Текст книги "Американская леди"

– Да, конечно, но кто его у тебя покупает?

Ванда понимала, что неприлично с таким нахальством спрашивать о делах, так вести себя девушкам не полагалось. Но дамские манеры ей сейчас явно не помогут.

– Мне повезло. Некоторое время назад я познакомился с галеристом из Веймара. Довольно странный тип, считает, что он один обладает художественным вкусом, и всем об этом говорит. От него ты никогда не услышишь: «Это я считаю красивым, а это уродливым». Он все время говорит какими-то -измами. Ну, ты знаешь: сюрреализм, импрессионизм…

Ванда усмехнулась.

– Натурализм, символизм. О да, об этом можешь мне не рассказывать! Среди художников Нью-Йорка есть типы, которые жонглируют этими понятиями, как шарами. Мария могла часами горячо говорить об этом, смакуя каждое направление. Рассказывай дальше, как вы обо всем договорились?

«Особо выгодным это сотрудничество явно не было, иначе Рихард не хватался бы за мелкие заказы у Йоханны», – подумала Ванда. И все же у него было достаточно дров, чтобы топить хотя бы пару часов в день…

– Ну да, он у меня периодически покупает некоторые вещицы, и притом за хорошие деньги. Либо приезжает сюда, в Лаушу, либо я еду в Веймар, если у меня есть что-то особенное. Во время моего последнего визита он даже подарил мне каталог с художественной выставки в Венеции. Вот, взгляни! – Рихард стащил каталог с полки и поднял вверх, как трофей.

– Биеннале, – прочла Ванда на потрепанном, но все еще роскошном переплете.

– Готтхильф Тойбер говорит, что охотно будет поддерживать меня в творческой работе. Он считает, что у меня есть все шансы организовать собственную выставку, если мне удастся еще лучше освоить венецианскую технику. В его галерее, понимаешь? Там будут только мои работы! – страстно произнес он последние слова.

Рихард вскочил и схватил заготовку возле стеклодувной трубки.

– Он говорит, что люди просто сходят с ума по итальянской моде. Посмотри, это я сделал недавно. Итальянцы называют эту технику «Aurato». Здесь добавляют сусальное золото на горячий стеклянный пузырь. Золотые листы во время дутья не растягиваются, в отличие от стекла, вот и получаются такие трещины. Именно такой эффект и нужен. Неплохо, правда?

– Это чудесно! – Ванда взяла бокал за тонкую ножку и, подняв его, посмотрела на свет. Золотые разрывы, словно тысячи солнечных лучей, поднимались от ножки бокала к чаше и придавали изделию причудливый переливчатый блеск.

Рихард взял из рук девушки бокал и вместо него дал высокий кубок.

– А как тебе нравится этот?

Кубок был очень прозрачный, тонкостенный. Цветные стеклянные нити протянулись по его поверхности, и благодаря этому создавалось впечатление, что он покрыт филигранной сеткой. Голубые оттенки переходили в лиловые, светло-зеленые тона сменялись темно-зелеными, а между ними попадались розовые нити.

– Я такого еще никогда не видела, даже на выставке стекла в Нью-Йорке, о которой рассказывала.

Ванда покачала головой. Она еще при первой встрече поняла, что Рихард отлично владеет ремеслом. Даже бокалы, которые он показывал ей в первый раз, выглядели совершенно особенными. Но то, что сейчас стояло перед ней на столе, было просто неповторимо. Девушка влюбленно взглянула на Рихарда. Он был настоящим художником! Об этом она ему и сказала.

Его глаза гордо заблестели.

– Для этой техники, которая называется «Pennelate», стекло должно быть еще горячим. Чтобы получить такие линии, нужно недолго потереть сверху цветной заготовкой.

Лицо Рихарда внезапно омрачилось.

– Я уже давно освоил то, что можно делать с горячим стеклом. Но вот с холодными техниками я все никак не могу продвинуться дальше. Здесь мне не хватает не только инструментов. Готтхильф Тойбер считает, что техники с применением травления тоже тяжелы. Я непременно должен найти кого-нибудь, кто разбирается в химии и подобных вещах. Он хочет мне в этом помочь и написал по этому поводу знакомому галеристу в Венецию. Посмотрим, что из этого выйдет…

Ванда кивнула. Тойбер, казалось, серьезно взялся за Рихарда. Она еще раз посмотрела на отливающий золотом бокал.

– Глядя на это, я вспоминаю скачущих оленей на бокалах Хаймера…

– Тебе не стоит недооценивать умение отца! Технику с листовым золотом здесь, наверное, никто не знает, кроме меня. Но я видел на венецианских бокалах и некоторые наши техники. Техника накладного стекла, вделанные стеклянные нити, резное стекло – все это нам знакомо уже несколько веков. Каким бы красивым ни было муранское стекло… Большая часть выполняется в каком-нибудь новом стиле, но это, так сказать, холодный кофе, который разогрели еще раз. Через некоторое время я понял, как это делается, и пришел к убеждению, что из взаимодействия старого и нового может получиться нечто особенное и своеобразное.

Глаза Рихарда заблестели.

– Я также уверен, что на этом можно заработать хорошие деньги.

Ванда рассмеялась, увидев его воодушевление.

– Ну, хотя бы у кого-то из нас есть уверенность в чем-то! – сухо произнесла она и искренне поцеловала его в губы.

Было уже начало девятого вечера, когда Ванда наконец рассталась с Рихардом. Девушка издалека заметила, что газовые горелки в мастерской «Штайнманн-Майенбаум» по-прежнему светятся. Йоханна еще утром сообщила, что сегодня предстоит много работы. Ванда с удовольствием восприняла спокойствие в доме, потому что ей нужно было подумать. И все же девушка сначала заглянула на кухню: нет ли чего-нибудь для нее. Она увидела, что суп только что кипел, хлеб уже порезан. Ванда села за кухонный стол, открыла ящик и нашла блокнот, в котором Йоханна составляла свои списки. Она решительно взяла карандаш и стала писать:

Бизнес-план для мастерской Хаймера

Ванда с удовольствием посмотрела на заглавие. Вот как нужно это сделать! И следующие предложения ее рука писала сама собой:

1. Что можно сделать, чтобы снова получать больше заказов?

– Выяснить, что нужно закупщикам в Зонненберге, как писала Мария в своем письме. Необходимо срочно отправиться в Зонненберг!

– Может быть, удастся найти новых клиентов в близлежащих городах? Например, в Кобурге, Майнингене, Зуле, Байройте и Клумбахе. Обсудить идею с Рихардом!

– Написать, какими техниками владеет отец, и подумать вместе с ним, что он может сделать нового из старого, как Рихард.

С каждым пунктом, появлявшимся на бумаге, уверенность Ванды росла. «Ты бы подходила к этому делу… как-то организованнее», – казалось, упрек Рихарда придал ей энергии. У нее, конечно, нет образования секретаря, или работницы конторы, или что там еще нужно в экономике, но ведь она выросла на фирме! Можно даже сказать, что Ванда впитала в себя коммерческий образ мысли с молоком матери. Она вспомнила тот день, когда Пандора сидела со всеми пожитками во дворе дома, в котором снимала квартиру. Тогда Ванда, так сказать, сразу разработала спасательный план: успокоила заупрямившегося арендодателя и организовала представление у матери дома. «Нужно просто захотеть», – внезапно в ушах зазвучали собственные слова.

Неожиданно все стало ясно: она одна не сможет вытащить этот воз из болота. Для этого ей нужны помощники. И снова карандаш взлетел над грубой бумагой:

2. Кто может мне помочь с предприятием?

– Что может делать Михель? Заниматься записями? Мне нужно непременно поговорить с ним!

– Что может делать Ева? Как заставить ее помогать мне?

– Мне нужно попытаться перетащить деда на свою сторону».

У Ванды тут же родилась блестящая мысль. И она записала:

– Рихард! Возможна ли совместная работа между ним и отцом?

Рихард все время жаловался на оснащение своей мастерской. Если бы он работал вместе с отцом, то мог бы пользоваться инструментами из мастерской Хаймеров. От этой мысли Ванду охватила эйфория. Таким аргументом она может попытаться заманить Томаса Хаймера. Почему она раньше об этом не подумала! Тогда бы отец не был в доме единственным стеклодувом и работа распределялась на несколько пар плеч. И большая производственная мощность в глазах заказчика точно стала бы преимуществом и способствовала бы новым заказам. В фантазии Ванды рождались такие красивые, такие многообещающие картины, что становилось даже немного страшно: Рихард и Томас Хаймер вместе выдувают стекло, Ева и Михель упаковывают готовые товары, а сама она заносит в блокнот списки адресов для отправки продукции – мастерская Хаймеров снова наполняется жизнью, как в старые времена, о которых рассказывала Мария. Надежда – и даже больше, уверенность – воспылала в душе Ванды, как пламя стеклодувной газовой горелки.

Когда ее усталые и голодные родственники пришли на кухню час спустя, она исписала уже четыре страницы из блокнота. Анна вновь бросала на нее враждебные взгляды, но сердце Ванды билось легко как никогда. Она точно знала, что будет делать в следующие дни!

Глава девятнадцатая

– Это точно самая глупая идея, на которую меня когда-либо уговаривали! – прогнусавила Ева из-под длинного шерстяного шарфа, который она несколько раз обмотала вокруг головы, спасаясь от холода. – Пешком в Зонненберг! Да еще посреди зимы! Даже цыгане так не поступают, а если поступают, то сидят в повозках и их укачивают дорожные ухабы.

Ева кивнула в сторону небольшого каравана обшарпанных телег, который только что обогнал их. В тот же момент она пнула лохматую собачонку, которая бежала за повозкой на веревке.

– Видишь, как опасно сейчас бродить по дороге? Могут даже дикие звери напасть.

Ванда нахмурилась.

– Послушай, Ева, собака тебе ровным счетом ничего не сделала!

– Конечно, все потому, что я защищалась!

– Прекрати уже ворчать, – ответила Ванда, терпение которой подходило к концу. – Ты же знаешь, почему я хочу пройти этот путь пешком. Для тебя эта местность не представляет ничего удивительного, но просто подумай, что я всю жизнь провела в городе! Я впервые вижу эту зимнюю роскошь.

Ванда обвела рукой окружающие горные склоны с елями и пихтами. Потом она остановилась и сделала вид, что хочет получше рассмотреть окрестности. Они шли по главной улице, где снег был прикатан повозками, но тем не менее их марш оказался утомительнее, чем она предполагала. Пот стекал у Ванды по рукам и между грудей. Чтобы показаться взрослее и элегантнее, она выбрала из чемоданов, которые хранились на одном из складов, черный костюм с опушенными мехом лацканами и рукавами. Если бы она знала, что на участках дороги, не затененных деревьями, солнце уже изрядно пригревало, то остановила бы выбор на чем-нибудь более легком.

– Кроме того, я хочу попробовать на себе, что ощущала моя мать, отправившись в Зонненберг, когда они с Марией решили отнести первые шары оптовому торговцу.

Ева переступала с ноги на ногу.

– Какая ерунда! Если я правильно помню, тогда стояла середина лета. И Рут, скорее всего, ощущала только солнечные ожоги! Кроме того, у нас нет за спинами наплечных корзин с товарами. Мы идем как нищенки! Одно мне ясно: я, конечно, доведу тебя до дома оптового закупщика, но внутрь не пойду. Да лучше пусть у меня ноги отпадут или я замерзну до смерти, чем сама полезу к этим головорезам в пасть!

Какая подходящая установка! Ванда, вздохнув, побрела дальше. Постепенно она начала сомневаться в том, что прихватить с собой Еву было хорошей идеей.

«Зная всех оптовых закупщиков в Зонненберге, ты бы мне очень помогла», – льстиво произнесла она, но Ева не выказала интереса. Ванда еще раз повторила это Вильгельму и добавила: «Если мы придем туда вдвоем, то впечатление будет солиднее, чем когда я, молодая и неопытная, появлюсь там одна!»

Вильгельм попросту приказал Еве сопровождать Ванду, и девушка мысленно поздравила себя с блестящей шахматной комбинацией: с одной стороны, она показала, насколько ей важно мнение Вильгельма, а с другой – получила в провожатые Еву…

Некоторое время они шли молча, погруженные в свои мысли.

Томас Хаймер и Вильгельм согласились на то, чтобы Ванда обошла закупщиков и выяснила, на какие товары сейчас особенный спрос. Ванда не упомянула, что изначально эта идея возникла благодаря Марии.

Мария… Мысли Ванды невольно переключились на тетку. Понравились ли ей детские вещи, которые Йоханна, получив письмо от сестры, в тот же день упаковала в коробку и отправила в Геную? Они специально ездили за покупками в Зонненберг, и это притом что у Йоханны висел срочный большой заказ! Они выбирали только лучшее и самое роскошное: одежду из тончайшего плауэнского кружева, а также серебряное детское кольцо и трещотку из белоснежного рога. Собственно, Ванда ожидала, что Мария возьмется за бумагу и перо сразу, как только получит подарки.

Не зная, почему так долго не приходит ответ от Марии, Ванда заставила себя задуматься о своем бизнес-плане, который сегодня вел ее в Зонненберг. Все по порядку, пункт за пунктом перебирала она задания в ритме шагов.

К счастью, она могла вычеркнуть еще один пункт плана – разговор с Михелем. Пришлось потратить на это немного усилий и заставить себя зайти к дяде в плохо проветриваемую комнату. Ей так было жаль его, что она не могла произнести ни слова. Сначала Ванда медлила, затем поинтересовалась его здоровьем. Пришлось выслушать долгие причитания, но в конце концов она его перебила:

– Не поспоришь, потеря ноги – это тяжелый жизненный удар. И боли, которые тебе приходится терпеть, должно быть, действительно ужасны, – сказала она ему. – Но все же в ближайшее время тебе придется взять себя в руки. Мне нужна твоя помощь! – В душе она не чувствовала такой же решительности, как в своих словах. «Чем мне может помочь этот несчастный человек?» – думала Ванда, внимательно глядя на Михеля. От внезапного страха он вдруг захотел справить естественные потребности и позвал Еву с ночным горшком. Это не упрощало ситуацию, Ванде пришлось спешно ретироваться из комнаты. Как неловко! Девушка, смутившись, зашла сначала в кухню, где ее с кислой миной поджидала Ева.

Ванда сомневалась, стоит ли вообще возвращаться в комнату Михеля, как вдруг из коридора послышались шаркающие звуки и стук. Вскоре после этого в дверном проеме кухни на двух костылях показался Михель. Ева не могла поверить своим глазам. Она была уже готова бросить что-то язвительное, но Ванда умоляюще посмотрела на нее, вовремя заставив замолчать.

Михель уперся дрожащими руками в стол и сел напротив Ванды. Таким же дрожащим голосом он спросил, как и чем он, калека, может помочь племяннице. Именно в этот момент Томас, поработав немного в мастерской, поднялся по лестнице. Завидев брата, он сначала вытащил из шкафа бутылку шнапса. Они чокнулись вчетвером рюмками с горькой травяной настойкой, которая ужасно обожгла весь пищевод Ванды. Когда в животе разлилась приятная теплота, девушка рассказала Михелю, что он может помочь ей с «делопроизводством». Как и ожидалось, серьезное незнакомое слово весьма впечатлило остальных. Ванда использовала этот момент, чтобы объяснить Михелю, что они хотят записать все техники, которыми владеет Томас. Следующим этапом работы станет сбор образцов всех узоров, которые когда-либо были сделаны и хранились в какой-нибудь припорошенной пылью посуде в шкафах. Это была своего рода инвентаризация. Ева предложила взять эту задачу на себя, потому что лучше всех знала, где все хранится. Сердце Ванды радостно дрогнуло. Это был успех!

Прежде чем отец успел привести какие-либо пессимистические доводы и уничтожить едва проклюнувшиеся семена надежды, Ванда повторила слова Рихарда: стеклодувные техники Лауши должны перекликаться с техниками венецианского производства стекла! И поэтому имеет смысл взяться за старое ремесло, но сделать что-то новое. Ева незаметно вышла из кухни еще во время этой речи и теперь принесла первые образцы: кубок из молочно-белого стекла, разрисованный эмалевыми красками и произведенный в 1900 году. Глубокая чаша из прозрачного стекла с вделанными разноцветными нитями – того же времени. Одна миска была значительно старше, с толстыми, как у жабы, бородавками.

Ванде нравилось не все, но все же она старалась постоянно выражать восторг. Ее энтузиазм был заразителен: внезапно Томас вспомнил об украшении стола, которое он изготовил много лет назад для одной гостиницы в Зуле. Он убежал в мастерскую и вернулся несколько минут спустя с двумя блюдами, скомбинированными из тщательно подобранных по цвету кусочков стекла. Ванда была в самом деле поражена: искусство изготовления стекла высочайшего уровня – так она это назвала, и оба брата просияли. Неожиданно они начали соревноваться друг с другом, наперебой рассказывая, где еще могут храниться изделия. Ева или Томас постоянно выбегали из кухни, чтобы вскоре вернуться, держа в руках старые сокровища, пока кухонный стол не стал ломиться от всевозможной посуды. Ванда едва не пищала от невероятного восхищения.

– Если бы я только знал, куда подевались те флаконы, которые мы когда-то делали для французского парфюмера!

Томас почесал затылок и добавил, что они очень нравились матери Ванды.

В тот вечер Ванда вернулась домой так поздно, что получила от Йоханны серьезный нагоняй. Тетка даже пообещала написать в Нью-Йорк и пожаловаться Рут.

– Мы же не гостиница, куда порядочные дамы могут входить и выходить, когда им вздумается, – ругалась она.

Ванду накрыла горячая волна стыда и угрызений совести, когда она взглянула в уставшие глаза тетки, которой из-за нее пришлось не спать. И она решила впредь вести себя осмотрительнее.

«И все же этот вечер на нагорье стоил гнева Йоханны», – подумала Ванда, проходя широкий поворот дороги.

Впервые в семье Хаймеров все захотели действовать, причем даже старый Вильгельм внес свою лепту.

– Ты хорошо делаешь, что слушаешь дочку. Девушка унаследовала не только хитрость Хаймеров, но и предприимчивость гулены Рут! Подарок для Хаймеров, что Ванда объявилась здесь, – сказал он Томасу, прерываясь на приступы кашля.

Ванда как раз стояла у двери в дом, застегивая пальто, и, к сожалению, не разобрала, что ответил на это отец.

«Не затрагивать тему совместной работы с Рихардом было верным решением в тот “непринужденный” вечер, – подумала она и за следующим поворотом заметила домá: – Штайнах, слава богу!»

– Может, нам стоит преодолеть остаток пути на поезде?

Одна мысль о теплом сиденье заставила Ванду быстрее шагать закоченевшими от холода ногами.

Ева рассмеялась.

– Сейчас делать крюк к вокзалу? А потом ждать неизвестно сколько, пока поезд придет? Нет, я этого точно не хочу.

Она наклонила голову и обогнала Ванду.

– Давай быстрее пройдем дальше, а то еще встретимся с моими сестрами, придется объяснять, чего это вдруг мы отправились в путь пешком. Они точно подумают, что у нас нет денег на билет.

Она еще плотнее укуталась в шарф. Ванде ничего не оставалось, как семенить за Евой, но все же она старалась рассмотреть родную деревушку Евы даже через полузакрытые веки. Несколько десятков домов жались друг к другу на плоской возвышенности. Здесь были покрыты кровельным сланцем не только крыши, но и обшиты стены, причем разных оттенков, которые отливали серым на солнце.

– Как красиво!

Ванда указала на дом, фронтальная стена которого была облицована особенно искусной мозаикой. Когда Ванда заметила чью-то голову в одном из окон, то быстро отвернулась. Но уже через несколько метров ее ждало новое удивление: цветочный орнамент перебивался ромбовидным рисунком, который украшал стену дома. Природная расцветка сланца была при этом так искусно подобрана, что рисунок казался почти трехмерным.

– Все это выглядит таким… родным!

Казалось, не только жители Лауши, но и жители Штайнаха обладали творческой жилкой. Ванда решила, что, как только сойдет снег, она снова отправится в Штайнах, уже вместе с Рихардом.

Едва они миновали последние дома деревни, как Ева вновь приободрилась.

– Как же! Родным! – перекривила она Ванду и убрала шарф с головы. – Так могут говорить только те, кто еще никогда в жизни не голодал и не мерз! Поверь мне, если бы у тебя было такое же детство, как у меня, тогда…

Заметные вокруг рта морщины стали еще глубже.

Ванда вдруг показалась сама себе глупой. Она подхватила Еву под руку. Спина той сразу окаменела. Девушка не думала, что ее прикосновение может быть так неприятно Еве. Но Ванда сделала вид, будто ничего не заметила. Свободной рукой она поправила шаль Евы, которая угрожала вот-вот упасть с плеч.

– Почему ты не расскажешь, как тогда все было? – осторожно спросила она.

– Чтобы ты потом смогла вдоволь посмеяться надо мной? – недоверчиво посмотрела на Ванду Ева.

– Я так не поступлю, клянусь.

Но Ева поджала губы еще сильнее. Они молча пошли дальше.

Спустя несколько минут, когда Ванда уже и не надеялась, Ева все-таки заговорила о своих семерых братьях и сестрах, об отце, который работал на добыче сланца, как и большинство жителей деревни. О тысячах грифелей, которые неделя за неделей им приходилось шлифовать и упаковывать в своей лачуге.

– День за днем, до самой ночи. Как только мы возвращались из школы домой, нам сразу приходилось садиться за стол. Как у меня болела спина спустя несколько часов! Но отец ничего не хотел слышать об этом, только ругался, когда кто-то из нас начинал плакать от боли. Даже сегодня, когда я слышу звук шлифовального станка, мне становится не по себе! – вздрогнула она. – Повсюду слоем лежала сланцевая пыль: на волосах, на коже, на наших лохмотьях. Вещами эту ветошь и назвать нельзя было. Жалкое существование! И на здоровье это влияло!

Без особого сожаления Ева рассказала об умерших братьях и сестрах: пыль забила их легкие.

– «Люди сюда приходят разные, а конец у всех один», – так постоянно говорила мать. Но детей в доме всегда было много, а я была вроде няньки, которой приходилось мыть детские задницы, – горько рассмеялась Ева. – А когда я сама вышла замуж, то до собственного ребенка дело так и не дошло.

Ванда беспомощно молчала. Мария рассказывала, что Ева очень страдала из-за своего бесплодия.

– И все же я не хотела бы ни с кем из родственников поменяться судьбой. Повезло, что мне встретился Себастиан! Даже если все потом пошло не так, – упрямо ухмыльнулась Ева. – Любовь зла, так ведь и в Америке говорят, да?

Ванда закивала, согласившись, и они обе рассмеялись.