Текст книги "Запасная книжка (сборник)"

«Вот, сынок, это тебе…»

– Вот, сынок, это тебе новая курточка, это колпачок, а это штанишки. Примерь.

– А азбука?

– Что?

– Азбука где?

Папа Карло недоуменно поглядел на Буратино.

– Сынок, зачем тебе азбука? Что ты с ней собираешься делать?

– Учиться, папа, – смиренно ответил Буратино. – Я пойду в школу, выучусь, стану большим и умным, устроюсь на хорошую работу и куплю тебе сто тысяч курток!

– Сынок мой, Буратино, – вздохнул папа Карло, – не говори ерунды. Ну куда тебе учиться? Ты же, не в обиду будь сказано, дуб дубом, даром что сделан из сосны. Ничего из этой затеи не выйдет, забудь.

– Но попробовать-то можно? – не сдавался Буратино.

– Нет, нельзя! – отрезал папа Карло. – Азбука, знаешь, сколько стоит? У нас нет лишних денег на всякую ерунду. Или ты думаешь, золотые монеты растут на деревьях?

– Нет, папа, – ответил Буратино, опустив голову. – Я знаю, ты целый день вкалываешь, как… папа Карло, но тогда что же мне делать?

– Вот, сынок! – папа Карло похлопал ладонью по своей шарманке. – Хочешь учиться? Учись крутить ручку. Шарманщики всегда нужны, это древняя уважаемая профессия, верный кусок хлеба и луковица. Шарманка тебя всегда прокормит.

– Слушайся папу Карло! – проскрипел из угла старый Сверчок. – Папа умный, он плохого не посоветует. И его папа был умный, и папа его папы, и папа папы его папы. Я уже сто лет живу в этой каморке, и никогда здесь не переводились умные шарманщики.

«С драконом надо что-то делать!..»

– С драконом надо что-то делать!

– Да.

– Он совсем обнаглел!

– Пожалуй.

– Нападает на стада, вытаптывает посевы, ломает лес…

– Это плохо, очень плохо.

– На людей стал кидаться! Две замковые башни разрушил! Сколько народу сгорело – страсть!

– Это никак нельзя оставить без внимания.

– Мы уже и ополчение собрали, завтра выступаем.

– Очень своевременное решение. Да. Завтра мы все пойдем к дракону, выманим его из норы и дружным хором скажем: «ФУ!»

Земля в зеркале троллей

Тяжелое зеркало перекосилось и завалилось набок.

– Держи-и! – завизжал старший тролль. Помощники быстро подхватили накренившееся зеркало и уберегли его от падения. Старший тролль перевел дух и утер разом вспотевший лоб.

– Если эта дура разобьется, Король из нас кишки выпустит! – сказал он. – Осторожнее, ребятки, поднимайте, уже немного осталось.

– Сколько еще? – пискнул один из мелких троллей.

– Миль пять-шесть, – прикинул на глаз старший тролль. – Земля должна отразиться и исказиться в зеркале вся, целиком. Так что давайте, дружно, на-лег-ли!

Тролли сильнее захлопали кожистыми крыльями и потащили зеркало вверх.

– Стоп! – скомандовал старший, когда решил, что нужная высота набрана. – Разворачивайте его к земле. Готово? Расчехляйте!

Тролли сдернули с зеркала чехол. Вся земля, от края и до края, отразилась в черном стекле и содрогнулась, увидев свое отражение.

– Отлично! – взвизгнул старший тролль. – Сработало!

Отражение в зеркале дергалось и кривлялось, сворачивалось, разворачивалось и подергивалось рябью. Горизонт изогнулся дугой, материки разъехались в стороны, океан хищно утянул на дно огромный остров. Рама зеркала трещала и ходила ходуном, тролли с трудом могли его удержать.

– Еще немножечко, – бормотал старший тролль, глядя в отражение, – пусть еще чуть-чуть перекосится…

Край земли завернулся вниз и стянулся наподобие горловины мешка. Горестно затрубили гибнущие слоны, и этот звук так всколыхнул небо, что тролли выронили зеркало и оно, кувыркаясь, помчалось обратно к земле. Но никто из троллей даже не подумал гнаться за ним.

– Оба-на! – прошептал один из них. – А где черепаха-то? И слонов больше нету.

– Получилось, – выдохнул старший тролль. – У нас все получилось!

Тролли молча, тяжело взмахивая крыльями, глядели на изогнутую, практически круглую Землю.

– Она маленькая и голубая! – восхищенно произнес самый младший тролль.

Делу – время, потехе – час

Том танцевал для эльфов и был совершенно счастлив. Магия эльфийской музыки полностью захватила его, и он всем своим существом отдался безумному танцу. Том кружился и притоптывал, высоко подпрыгивал и пускался вприсядку, выделывая коленца, которых здесь, в чудесной стране под холмом, отроду не видывали. Вокруг мелькали восхищенные лица. Узкие, изящные, с зелеными миндалевидными глазами партнерши сменялись одна за другой, музыка то заполняла весь зал, то стихала настолько, что, казалось, звучала лишь в голове у Тома. Он уже не удивлялся окружавшим его чудесам, которыми славились великие искусники эльфы, изменчивые, как вода. Еще мгновение назад они рядились в зеленые обтягивающие шелка и вот уже щеголяют в чем-то розовом, с оборками, только успеешь моргнуть – и розовое оборачивается белоснежным, отведешь на секунду взгляд – и вместо оборок увидишь уже золотое лиственное кружево. Обстановка зала плыла, пышные драпировки исчезали со стен и появлялись вновь, столы и стулья словно жили своей собственной жизнью. Том ступал то по коврам, то по соломенным циновком, то по голому камню. Иногда, остановившись, чтобы наскоро перекусить, он обнаруживал на столах вино и лесные ягоды, иногда – дичь и травяной эль, а иногда – простую родниковую воду и какие-то сморщенные грибы, впрочем, тоже безумно вкусные. Тому было не до гастрономических изысков, он танцевал и готов был танцевать хоть всю ночь до утра. Два или три раза прекрасные партнерши увлекали Тома в отдаленный укромный альков и отдавались ему весело и непринужденно – истинные дети природы. Но эти мгновения, наполненные животной страстью и восторгом, пролетали быстрее ветра, и Том вновь возвращался в круг танцующих. Или танцевал в одиночестве, под одобрительные возгласы хозяев замка, под взглядом их зеленых раскосых глаз. Или карих. Или янтарно-желтых, с узким вертикальным зрачком. Эльфы изменчивы, и Том просто не обращал внимания на такие мелочи. Он танцевал. Ведь недаром же его, Тома, считали самым лучшим танцором во всем графстве! Пусть-ка эльфы тоже полюбуются, как может отплясывать простой смертный! Да и кроме того, Том попросту любил танцы, больше всего на свете. Том танцевал, и время летело незаметно.

– Это он? – спросил молодой эльф старого.

– Да, Ваша Светлость. Это он самый, Том-Пляшу-Для-Всех, местная достопримечательность. Он так танцует посреди этого зала уже свыше четырехсот лет.

– Уму непостижимо! – восхищенно покачал головой эльф, которого назвали Светлостью. – А я-то всегда считал, что сказки о людях – это если и не досужая легенда, то уж, по крайней мере, как и положено легендам, она грешит неточностями и преувеличениями. Но видимо, есть еще в нашем мире место чудесам! Подумать только, четыреста лет!

– Четыреста двадцать два, если быть совсем точным, – подтвердил старый эльф.

– Даже не верится. Дважды сменялась династия, замок был захвачен орками, отбит гномами, подарен Повелителям Драконов, переходил из рук в руки, в нем даже почти полвека квартировался женский ударный батальон суккуб… а этот человек все танцует и танцует. Без сна, без еды, без передышки!

– Не совсем так, – снова поспешил уточнить старый эльф. – Иногда он все-таки ест, примерно один раз в семьдесят лет. И не только ест. Если верить семейным преданиям, то Том-Танцор вполне может быть моим собственным пра-пра-пра-прадедом. Иначе в кого бы у нас в семье голубые глаза? Да и во время последней войны – союзным войскам не удалось бы отбить этот замок такой малой кровью, не будь командир батальона суккуб в тот момент занята с Томом… третьи сутки. Кажется, когда ее выволакивали из алькова, она даже не сопротивлялась, а только судорожно икала и все норовила облобызать сапоги конвоиров.

– Ну это обычная фронтовая байка, – засмеялся молодой эльф. – Пропагандистский трюк.

– Да нет, – возразил старый. – Мой отец сражался на той войне, он живой свидетель.

– Ну, может быть, может быть, – неохотно согласился молодой. – Тогда тем более удивительно. За счет чего он держится уже… сколько Вы говорите, четыреста двадцать лет?

– Четыреста двадцать два года. С тех пор, как он появился невесть откуда прямо посреди королевского бала и предложил показать, как танцуют в мире людей. Но мы, разумеется, не знаем, сколько лет ему было на тот момент. Вполне возможно, что еще столько же. А то и больше. Ведь он совсем не изменился за прошедшие годы, так что ему с равным успехом может быть и тысяча лет, и три тысячи.

– Обалдеть! – присвистнул молодой эльф, на секунды забыв о своем графском достоинстве. – А я думал, что люди живут лишь немного дольше эльфов. Лет семьдесят-восемьде-сят, ну максимум сто! Но чтобы три тысячи…

– На этот счет существует одна теория, – задумчиво произнес старый эльф. – Поскольку гости из других миров не в полной мере принадлежат нашему пространству и времени, то и обращаются с ними более вольно, чем мы. Для них наш мир… ммм… несколько субъективен. Собственно, этим и пытаются объяснить тот факт, что большинство демонов, лепреконов, драконов и прочих иномирян являются обладателями сильной и недоступной нам, простым эльфам, магии. Они, строго говоря, не маги и отнюдь не бессмертны. Но невольно становятся таковыми, приходя в другой мир, от рамок и законов которого они свободны.

– То есть, попади, например, я сам в мир драконов – я тоже бы стал великим магом? – заинтересовался юноша.

– Попади Ваша Светлость в мир драконов, Вас тут же бы съели, – сдержанно улыбнулся старый эльф. – И как я уже говорил, это всего лишь теория.

– Простите, – раздалось за спиной у молодого эльфа, и кто-то осторожно тронул его за рукав, – У меня в горле пересохло, а на столах почему-то нет ни воды, ни вина. Где я могу что-нибудь попить?

Эльф резко обернулся – и округлил глаза. За его спиной стоял Том-Танцор, неизвестно когда прекративший танцевать и успевший каким-то образом обойти весь зал и заглянуть во все кувшины, дабы убедиться, что в них ничего нет. Вокруг с разинутыми ртами толпилась челядь молодого графа, глядя на ожившую легенду.

– Э-э… – эльф сделал шаг назад и беспомощно оглянулся. В этот замок, перешедший в его собственность благодаря карточному везению не далее как на прошлой неделе, юный граф прибыл всего час назад и еще не успел здесь освоиться. Разумеется, где-то тут должна быть вода, да и вино в подвалах осталось еще от прошлого владельца, но как пройти к этим подвалам? И где кастелян с ключами? Только что был здесь…

Том ждал, он хотел пить. Под равнодушным взглядом его льдисто-голубых глаз граф почувствовал себя неуютно. Не каждый день перед тобой встают во весь рост четыре долгих столетия и дергают тебя за рукав.

Положение спас старый эльф.

– Вон там, – он уверенно указал пальцем в сторону кухни, где уже гремела распакованной посудой привезенная из родового поместья кухарка. – Там наверняка найдется и вода, и вино, и эль, и все, что Вы пожелаете!

– Благодарю от всего сердца, – Том изобразил странный, давно вышедший из моды поясной поклон и быстро удалился в указанном направлении.

Эльфы переглянулись.

– Он последний раз ел семьдесят лет назад? – уточнил молодой граф.

– Да нет, вроде и полувека не прошло, – почесал в затылке старый. – Отец рассказывал, что после расставания с госпожой капитаном Том выпил добрую пинту пива, прежде чем снова начал танцевать. Хотя, конечно, одна пинта за сорок восемь лет… да, у него вполне могло пересохнуть горло.

Со стороны кухни раздался пронзительный женский визг, и в зал выскочила насмерть перепуганная кухарка.

– Там! – завопила она, бестолково тыча рукой себе за спину. – Я ничего! А он… А вот…

– Что произошло? – грозно вопросил старый эльф.

– Я ничего! – снова взвизгнула кухарка. – Он жрать попросил! И вина! А я сказала, что у меня не восемь рук, и времени нет всяких лоботрясов кормить, а если ему так приспичило, то пусть подождет пять минут, а пока займется делом, потому что мне тоже помощь нужна, у меня не восемь рук, я уже говорила, а он нож-то взял, а потом сел и поглядел так с тоской, а потом… Ой, страсти-то какие, ой, божечки, и бородато, борода, да я ж туда больше ни ногой, я ж ему ничего, я его и не знаю, и не видела никогда, невиноватая я, не губите, это он сам, все сам, окаянный, а я как есть невиноватая!

Том проклинал коварство остроухих. Он должен был, обязан был догадаться сразу, что за всякое удовольствие придется платить! И вот она, каторга.

Медленно разворачивалась под ножом грязно-бурая спираль картофельной шкурки. Грубо и неумело очищенные клубни один за другим уныло шлепались в кастрюлю с мутной водой. Минуты тянулись бесконечно долго, и казалось, этой монотонной изматывающей работе не будет конца.

Том сморгнул, в последние годы ему все труднее становилось замечать черные пятнышки глазков. Его собственные глаза слезились, в вечно согнутой спине кололо, руки тряслись и уже плохо держали нож. А обещанного еще тысячу лет назад пива все нет и нет, и проклятые эльфы бросили его тут одного, навсегда, и он умрет в этой бессмысленной каморке, за этой бессмысленной работой, за свою глупость и доверчивость, и до самой смерти будет перебирать эти бесконечные картофелины, которых никак не становится меньше, сколько бы он ни скоблил их ножом, и как же он уже устал…

Когда через пять минут встревоженный невнятным рассказом кухарки юный граф вбежал на кухню в сопровождении пары слуг, Тома там уже не было. От великого танцора остался лишь иссохший, выбеленный временем костяк, все еще сжимающий в одной руке нож, а в другой – наполовину очищенную картофелину. Точно такую же, как две другие, сиротливо мокнущие в кастрюле.

…И немного физики

– Как ты сюда проник?! – возопил Темный Властелин. – Это невозможно! Мою цитадель охраняют тысячи воинов, я расставил вокруг нее тысячи ловушек, запер двери на тысячи замков… У тебя не было ни малейшего шанса!

– Не было бы, – кивнул Герой, – если бы все эти воины, замки и ловушки стояли последовательно. А ты их установил параллельно.

«Привет, что делаешь?..»

– Привет, что делаешь?

– Да вот, задачки решаю из журнала.

– Ну ты даешь! Не ожидал от тебя.

– Чего не ожидал?

– Что ты опустишься до задачек. Вроде умный, а веришь во всякую ерунду.

– Извини, не понимаю. Что ты называешь ерундой?

– Да всю эту вашу математику. Ведь очевидно же, что фигня полная.

– Как ты можешь так говорить? Математика – царица наук…

– Вот только давай без этого пафоса, да? Математика – вообще не наука, а одно сплошное нагромождение дурацких законов и правил.

– Что?!

– Ой, ну не делай такие большие глаза, ты же сам знаешь, что я прав. Нет, я не спорю, таблица умножения – великая вещь, она сыграла немалую роль в становлении культуры и истории человечества. Но теперь-то это все уже неактуально!

И потом, зачем было все усложнять? В природе не существует никаких интегралов или логарифмов, это все выдумки математиков.

– Погоди. Математики ничего не выдумывали, они открывали новые законы взаимодействия чисел, пользуясь проверенным инструментарием…

– Ну да, конечно! И ты этому веришь? Ты что, сам не видишь, какую чушь они постоянно несут? Тебе привести пример?

– Да уж, будь добр.

– Да пожалуйста! Теорема Пифагора.

– Ну и что в ней не так?

– Да все не так! «Пифагоровы штаны на все стороны равны», понимаете ли. А ты в курсе, что греки во времена Пифагора не носили штанов? Как Пифагор мог вообще рассуждать о том, о чем не имел никакого понятия?

– Погоди. При чем тут штаны?

– Ну они же вроде бы Пифагоровы? Или нет? Ты признаешь, что у Пифагора не было штанов?

– Ну, вообще-то, конечно, не было…

– Ага, значит, уже в самом названии теоремы явное несоответствие! Как после этого можно относиться серьезно к тому, что там говорится?

– Минутку. Пифагор ничего не говорил о штанах…

– Ты это признаешь, да?

– Да… Так вот, можно я продолжу? Пифагор ничего не говорил о штанах, и не надо ему приписывать чужие глупости…

– Ага, ты сам согласен, что это все глупости!

– Да не говорил я такого!

– Только что сказал. Ты сам себе противоречишь.

– Так. Стоп. Что говорится в теореме Пифагора?

– Что все штаны равны.

– Блин, да ты вообще читал эту теорему?!

– Я знаю.

– Откуда?

– Я читал.

– Что ты читал?!

– Лобачевского.

Пауза.

– Прости, а какое отношение имеет Лобачевский к Пифагору?

– Ну, Лобачевский же тоже математик, и он вроде бы даже более крутой авторитет, чем Пифагор, скажешь, нет?

Вздох.

– Ну и что же сказал Лобачевский о теореме Пифагора?

– Что штаны равны. Но это же чушь! Как такие штаны вообще можно носить? И к тому же, Пифагор вообще не носил штанов!

– Лобачевский так сказал?!

Секундная пауза, с уверенностью:

– Да!

– Покажи мне, где это написано.

– Нет, ну там это не написано так прямо…

– Как называется книга?

– Да это не книга, это статья в газете. Про то, что Лобачевский на самом деле был агент германской разведки… ну это к делу не относится. Все равно он наверняка так говорил. Он же тоже математик, значит они с Пифагором заодно.

– Пифагор ничего не говорил про штаны.

– Ну да! О том и речь. Фигня это все.

– Давай по порядку. Откуда ты лично знаешь, о чем говорится в теореме Пифагора?

– Ой, ну брось! Это же все знают. Любого спроси, тебе сразу ответят.

– Пифагоровы штаны – это не штаны…

– А, ну конечно! Это аллегория! Знаешь, сколько раз я уже такое слышал?

– Теорема Пифагора гласит, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. И ВСЕ!

– А где штаны?

– Да не было у Пифагора никаких штанов!!!

– Ну вот видишь, я тебе о том и толкую. Фигня вся ваша математика.

– А вот и не фигня! Смотри сам. Вот треугольник. Вот гипотенуза. Вот катеты…

– А почему вдруг именно это катеты, а это гипотенуза? Может, наоборот?

– Нет. Катетами называются две стороны, образующие прямой угол.

– Ну вот тебе еще один прямой угол.

– Он не прямой.

– А какой же он, кривой?

– Нет, он острый.

– Так и этот тоже острый.

– Он не острый, он прямой.

– Знаешь, не морочь мне голову! Ты просто называешь вещи как тебе удобно, лишь бы подогнать результат под желаемое.

– Две короткие стороны прямоугольного треугольника – это катеты. Длинная сторона – гипотенуза.

– А, кто короче – тот катет? И гипотенуза, значит, уже не катит? Ты сам-то послушай себя со стороны, какой ты бред несешь. На дворе 21 век, расцвет демократии, а у тебя средневековье какое-то. Стороны у него, видишь ли, не равны…

– Прямоугольного треугольника с равными сторонами не существует…

– А ты уверен? Давай я тебе нарисую. Вот, смотри. Прямоугольный? Прямоугольный. И все стороны равны!

– Ты нарисовал квадрат.

– Ну и что?

– Квадрат не треугольник.

– А, ну конечно! Как только он нас не устраивает, сразу «не треугольник»! Не морочь мне голову. Считай сам: один угол, два угла, три угла.

– Четыре.

– Ну и что?

– Это квадрат.

– А квадрат что, не треугольник? Он хуже, да? Только потому, что я его нарисовал? Три угла есть? Есть, и даже вот один запасной. Ну и нефиг тут, понимаешь…

– Ладно, оставим эту тему.

– Ага, уже сдаешься? Нечего возразить? Ты признаешь, что математика – фигня?

– Нет, не признаю.

– Ну вот, опять снова-здорово! Я же тебе только что все подробно доказал! Если в основе всей вашей геометрии лежит учение Пифагора, а оно, извиняюсь, полная чушь… то о чем вообще можно дальше рассуждать?

– Учение Пифагора не чушь…

– Ну как же! А то я не слышал про школу пифагорейцев! Они, если хочешь знать, предавались оргиям!

– При чем тут…

– А Пифагор вообще был педик! Он сам сказал, что Платон ему друг.

– Пифагор?!

– А ты не знал? Да они вообще все педики были. И на голову трехнутые. Один в бочке спал, другой голышом по городу бегал…

– В бочке спал Диоген, но он был философ, а не математик…

– А, ну конечно! Если кто-то в бочку полез, то уже и не математик! Зачем нам лишний позор? Знаем, знаем, проходили. А вот ты объясни мне, почему всякие педики, которые жили три тыщи лет назад и бегали без штанов, должны быть для меня авторитетом? С какой стати я должен принимать их точку зрения?

– Ладно, оставь…

– Да нет, ты послушай! Я тебя, в конце концов, тоже слушал. Вот эти ваши вычисления, подсчеты… Считать вы все умеете! А спроси у вас что-нибудь по существу, тут же сразу: «Это частное, это переменная, а это два неизвестных». А ты мне в о-о-о-общем скажи, без частностей! И без всяких там неизвестных, непознанных, экзистенциальных… Меня от этого тошнит, понимаешь?

– Понимаю.

– Ну вот объясни мне, почему дважды два всегда четыре? Кто это придумал? И почему я обязан принимать это как данность и не имею права сомневаться?

– Да сомневайся сколько хочешь…

– Нет, ты мне объясни! Только без этих ваших штучек, а нормально, по-человечески, чтобы понятно было.

– Дважды два равно четырем, потому что два раза по два будет четыре.

– Масло масляное. Что ты мне нового сказал?

– Дважды два – это два, умноженное на два. Возьми два и два и сложи их…

– Так сложить или умножить?

– Это одно и то же…

– Оба-на! Выходит, если я сложу и умножу семь и восемь, тоже получится одно и то же?

– Нет.

– А почему?

– Потому что семь плюс восемь не равняется…

– А если я девять умножу на два, получится четыре?

– Нет.

– А почему? Два умножал – получилось, а с девяткой вдруг облом?

– Да. Дважды девять – восемнадцать.

– А дважды семь?

– Четырнадцать.

– А дважды пять?

– Десять.

– То есть четыре получается только в одном частном случае?

– Именно так.

– А теперь подумай сам. Ты говоришь, что существуют некие жесткие законы и правила умножения. О каких законах тут вообще может идти речь, если в каждом конкретном случае получается другой результат?!

– Это не совсем так. Иногда результат может совпадать. Например, дважды шесть равняется двенадцати. И четырежды три – тоже…

– Еще хуже! Два, шесть, три, четыре – вообще ничего общего! Ты сам видишь, что результат никак не зависит от исходных данных. Принимается одно и то же решение в двух кардинально различных ситуациях! И это при том, что одна и та же двойка, которую мы берем постоянно и ни на что не меняем, со всеми числами всегда дает разный ответ. Где, спрашивается, логика?

– Но это же, как раз, логично!

– Для тебя – может быть. Вы, математики, всегда верите во всякую запредельную хрень. А меня эти ваши выкладки не убеждают. И знаешь почему?

– Почему?

– Потому что я знаю, зачем нужна на самом деле ваша математика. Она ведь вся к чему сводится? «У Кати в кармане одно яблоко, а у Миши пять. Сколько яблок должен отдать Миша Кате, чтобы яблок у них стало поровну?» И знаешь, что я тебе скажу? Миша никому ничего не должен отдавать! У Кати одно яблоко есть – и хватит. Мало ей? Пусть идет вкалывать и сама себе честно заработает хоть на яблоки, хоть на груши, хоть на ананасы в шампанском. А если кто-то хочет не работать, а только задачки решать – пусть сидит со своим одним яблоком и не выпендривается!