Текст книги "Американская леди"

Глава шестнадцатая

Дубовая дверь в кабинет уже виднелась впереди, а Мария все еще раздумывала, выказывать Франко свое раздражение или использовать обаяние и отвлечь от работы. С одной стороны, было бы разумнее, если бы она…

– Telefono… dodici uomini… Firenze…

За закрытой дверью послышался громкий голос Франко, он отвлек Марию от раздумий. Неужели эти двое еще не закончили? Мария хотела было постучать, как снова донесся голос мужа. В этот раз он почти кричал:

– Questo e colpa nostra!

Уже взявшись за ручку, Мария озадаченно остановилась перед дверью. Она еще никогда не слышала, чтобы муж так кричал. Внезапно ее обуяли сомнения: может, это плохая идея, не стоит ему сейчас ничего решать? Франко упоминал, что в эти дни корабль «Фиренца» с грузом вина семьи де Лукка отправляется в Нью-Йорк. Что с ним случилось? За что он винит себя?

– Annegati?

Утонули? Короткий вопрос графа прозвучал как удар плетью.

– No, soffocati!.. Firenze… una mancanza d’aria nel con-tenitore!

Мария нахмурилась. Кто же утонул? Слишком мало воздуха в грузовом ящике… В каком грузовом ящике?!

– …una morte misera! …dodici uomini soffocati, ca-pisci?!..

…Ужасная смерть? Двенадцать мужчин во время путешествия… задохнулись? Правильно ли она поняла, а может, слабое знание итальянского языка сыграло с ней злую шутку? О господи, должно быть, случилось что-то ужасное!

Мария сглотнула. У нее в горле встал ком, Мария ощущала грозящую опасность, как зверь чует надвигающееся ненастье. «Беги в свою комнату как можно скорее!» – кричал ей внутренний голос, предупреждая. Но вместо этого женщина, остолбенев, стояла, продолжая прислушиваться.

– Ci costeräuna barca di soldi!

«Старый граф, как обычно, волнуется из-за денег, а сын на грани нервного срыва?» – У Марии все вдруг прояснилось в голове.

– …una morte misera… questo & colpa nostra! – снова закричал Франко. Наверное, он стоял прямо за дверью, так отчетливо слышался его голос.

– Я проклинаю тот день, когда я дал себя втравить в это дело! Сколько раз я умолял тебя положить всему этому конец? Деньги, деньги, деньги! Ты из-за них готов пойти на любой риск. И теперь это стоило жизни двенадцати человек!

Мария невольно зажала ладонью рот. Голова наполнилась назойливым жужжанием, теперь она была абсолютно уверена: людей перевозили вместе с грузом вина и во время путешествия они погибли.

– Siamo assassini! – теперь кричал Франко.

Мы убийцы…

В тот же миг дверь распахнулась, и Франко налетел на Марию.

– Мария!

Он в ужасе уставился на нее. Он был бледен как полотно, белки глаз покраснели. Потные пряди волос прилипли ко лбу.

От его вида страх, сжимавший сердце Марии, стал еще сильнее. Письмо к Ванде упало на пол, а она схватилась за живот в надежде, что боль, которая внезапно обрушилась, не сожрет ее. Контрабанда людей…

– Я… я… искала тебя.

Она смотрела на Франко распахнутыми от ужаса глазами. В его глазах она видела вину. Siamo assassini!

– Я не понимаю… Франко… Кто погиб? И какое отношение ты имеешь к… контрабанде людей? Франко!

Она потянула его за руку. «Это все не может быть правдой, – в панике подумала Мария. – Это кошмар, от которого я сейчас очнусь».

Франко смотрел в пол, его глаза были переполнены слезами. Он был не в состоянии ответить, а в это время за его спиной приближалась тень отца.

– Ты шпионила за нами? – с убийственным спокойствием спросил граф.

Мария лихорадочно переводила взгляд с мужа на свекра.

– Я хочу знать, что здесь происходит! – пронзительно вскрикнула она.

В тот же миг она подумала о ребенке в животе, которого могла испугать.

– Произошел несчастный случай… Но я позабочусь об этом… Я все исправлю и… – Слова изо рта Франко вырывались искаженными, словно он был пьян. – Я могу… тебе все… объяснить…

– Ничего ты объяснять не будешь! – вмешался отец и, посмотрев на Марию, сказал: – Все, что мы обсуждали, тебя не касается. Тебе не стыдно стоять под дверью и подслушивать через замочную скважину? Немцы все себя так ведут? Уходи в комнату, pronto! Мы с Франко здесь еще не закончили. И не вздумай хоть слово сболтнуть о том, что тебе здесь привиделось.

Он грубо схватил ее за плечи и хотел оттолкнуть, но Мария вырвалась.

– Не трогайте меня! – закричала она. – Если вы думаете, что можете запугать меня, то ошибаетесь! Я не совершила ничего противозаконного, в отличие от вас!

Она заметила удивление в глазах свекра: старик точно не ожидал, что она станет возражать ему. Она с отвращением отвернулась и взглянула на Франко. Почему он допускает, чтобы отец так обращался с ним?

– И что? Как долго ты еще собираешься мне врать? Рассказывать мне басни про виноградники? – холодно спросила она.

– Мария… я… – Он запнулся.

Удары сердца отдавались в ее животе. Она так рассердилась на него! Еще немного, и Мария бросилась бы на него с кулаками. Все сделала бы, чтобы вывести Франко из беспомощной неподвижности. Но нужно думать о ребенке! Мария ощутила боль, когда попыталась глубоко вдохнуть.

– Если ты мне сейчас же не скажешь правду, я пойду в полицию. Она и эмиграционная служба точно заинтересуются, привиделось мне или нет. Особенно если я им сообщу название корабля, на котором вы…

Мария не стала произносить предложение до конца.

Это была длинная ночь. В своей спальне, закрывшись на засов, чтобы граф не смог помешать, Франко во всем признался Марии. Лишь первые два предложения он произнес, запинаясь, а потом все полилось потоком.

Началось все это пять лет назад, когда один из их соседей обратился к ним с необычной просьбой: его сына разыскивала полиция из-за нелегальных ставок, и парню нужно было спрятаться. Он спросил, не может ли синьор де Лукка помочь парню сбежать из страны, чтобы из-за досадной ошибки его жизнь не была погубленной. Разумеется, речь шла и о соответствующем вознаграждении, весьма немалом. Времена настали тяжелые, хозяева итальянских ресторанчиков в Нью-Йорке отличались разборчивостью, так что конкуренция виноделов из Венеции, Фриули и Тосканы была большой. Почему бы доход от оптовой торговли не увеличить за счет дополнительных услуг? Отец Франко согласился. «Превратность судьбы, не больше, улыбка богов», – так пояснял тогда свое согласие граф.

А потом все завертелось. То, что когда-то начиналось с помощи отчаявшемуся отцу, вскоре превратилось в незаконную перевозку людей. Дело приобретало все возрастающий размах. Молодые парни, у которых были проблемы с законом, люди, которые не могли получить от американских чиновников эмиграционные визы из-за болезни, – для всех земля обетованная стала вдруг ближе и доступнее вместе с грузом вина от семьи де Лукка. Конечно, все это могло функционировать, только если таможенные работники с обеих сторон получали «плату за перевозку груза». За перевозку одного человека семья должна была заплатить 400 долларов, за незаконную перевозку – сумму, за которую оставшиеся в Италии родственники зачастую были вынуждены работать на графа несколько лет. Двадцать процентов от этих денег уходило на «портовые сборы» в Нью-Йорке и Генуе. Одним из заданий Франко было найти среди служащих, таможенных офицеров и грузчиков тех, кто поможет в отправке. Тех, кто смог бы в нужный момент закрыть глаза на происходящее.

Но за перевозку одними деньгами незаконные пассажиры не могли отделаться: после прибытия в Америку Франко заботился о том, чтобы эти мужчины попадали в итальянские ресторанчики или на стройки небоскребов в качестве дешевой рабочей силы и получали жалованье, на которое не согласился бы ни один работник с документами. По этой причине семья де Лукка отбирала мужчин не старше сорока лет. Другие едва ли смогли бы вынести тяготы путешествия и последующие рабские условия.

– Наша система продумана до мелочей, – устало улыбнулся Франко и заплакал.

Плата за перевозку, портовые сборы, наемные рабочие – за всем этим были имена живых людей. Мария содрогнулась. Она прислонилась к спинке дивана и, дрожа всем телом, укуталась в одеяло. Она не могла сейчас никого утешить. Ни Франко, ни себя саму. Франко вытер слезы и продолжил разговор.

Каждый раз случались незначительные происшествия. Однажды нелегальный пассажир чуть не умер от поноса. В следующий раз между пассажирами возник спор, и один другому сломал руку. Но смертельная опасность все годы не угрожала никому. И вдруг – нынешний рейс «Фиренцы». Что привело к этому несчастному случаю, пока оставалось неясным. Но факт остается фактом: при разгрузке обнаружили двенадцать тел. Судя по всему, все мужчины задохнулись.

Мария не отставала, пока не выспросила о каждой детали. Кем были погибшие мужчины? Знал ли Франко их семьи? Известно ли властям Нью-Йорка о случившейся драме? Куда дели трупы? Каждый ответ был мучительнее предыдущего, и Мария ненавидела его за это.

Наконец она поняла горькую правду: она вышла замуж за лгуна. Торговца людьми. И убийцу.

Если бы кто-то спросил, что она чувствует в этот момент, Мария бы не знала, что ответить. Там, где у нее было сердце, теперь зияла огромная дыра. Все обесценилось, все потеряло смысл в этой жизни, все было совсем не таким, каким должно было быть. Мария испугалась, что сойдет с ума. Ее охватил страх за ребенка, который беспокоился в животе и словно закрывал уши, чтобы не слышать ужасной правды.

– И что теперь? – усталый голос Франко заставил ее поднять глаза.

– Ты меня спрашиваешь об этом? – безграничное разочарование смешалось с ненавистью и болезненным осознанием того, что все потеряно. Напрасно она сопротивлялась этому. «Почему ты так со мной поступил?» – мысленно кричала Мария. А потом взглянула на Франко.

– Я должна сказать тебе, как теперь будет дальше? – Мария горько рассмеялась. – Я знаю лишь одно: я, глупая корова, поверила тебе, когда ты говорил о чести семьи де Лукка. О ваших традициях и о любви к вину. А ты все время лгал мне!

Она закрыла лицо ладонями. Произнести бы какое-нибудь заклинание, чтобы все снова стало хорошо! Но когда она подняла взгляд, Франко все еще сидел перед ней, растерянный и молчаливый. Внезапно он стал ей отвратителен!

– Когда я подарила тебе книгу о селекции сортов виноградной лозы, ты, наверное, в душе чуть не умер от смеха! Конечно, вы ведь знаете более легкие способы увеличения своего богатства.

– Мария, пожалуйста…

– Ах, неужели правда причиняет боль? – Только из-за ребенка она не набросилась на мужа с кулаками. Вместо этого она присела на край дивана и обула домашние туфли. Мария обвела взглядом комнату, словно ей нужно было сориентироваться. Потом она подошла к платяному шкафу.

– Что ты делаешь? Мария! Что мне нужно сказать? Мне бесконечно жаль! Я не хотел всего этого. Ты представить не можешь, как я был против всей этой истории! Я тысячу раз пытался образумить отца, поверь мне. Но ты же знаешь его упрямство. Что мне оставалось делать, если не согласиться?

Его плаксивый голос разозлил Марию еще больше. Ну, разумеется! Вот сейчас он в отчаянии! Но как было все предыдущие месяцы и годы?

– Мне нужно воспринимать твою трусость как раскаяние? Чего ты ждешь от меня, Франко?

Ее руки дрожали, когда Мария вынула из шкафа стопку блузок. Она не хотела оставаться в этом доме ни минутой дольше. Даже если придется бежать одной ночью по Генуе! Никакого брака, никакого отца для ребенка, никакой любви, никакого дома, никакой мастерской – все было потеряно этой ночью. Франко оказался преступником. Она подошла к комоду и стала без разбору открывать ящики.

– Я понимаю, что ты мне больше не веришь. Но я тебе скажу, что после этого рейса я собирался покончить с перевозками, так я решил в новогоднюю ночь. Это правда, – послышался его голос. – Я бы сделал все, чтобы избежать трагедии.

Франко поднялся и попытался обнять Марию.

– Пожалуйста, Мария, не уходи. Не поступай со мной так. Все снова будет хорошо, я обещаю. Подумай о нашем ребенке. И о твоей галерее, которую мы хотели открыть. Я поеду в Америку и позабочусь о том, чтобы…

Она отмахнулась от него, как от надоедливого насекомого. Ее чемоданы лежали на шкафу, но она не хотела просить о помощи Франко, поэтому нижнее белье запихнула в тюк, в который обычно складывались вещи для стирки. Сверху пошли блузки, а потом еще две юбки.

– Мария, я тебя умоляю! Если ты сейчас уйдешь, я этого не переживу. Пожалуйста, ты не можешь бросить меня. Ты нужна мне…

Она взглянула на него пустыми глазами.

«А если я выполню твою просьбу, то не переживу я!» – могла бы ответить она. Но вместо этого Мария лишь произнесла:

– Ты все уничтожил.

Мария, спотыкаясь, брела по длинным коридорам палаццо, волоча за собой тюки с вещами. «Прочь, прочь отсюда!» – других мыслей в голове у нее не было.

Она издалека заметила, что у входной двери стоит граф, а рядом с ним Патриция.

– Ты уходишь в никуда.

Мария растерянно взглянула на свекра. Как самоуверенно он выглядит! Никаких «Мария, мне очень жаль» или «Я сожалею о своих грехах».

– И что ты сделаешь? Запрешь меня в грузовом ящике для вина, как бедных парней? – Ее грубый ответ прозвучал не очень убедительно. Что-то сломалось в ней, силы постепенно покидали Марию. «Пожалуйста, отпусти меня, чтобы я могла подумать», – умоляла она мысленно.

– Мария, не уходи без меня! Пожалуйста, я умоляю! Если ты хочешь уйти, забери меня с собой.

Франко шел вслед за ней и теперь повис у нее на руке, как ребенок на матери.

– Ti amo, – шептал он. – Я люблю тебя больше собственной жизни!

Внезапная волна жалости накатила на Марию. Но она решительно ответила:

– Что эти слова значат в отношении такой жалкой жизни, как твоя? – Марии было так больно произнести эти слова, что она схватилась за живот. Она прищурилась от боли, от которой закружилась голова.

Франко отпрянул, словно его ударили.

– Мария, любимая, будь благоразумна! Мы не хотим поступать опрометчиво, мы хотим сплотиться и помочь друг другу в эти нелегкие времена. Una famiglia, si?

Патриция сделала материнский жест, театрально положив руку на плечо Марии.

– В радости и в горе – разве ты не это обещала моему сыну? В Асконе, во время вашей свадебной церемонии. Разве не ты рассказывала, как тебе было хорошо на этой горе? Это было особенно счастливое время для вас, а теперь наступило плохое, но и оно пройдет обязательно, понимаешь? Все еще будет хорошо, как раньше.

Ее голос звучал так убедительно, будто она изгоняла демонов.

Аскона, свадьба… Назойливый гул заполнил голову Марии. Какое отношение ко всему этому имеет Монте-Верита? Гора правды, свободы и любви… Как Патриция могла решиться упомянуть ее название вместе со всей этой грязью, которая здесь… Веки Марии задрожали, но пелена перед глазами стала еще темнее и гуще. Если бы только голова так не кружилась… Она подняла руку к виску, желая избавиться от головокружения, но мыслить становилось все труднее.

Что она натворила? Она ведь просто хотела рассказать Франко о новой идее – пригласить Шерлейн и Пандору с Монте-Верита в Геную! На открытие своей галереи. А потом она услышала это – Siamo assassini.

Завязки льняного мешка передавили ей руку. Так тяжело. Все было так тяжело…

Отдохнуть хотя бы минутку, хотя бы секундочку, а тогда… Внезапно в голове разразилась дикая колющая боль.

Мария потеряла сознание.

– Что это?

Патриция подобрала письмо кончиками пальцев, словно это было нечто отвратительное. Оно лежало там, где Мария его выронила.

Граф задумчиво посмотрел в сторону спальни, куда Франко отнес потерявшую сознание жену.

– Отправь его, – рассеянно произнес он.

– Ты уверен? – Графиня редко вмешивалась в дела мужа, но сейчас они не могли позволить себе принять неправильное решение.

– Да, конечно! – в раздражении ответил он. – Когда она его писала, то еще ничего не знала.

Он взял у Патриции из рук письмо и просмотрел его.

– Как всегда, американской племяннице. Бессмысленная болтовня, больше ничего.

Он положил письмо на полку к остальной почте, подготовленной к отправке, и вернулся в свой кабинет.

– Мне нужно подготовить все для отъезда Франко. Дорог каждый час, корабль отходит завтра утром!

Патриция последовала за ним.

– Ты действительно хочешь отправить Франко в Нью-Йорк? В пасть ко львам? – Голос ее дрожал.

Страх отразился на обычно строгом и невозмутимом лице Патриции, в морщинах вокруг дрожащего рта, в испуганных глазах. Теперь графиня выглядела как старая женщина:

– Это не опасно для него?

Граф покачал головой.

– Будет опаснее сейчас сидеть и ничего не делать. Пока еще никто не успел связать трупы с нами: они всплыли севернее Гудзонова залива. Франко должен позаботиться о том, чтобы так все и осталось. Это будет стоить нам уйму денег, но что поделаешь?

Он поднял руки, как бы примиряясь с судьбой. Графиня не стала возражать и вместо этого спросила:

– Что ты будешь делать с Марией? Ты считаешь, она спокойно воспримет то, что Франко сейчас уедет? Ты же видел, какая она безрассудная. Она представляет для нас большую опасность! А что, если она побежит в полицию? Или в следующем письме напишет обо всем родственникам? Ты просто будешь смотреть, как она начнет разрушать нашу семью?

Патриция шептала, но ее голос казался пронзительным.

Граф бегло просмотрел бумаги, которые сортировал.

– Не будет никакого следующего письма.

Глава семнадцатая

Когда утром Мария проснулась, снаружи было еще темно. В левой части головы ощущалась пульсирующая боль. Моментально вернулся ужас прошедшей ночи и окутал ее темным туманом.

Мария не смотрела на другую половину кровати, она знала, что одна: Франко уже наверняка давно сидит с отцом в кабинете.

Подавленная, она хотела приподняться, как вдруг ее взгляд упал на подушку рядом.

Послание от Франко. Дрожащей рукой она взяла листок:

«Mia cara, если ты читаешь эти строки, я уже по дороге в Нью-Йорк. Я должен попытаться во имя погибших исправить случившееся, если это вообще возможно. Я понимаю, что это самый неподходящий момент для поездки, но не могу иначе. Пожалуйста, не поступай легкомысленно, пока меня нет рядом. Если не ради меня, то хотя бы ради нашего ребенка. Я умоляю, дождись меня. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Пожалуйста, останься! Дай мне еще один шанс. Если ты покинешь меня после моего возвращения, я не стану тебя удерживать. Вечно любящий, твой муж Франко».

Мария опустила листок. Попытка что-то спасти, когда уже ничего спасти нельзя. Как он мог оставить ее в такой момент?

В горе и в радости… Сколько же она еще должна Франко после всего этого?

Бледные лучи зимнего солнца освещали комнату. Мария выглянула наружу, взгляд ее был пуст. Пальмы, кусты лавра, самшитовые деревья – все выглядело как раньше. От мысли, что она не простилась с Франко, отчаяние лишь возросло.

Воздух! Она должна встать и выйти на свежий воздух. Может, тогда ей удастся упорядочить неразбериху в голове.

Мария, босая, прошла в мастерскую и хотела открыть двойную дверь в сад, но что-то в двери заело. Как сильно она ни трясла железную ручку, дверь не подавалась. Странно, только на прошлой неделе по ее указанию садовник смазал замок и дверные петли: скрип во время сквозняка действовал на нервы.

Значит, не в сад. Но куда? Может, стоило упаковать вещи и выйти из дома?

Вдруг Франко еще здесь? Было ведь только семь часов утра. Взглянуть бы на него еще раз! Может, это поможет ей все понять. Она бы объяснила ему, почему обязана уйти. По крайней мере, это Мария должна сделать для него. Мария набросила на себя халат. Она вдруг заторопилась. Но когда она хотела открыть дверь в коридор, та тоже не открывалась.

Мария нахмурилась. Неужели все дело в том, что она сегодня с утра особенно неловкая? Женщина подергала ручку – напрасно. Высокая дверь не подалась ни на миллиметр. Это невозможно!

Она всем телом навалилась на дверь. Ничего не произошло. Что все это означает?

– Франко! – закричала она. – Франко, открой дверь!

В душе Марии нарастала паника. Она, будто спрут, обволакивала щупальцами тело женщины.

– Черт побери, что же это такое? Меня никто не слышит?

Ничего не произошло.

Марию заперли.

Глава восемнадцатая

– Господи, Ванда! Я ведь стеклодув, а не рабочий на фабрике! У тебя такие идеи!

Томас Хаймер ударил по столу кулаком и изнуренно помотал головой.

– Когда ты заявила, что хочешь помогать в мастерской, я думал, ты имеешь в виду генеральную уборку или вытирание пыли. А о том, что ты поставишь все с ног на голову, речи не было!

Ванда на какой-то миг замолчала. От ярости она сильно сжала губы.

– Вытирание пыли – о такой помощи точно не было речи! Или ты считаешь, что мать согласилась бы отпустить меня, если бы знала, что я тут в горничные пойду? – сказала она после того, как внутренне немного успокоилась.

Только два дня назад пришло письмо из Нью-Йорка на пяти листах, в котором Рут четко дала понять, что не одобряет внезапно проснувшуюся любовь к отцу. Со вчерашнего дня Ванда раздумывала, как помягче сформулировать ответ, который наверняка серьезно обескуражит Рут. Но пока ничего не получалось.

– Да, для грязной работы эта барышня слишком утонченная! Как ее мамаша когда-то, – съязвила Ева, стоявшая у плиты.

– Я бы давно мог производить стеклянную продукцию для технического применения, если бы хотел, – ответил Хаймер подчеркнуто равнодушно и указал на пустую пивную кружку, ожидая добавки.

– Стеклянные колбы и пробирки. Что общего это имеет со стеклодувным ремеслом?

Ева со стуком поставила перед Томасом на стол еще одну бутылку пива. Потом она вернулась к плите и помешала какой-то непонятный суп.

– Кроме того, уже есть достаточно стеклодувов, которые зарабатывают этим на хлеб.

– Я все время слышу о ремесле! – не выдержав, воскликнула Ванда. – Но факт остается фактом: ремесленное искусство само по себе прокормить не может, правда? Какие же из этого следует сделать логические выводы? Подыскать то, что сможет тебя прокормить! Я и не пытаюсь добиться большего, я была бы рада, если бы вы тоже немного напряглись, вместо того чтобы ругать мои идеи. И пожалуйста, Ева, открывай хотя бы окно, если варишь что-то в кастрюле без крышки! От этого пара может сделаться дурно, – выругалась Ванда. Постепенно вся эта затея стала казаться ей слишком глупой!

Она быстро подметила, что в доме Хаймеров не церемонятся. Вежливые обороты речи, внимание к чувствам другого или тактичность – ничего из этого и в грош не ставилось. Каждый говорил то, что думал, весьма прямолинейно, в том числе и Ванда. И все же каждый раз, когда Томас резко отметал следующее предложение, это задевало Ванду. Она была уверена, что какое-то из ее предложений действительно хорошее! Разумеется, девушка не была экспертом по экономическому консультированию, но она сама удивлялась тому, сколько информации ей удалось узнать о стекле и о Лауше за последние недели. Однажды она даже сидела за стеклодувной трубкой и пыталась выдуть стекло под руководством Томаса Хаймера. В этом Ванда не проявила достаточной ловкости и вспомнила ненавистные занятия по рукоделию в Нью-Йорке.

Ева сначала накрыла кастрюлю крышкой, а потом захлопнула за собой дверь. Но уже в следующий миг она просунула голову обратно в кухню:

– Не забывай, что тебя никто об этом не просил! Являешься сюда и воображаешь, что мы только и ждем твоих идиотских советов! Если бы тебя услышал Вильгельм, то не был бы в таком восторге от твоих визитов!

Дверь хлопнула во второй раз.

За столом воцарилось молчание.

Томас Хаймер заговорил первый:

– Техническая посуда, стеклянные пуговицы, витые стеклянные бусы – к этому нельзя приспособить сегодняшнее производство, чтобы начать работать по-новому, для всего есть специалисты. А потом эта твоя сумасбродная мысль о стеклянных витринах на домах! Это все не так просто, как ты себе представляешь, Ванда, – произнес он, смягчившись, словно ему самому стало неловко от собственного взрыва ярости.

– Я об этом и не говорю, правда? – воскликнула Ванда. – Но что-то ведь нужно делать, это же ясно.

– Может быть. А может, и нет. За плохими временами всегда наступают хорошие и наоборот. Нужно бороться с этим и не переставлять в мастерской все с ног на голову. Это простые законы природы, так было всегда, – вздохнул Хаймер. – Но что об этом может знать городской человек?

– Ты и твои природные законы! Вот мне интересно, почему эти законы природы не затронули всех стеклодувов, а лишь тех, кто не успел приспособиться к новым временам? Мода, которая сменилась, вернется нескоро, люди уже просто насмотрелись на старое. Тут уж можешь поверить мне как городскому человеку! А ведь в города по большей части поступают товары из Лауши, правда? Людям нужна новизна! Современные изделия, которые облегчают их повседневность. Новые красивые вещи, которыми можно украсить дом. И большие фабрики, которые забирают у вас работу, просто так не исчезнут!

Ванда устало откинулась назад. Сколько же раз ей придется разжевывать ему эту простую истину? Она сама себе казалась заезженной пластинкой, которая проигрывает одно и то же место.

На этот раз оба упрямо молчали.

Они просто не могли прийти к общему знаменателю. До сих пор отец противился каждой новой идее. Если ему что-то не нравилось, он отказывался даже думать об этом. Ванда упрекала его, и с каждым ее приходом на нагорье споры становились все ожесточеннее.

Теперь он сидел и кривился, как школьник-переросток! При этом он дул губы точно так же, как дед, когда отказывался от еды Евы. «Если я сейчас ему выскажу еще одну идею про разноцветные стеклянные шарики, он тоже наверняка от нее откажется», – подумала Ванда.

Она встала.

– Мне нужно идти. Я пообещала Рихарду, что загляну к нему.

Хаймер напряженно смотрел на свою пустую кружку.

Ванда, как и Ева до этого, сунула еще раз голову в кухню.

– Иногда мне кажется, что ты согласился, чтобы я приходила, только потому, что знаешь, как это рассердит Йоханну.

– Что ты сделала?

Рихард от удивления выпустил из рук стеклянную заготовку, над которой работал, и уставился на Ванду.

– Я предложила ему сделать перед домом витрину, в которой бы он мог разместить товары, которые производит: чтобы можно было выбрать. А еще сделать вывеску, что люди могут зайти в мастерскую и посмотреть, как он работает. Кто никогда не видел, как выдувается стекло, наверняка решит, что это невероятно интересно. Такое бы точно привлекло покупателей, я уверена. Но он отказался подумать над моим предложением даже минуту. «Я же не зверь в зоопарке!» – накричал он на меня.

Ванда с досадой пригладила пряди волос на затылке.

Рихар безудержно расхохотался, а потом махнул рукой, приглашая девушку подойти к нему.

– Подойди ближе, чтобы я мог тебя поцеловать! – крикнул он, все еще смеясь.

– Мне хотелось бы знать, что в этом такого смешного, – ответила Ванда, продолжая сидеть. Ее взгляд упал на ледяные узоры в окне перед ними. «Как только Рихард выдерживает весь день на таком холоде?»

– Городские покупатели ушли именно без витрин. Что-то же должно привлекать людей в магазин!

– Конечно, но не у нас! Ванда, ты в деревне! Знаешь, как у нас раньше говорили о горожанах? Они бьют баклуши за семью горами.

Ванда взглянула на него сквозь слезы.

– Ты еще ударь меня в спину!

Горелка Рихарда в последний раз вспыхнула и погасла. Табурет заскрежетал по деревянному полу. Потом Рихард подошел к Ванде, сел за стол, взял ее окоченевшие руки в свои и поцеловал ладони.

Ванду охватила дрожь, как и всякий раз, когда он ее касался.

– Кто будет смотреть в такую витрину? Несколько путешественников, которые заплутали в Лауше, но таких ты сможешь пересчитать по пальцам. Мы живем за счет контактов, которые выходят за пределы деревни.

В голосе Рихарда слышалось легкое нетерпение.

– Да, я знаю! – проворчала Ванда. Ей было неприятно, оттого что она выставила себя на посмешище.

– И таких контактов у моего отца нет. Их больше нет. Он получил один смехотворный заказ на прошлой неделе. Пятьдесят стеклянных чаш с ножками – просто грандиозно! Он давно разорился, мастерская на последнем издыхании, и ты думаешь, он это осознает?

Она тяжело вздохнула.

– Эта покорность судьбе! Как мне его убедить, что нужно брать дело в свои руки? Можно всего достичь, если только захотеть! По крайней мере, нужно хотя бы знать, чего хочешь…

Ее ярость отступила – на смену ей пришла задумчивость.

– Мне кажется, я как рыбак, который забрасывает леску в мутный пруд, не зная, что, собственно, хочет поймать. Что бы я ни предложила, отец отметает. Между нами это превратилось в какое-то состязание. По крайней мере, в этом мы преуспеваем!

Ванда осеклась.

– Почему я разрешила втянуть себя во все это? – выдавила она наконец сквозь слезы.

Почему Рихард просто не подошел, не взял ее за руку и погладил так, как он умел, и…

– Не сердись на меня, но, честно говоря, я считаю иначе. Ты бы подошла к этому делу… как-то организованнее.

Рихард поглядывал на нее с веселым огоньком в глазах.

– Что?

Ванда прекратила хныкать. Она вдруг почувствовала, как в душе вскипает необузданная ярость.

– Неужели я появилась и стала всем рассказывать, что я мудрость ведром черпаю? Ты втянул меня в это дело!

Несмотря на такой выпад, Ванде все еще хотелось притянуть Рихарда к себе и поцеловать, хотя внутри ширилась злоба.

Он усмехнулся.

– Твое сравнение с рыбаком прозвучало очень неплохо, только я вот что вижу: тебе, американке с коммерческим образованием, наверняка удастся вытащить на берег большую рыбу. Может быть, ты просто пока использовала не ту удочку. Или рыбачила не в том пруду. Но все изменится.

В животе у Ванды разлилось неприятное чувство. О каком коммерческом образовании идет речь? Если бы она знала, что Рихард воспримет каждое ее слово за чистую монету…

Что бы на все это сказал Стивен? Ответ лежал на поверхности: он бы согласился с Рихардом. «Без организации и стратегического планирования любое предприятие превращается в бессмысленную затею!» – сколько раз Ванда вместе с матерью слышали за ужином такие речи. В большинстве случаев, когда их конкуренты терпели коммерческое фиаско. Может, ей тоже составить какой-то план? Чтобы в нем были пункты, которые можно прорабатывать один за другим. Эта мысль несколько утешила девушку.

Рихард опустился рядом с ней на узкую лавку.

– Прекращай корить себя, завтра будет новый день. Уж поверь мне.

Множество поцелуев усеяли светлые волосы Ванды, так что все ее мысли снова перепутались.

Несколько блаженных минут Ванда наслаждалась нежностями Рихарда, но потом высвободилась из его объятий. Сейчас она не могла просто так переключиться.

Она чихнула и потом спросила, кивнув в сторону его стеклодувной трубки:

– А как ты зарабатываешь себе на жизнь, собственно?

Ее слова вылетели белыми облачками и застыли в холодном воздухе.

Рихард нахмурился от такой резкой перемены темы.

– Я выдуваю стекло по венецианскому способу, ты же знаешь об этом.