Текст книги "Психология сознания"

Размышляя над этим техническим приемом созерцательной медитации, понимаешь, что она, по-видимому, и составляет то самое манипулирование вниманием, которое требуется для того, чтобы произвести деавтоматизацию. Перцепции уделяется напряженное внимание, между тем как на использование внимания для абстрактной категоризации и мышления налагается недвусмысленный запрет. Поскольку обычным порядком автоматизм осуществляет перенос внимания с объекта перцепции или действия на акт абстрактного мышления, медитативная процедура прилагает усилие в обратном направлении. Когнитивный акт блокируется в пользу акта восприятия; активный стиль мышления замещается рецептивным режимом восприятия.

Автоматизм является иерархически организованным процессом развития, так что, очевидно, следует ожидать, что деавтоматизация повлечет за собой сдвиг в сторону перцептивной и когнитивной структуры, характеризуемой как «примитивная», то есть структуры, предшествующей аналитическому, абстрактному, интеллектуальному режиму работы мозга, типичному для мышления современного взрослого человека. Перцептивные и когнитивные функции у детей и народов, принадлежащих примитивным культурам, изучались Г. Вернером, который описывает образные и мыслительные представления у носителей примитивных культурных характеристик как (a) относительно более ярко и чувственно окрашенные; (b) синкретические; (c) физиогномические и одушевленные; (d) менее дифференцированные по отношению к различиям между «я» и объектом и между объектами; и (e) характеризующиеся дедифференциацией и слиянием сенсорных модальностей. В утверждении, основанном на изучении эйдетических представлений у детей и более широком изучении развития восприятия, Вернер (1957, С. 152) констатирует:

«Образ … постепенно менял свой функциональный характер. По существу, он подчинился потребностям абстрактного мышления. Как только образ изменяется по своей функции и становится инструментом рефлексии, меняется и его структура. Только через такое структурное изменение образ может служить средством выражения в абстрактной умственной деятельности. Вот почему его чувственная окраска – богатство деталей, краски и живость представления – неизбежно должна померкнуть».

Теоретически деавтоматизация должна повернуть это развитие вспять в направлении примитивного мышления, и особенно бросается в глаза то, что классические описания мистического опыта особенно выделяют феномен Единства. Единство может рассматриваться как дедифференциация, которая размывает все границы до такой степени, что «я» перестает ощущаться как отдельный объект и привычные перцептивные и когнитивные разграничения становятся неприложимыми. В этом отношении, мистическая литература не противоречит гипотезе деавтоматизации. Если искать свидетельства изменения в восприятии мистиком внешнего мира, тут классические мистические труды не столь полезны, поскольку мистик ориентирован не столько на внешний, сколько на внутренний мир, и старается писать не столько о природе, сколько о Боге. Тем не менее, в некоторых описаниях спонтанно-ощущаемого переживания приводятся свидетельства обогащения и оживления сенсорного восприятия. Описывая опыт новообращенного, Джеймс (1929, СС. 243-244) констатирует: «Третьей чертой “состояния уверенности” является чувство, что мир подвергся каким-то объективным переменам. Переживающему это состояние кажется, что “обновление украсило каждый предмет”». Он приводит слова Билли Брэя: «Я испускал крики радости. Я прославлял Бога от всего сердца… Это было, мне помнится, в ноябре 1823 г., но я не знаю точно в какой день. Я вспоминаю, что все казалось мне новым, люди, поля, стада, деревья. Я был как бы новый человек в новом мире». Одна женщина свидетельствовала: «Я просила милосердия и прощения и испытала яркое чувство отпущения моих грехов и обновления моей души. Поднявшись с колен, я воскликнула: “Все старое исчезло, все стало новым!” Я как бы вошла в иной мир, в новое бытие. Все предметы вокруг меня сверкали новизной, мой духовный взор так прояснился, что я видела красоту в каждом материальном предмете вселенной». И еще: «Все изменило свой вид; на каждой вещи засиял тихий и благостный отсвет Божией славы.»

Подобную перемену в личностном мировосприятии Андерхилл ([Underhill] 1955, C. 235) называла «ясностью видения, обостренным физическим восприятием», приводя цитату из Блэйка: «…очистите двери восприятия». Такую трансформацию восприятия трудно подтвердить на документальной основе, поскольку автобиографические выдержки, которые приводят Андерхилл, Джеймс и другие, представляют собой смесь духовного переживания мистика и его действительного восприятия, что и влечет за собой преобладание духовного содержания в описании внешнего мира, которое дает мистик. Тем не менее, эти описания наводят на мысль о том, что возникает «новое видение», окрашенное внутренней экзальтацией. Авторы этих описаний говорят о том, что они видели блистающий мир, видели все, словно в первый раз, что им открылась красота, которую они прежде не замечали. Хотя подобные описания и не доказывают изменения чувственного восприятия, они ее явно подразумевают. Эти частные феномены, по-видимому, весьма переменчивы и во многих описаниях мистического опыта не упоминаются. Непосредственные данные по этому поводу, как уже упоминалось, были получены в ходе экспериментальных медитаций (Дикман, 1963, 1966b). В ходе эксперимента можно было задавать вопросы и анализировать отчеты испытуемых для получения информации об их чувственном восприятии. Явления, о которых сообщали участники эксперимента, полностью удовлетворяют критериям Вернера, хотя степень изменения варьировалась от испытуемого к испытуемому. Они описывали свои реакции на объект восприятия, голубую вазу, следующим образом:

(a) возросшая яркость и богатство восприятия – «более яркая», «сияющая» ваза; (b) одушевленность вазы, которая, казалось, жила своей собственной жизнью; (c) заметное стирание различий между субъектом и объектом, происходившее у испытуемых, дольше всех участвовавших в экспериментах: «Ты знаешь, я действительно почувствовал, что эта голубизна и я слились, все слилось воедино»; (d) синкретическое (слитное) мышление и синтез и трансформация обычных модальностей восприятия: «Я стал чувствовать этот свет, как он движется туда-сюда». «Когда ваза меняет форму, я это чувствую своим телом». «Я пока не уверен, правда, движение ли это кругами, или это сами круги [концентрические кольца света между испытуемым и вазой]. Но, в каком-то смысле, это реальность, реальность не в том смысле, что ты можешь это увидеть, потрогать, попробовать на вкус, понюхать или что-то еще, но в том смысле, что ты можешь ощущать, как это происходит». Перцептивные и когнитивные изменения, происходившие у испытуемых, были последовательно направлены в сторону более «примитивной» структуры.

Следовательно, имеющиеся свидетельства подкрепляют гипотезу о том, что созерцательная медитация производит деавтоматизацию. Есть соблазн назвать эту деавтоматизацию регрессией к перцептивному и когнитивному состоянию ребенка или младенца. Однако такая концепция опирается лишь на предположения о том, как ребенок воспринимает мир, предположения, которые пока невозможно проверить. В отрывке из знаменитой оды «Намеки бессмертия в воспоминаниях раннего детства» (1904, С. 353) Вордсворт пишет:

 
Была пора, когда луг, роща, поток,
Сама земля и всякая обычная картина,
Мне мнилось,
Облиты небесным светом,
Все осеняла слава и свежесть мечты.
 

Возможно, он смешивает детство с тем, что в действительности является реконструкцией на основе взаимодействия ассоциативных способностей взрослого с воспоминанием о более непосредственном чувственном контакте у ребенка. «Слава» – возможно, творчество взрослого. Вместо того, чтобы говорить о возвращении к детству, будет точнее сказать, что разрушение автоматизма перцептивных и когнитивных структур позволяет получить возрастание интенсивности и богатства чувственных ощущений за счет абстрактных категорий и дифференциации. Можно, пожалуй, назвать это направление регрессивным в смысле развития, но сам переживаемый опыт, вероятно, не укладывается в рамки психологии ребенка. Это деавтоматизация, происходящая в душе взрослого, и этот опыт обретает свое богатство благодаря взрослым воспоминаниям и функциям, ныне подчиненным другому режиму работы сознания.

Деавтоматизация, вызванная созерцательной медитацией, усиливается и поддерживается принятием самоотречения как цели и образа жизни, самоотречения, не ограничивающегося только кратким периодом медитации. Бедность, целомудрие, уединение и молчание – вот традиционные технические приемы, предписываемые вставшему на мистический путь. Чтобы испытать опыт Божественного, удерживай мысль на Боге и отвращайся от мира и тела, привязанного к миру. Стратегия медитации привносится во все аспекты жизни данного субъекта. Мистик старается изгнать из сознания вещи этого мира и вожделение к ним. В силу того, что перцептивные и когнитивные структуры требуют привычных раздражителей как «питания» для своего адекватного функционирования, можно, наверное, рассчитывать, что самоотречение ослабит и даже разрушит эти структуры, соответственно, способствуя формированию необычных переживаний (Рапопорт, 1951). Такая же изоляция от питающих раздражителей происходит, вероятно, и внутренне. В уже упомянутых экспериментах по медитации испытуемые сообщали о понижении способности реагировать на отвлекающие раздражители, наблюдавшиеся по мере возрастания практики. Они могли более эффективно, с меньшим усилием, препятствовать проникновению нежелательных раздражителей в сознание. Эти отчеты наводят на мысль о том, что по мере того как испытуемые приобретали практический навык, формировались структуры психологического барьера (Дикман, 1963, С. 338). Анализ ЭЭГ дзэнских монахов дал сходные результаты. Воздействие отвлекающих раздражителей, измеряемое по исчезновению альфа-ритма, заметнее всего проявлялось у новичков, было менее выражено на промежуточной стадии обучения, и почти отсутствовало у наставника (Касаматцу & Хираи [Kasamatsu & Hirai], 1963). Возможно, что напряженное долговременное упражнение в медитации создает временные барьеры для раздражителей, порождая функциональное состояние сенсорной изоляции.5353
  Макрейнольдс (1960, С. 269) выдвинул предположение, что сходная система барьеров для раздражителей может действовать при шизофрении


[Закрыть] Основываясь на экспериментах по сенсорной изоляции, наверное, можно ожидать, что длительная депривация (или пониженная вариабельность) за счет отсутствия определенной группы «питающих» раздражителей вызовет изменение функций, сформировавшихся ранее для того, чтобы реагировать на этот класс раздражителей (Шульц, 1965, СС. 95-97; Соломон и др., 1961, СС. 226-237). Похоже, эти изменения являются своего рода деавтоматизацией, как она была определена выше, – об этом говорит, например, описываемая бoльшая яркость красок и нарушение перцептивных навыков, таких как различение цветов (Цубек [Zubeck] и др., 1961). Таким образом, самоотречение само по себе можно рассматривать как фактор, вызывающий деавтоматизацию. В сочетании с созерцательной медитацией он производит очень мощный эффект.

И наконец, чем большая степень самоотречения достигнута, тем сильнее мистик предан своей цели Единения или Просветления. Его мотивация непременно возрастает, ибо, удалившись от мира, он не может надеяться ни на какую иную поддержку.

Допустим, происходит деавтоматизация; тогда с этой точки зрения нужно объяснить пять основных характеристик мистического опыта:

(a) остро ощущаемая реальность;

(b) необычные ощущения;

(c) Единство;

(d) неизъяснимость;

и (e) транс-сенсорные феномены.

Те, кто имел мистический опыт, независимо от того, был ли он вызван многолетней медитацией или одноразовой дозой ЛСД, считают, что об истинности переживания свидетельствует ощущение его реальности. На критику скептиков они обычно отвечают такой формулировкой: «Ты должен испытать это сам, тогда поймешь». Это означает, что если человек действительно испытает такое переживание, то его убедит сильнейшее ощущение его реальности. «Я знаю, что это было на самом деле, потому что оно более реально, чем мой нынешний разговор с вами». Но «реальность» не доказательство. Ведь, есть много клинических примеров вариабельности в остроте переживания реальности, которая не коррелирует с соответствующей вариабельностью в реальности. Какое-нибудь сновидение может оказаться настолько «реальным», что сохранит убедительность и в состоянии бодрствования, несмотря на то, что его содержание может быть крайне экстравагантным и совершенно несоответствующим ни нашему миру, ни какому-либо иному. Психоз нередко предваряется или сопровождается ощущением, что мир менее реален, чем обычно; порой – что мир более реален или обладает другой реальностью. Феномен деперсонализации выявляет потенциальную возможность изменения чувства реальности своей собственной персоны, несмотря на то, что на феноменологическом уровне личность не претерпевает никаких изменений. Однако, в случае деперсонализации или дереализации различие между внешним и внутренним остается четким. Что изменяется, так это степень реальности, приписываемой этим объективным репрезентациям. Так что, по-видимому,

(a) ощущение реальности представляет собой функцию, отличную от суждения о реальности, хотя, как правило, они работают согласованно;

(b) ощущение реальности не присуще чувствованиям, как таковым;

(c) реальность можно рассматривать как качественную функцию, способную к замещению, и, следовательно, к интенсификации, редукции и переносу, производящим воздействие на все разновидности содержания мышления и ощущений.5454
  Мысль Пола Федерна ([Paul Federn] 1955, СС. 241-260) о том, что для нормального чувства реальности требуется адекватное вложение энергии (либидо) в пределах «я», открывает возможность обсуждать представления о количественной мере «реальности». Эвери Вайсман ([Avery Weisman] 1959) развивал и расширил эту идею, отдавая предпочтение более общему понятию «либидных полей», а не границ «я».


[Закрыть]

С эволюционной точки зрения ясно, что биологическое выживание зависит от ясного чувства того, что ощутимо, а что нет. Чувство реальности неизбежно образует сплав с объективным миром. Когда задумываешься о том, что медитация в сочетании с самоотречением разрушает нормальное психологическое отношение субъекта к миру, кажется правдоподобным, что использование подобных мистических методов, наверное, будет связано со значительным изменением чувства реальности. Качество реальности, ранее приписываемое объектам, становится атрибутом тех определенных ощущений и представлений, которые получают доступ к сознанию во время периодов перцептивной и когнитивной деавтоматизации. Стимулы, полученные из внутреннего мира, нагружаются чувством реальности, обычно связываемым с объектами. Мысли и образы становятся реальными посредством того, что можно назвать «переносом реальности», (Дейкман, 1966, СС. 109 – 111).

Ощущения и мысли, приходящие во время мистической де-автоматизации, зачастую очень необычны; видимо, они не являются частью континуума состояний обыденного сознания. «Совершенно внезапно, без всякого предупреждения, он обнаружил, что как будто окутан облаком цвета пламени» (Бук [Bucke] 1961, C. 8). Потрясающие ощущения окутывающего света, безграничной энергии, неизъяснимых видений и невыразимого словами знания явно отличаются от перцептивных образов явлений «естественного мира». По мнению мистиков, отличие их в том, что они относятся к высшей трансцендентной реальности. Мистики говорят, что воспринимают происходящее в иной реальности, или, по крайней мере, в другом измерении. Несмотря на то, что такую возможность нельзя исключить, многие из этих явлений скорее можно интерпретировать как представления необычной модальности восприятия, а не необычных внешних стимулов.

В уже упомянутых экспериментальных исследованиях медитации двое постоянных участников описали яркие моменты восприятия света и силы. Например:

«Вскоре я почувствовал движение и чередование света и тьмы, и они становились все сильнее и сильнее. Когда это случается, это происходит не только зрительно, но ощущается так, как будто это нечто материальное. Это связано с ощущениями притяжения, расширения, поглощения, и вдруг мое зрение сфокусировалось на одном определенном месте, и меня охватило мощное ощущение, оказавшееся в центре» (Дейкман, 1966b, С. 109).

Это описание наводит на мысль о том, что восприятие движения и чередования света и тьмы может быть восприятием движения внимания, переходящего от одного элемента содержания психики к другому (чем бы ни было такое «движение» на самом деле). «Притяжение», «расширение», «поглощение» могли бы таким образом отражать динамику усилий по фокусировке внимания: успешное фокусирование переживается как захват мощной силой. Другой пример: «…когда ваза меняет форму, я это ощущаю телом, особенно глазами. Это реальное физическое чувство, как будто там движется что-то, что воссоздает форму вазы» (Дикман, 1966b, С. 109). В данном случае участник мог переживать восприятие повторного синтеза, происходившего после деавтоматизации нормального процесса перцепции; иначе говоря, перцептивный образ вазы был реконструирован вне нормального механизма восприятия, и процесс реконструкции был воспринят как физическое ощущение. Я назвал этот гипотетический способ восприятия термином «сенсорное смещение», определив его как восприятие акта психической деятельности (конфликт, подавление, разрешение задачи, сосредоточение внимания и т.д.) в модальностях относительно неструктурированных ощущений света, цвета, движения, силы, звука, запаха или вкуса (Крис, 1952; Дикман, 1966b, С. 108-109). Эта концепция сродни концепции гипнагогических явлений Зильбера (1951), но отличается референтными объектами и происхождением. В гипнагогическом состоянии и в сновидении происходит символическое смещение психической деятельности и идей. Хотя свет, сила и движение могут играть роль в гипнагогических построениях и структуре сновидений, превалирующими продуктами восприятия являются комплексные зрительные, словесные, мысленные образы, изображения деятельности. Термин «сенсорное смещение» относится к опыту восприятия невербальных, простых, конкретных перцептивных эквивалентов актов психической деятельности5555
  К сходным, хотя и доведенным до крайней степени представлениям, относятся концепция Мишо ([Michaux] 1963, СС. 7-9), высказавшим предположение, что часто испытываемое под воздействием галлюциногенов восприятие волн вибрации является результатом прямого восприятия «мозговых волн», фиксируемых ЭЭГ; и концепция Лири ([Leary] 1964, СС. 330-339), который предположил, что галлюциногены позволяют достичь «прямого восприятия процессов, которые фиксируются физиками, биохимиками, и неврологами», например, электронов на орбитах или межклеточного взаимодействия.


[Закрыть].

Понятие сенсорного смещения предлагает интригующее объяснение вездесущего света как метафоры мистического опыта. Это может быть не просто метафора. «Озарение» может возникать на основе действительного чувственного переживания, происходящего, когда при когнитивном акте унификации имеет место высвобождение энергии, или когда происходит разрешение бессознательного конфликта, позволяющее испытать «умиротворение», «присутствие» и тому подобное. Высвобожденная энергия, воспринимаемая как свет, может быть сущностью мистического чувственного опыта.

Если гипотеза сенсорного смещения верна, возникает вопрос, почему сенсорное смещение происходит в конкретных ситуациях.

В общем случае сенсорное смещение, по-видимому, может произойти, когда (a) повышенное внимание направлено на сенсорные проводящие пути; (b) отсутствует контролирующее аналитическое мышление; и (c) субъект настроен на восприимчивость к стимулам (открытость вместо защитной реакции или подозрительности). В созерцательной медитации цель тренинга – достичь состояния с подобными характеристиками. Ласки ([Laski] 1961) сообщает, что спонтанное мистическое переживание может возникать во время столь различных видов деятельности, как роды, созерцание картин природы, прослушивание музыки или полового акта. Несмотря на то, что ее испытуемые мало говорили о своих психических процессах, предварявших экстатическое состояние, в ту минуту все они были вовлечены в напряженную сенсорную активность, в которой должны были превалировать три вышеперечисленных условия. Эти условия, по-видимому, также имеют отношение к мистическому опыту, связанному с ЛСД. Сообщается, что психическое состояние, вызванное галлюциногенами, характеризуется большим сенсорным вниманием, сопровождающимся ухудшением или потерей различных интеллектуальных функций (Кроше [Crochet] et al., 1963; Уоттс [Watts], 1962; Мишо, 1963). Что касается критерия восприимчивости, то если в вызванном галлюциногенами состоянии возникают параноидальные реакции, то они снижают вероятность возникновения экстатических переживаний. С другой стороны, когда под действием препаратов люди теряют оборонительную позицию и подозрительность, так что они скорее «принимают» свое состояние, чем борются с ним, то за этим нередко следует «трансцендентальный» опыт (Шервуд et al., 1962). Таким образом, общий психологический контекст может быть описан как перцептивная концентрация. В этом особом состоянии сознания субъект начинает осознавать определенные внутрипсихические процессы, обычно исключенные из сферы осознаваемого или лежащие вне этой сферы. Носителем этого восприятия, по-видимому, является аморфное или бесструктурное чувствование, ставшее реальным в результате искажения чувства реальности («перенос реальности») и соответственно неверно интерпретируемое как имеющее внешнее происхождение.