справки в охранке: в Танжер можешь вернуться, когда пожелаешь. Брайон Гайсин тоже удивляется, отчего ты еще раньше не приехал – опасности нет… Ну, смотри сам.

Короче, в Танжере все спокойно. Да, Бент Андерсон угодил в крепость, но такое может случиться и в другой стране. С человеком его-то калибра. Дэйв Вулман на первом же допросе вломил всех. Декстер Аллен смылся, едва получив от меня срочное – и не лишенное шкурного интереса – предупреждение. В итоге выиграли мы оба: через два дня после отъезда Декстера полиция пришла по его душу. Тони Голландец вернулся на родину. Эрика [Гиффорда] покамест не трогают. Я же свой месяц в Танжере провел как котяра в сметане: ел маджун и работал. Ахмед [Якуби] вроде оправился и не боится. В один момент, однако, пришлось прервать поток его бессвязных и исключительно непонятных рассказов о каком-то Морисе и о тебе, о вещах, оставшихся на квартире и проч. О чем он лопотал, я понять не сумел. Чем дальше Ахмед разорялся, тем больше я запутывался.

Брайон Гайсин поселился в отеле неподалеку от меня. Наконец мы поладили.

За последние три месяца Гайсин написал несколько поразительных картин. В живописи я не разбираюсь, но отличную работу в любом виде искусства признаю сразу. А работы Гайсина и правда отличны. Потому-то ни один покупатель на них даже не взглянет, ведь прежде никто подобного не создавал. Ужасно, когда денежной стороной живописи заправляют люди скудоумные. Издатели и то добрее.

«Голый завтрак» по частям публикует «Чикаго ревю»[443]443
  Вслед за весенним выпуском «Чикаго ревю» октябрьский номер представил новый отрывок из «Голого завтрака». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Розенталь – единственный редактор, понимающих, о чем я пишу. Не знаю, видел Джей Лафлин[444]444
  Джеймс Лафлин, редактор «New Directions». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] мою рукопись или нет.

Здесь я пробуду еще несколько недель, потом возвращаюсь в Париж. Письма присылай по адресу: Лондон, филиал «Американ экспресс». Не забудь о себе написать. Жаль, что с Джейн так получилось[445]445
  Пол вместе с труппой находился в Денвере, где ставили его оперу «Йерма», а Джейн 1 октября легла в медицинский центр Корнелла (Уайт – Палмс, штат Нью – Йорк). Там она перенесла несколько припадков. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Передавай ей от меня пожелания всего наилучшего. Надеюсь, скоро свидимся…

Всегда твой,

Билл Б.

1959

Аллену Гинзбергу

Париж

2 января 1959 г.

Дорогой Аллен!

Я так медленно писал это письмо, потому что в последние месяцы со мной происходит столько сложных и необычайных вещей. Событий накопилось… всего не перечислить, как не уместить в одном письме события десяти насыщенных лет жизни.

Творится нечто паранормальное – загадки сплошь и рядом. Посылаю тебе описание самых последних событий, свидетелем которых я стал лично.

Стерн ширнулся после недельного воздержания и за десять минут потерял около семи фунтов веса. (Плоть, которая нарастает в теле после соскока, мягка и похожа на эктоплазму. Джанк моментально разъедает ее.) В другой раз он на расстоянии в шесть футов ощутил, как я мысленно коснулся его руки…

Описав в тексте Жиртреста Терминала, я потом увидел лицо Жиртреста в янтарных бусинах волшебного арабского ожерелья, которое показывал мне Брайон Гайсин… (Словно бы в янтаре застыли страшные вирусы, ищущие выхода и входа.) Однажды я смотрелся на себя в зеркало, и внезапно мои руки превратились в нечто нечеловеческое: распухли, окрасились в черно – розовый; кончики пальцев как будто усекли, и из них росли длинные, жгутообразные белые щупальца… В другом конце комнаты сидел Джерри[446]446
  Джерри Уоллес, двадцатилетний юноша из Канзаса; в то время обретался в Париже. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], и он вдруг воскликнул: «Боже, Билл, что у тебя с руками?!»

– А что у меня с руками? – ответил я как ни в чем не бывало.

– Они у тебя распухли, порозовели! Из пальцев лезет какая-то белая дрянь!

А сколько народу стало замечать, что я становлюсь невидимым!..

Материал, который я использую – всего лишь перечень реальных событий. Тебе рассказываю очень немногое. Я вдруг начал писать, используя странные формы слов – примеры сам увидишь, к письму прилагаю. И еще делаю иллюстрации (качество… ну, как у начинающего).

О шаре, Брайоне и гробе тебе расскажет Грегори[447]447
  В магической лавке Берроуз купил цепочку для ключей, на одном конце которой висел шарик из нержавейки. Гайсин утверждал, якобы видел в этом шарике образ Танжера; Берроуз, заглянув в него, увидел мусульманские похороны. В зеркало Берроуз глядел тоже по настоянию Гайсина. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Да, я в очень опасном месте, однако достиг точки, откуда возврата не будет.

Надписи[448]448
  Под «надписями» следует понимать сорок девять каллиграфических фигур в стиле Гайсина (семь строк, написанных справа налево и снизу вверх и помеченных «Верх», «Низ»). Точно такие же Берроуз изобразил для дизайна суперобложки «Голого завтрака» издания «Olympia Press». На следующей странице – девять строк подобной вязи, изображающей семь или восемь фигур. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] вверху читай снизу вверх и справа налево. Они живые, словно некие организмы.

Привет Питеру, Джеку и Люсьену.

С любовью,

Билл

P. S. Материал можно попробовать пристроить в журналах «Эвергрин»[449]449
  «Эвергрин ревю», журнал издаваемый «Grove Press» с 1957 года. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] и «Нью дайрекшнз».

* * *

Брайону Гайсину

Париж, 6–й округ,

рю Гит – ле – Кёр

17 января 1959 г.

Дорогой Брайон!

За письмо спасибо. П. Б. я напишу сразу же.

Навестил Жака Стерна в Лондоне. Его, оказывается, тоже посещают видения – только без шара. И он тоже видел гроб в библиотеке, еще до того, как я рассказал ему о своих глюках. Поэтому все сходятся в одном: в библиотеке действительно лежит гроб. Странное, однако, место для гроба. Это что, округ Сен – Жермен? В библиотеке!

О себе: взявшись за живопись, я, похоже, скоро перестану общаться вербально…

Думал в середине следующего месяца отправиться на юг, в Ла – Сиота, изучить там твои картины. Затем – в Танжер или Сеуту, или еще какое теплое место[450]450
  Ла – Сиота – прибрежная деревушка между Марселем и Тулоном, где обосновалась колония художников. Гайсин отправился туда под Новый год и вернулся в Париж на второй неделе февраля. Сеута – испанский анклав на востоке Танжера. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Так что если соберешься куда – сообщи…

Грегори пишет, что ему нужна поэма «СМЕРТЬ», которая лежит у тебя. Будь добр, отошли ему текст по адресу: Нью – Йорк, Восточная Вторая улица, дом 170, квартира 16, Грегори Корсо через Аллена Гинзберга.

О, в живописи у меня получается нечто странное – одни арабские сюжеты. Ты получал на Рождество от меня открытку?

На встречу в Танжере приеду, железно…

Держи меня в курсе. Не терпится увидеть твои картины.

Сам я готов в середине следующего месяца сняться с места, то есть двигать на юг.

Всегда твой,

Билл Б.

P. S. Вязь постоянно выходит вверх тормашками[451]451
  В нижней части письма имеются два ряда символов с подписями «Низ» и «Верх». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

* * *

Полу Боулзу

Франция, Париж, 6–й округ,

рю Гит – ле – Кёр, 9

17 января 1959 г.

Дорогой Пол!

Я не забывал писать тебе, просто ты постоянно куда-то теряешься, меняешь адреса. Я, например, послал тебе открытку – в агентство Морриса[452]452
  Агентство Уильяма Морриса в Нью – Йорке. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. По слухам, ты был в Лондоне, а теперь снова вернулся в Танжер.

В следующем месяце я, наверное, двину на юг. По дороге хочу навестить Брайона…

В «Чикаго ревю» от моих работ отказались[453]453
  Появление в осеннем выпуске материалов Берроуза возмутило публициста Джека Мэйбли, который написал гневную статью в чикагской «Дэйли ньюс». В результате руководство университета запретило зимний выпуск «Чикаго ревю». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть], да еще «Нейшн» объявил меня извращенцем международного уровня, озабоченным гомосеком… Похоже на то, как старый наркоша из Виллиджа пытается развести снобов из предместий на дозу гаррика: «Господи, Билл, им еще и оргий хочется!»

Похоже, «ГОЛЫЙ ЗАВТРАК» я дописал. Будет он напечатан целиком или нет – не знаю. По крайней мере сейчас. Появились осложнения, да к тому же части рукописи разбросаны по Штатам и Европе.

Как там в Танжере? Я туда заскочу где-нибудь в следующем месяце, точно пока не скажу. Джейн с тобой? Если да – передай ей от меня всего наилучшего. Надеюсь, скоро увидимся.

Всегда твой,

Билл Б.

* * *

Полу Боулзу

Франция, Париж, 6–й округ,

рю Гит – ле – Кёр, 9

20 февраля 1959 г.

Дорогой Пол!

Спасибо, что написал. В Танжере я пробуду с середины марта до июля, но это приблизительно и неточно (как и все в моих планах). Надеюсь встретить тебя на месте.

Брайон в Париже. Свалился, правда, с аппендицитом, нужна операция. Зато картины у него получаются – просто блеск. С каждым разом все круче и круче. […]

Кажется, появился шанс издать «Голый завтрак» в Штатах: само собой, с купюрами. Спасибо Аллену и Грегори – они со своим чтением в Чикаго засветились в прессе не по – детски[454]454
  В январе 1959 г. Гинзберг, Корсо и Орловски действительно устроили чтения и приняли участие в пресс – конференции, чтобы поддержать Розенталя и Кэрролла. Последние ушли с должностей редакторов «Чикаго ревю» и готовились опубликовать запрещенный материал уже в собственном издании. Данные события освещались в журналах «Тайм» и «Лайф». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Моей книгой тут же заинтересовались издатели.

Говорят, в Мексике цены взлетели, и две сотни американцев вытурили оттуда под разными предлогами или без предлогов вообще. Да, я хотел возвратиться в эту страну, но теперь – фигушки.

Брайон передает привет…

Всегда твой,

Билл Берроуз

* * *

Аллену Гинзбергу

Марок., Танжер,

консульство США

2 апреля 1959 г.

Дорогой Аллен!

В Танжер прибыл очень неудачно. Город взбудоражило событие, к которому я оказался причастен – по несчастью и по стечению обстоятельств. Если коротко, то дело обстоит так: капитана Стивенса, владельца несчастливой яхты «Амфитрита»[455]455
  Клайв Стивенс – капитан и владелец трехмачтовой топсельной шхуны. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] (ее на время суда поместили под арест в Гибралтаре), запалили на Сокко – Чико, когда он принимал у Старого черного барыги[456]456
  «Старый черный барыга» – аллюзия на песню «Старый черный Джо», написанную в XIX веке Стивеном Фостером на так называемом «негритянском диалекте». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] полкило опиума. (Оба в тюрьме, без права переписки.) Легавые надавили на ниггера, и тот вломил своих клиентов, даже Лунда и «американца в очках». (Обратный кадр: полгода назад я решил продавать марокканский ганджубас в Париже и написал Лунду письмо с просьбой организовать доставку через «Сафьяновые изделия». Потом, правда, бросил затею.) И так получилось, что по какой-то до сих пор неясной мне причине это письмо нашли на кармане у капитана Стивенса во время поимки. Копам ничего другого не остается, как сделать вывод: я – парижский связной Стивенса. Теперь у них мое имя и адрес в Париже. Они переворачивают вверх дном берлогу Пола и находят мои старые рукописи; вытряхивают вещи из чемодана и принимаются жадно читать наигнуснейшие из порнографических зарисовок в поисках «доказательств». (Думают, наверное, что повешение у меня – закодированное послание.)

Очевидно, полиция не догадалась искать меня в Танжере. Или проморгала, когда я в восемь утра наведывался к Полу. Впрочем, пусть приходят – на рисунки мои посмотрят. Сам-то я чист и стараюсь не лезть ни во что.

Теперь во Франции и, наверное, в США я подозреваемый номер один. Все, обратно в Париж с собой не возьму ничего такого. Я же не Шелл[457]457
  Мак Шелл Томас, техасский друг Берроуза, которого ранее в том же году арестовали за хранение героина. В своем письме от 12 февраля 1959 г. Гинзбергу и Корсо Берроуз писал: «Представляете, идиот вернулся в Техас в кричащей одежде и привез с собой саксофон… Саксофон!!! Господи боже, это насколько летящим надо быть…» Томасу дали пять лет. Он писал стихи и опубликовал роман о своем детстве «Гумбо». В 1965 г. «Grove Press» опубликовало его тюремные мемуары «Зверь». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] – нарываться-то. О, кстати, полиции досталось письмо, написанное мною Шеллу из Лондона: «Объединив наши знания, мы оба останемся в выигрыше». В умах полицейских, которые по уровню развития похожи на двенадцатилетних, я, наверное, представляюсь «злобным извращенцем, стоящим за международным наркотрафиком, и наши агенты проворачивают грязные дела, маскируясь под поэтов, художников и музыкантов». Как утомительно, то есть примитивно до ужаса.

Действительность же, ее факты несоизмеримо более поразительны. Недавно мне было видение, которое словами просто не описать. (Меня будто волной накрыло в начале рамадана. Еще в Париже я отметил про себя: «И началось-то все с… с… ну конечно же, с рамаданом!»)

Несколько деталей: я под водой, плыву внутри наглухо закрытой сферы. Таких сфер вокруг много. Красивые виды розовых и черных оттенков; люди из гибкого черного металла, люди покрытые зеленым – коричневым – красным – пушком. Живые летающие тарелки, словно плоские рыбы, покрытые черным пухом.

Но с момента, как я прибыл сюда, начало твориться нечто иное, с чем я навряд ли сумею совладать. (Ночью спал, не гася свет.) На меня давит нечто, и я это физически чувствую. Вещи происходят неописуемые, меня словно бы выталкивает из шара – даже не руками, а непонятным давлением. Не знаю, как сказать.

Но я не отступлю (даже если будет возможность): «Пусть падет…»[458]458
  Ответ первого убийцы на слова Банко в «Макбете», акт 3, сцена 3. Точно так («Пусть падет») была озаглавлена книга Пола Боулза, действие которой происходит в Танжере. Берроуз, впрочем, мог говорить и о другой его книге, «Под покровом небес», где последнюю главу предваряет цитата из Кафки: «Дойдя до определенной точки, вернуться уже не сможешь. И ты должен дойти до нее». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

В последнее время отвлекся от секса. Не знаю, кто мне нужен теперь – женщины, мальчики… Ни о тех, ни о других не мечтается. Я перестал понимать жителей этой планеты. Чувство, как будто психоанализ скальпелем факта неспешно сделал у меня в психике надрез, тем самым отменив мою садомазохистскую визу в Содом. Может ли вообще кто-нибудь, не девственно чистый, войти сюда без визы? Не знаю.

Брайон в Марракеше. Джейн Боулз я так и не видел. Проиллюстрировать то, что творится сейчас, я могу исключительно посредством своих же рисунков. Какие-то из них, по – моему, вообще живые. Посылаю образцы.

С любовью,

Билл

P. S. Я тебе еще посылаю вырезку из «Геральд трибьюн» – сохрани ее! – в которой подтверждается моя теория о зависимости, шизофрении и раке. Предлагаю вызывать у раковых больных наркозависимость, а затем лишать их наркотика, поскольку в состоянии абстиненции «в кровь выделяются вещества, идентичные ЛСД6». Согласно моей теории, ЛСД6 и все сопутствующие вещества оказывают прямое антиканцерогенное воздействие, однако настоящий антиканцерогенный агент – это состояние собственно психики пациента, при котором стимулируется выработка подобных веществ.

Три года назад я отослал статью со своей теорией Уолбергу, но тогда меня никто и в хер не поставил. Теперь же врачи кинулись применять ЛСД6…

Тупые свиньи! Когда уже до них дойдет, что людей, которых Господь благословил на великие открытия, надо всячески поддерживать?!

Если в главе «Бенуэй» «Голого завтрака» появится моя теория, об этом надо будет упомянуть в ноте. Так и передай Розенталю.

Всем привет.

С любовью,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Париж,

рю Гит – ле – Кёр

21 апреля 1959 г.

Дорогой Аллен!

Пишу, чтобы просто сказать: я в Париже. Я не рассказывал о скандале с опиумом? Ах да, конечно, рассказывал… память ни к черту.

Где-то в конце июня приеду в Штаты. Лунд и его придурки обосрали мне отпуск. Как расслабиться, когда тебя ищут копы?! Даже кайфа не покурить. Полиция вновь перерыла дом Пола; мне случилось быть у него в тот момент, но – к великому счастью! – у меня не стали проверять паспорт. А ведь на кармане я нес пять гранов опиума. Стивенс все еще в деле и, наверное, поживает неплохо.

Хорошо вернуться в Париж! Со мной Алан Ансен – возвращались вместе на пакетботе. Терпеть не могу путешествовать морем, да и путешествовать вообще. Во Франции, оказывается, тоже можно купить диозан, надо только знать местное название этого препарата.

От Стерна – ни слуху ни духу. Похоже, он выпал из моей жизни. Хреново, таких мистиков еще поискать. Шелл тоже пропал.

Я говорю об объективном, доказуемом феномене, и это тебе не Ханке, который сам у себя куски кожи выдергивает.

Например, между шаром и увеличительным зеркалом есть феноменальная магнетическая связь: она передвигает шар каждый раз и при любых обстоятельствах. Прими ЛСД и поймешь: я знаю, о чем говорю, и прекрасно отличаю реальные доказательства от пустышки. (Алан Ансен лично убедился – и не раз – в наличии той самой магнетической силы.)

Спасибо, что прислал номер «Биг тейбл», все просто великолепно[459]459
  Первый выпуск «Биг тейбл», вышедший в марте, включал «Десять эпизодов из «Голого завтрака». Чикагская почтовая служба пыталась препятствовать рассылке журнала, чем только подогрела интерес к нему американской прессы и привлекла внимание Жиродье, загоревшегося желанием издать роман Берроуза. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Ты с Джерри[460]460
  Джерри Уоллес. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] не видишься? Он написал: ты мол, не понимаешь его последнюю вещь (как по мне, она хороша). И еще: один издатель и «Нью дайрекшнз», заценив небольшой кусочек его творчества в журнале Даниэля[461]461
  Даниэль Ф. – молодой француз, друг Джерри Уоллеса. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть] «Д. Ф.» (который свернулся, не дожив до второго выпуска), сделали ему деловое предложение. Если точнее, то вещь Джерри хороша для определенного круга читателей. Большинство произведений, по – моему, вообще создавать не стоило. Вот у Брайона картины отменные. Он скоро вернется в Париж.

Планов нет. Со здоровьем беда, поэтому лечиться пока не буду. В Танжер не поеду, пусть сначала закроют дело Стивенса. Да и все равно Танжер для меня перестает быть особенным. Всех испанских мальчиков оттуда прогнали, и город смотрится опустевшим. Грустно.

Похоже, в рисунке я достиг кульминации. Хватит с него… в писательстве я поплыл, напишу пару страниц и все – интерес пропадает…

Отправил письмо человеку, который применял ЛСД6 для лечения рака… посмотрим, может, ответит, поделится результатами…

Привет Грегори, Питеру, Джеку и всем – всем – всем.

С любовью,

Билл

* * *

Аллену Гинзбергу

Франция, Париж, 6–й округ,

рю Гит – ле – Кёр, 9

18 мая 1959 г.

Дорогой Аллен!

Боулзу беспокоиться не о чем. Насчет опиума все тихо.

Рад за тебя. Я родителям написал, попросил денег на билет – в конце июня морем еду в Америку. Да, Розенталю я тоже написал, но аванс вряд ли будет вовремя. Ладно, может, в Нью – Йорке перехвачу деньжат – пригодятся.

Алан [Ансен] тоже здесь. Насчет ганджи – напряг, в смысле нет ее, ну нигде. Стерн окончательно отгородился от мира. На письма – мои по крайней мере – не отвечает. Говорит, мол, присутствие людей причиняет ему боль.

По – моему, Гайсин боится меня, как дурного знамения, носителя Черного пуха, вестника смерти. А я-то думал из трех мистиков – Шелла, Гайсина и Стерна – создать ядро и выделить нечто определенное, то, что можно будет использовать через перекрестное оплодотворение… Ни одного не осталось. По – прежнему являются видения, я чувствую потоки странных энергий, однако Ключа к их пониманию, применению нет. Часть его была у Стерна, у Шелла (Гайсин, строго говоря, катализатор, посредник), но оба отшили меня: «Ищи сам где угодно, про нас забудь, no bueno… иметь себя не дадим…»

Нет ганджи, здоровье ни к черту. Вешу примерно сто двадцать фунтов. Одно знаю точно и это для меня факт: «смерть» – она не предел. Хотя попадаются влиятельные политиканы и блоки по интересам, кричащие, мол, мы знаем, что такое Жизнь и Смерть. Они печатают листовки с «научной» бурдой типа «Я верю только своим глазам, потому что родом из Миссури»[462]462
  Неофициальное название штата Миссури – Штат недоверчивых. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Посылаю тебе самые последние рисунки. Чтобы их понять, надо накуриться, и тогда смысл проявится сам собой.

Привет Питеру.

С любовью,

Билл

P. S. Если предки в деньгах откажут – обращусь к тебе.

* * *

Аллену Гинзбергу

Франция, Париж,

рю Гит – ле – Кёр

8 июня 1959 г.

Дорогой Аллен!

За деньги спасибо огромное, но они вроде не понадобятся. Стерн вернулся и пригласил месяц провести с ним на яхте, поэтому с возвращением в Штаты повременю. Ты не подумай, я не зажрался и приглашение Стерна принял не потому, что люблю роскошь. Просто он изобрел метод ускоренной психотерапии – курс на две недели, не дольше. Пойми, прогулка на яхте чисто рабочая.

Вдаваться в подробности – а они фантастичны – времени нет. Если коротко, то со Стерном приключилась вот какая история: в Лондоне он упал и сломал себе ногу. Обратился к доктору Денту, чтобы заодно подлечиться от наркоты. Провел неделю у него в лечебке и стал загибаться от пазушной головной боли. Она распространилась на позвоночник, потом – на все тело. Стерн загибался, кричал, и Дент растерялся. Начал колоть Джеку героин – по грану за раз. За два часа вдул двенадцать гранов, но боль не унялась. (Ни один врач не стал бы колоть пациенту героин в таких количествах, однако Дент, будь уверен, спас Джеку жизнь.) Стерна держали две медсестры. Он валик деревянный перекусил надвое! Затем полностью впал в ступор и провалялся так два дня. Дент вызвал специалиста по шокам, и тот выдал очевидную вещь: кататония, мол, это защитный механизм тела, и если бы он не сработал, пациент умер бы от боли… Стерну сделали укол, и он очнулся. Начал писать и за девять дней накатал целый роман[463]463
  Роман Жака Стерна «Случай», изданный им самим. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Я видел отрывок – вещь обалденная. Не в попсовом смысле. Я не один такого мнения; французский переводчик книги Стерна думает так же. На английском ее издает «Фабер и Фабер»[464]464
  О публикации в «Faber & Faber» Стерн соврал. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Три пьесы, стихи и проч.

В доме Дента было четверо душевнобольных. Стерн открыл метод лечения, который сам назвал функциональной терапией, и прогнал по нему всех четверых. Теперь они здоровы, а ведь до этого из дурдомов не вылезали. Подробностей Стерн не рассказывает, хочет все показать, поэтому деталей метода тебе, Аллен, передать пока не могу.

Пишет Джек лучше, чем я, ты, Керуак или Грегори, вообще лучше всех, кого я читал. Он крут, говорю тебе. Самый крутой писатель нашего времени… и это только начало.

Пережив болевой шок, Джек изменился. Как точно, понять не могу, но изменился в лучшую сторону. Прежде от него исходил душок смерти, теперь его окружает аура жизни. Однако Джек в постоянной опасности: за последнюю неделю дважды попадал в серьезные переплеты. Врезался, например, на своем «бентли» в сталебетон на скорости сто тридцать миль в час: тачка сделала двойное сальто – мортале и уцелела. Джек даже не ушибся[465]465
  Позднее Берроуз узнал, что Стерн от начала и до конца выдумал историю с доктором Дентом. Подлинность рассказа об аварии так же осталась неподтвержденной. В «Мягкой машине» («Grove», 1966, 1922 года издания) есть строка: «Я попал в ужасную аварию, когда ехал на «бентли». – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. (Если б в тот день я не устал, то поехал бы с ним. Мне вряд ли повезло бы так крупно.) Еще Стерн упал с мраморной лестницы и сломал себе зуб. Я уже не говорю о передозе снотворным и какой-то ядовитой херней, которая Стерна чуть не убила… пришлось в конце концов у Джека все отобрать. Потом он накачался скополамином… В общем, не соскучишься, будто угодил в сердце шторма.

Не знаю, когда точно уходим в море на яхте (которая стоит на приколе в Монте – Карло). Где-то на следующей неделе. Буду писать. Еще раз спасибо за деньги, я им найду применение. Питеру привет.

С любовью,

Билл

P. S. Джек отрицает свою причастность к поколению битников, не хочет, чтобы читатели знали его таковым, потому и медлит с публикацией в «Биг тейбл».

Боль, которую он пережил, сам понимаешь, в медицинской практике не встречалась и объяснить ее невозможно. Дент разводит руками и говорит, что ничего столь ужасного прежде не видел.

* * *

Аллену Гинзбергу

[Париж

Конец июля 1959 г.]

Дорогой Аллен!

Ты, наверное, уезжаешь из Сан – Франциско, и куда это письмо посылать, я не знаю.

Сделка с «Олимпией» – самая выгодная сделка в моей жизни, и лучшую мне заключить вряд ли бы удалось[466]466
  Жиродье выплатил Берроузу за публикацию «Голого завтрака» восемьсот долларов авансом. В конце июля «Olympia Press» издало роман в серии «Traveller’s Companions Series», № 76. Тираж составил пять тысяч экземпляров; позднее был выпущен дополнительный тираж такого же размера. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Джек пять лет шароебился по американским издательствам. В Америке пока книгу примут, пока издадут… год пройдет. Да, две порнографические главы: «Шумная комната Хасана» и «Ежегодная балеха у Эй – Джея» – издатель оставил. Без них структура книги развалится.

На предпечатную подготовку рукописи мне дали ровно десять дней. И под давлением книга обрела настоящую органическую связность, какой прежде не было. Выйдет роман на этой неделе. Прикинь: за месяц я полностью вычитал рукопись, потом гранки, потом окончательный вариант, спроектировал обложку, и вуаля – книга вылетает из-под печатного пресса. Больше ошибок не будет. Хватит с меня. Шанс подвернулся уникальный, и я им воспользовался. Теперь американского издателя убедить будет проще – достаточно вырезать две главы, которые идут одна за другой. Пять минут – и готов вариант для американских и британских издателей. Еще несколько дней, и книга напечатается, получу авторские экземпляры и поделюсь с тобой.

В этом сезоне в аду мазохизм – душевный и прочий – не в моде. Во мне пробудилась полная мощь и уверенность, копившиеся два года с момента изначального откровения. Насчет Стерна ты совершенно не понял: у меня на его вспышки гнева иммунитет. Просто он делает что-то лучше, чем я. Стерн офигенный писатель. И не было между нами никакого разрыва: Стерн уехал, решив продать яхту, которую продать собирался так и так после нашей прогулки. Ему деньги хорошие предложили, наличными[467]467
  Стерн лгал – денег ему никто не предложил. Более того, никакой яхты не было и в помине. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть].

Я же тем временем в плане душевных исследований сделал такие открытия… невероятно! И обогнал в этом Стерна. Понимаешь, в таком деле превосходство знания (я говорю не об абсолютном и потому несуществующем превосходстве) переходит от одного человека к другому в течение нескольких дней, часов. Я становлюсь кем-то иным, не человеком даже, а человекоподобным существом. На время оно явилось мне в зеркале: в зеленой униформе; лицо покрыто шевелящимся черным пушком и осенено тенью зла (глупый, мелочный термин). И хотя в зеркале по правде ничего нет, человек, которого не ввели в курс дела или хоть как-то не просветили, тоже может увидеть то самое существо, и оно действительно появится в зеркале. До сих пор его видели Брайон Гайсин, Стерн…

Стерн пропал не вовремя: в последние несколько недель существо проявляется столь явственно, что люди в ресторанах бросают на меня странные взгляды. (Смотри на рисунок, он поможет врубиться.)

О, кстати, меня на днях обшманали. Утро, восемь часов, в дверь – тук – тук – тук, открываю, на пороге – легавые. Говорят: у нас ордер на твой арест, выписан еще девятнадцатого апреля. Бля, ну кто настучал?! Затем я час провел на кумарах в огромном кафкианском здании, пока оформляли протокол и фотографировали меня… правда, когда фото проявили, на листе моего лица не оказалось. Теперь зовусь Человек – невидимка. Меня еще три раза сфотографировали; прошло два часа, прежде чем у копов получилась моя фотоморда. Фотоаппарат, оказывается, поломался, и пришлось торчать в сраной тюряге двенадцать часов… Искали-то всего – навсего марихуану, о джанке – ни слова. Нашли при мне чуток хаша…

Если говорить о планах на ближайшее будущее, то я пока здесь: прослежу, как выпускается книга; к тому же рисунки мои привлекают внимание, и, может, мне организуют выставку. Да и Жиродье задумал выпустить обзор литературы о противостоянии свободы диктату в самом широком смысле – а это, ты знаешь, по моей части. Вполне вероятно, в Лондоне по «Голому завтраку» поставят пьесу. В общем, дело пахнет нехилыми башлями.

Кстати, чуть не забыл: одна крупная французская фирма («Галимар») переводит меня на французский[468]468
  Перевод романа выполнил брат Жиродье, Эрик Каан, однако издательство «Gallimard» выпустило «Le Festine nu» не ранее 1964 г., да и то роман продавался «из-под полы» ввиду различных ограничений. – Примеч. О. Харриса.


[Закрыть]. Права на оригинальное издание у Жиродье, по ним он получает треть с доходов.

Надо бы съездить в Штаты, родню повидать. Ждите меня в следующие два месяца. С тобой, наверное, увидимся в Нью – Йорке. Когда вокруг столько всего творится, трудно загадывать на будущее… Одно знаю точно: в Индию, не повидав родню, не поеду. Питеру привет.