Текст книги "Психология сознания"

Метафора емкости запоминающего устройства

Задумываясь о физической памяти, для начала представим себе компьютер. Если мы введем в компьютер данные и дадим ему команду сохранить эти данные определенным способом, мы можем сосчитать число тех ячеек его памяти, которые он использовал для сохранения этих данных. Тогда мы можем соотнести наше сконструированное переживание длительности некоторого интервала с количеством информации, которое мы запоминаем в этот интервал. Если в этом интервале произойдет больше событий или более сложные события, переживаемая длительность должна удлиниться.

Чем больше чувственных впечатлений мы получаем и запоминаем в некоторой ситуации, тем больше будет сконструированное нами представление о ее длительности. Смотрите тридцать секунд на фигуру А на рисунке вверху, ОРИГИНАЛ С. 136 потом такое же время посмотрите на фигуру В. Есть вероятность, что субъективная длительность окажется больше во втором случае, несмотря на то, что вы «знаете», что оба ваших переживания были одинаковы по количеству отмеряемых часами секунд. Музыкальная пьеса, в которой содержится сорок тактов в минуту, воспринимается как более короткая, чем та, в которой содержится восемьдесят тактов в минуту; эта последняя воспринимается как более короткая, чем та, в которой сто двадцать тактов в минуту. Если предъявляются фигуры с возрастающей степенью сложности, как фигуры А и В на нашем рисунке, то ощущение продолжительности удлиняется, подобно тому, как это было бы с магнитофонными лентами, воспроизводящими все более сложные последовательности звуков. В конечном счете, именно память оказывается тем, на основании чего мы конструируем линейное время. Предположим, вы интересно проводите отпуск. Непосредственно перед вашим возвращением домой время отпуска кажется весьма долгим. После того, как вы вернулись и снова погрузились в вашу повседневную жизнь, А отпуска вдруг как будто схлопывается. Пока вы остаетесь вдалеке, ваша память хранит сложный комплекс переживаний: «Мы ездили на пляж на острове Вайкики, ели в том самом знаменитом ресторане, слушали оркестр Дормана, потом перебрались на другой остров, пожили там», ну и так далее. Когда вы возвращаетесь домой, вся эта сложность рушится; вы, можете свернуть всю информацию в одну фразу: «Я пробыл две недели на Гавайях».

Подобное явление изучал психолог Дж. Дж. Хартон (J. J. Harton). Он обнаружил, что интервалы времени, вместившие успешные попытки, оцениваются как более короткие, чем вместившие неудачи. Он выдвинул предположение: переживания, связанные с успехом, лучше структурируется в памяти, нежели неудачи. С возрастанием структуризации, интервал времени занимает меньше места в хранилище памяти (так бывает, когда известен код хранения) и субъективная длительность уменьшается. В одном из моих собственных экспериментов со временем, чем более структурированной была память о контуре нарисованной фигуры, тем короче оказывалась субъективная длительность.

Субъективная длительность не есть нечто застывшее, оно конструируется на основе сохраненного в памяти опыта. Если мы сумеем понять, что «длительность» – лишь один из возможных способов сконструировать один из аспектов обыденного сознания, а не сенсорный процесс, отражающий «реальное» время, существующее вне зависимости от нас самих, мы сможем хоть немного разобраться во всей огромной массе психологических исследований времени. По крайней мере, мы непредвзято рассмотрим другие возможные способы того, как могло бы строиться наше восприятие времени.

Восприятие при воздействии наркотиков и время: переход между двумя модальностями

Некоторые наркотики, такие как марихуана, псилоцибин, ЛСД и амфетаминные препараты, включая метилендиоксиметамфетамин (MDA), могут радикальным образом изменять настройку «регулировочного клапана» обычных сенсорных систем. Если дозировка сравнительно умеренна, значительное увеличение объема сознания может вызвать эффект, похожий на эффект увеличения объема информации, доходящей до человека. Скажем, курильщики марихуаны обычно сообщают, что во время интоксикации воспринимаемая ими продолжительность удлиняется, и в этот период они испытывают больше ощущений.

Но при более сильных дозах вызванный эффект иногда полностью подавляет линейный режим работы сознания и индуцирует нелинейную модальность восприятия. Весьма часто этот чувственный опыт нельзя ввести в линейные координаты, поскольку он существует вне такого режима работы сознания, вне слов, вне нормального времени. Лучшее, что может дать вербально-логический режим, пытаясь описать подобное переживание, – это окрестить его «вневременным».

Для многих эти переживания представляют собой первый значимый отрыв от обычной реальности и обычного времени. Для некоторых – прорыв в новую область переживаний не находит опоры во всей их остальной жизни и их воспитании, и они могут не вернуться к нормальному состоянию сознания. Многим трудно справиться с самой непоследовательностью, необычностью этих переживаний.

Нелинейное переживание времени

В течение каждых полных суток сознание личности перетекает из линейности в нелинейность и обратно. Каждую ночь мы видим сны и вступаем в область, в которой линейная временная последовательность становится менее значимой. В мире ночных грез события кажутся текучими. Когда мы припоминаем сны и пытаемся перевести их в линейный режим восприятия времени, мы зачастую не можем решить, предшествовало ли одно событие другому или следовало за ним. Иной раз, почти случайно, у каждого из нас бывают моменты, выпадающие из времени. Это моменты, которые не знают будущего, ни прошлого, а лишь одно непосредственное настоящее. Наш линейный, аналитически сконструированный мир на миг оказывается в состоянии, когда его структура разваливается. Эти моменты, естественно, не поддаются анализу, поскольку и анализ, и сам язык основаны на линейности. Зачастую одного слова, сказанного в подобный момент, достаточно, чтобы вернуть восприятие в линейный режим, назад в то время, которое мы знаем по обыденной жизни.

То, что сейчас у нас отсутствует психологический аппарат для интерпретации этих случаев нелинейного восприятия времени, не означает, что их вообще следует игнорировать; мы должны создать новую концептуальную модель, если мы собираемся включить их в корпус современных научных знаний. Пробным шагом в этом направлении может, пожалуй, стать рассмотрение этих моментов «концентрации на настоящем» как сдвигов в сторону правополушарного доминирования. Один из подходов к этой проблеме может лежать в изучении восприятия времени у пациентов с повреждениями мозга или у людей с расщепленным мозгом. Было, например, обнаружено, что поражение левого полушария вызывает нарушения в восприятии последовательности, тогда как поражение правого полушария не вызывает.

Подобные «вневременные» ощущения нередко вызываются психотропными препаратами, которые разрушают линейную структуру и позволяют возникнуть «бесконечному настоящему». В попытках воспроизвести расширенную способность к восприятию и концентрацию на настоящем, присущие этому состоянию, практикуется медитация, которая также пытается намеренно разрушить «нормальный» процесс работы конструирующего сознания. Поэты – вот к кому нам следует обратиться хоть за каким-то описанием этого способа восприятия времени. Одна из наиболее удачных попыток описать неописуемую форму времени была сделана Т. С. Элиотом в его стихотворении «Бёрнт Нортон»4646
  Перевод А. Сергеева. «Burnt Norton» – название поместья в Глостершире. (Примеч. перев.)


[Закрыть].

V

 
    Слова, как и музыка, движутся
    Лишь во времени; но то, что не выше жизни,
    Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают
    Молчания. Только формой и ритмом
    Слова, как и музыка, достигают
    Недвижности древней китайской вазы,
    Круговращения вечной подвижности.
    Не только недвижности скрипки во время
    Звучащей ноты, но совмещенья
    Начала с предшествующим концом,
    Которые сосуществуют
    До начала и после конца.
    И всё всегда сейчас. И слова,
    Из сил выбиваясь, надламываются под ношей
    От перегрузки соскальзывают и оползают,
    От неточности загнивают и гибнут.
    Им не под силу стоять на месте,
    Остановиться. Их всегда осаждают
    Визгливые голоса, насмешка,
    Брань, болтовня. В пустыне Слово
    Берут в осаду голоса искушения,
Тень, рыдающая в погребальной пляске,
Громкая жалоба неутешной химеры.
 
 
Движение это подробность ритма,
Как в лестнице из десяти ступеней.
Само желание это движение,
В сущности, нежелательное;
По сути, любовь – не движение,
Лишь причина его и конец
Вне времени, вне желания,
Кроме желания преодолеть
Ограничение временем
В пути от небытия к бытию.
Нежданно в луче солнца
Пока в нем пляшут пылинки,
Прорывается смех детей,
Их восторг, затаенный в листве, –
Скорее, сюда, теперь, всегда –
Нелепо бесплодное грустное время
Между концом и началом.
 

Установление грани между этими двумя режимами работы сознания хорошо отображено в рисунке к притче «Момент во времени», в начале этой главы. Ситуация, что была бы линейной последовательностью в «нормальном» сознании, там описывается как единое «структурированное целое».

В этом режиме все действие происходит в бесконечном настоящем. Здесь не устанавливается причинная связь и не конструируется последовательность. Все события протекают одновременно. Хотя линейная, аналитическая форма мышления формирует основу сложно организованного технологического общества, другие типы обществ складывались на базе типа мышления, сконцентрированного на настоящем. Именно конфликт между двумя этими формами сознания порождал такое множество недоразумений между культурами и людьми. Житель Запада может гадать, что имеет в виду дзэнский монах, когда говорит о существовании «невремени». Мы удивляемся, почему человек из Индии, похоже, не может вовремя построить мост. Но этот вопрос важен лишь для нашей отдельно взятой трактовки реальности, а не для нелинейной формы работы сознания, хотя способность переключаться и применять тот или иной подход в соответствующих обстоятельствах весьма существенна.

Посмотрите на тробриандцев4747
  Народ, проживающий на островах Папуа Новой Гвинеи.


[Закрыть], чья культура, по сообщениям Дороти Ли (Dorothy Lee), основана на нелинейности и концентрации на настоящем. Возьмем пример, схожий с историей о дровах и золе. Обычно, когда мы рассматриваем процесс созревания растения (например, батата), мы видим последовательность. Мы воспринимаем тот же самый батат, который из зрелого превращается в перезревший, в последовательно текущем времени. Дзэнский монах не разделяет с нами этого взгляда, как его не разделяют и тробрианец. Зрелый батат (на языке тробрианцев он называется «тайту») остается зрелым бататом. Когда появляется перезревший батат, то это уже другая сущность, ни причинно, ни логически не связанная со зрелым бататом. Это целиком и полностью другая сущность, она даже называется по-другому, «йована». В мире тробрианца нет временной связи между явлениями и состояниями, говоря словами Ли, «нет грамматических времен, нет различия между прошлым и настоящим… То, что мы рассматриваем как причинно-следственные отношения в очередности связанных событий, для тробрианца – составная часть структурированного целого».

Временное измерение – один из ключевых факторов на пути к более полному научному познанию сознания. Признание того, что линейная форма времени – всего лишь одна из возможных интерпретаций, позволяет перейти к рассмотрению других форм переживания времени, связанных с явлениями, выходящими за границы нормы. Для нас событие считается «паранормальным», если оно не вписывается в систему координат обычного линейного времени. Но если линейное время – только одна из возможностей, эти необычные события, необычные контакты могут случаться на самом деле, даже если они и не находят места на схеме, построенной в линейных координатах. Законы, управляющие такими переживаниями, могут отличаться от тех, что управляют обычным сознанием. Переживания ночи это не переживания дня.

Нелинейная модальность работы сознания – составная часть нашего ежедневного опыта. Она намеренно культивируется в «мистических» традициях как дополнение к обыденному сознанию. Иногда она вызывается применением препаратов, индуцирующих измененное состояние сознания. Она преобладает в культуре тробрианца и индейца хопи. Эта модальность связана с интуитивной, целостной (холистической) стороной нашей личности.

Легенда о Насреддине

Идрис Шах

Одному хитрому негодяю поручили воспитание нескольких сирот. Заметив, что у детей есть определенные сильные и слабые стороны, он решил извлечь выгоду из этого наблюдения. Вместо того, чтобы научить их, как нужно учиться, он сказал им, что они уже владеют этим умением. И далее настоятельно требовал, чтобы они делали одни вещи, а от других воздерживались, и так держал большинство из них в слепом подчинении. Он так и не открыл им, что изначально ему было поручено научить их учиться.

Когда дети подросли, он стал замечать, что некоторые перестали ему повиноваться, несмотря на все его старания, другие же подчинялись его власти.

Тут ему доверили другую школу сирот. От этих он не требовал прямого послушания и почитания. Вместо этого он заставил их исполнять его волю, говоря им, что воспитание ума – единственная цель образования, и обращаясь к их самолюбию.

– Ум, – говорил он им, – даст вам понимание.

– Наверное, это правда, – думали дети. – И почему, в конце концов, мы не можем решать все дела самостоятельно?

Свою проповедь он подкреплял примерами.

– Вот человек, – говорил он, – порабощенный чувствами. Тяжелый случай! Один лишь рассудок может властвовать над чувствами. А этим человеком правит рассудок. Он счастлив и свободен от безудержных чувств!

Он не давал детям заподозрить, что кроме выбора между чувствами и рассудком есть и другой путь – интуиция, хотя ее можно подавлять или заглушить, и всегда отвергал ее проявления как ни с чем не вяжущиеся совпадения или безосновательные догадки. Есть два вида «навыков»: один формируется повторением, другой – интуицией, сопряженной с чувствами и разумом. Но поскольку интуитивное познание связано с подлинной реальностью, мерзкий старик попросту упразднил его ради зубрежки.

Некоторые дети, тем не менее, стали догадываться, что чудесные стороны жизни не вяжутся с ее обрывочным образцом, и приступили к нему с вопросом, а нет ли чего-то еще, нераскрытого, какой-нибудь тайной силы. Одним он ответил:

– Конечно же, нет! Это все предрассудки, проистекающие от неверного хода мысли. Не придавайте большого значения случайным совпадениям. Совпадение – всегда случай, который хоть и важен для чувства, однако же, лишен всякого разумного смысла.

Другим сказал:

– Да, в жизни есть многое, чего вы никогда не узнаете, поскольку его нельзя обрести, увеличивая познания, которые я вам дал или вы сумели накопить под моим руководством.

Но он позаботился, чтобы те и другие не могли обменяться мнениями и таким образом осознать, что он дал два противоречивых ответа. И вот, когда время от времени дети сообщали ему о необъяснимых событиях, он отметал их как не имеющие отношения к науке.

Он знал, что, не учитывая интуиции, дети никогда не выскользнут из тех невидимых сетей, которыми он их опутал, и что интуитивное знание сокровенного, выпущенное из их образования, может быть добыто только тогда, когда установится гармония между чувством и разумом. Итак, он учил их не обращать внимания на перемены их состояний ума; ибо стоило им обнаружить, что силы восприимчивости час от часу меняются, они, пожалуй, догадались бы, сколь многое он от них скрыл. Его воспитание вытеснило воспоминания об интуиции, когда-то им свойственной, и они охотно следовали тем логическим схемам, которые он им предлагал.

Дети, которых негодный старик обманывал в первой школе, теперь стали взрослыми, и поскольку он подвел их к пониманию истинной природы жизни, некоторые их реплики, невзначай оброненные в разговорах с посещавшими вторую школу, пошатнули их веру в научную истину. Тогда он спешно собрал бывших учеников первой школы, остававшихся ему верными, и послал их проповедовать необъяснимые учения, якобы объясняющие скрытую механику жизни. Затем обратил внимание второй школы на этих учителей, говоря:

– Слушайте внимательно, но всегда проверяйте все с помощью разума.

Дети разума быстро обнаружили, что учения эти ничему научить их не могут, и сказали:

– Они противоречат логике. Лишь с логикой мы обретем твердую почву под ногами.

Однако, некоторые из учеников первой школы, разорвавшие с учениями старого прохвоста, упрекали их, говоря:

– Мы тоже отвергаем эти учения, но то, что они не в силах раскрыть сокровенную механику жизни, которую вы ищете, не значит, что ее нет.

Те отвечали:

– Неужто вы можете передать сокровенное в логических терминах?

На что им было сказано, что поступать таким образом значило бы отрицать истинность сокровенного.

Они возражали:

– Нет ничего истинного, что не может предстать перед холодным светом рассудка. Некоторые, однако, восклицали:

– Мы готовы верить во все, что вы нам скажете. Мы считаем, что вы – чудо.

Но и эти запутались столь же безнадежно, как дети разума и проповедники невразумительных учений, поскольку полагались лишь на рабское легковерие, а не на интуитивное чутье.

Затем наступил хаос. Началось брожение умов и сумятица мысли, и люди часто говорили:

– Я не могу доверять никому, я должен сам для себя узнать правду актом моей собственной высшей воли.

Старый негодяй, посеявший всю эту неразбериху, ликовал как безумный, упивающийся насилием. Этот культ разума особенно способствовал самовлюбленности и раздорам. А тем, кто еще ощущал внутреннюю неуверенность, чувство неполноты или тоску по цельности и неподдельности, он говорил:

– Где же ваше честолюбие?

Он учил их искать почестей, денег, имущества, любовных побед, призывал соперничать с ближними, отдаваться развлечениям и усладам.

Говорят, когда лошадь не находит траву, она соглашается и на сено. Не имея сочных злаков Правды, они соглашались на сухую труху, которую он сыпaл в их ясли.

Старик увлекал их новшествами: модой, массовыми поветриями, лотереями, новыми направлениями в живописи, музыке и литературе, спортивными соревнованиями и всякого рода победами, на время облегчавшими это ощущение нехватки. Они были подобны пациенту, который соглашается на паллиативное лечение, поскольку лекарь уверил его, что сама болезнь неизлечима. Или как та обезьяна с кислым яблоком, что засунула кулак с зажатым яблоком в бутылку, но горлышко было слишком узким, и она не могла вытащить лапку и яблоко. Бутыль помешала ей удрать, скоро ее изловили и посадили в мешок. Но она заносчиво крикнула:

– А яблоко-то мое!

Все приняли обрывочную картину жизни, навязанную человечеству старым негодяем, и немногие люди, пытавшиеся указать, где действительно кроется Правда, считались сумасшедшими. Их с легкостью опровергали испытанным доводом: «Если то, что вы говорите, – правда, то докажите нам это логически!»

Фальшивую монету принимают потому, что существует настоящая, и многие люди в душе это знали. Но они были, как дети, родившиеся в доме, откуда нельзя было вырваться никакими силами, и обреченные ходить из одной комнаты в другую, они не ведали, что, где-то есть другой дом с другой обстановкой и иным видом из окон.

Тем не менее, предание о том, что подлинная монета существует и бывают другие дома, а некоторые лошади питаются травой, а не сеном, сохранилось в книге, (впрочем, не совсем книге), и передавалась она из рук в руки по линии прямой преемственности от одного древнего мудреца, пока не попала к его потомку по имени Хуссейн. Хуссейн обошел весь свет, пока не нашел человека, который своим искусным умением придал изложенному в книге учению подходящее выражение: то был несравненный Мулла Насреддин. Потом книгу, (впрочем, не совсем книгу) стали толковать, ссылаясь на деяния Муллы, который вовсе и не мулла, но зато мудрец и глупец в одном лице, один человек и многие люди зараз. Вот таким образом это учение было представлено вниманию тех детей, которых сбили с истинного пути.

Мулла Насреддин вырвался из сетей, расставленных старым негодяем. Ибо как можно сжечь книгу, если она не совсем книга? Как назвать глупца, который и не глупец? Как наказать человека, который столь многолик? И как сразить человека, если это ты сам?

Исследуйте похождения Муллы Насреддина, проникните в глубины его тонкого ума! Он подобен дереву, чьи корни питательны, а сок живителен, чьи листья съедобны, а цветы, плоды, ветки и семена каждый по-своему выражают одну и ту же суть!

Может ли дерево быть человеком, а человек – деревом?