Текст книги "Американская леди"

Книга вторая

 
Пляска звезд в душе.
Сердце блестит в лунном сиянии.
Звезда Солнце – твоя сестра.
И тебе, путешественник,
Мерещится истина
За мгновенье до цели.
 

Глава первая

– Ну сколько раз нужно вам повторять? Не имею ни малейшего понятия! – кричала в телефонную трубку Рут. – Она не вернется в Лаушу в конце сентября, как было запланировано вначале, ни в коем случае. Она мне только сказала, что напишет вам. Ну, что уезжает с этим Франко в Швейцарию. Разумеется, она в него влюбилась. Что за вопрос?! Этот итальянец вскружил ей голову. Не спрашивай меня как! Я не могу объяснить ее поведение.

В который раз Ванда попыталась привлечь к себе внимание матери, но Рут делала вид, что совершенно ничего не слышит.

– Две женщины, которые с ней путешествуют? Мои ли это подруги? – холодно рассмеялась Рут. – Упаси бог, только этого мне не хватало! Я этих двух даже не знаю. Ну, конечно, это не совсем так: я имела сомнительное удовольствие познакомиться по крайней мере с одной из них – учительницей танцев Ванды! – При этом она сердито взглянула на дочь. – А вторая – якобы поэтесса. Она их называет подругами! Это две совершенно распутные особы, уверяю тебя! У нас в Лауше все тыкали бы в них пальцами!

– Спроси тетю Йоханну, не могу ли я…

Рут снова отмахнулась. Красные пятна появились на ее едва припудренных щеках, губы стали укоризненно узкими.

– Сестрица, мне кажется, у тебя совершенно неверное представление о том, как прошло у нас пребывание Марии! Ей было на меня совершенно наплевать. В основном она проводила время, предаваясь удовольствиям!

Наплевать? Таких слов Ванда от матери еще не слышала. И вообще, подобные манеры, если их так можно назвать, были ей чужды. Ванда плюхнулась на обтянутый бархатом шезлонг рядом с Рут, ожидая следующего подходящего момента, чтобы перевести разговор на тему ее визита в Лаушу.

Тетка Йоханна впервые выбралась в ближайший большой город на почтамт, чтобы им позвонить. И хотя мать уже давно настаивала, чтобы Петер и Йоханна провели себе телефон, этого пока не случилось. Йоханна упрямо строчила длиннющие письма и долго ждала на них ответа. Однако новость о том, что Мария не вернется домой, как планировалось, а отправится в путешествие с незнакомым мужчиной в осенний Тиссин, точнее, в место под названием Монте-Верита, казалось, повергла всех родственников в Лауше в настоящий шок. Чтобы понять все это, письмá было явно недостаточно.

– Нет, она не больна! Скорее, это одна из ее спутниц, я ведь уже говорила. Наверное, поэтесса. Ванда говорит, что ее учительница танцев в последнюю неделю была вполне бодра… Ах, впрочем, это все равно!

Рут поспешно приложила руку к трубке и прошипела, косясь на Ванду:

– Тут Мария кое-что натворила! Она черкнула Йоханне несколько смехотворных строк, а теперь мне придется объяснить ее невозможное поведение! Вообрази, она даже Магнусу не написала. Бедняге теперь предстоит из третьих рук узнать, что Мария закрутила роман с другим мужчиной и сбежала!

Грудь Рут задрожала. Она снова заговорила в трубку:

– Нет, Йоханна, я только что говорила с Вандой! Да, она сидит рядом и передает тебе горячий привет.

Рут сердито посмотрела на дочь, прежде чем Ванда успела сказать хоть слово.

– Франко де Лукка? Конечно, он родом из Италии, это же можно понять по его имени! Почему они отправились в Швейцарию? – Рут закатила глаза. – Потому что они хотят отвезти больную поэтессу в санаторий! Ну, потому что в Швейцарии очень хорошие заведения. Это же известно. И все же я бы предпочла, чтобы кто-нибудь из Нью-Йорка отправился на оздоровление в Новую Англию или Мэн. Можно себе представить, сколько денег уйдет только на дорогу! Но, кажется, Франко за все заплатил. Не спрашивай меня почему! Мария плела, что хочет отправить больную в санаторий, который предназначен для творческих людей. Может, этой поэтессе кажется, что среди себе подобных она быстрее поправится.

Йоханна что-то ответила – Рут выслушала ее и сильно нахмурилась.

Ванда царапала указательным пальцем бархатную обивку против ворса, что Рут тут же запретила ей делать.

– Волноваться из-за Марии? Честно говоря, не вижу повода. В лице этого Франко ей попалась на крючок крупная рыба, да будет тебе известно. Ты бы видела диадему, что он подарил Марии. Какая диадема! – воскликнула она. – Кроме того, она же о вас совершенно не беспокоится! Ее ведь не волнует, как вы переживете следующую неделю без нее, – язвительно продолжала она.

Под правым глазом у Рут задергался нерв. Ванда глубоко вздохнула. Если у матери начнется мигрень, можно забыть о намерениях выклянчить поездку в Лаушу.

– У нашего птенчика свои развлечения на уме. Все-таки да, можешь мне поверить. Я знаю, что это непохоже на прежнюю Марию!

– Когда же ты спросишь у тети Йоханны, могу ли я ее навестить? – настойчиво трясла руку матери Ванда.

– Ну-ка успокойся! – прошипела Рут и, отвернувшись, сказала в трубку: – Это я Ванде, не тебе. Чего она хочет? – Рут тяжело вздохнула. – Если я еще и об этом примусь рассказывать, то у вас нечего будет есть в следующем месяце: все уйдет на телефонные счета! Я напишу тебе о желании Ванды в письме и еще кое о чем к тому же! – заявила она тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – Могу тебе сейчас сказать лишь одно: после всего, что здесь произошло, Марии лучше не показываться мне на глаза! Она своим приездом подняла больше пыли, чем торнадо в Техасе!

Через полчаса Ванда закрыла за собой дверь квартиры. Она не стала дожидаться лифта, а толкнула тяжелую железную дверь в конце коридора и, подобрав платье, поднялась по узким ступеням пожарной лестницы на крышу дома.

Мать слегла с мигренью, как и ожидалось, не оставив сомнений в том, кто виновен в ее муках.

– С тех пор как в этом доме появилась Мария, люди в нем взяли моду заботиться только о своем благополучии! Мои нервы от всех этих переживаний стали хрупкими, как стекло, – причитала она. – Сначала внезапный отъезд Марии, а теперь еще ты со своей навязчивой идеей отправиться в Германию! Я же тебе объясняла на прошлой неделе, что негативно отношусь к этому. Гарольд тоже наверняка будет не в восторге, если ты просто так исчезнешь. У Йоханны сейчас забот полон рот: нужно разбросать на всех работу Марии!

Слова Рут прозвучали с таким упреком, словно вся вина за поведение Марии лежала на Ванде.

– У нее в доме станет на одного стеклодува меньше, и изображать из себя твоего экскурсовода у нее не будет времени. Кроме того, для меня все еще неясно, что ты хочешь увидеть в Лауше! Если ты думаешь, что твой настоящий отец будет тебя ждать, то ты ошибаешься. Он не удостоил тебя и взглядом в день твоего рождения! Вместо этого он отправился в трактир и пил всю ночь, а я дома все глаза выплакала. Так все и было, дорогая моя! – с каждым предложением все больше входила в раж Рут. – Но ведь об этом никто ничего не хочет слышать. А что касается Марии и тебя, то теперь я еще и виновата в том, что утаила правду о твоем отце! – Как всегда, когда речь заходила о Томасе Хаймере, Рут злобно окрысилась.

Ванда точно знала, что за этим последует. Так все и произошло.

– Я же хотела для тебя лишь добра, дитя мое! – голос Рут вновь стал мягче. – Могу себе представить: Мария забила тебе голову романтическими идеями о Тюрингии, о шумящих ельниках, журчащих ручьях и пении птиц повсюду. Но правда выглядит иначе: маленькие лачуги, с которых зимние ветра срывают черепицу, дети, которые с утра до ночи вынуждены работать вместе с родителями за пару несчастных грязных картофелин и крошечный кусочек сала. Когда умер отец, была зима и мы, три девочки, просто не знали, чем нам заплатить за дрова для печи! У нас появились осиные талии не благодаря изысканным корсажам! Как ты думаешь, почему ежегодно тысячи немцев покидают свою страну? Почему переехала семья Стивена? Разумеется, не потому, что прежняя родина некрасива и незамечательна! Забудь о Лауше: ты не являешься ее частью, как и я!

Она хотела погладить руку Ванды, но дочь отдернула ее.

– Поэтому мне стоит отречься от своего происхождения точно так же, как это сделала ты? – воскликнула девушка. – Забыть о том, что мы постоянно разговариваем на немецком языке? Почему, например, у нас не бывает немецкой еды? Почему мы отмечаем День благодарения вместо Праздника урожая?

На это мать не знала, что ответить! Поэтому она поспешила сменить тему, как всегда поступала, когда разговор становился неприятным.

– А как ты смотришь на то, чтобы этой осенью начать теннисные тренировки? Уже очень много дам заинтересовались этим видом спорта. Белые костюмы, которые надевают на игру, весьма привлекательны. Мне кажется, ты могла бы также заняться верховой ездой вместе с твоей кузиной Дороти! Галоп утром в парке – лучше нельзя себе и представить. Дороти только и мечтает об этом.

Ванда лишь отмахнулась. Теннис и верховая езда… В следующий раз мать предложит ей отправиться в церковный хор!

Взобравшись на крышу, девушка сощурилась: вечернее солнце как раз садилось за многоэтажное здание напротив. День был свежий, утром прошел сильный дождь, и сейчас, вечером, заметно ощущалась прохлада. Пока Ванда отыскала свое любимое место – маленький выступ каминной стенки, – девушку уже бил озноб. Еще немного – и зимний ветер сделает ее пребывание здесь совершенно невозможным.

Пара любопытных голубей встретила ее приход своим «гуррр-гурр». Ванда отогнала птиц. Сегодня для них не было крошек немецкого хлеба. И никаких историй о родине. Не успела она опомниться, как по щеке покатились слезы.

Она так скучала по Марии!

– Что же мне теперь делать? – прошептала она, пока голуби семенили по луже, образовавшейся после дождя.

«У каждого человека в жизни есть предназначение, нужно только его осознать. Есть оно и у тебя», – утверждала Мария. Эти слова звучали тогда так правдоподобно!

Ванда погладила холодную каменную плитку, на которой сидела. Еще неделю назад она была теплой, и Мария сидела рядом, держа на коленях блокнот для рисования. Несмотря на протест Ванды, Мария все же нарисовала ее портрет. «Как в старые добрые времена, когда ты еще была маленькой и даже ползать не могла. Тогда твоя мать могла увешать все стены твоими изображениями вместо обоев – так часто я тебя рисовала!» – смеясь, призналась Мария. Ванда тоже рассмеялась в ответ, заявив, что сегодня Рут, наверное, и слышать об этом не захочет. Это был один из тех солнечных моментов, когда все казалось легким и беззаботным. Когда Мария закончила ее портрет, она осторожно, словно он был для нее настоящей драгоценностью, закрыла блокнот. «Так я могу хоть что-то в память о тебе забрать с собой», – прошептала она.

Солнечный момент прошел. Это был их прощальный разговор.

И Ванда для Марии его немало усложнила. Были слезы разочарования, звучали резкие слова. Племянница упрекнула тетку в том, что та бросает ее в беде, чем явно ранила ее. Понадобилось совсем немного, чтобы Мария тоже разревелась.

– Мне очень жаль, что ты видишь все в таком свете, – ответила она. – Но я больше не смогу тебе помогать. Да я и не могла бы этого сделать, даже если бы осталась еще на несколько недель! Ты должна сама выяснить, чем ты хочешь заниматься в будущем.

А потом она сказала фразу о предназначении в жизни.

Как бы Ванда хотела ей верить! Но вместо этого она ответила:

– А если я – позорное исключение? Может, Господь Бог создал меня совершенно бесполезным человеком? Ты должна согласиться, что все идет к этому.

Мария улыбнулась.

– Ты – нетерпеливое создание! Может, у Господа Бога был план, чтобы тебе это не так просто было понять, как другим женщинам. Иначе он давно бы уже надоумил Гарольда сделать тебе предложение, правда? А если бы ты ошиблась, то была бы замужней женщиной с младенцем на руках.

– Все еще может быть, – тихо ответила Ванда.

В последнее время Гарольд делал странные намеки, что скоро в его жизни все изменится и тому подобное. Что эти изменения коснутся и Ванды. И девушка каждый раз спешила сменить тему.

– А если мое предназначение в жизни – стать женой банкира? В самом деле? – вопрошала она, поражаясь тому, насколько ужасна сама мысль об этом.

– Есть женщины, для которых любовь к мужу – смысл их жизни. Твоя мать – одно из таких удивительных созданий, – усмехнувшись, ответила Мария. – Лично я не могла бы представить себя в такой роли. Я сильно люблю Франко, но, если бы он не пообещал мне, что я смогу продолжать работу, думаю, я бы с ним не поехала. Но он так мил и великодушен! Он едет в Монте-Верита только ради меня, можешь себе такое представить?

Ванда нахмурилась.

– Я считала, что вы отправляетесь в Швейцарию из-за Шерлейн. Пандора что-то говорила о запущенной болезни, которую поэтессе нужно срочно лечить.

Мария объяснила, что поездкой в Лаго-Маджоре они убивают сразу двух зайцев, нет, даже трех. Во-первых, они отправят Шерлейн в здоровый климат, подальше от пагубного влияния большого города. Во-вторых, Мария тешила себя мыслью, что в Монте-Верита сможет пообщаться с творческими людьми со всей Европы. Это побудило и Пандору присоединиться к ним. Мария не могла дождаться, когда после американского влияния на ее творчество подействует европейское. Как оно воздействовало, для Ванды оставалось неясным. Блокнот для рисования от рисунков Марии и так распух до предела! В-третьих, путешествие в Аскону и пребывание там немного отсрочит их поездку с Франко в Геную. Тут Мария замялась.

– Мне плохо от одной мысли, что впервые придется показаться отцу Франко и графине, – призналась она Ванде. – Я себе представить не могу, как провести хотя бы один день без Франко. Но иногда меня охватывает страх при мысли о будущем. Кроме того, мне еще не ясно, как это все преподнести Йоханне…

Ванда улыбнулась. В Лауше стало все вверх дном, после того как там узнали, что возвращение Марии на родину откладывается. Племянница не представляла, что случится, когда Йоханна узнает, что Мария отправилась вслед за красивым итальянцем в Геную!

Ванда вздохнула с тоской. Жизнь Марии казалась такой яркой и волнующей! У нее была удивительная профессия, подруга Пандора, красивый любовник и теперь еще такие волнительные планы на будущее!

У самой Ванды не было ничего. Учительница танцев и та уехала, а о любовнике вообще упоминать не стоило. Если Гарольд обнимал ее, то как старший брат, такими же были и их поцелуи – сухими и отстраненными. И о поездке в Германию можно было пока только мечтать. Она уже раз десять пыталась уговорить родителей, но пока так и не добилась от них согласия.

Ванда закрыла глаза и глубоко вздохнула. Как пахнет в Германии?

Она часто пыталась представить то, о чем рассказывала Мария. Перед глазами представала ярмарка, которая проходила каждое воскресенье в соседнем Зонненберге. Пахло ли там сладкой сахарной ватой? Разносился ли запах рыбы, как внизу, в порту? И еще люди. Ванда пыталась представить себе группу женщин, таких как ее тетка Йоханна, которые делают там закупки. Во что они одеты? Были ли они знакомы? Смеялись ли вместе? Была ли среди них Ева Хаймер?

Ванда открыла глаза. Считать ли эту Еву теткой или… бабушкой? Они ведь были женаты с Себастианом. Но с Вильгельмом Хаймером… И что тогда говорил об этой драме ее отец?

Как он сейчас выглядит? У Ванды не получилось представить его облик. Мария описывала его лишь поверхностно – такие черты могли подойти любому мужчине. Ванда тайком пересмотрела все фотоальбомы матери, но не нашла ни единого снимка Хаймера. Не было даже свадебного фото Рут и Томаса. Если такое и было когда-то, то мать наверняка уничтожила его. Замести следы, кажется, так это называется? А теперь, когда Мария уехала, у Ванды практически не было возможности разузнать что-то о собственном происхождении. И больше никакого немецкого хлеба и никаких историй.

В эту ночь Ванда долго не могла уснуть.

«У каждого человека есть свое предназначение в жизни», – мучительные слова Марии непрестанно стучали в висках девушки. Под этот бесконечный стук печаль Ванды постепенно переросла в упрямство. Ха! Будет смешно, если она сдастся лишь потому, что еще не нашла своего предназначения! «Всегда здесь и сейчас» – таким до сих пор был ее девиз. «Воздушные прыгуны» – так называл Гарольд ее спонтанные идеи и всегда относился к этому немного свысока. Воздух – это пустота. Воздух не имеет содержимого. Воздух как нечто, не имеющее значения.

Может, пока она просто не с того начинала. А что будет плохого в том, чтобы подойти к некоторым вещам более внимательно?

Окрыленная, Ванда вскочила с кровати и подошла к окну. Она смотрела в ночь, прислонившись лбом к холодному стеклу.

В Лауше сейчас, наверное, ясное звездное небо. Но вместо него она видела огни тысяч окон. Но это тоже кое-что, не правда ли?

Ванда рассмеялась.

Как же об этом красиво говорят? Если пророк не пришел к горе, значит, гора должна прийти к пророку.

Точно!

Возможно, она сейчас и не могла отправиться в Германию. Пока еще. Но кое-что другое Ванда могла сделать.

На следующее утро (не было и восьми часов) Ванда дрожащей рукой нажала на ручку двери в маленькой булочной, которая располагалась в боковом переулке Десятой авеню. Мария покупала там продукты для пикника на крыше и потом мечтательно говорила: «Такой хороший черный хлеб я когда-то ела и у себя дома! Не верится, что твоя мать еще не является тут постоянной клиенткой».

Когда Ванда вошла, крепкая женщина как раз перекладывала колеса караваев на полку.

– Чего желаете, фрейлейн? – обернувшись, спросила она.

Ванда вздохнула. Сейчас или никогда! Она постаралась говорить как можно лучше по-немецки:

– Есть ли где-нибудь неподалеку место, где встречаются немцы и где можно познакомиться с немецкими обычаями и традициями?

Глава вторая

Вскрикнув, Мария подскочила.

– Мария, mia cara, что случилось? – Секунду спустя Франко тоже сидел на кровати. Его сон как рукой сняло. Он осмотрел лачугу. Все в порядке. Франко снова расслабился.

– Что случилось? – нежно потряс он Марию за плечо. – Тебе приснился плохой сон?

Мария кивнула, широко раскрыв глаза и зажав ладонью рот, словно увидела нечто ужасное.

– Мне так плохо, такое странное ощущение в животе…

На лбу выступил пот.

Когда Франко хотел положить ей руку на плечо, то почувствовал, что ее ночная сорочка прилипла к спине.

– Ты же вся взмокла!

Он снял шерстяную кофту с деревянного стула, который служил ночным столиком, и набросил ее на плечи Марии.

– Спасибо! – Она тяжело вздохнула. – Снова этот сон… Господи, как может сниться такая чепуха! Я была на поляне позади санатория. Было так светло, словно солнечные лучи попадали на белую бумагу. А потом там появился этот человек… У него была длинная борода, и он носил длинное одеяние. Но он не был похож ни на кого из этих людей на горе, – быстро добавила она, когда заметила выражение лица Франко.

Она плотнее завернулась в кофту.

Франко снова наклонился к стулу, на этот раз достал сигареты. Пока он раскуривал одну, Мария продолжала рассказывать:

– Мужчина приглашал меня танцевать, но я не хотела. Его рука была ледяной. Я хотела отдернуть свою, но он не позволил. Мы танцевали по кругу, при этом я чувствовала себя очень плохо. Я не слышала никакой музыки, но, может, я просто уже не могу вспомнить. Кроме нас были еще и другие танцующие пары, танцевали также женщины с женщинами и мужчины с мужчинами.

– А я, где был я? Почему тебе снятся другие мужчины?

Она пожала плечами.

– «Мне нужно к Франко», – сказала я этому мужчине, но он не смотрел на меня и вел себя так, словно вообще не слышал меня. Потом я сказала, что Франко не понравится, что я танцую с другим, но мужчина снова не услышал меня. Он крепко обнимал меня, и мы кружились и больше не останавливались. – Она сглотнула. – В танце мы миновали остальные пары. «Мы должны повернуть, мы слишком близко к пропасти!» – крикнула я ему. Я рванула его за руку, которая обвила меня, словно угорь, но хватка была железной. Постепенно море все приближалось, оно больше не было голубым, а стало чернильно-черным – гигантская глотка, желающая нас сожрать… А потом мы сделали последний шаг. Он взглянул на меня и рассмеялся. Его лицо было ужасным…

Мария так сильно задрожала, что не смогла говорить дальше.

– Мария, успокойся! Все хорошо, – обнял ее Франко и стал укачивать. – Я знаю, что это, когда снятся такие сны: когда падаешь, падаешь и падаешь…

– И в то же время ничего общего. Когда человек возникает из ниоткуда, это ужасно! А потом еще кто-то совершенно чужой тащит тебя вниз!

Некоторое время Мария молчала. Потом вздохнула.

– Алоис Завацки, продавец книг, о котором я тебе рассказывала, наверняка хотел бы истолковать мой сон. Вот бы он поспорил о его глубинных смыслах.

– Для этого не нужно никаких специалистов! – фыркнул Франко. – Во всем виновата эта несчастная лачуга, в которой мы живем! О каких домах из воздуха и света может идти речь?! У догов моего отца и то жилище уютнее! Мы ночуем последнюю ночь в этой хибаре, завтра же переберемся в «Каса Семирамис»!

Франко сердито оглядел их пристанище. Он с самого начала хотел поселиться в отеле, который соответствовал хоть минимальным требованиям комфорта. Но потом, после первой прогулки по окрестностям, Марии удалось уговорить его пожить в одной из маленьких деревянных хижин, разбросанных по всей лесистой местности.

– Как романтично! – воскликнула она.

Забавно было представлять, как занимаешься утренним туалетом на деревянной веранде и с одним ведром воды! Шерлейн тоже вскричала от восторга. Пандора же просто с ужасом восприняла идею настолько приблизиться к матери-природе.

– Если жизнь в курятнике такая уютная, почему же тогда Генри Оденковен и Ида Гоффманн построили себе виллу с электричеством и водопроводом? – спросила она.

Оба владельца этой земли жили намного роскошнее, чем их последователи. Это было одной из многих особенностей коммуны. В итоге обе подруги сняли номер в маленьком отеле, который стоял на границе территории. Из него открывался восхитительный вид на озеро.

– Уставшие обретут покой, мир и свободу, смогут почерпнуть новые силы, – цитировала рекламный листок гостиницы Пандора. Она решила, что это место как раз им подходит.

Франко сердито затянулся сигаретой. Почему он сдался и допустил то, что теперь живет в лесу, как первобытный человек?

Мария плохо спала еще в первую ночь. Слишком много посторонних звуков: шелест листвы, хруст мелких веток, будто кто-то ходит. Все заставляло ее напряженно прислушиваться. Об этом она сказала ему лишь на следующее утро. Франко же после небольшой прогулки с возлияниями по тратториям Асконы спал как сурок. Кроме того, Марии постоянно казалось, что за ней кто-то следит, призналась она позже. И неудивительно: здесь на окнах не было ни одной занавески, да и ставни не закрывались.

– Кому придет в голову наблюдать за нами ночью, когда мы спим? – попытался успокоить он ее и предложил перебраться в гостиницу. Но Мария и слышать об этом не желала. Тогда Франко попросил ее отправиться с ним вечером в Аскону и попробовать местного вина. Уж оно-то точно должно было вызвать у нее сонливость. Но и эта идея не нашла у нее одобрения. Тогда Франко поинтересовался, не заразилась ли Мария вирусом аскетичности, который распространен в Монте-Верита. Но Мария рассмеялась и, расстегнув блузку, потребовала проверить, насколько она аскетична. После этого речь о переезде в гостиницу не заходила.

Франко ощутил, как в нем просыпается желание. Он неспешно погладил ее грудь. Неплохая идея – переключить ее мысли на что-нибудь другое…

Но в тот же миг Мария вырвалась из его объятий.

– Довольно причитаний! Я не позволю, чтобы какой-то дурацкий сон окончательно испортил мой день! Холодный душ – вот что сейчас мне нужно, – заявила она авторитетно. Она стащила с себя ночную сорочку через голову и нагишом выскочила наружу, отправив перед этим Франко воздушный поцелуй.

Он смотрел ей вслед. Что же такого было в этой женщине? Она легко могла вить из него веревки. С тех пор как он был вместе с Марией, он себя не узнавал. Ему нравились вещи, которые и в голову раньше не пришли бы. Например, эта промежуточная остановка в Асконе. Ему стоило больших усилий убедить отца выделить ему еще три недели. За это Франко пришлось пообещать, что после приезда он станет работать еще больше. «У других мужчин тоже случались любовные интрижки, но они не отвлекали их от работы», – упрекнул его старый граф. На что Франко горячо возразил, что это не любовная интрижка, что он видит в Марии будущую жену, которую он ждал всю свою жизнь.

Его отец вряд ли мог представить себе, что из мимолетного американского знакомства выйдет что-либо хорошее, ведь мать много лет подряд подсовывает ему маркиз и графинь голубых кровей, словно вишенки на торте. А Франко заявил, что любит Марию. На что отец громко прыснул и добавил, что он тоже любит своих собак.

После скандального телефонного разговора на почтамте Асконы Франко решил пока не говорить, что хочет привезти с собой Марию. Очевидно, родителям нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что отныне им придется делить единственного сына с чужой женщиной. Но теперь их прибытие в Геную неумолимо приближалось.

Франко в задумчивости еще раз затянулся сигаретным дымом.

Наверное, было бы хорошей идеей позвонить сегодня отцу и наверстать упущенное: в палаццо нужно еще кое-что подготовить. «Стеклодувную мастерскую?! У тебя совсем съехал мозг и находится теперь между ног?» – слова старого графа до сих пор звучали у него в ушах. Франко вздохнул, будто хотел уже сейчас настроить себя на запоздалый словесный поединок. «В этот раз ирония отца будет разбиваться об меня, как капли дождя о листья кувшинки в садовом пруду у матери», – клялся он себе. Он не хотел допустить повторения драмы с Сереной. Он уже не мальчик, которому отец мог навязать свою волю. Они с Марией станут крепкой семьей, и вместе у них будет достаточно сил, чтобы противостоять старому графу. Франко видел, как упорно Мария шла к тому, чтобы стать стеклодувом, и сам теперь хотел столь же усердно заняться виноградниками. Прошли те времена, когда он только тем и занимался, что перевозил по приказу отца беглых парней. Как он мечтал о том дне, когда покончит с торговлей людьми и больше не будет иметь к ней никакого отношения! Франко ни разу не показывал, насколько отвратительной для него была заокеанская деятельность, но теперь это постоянно висело над ним, как черные грозовые тучи. Конечно, когда в его жизни появилась Мария, тучи эти слегка разошлись, стало чуть легче. Но будет лучше, если они вообще скроются с его горизонта! Да, старику придется привыкнуть, что у его сына есть собственные виды на будущее! И кто знает, может, отец потом оценит его старания по омоложению лозы и улучшению сортов?

Через открытую дверь Франко наблюдал, как Мария водит мокрой губкой по груди. Она окунула губку в ведро с водой, осторожно, чтобы не пролить ни капельки, потом отжала и перешла к правой ноге. Мария двигалась без кокетства, ее нагота напоминала простую, но благородную одежду. Как же красива она, его принцесса!

Франко сделал последнюю затяжку и затушил сигарету.

С сегодняшнего дня Мария должна купаться только в роскоши, об этом он позаботится! А его отец… Ах, о нем он больше не хотел вспоминать!