Текст книги "Американская леди"

Глава пятая

Ванда была совершенно не в восторге, узнав, что мать выбрала ей в попутчицы именно Ивонну Шварценберг и ее дочь Вилму. Ивонна была лучшей подругой Моники Демуа, которая порвала все связи с Майлзами после фиаско со свиными ножками в «Шрафтс». Вначале Рут очень злилась из-за этого происшествия, но с того момента она целиком встала на сторону Ванды. «Из-за одного возлагает ответственность на всех, так раньше оценивали поведение Моники! – пожаловалась она Ванде. – Какая досада, что ты наконец смогла испортить одну вечеринку этой избалованной козе!»

Но такой разрыв отношений не помешал Рут тут же схватиться за телефон, когда она узнала, что Шварценберги собираются ехать в Гамбург, чтобы провести там зиму вместе с женихом Вилмы – торговцем каучуком, у которого имелись связи в Индонезии. В женской болтовне она выведала название и дату отправления корабля и даже зашла дальше: спросила о том, не могла бы миссис Шварценберг во время путешествия взять под свое крылышко Ванду. Получив неуверенное согласие, следующий звонок Рут сделала в пароходство. Она поинтересовалась, нет ли на «Германии» свободной каюты, по возможности на той же палубе, что у миссис Шварценберг и ее дочки. Услышав утвердительный ответ, Рут согласилась на это предприятие после многонедельных споров с Вандой.

– В путешествии не задерживайся, – сказала она и, вздохнув, добавила: – Когда я уезжала из Лауши, была совершенно другая ситуация, но, честно сказать… меня бы ничто и никто не смог удержать! – Мать пожала плечами, и в этом движении сквозило упрямство. – Кто знает, может, в Лауше тебе действительно придут на ум какие-нибудь другие мысли?

Ванда не стала иронизировать по поводу семейства Шварценбергов, хотя Вилма считалась серой мышью и была невыносимо скучна. Она несколько раз появлялась на танцах у Пандоры, где проводила бóльшую часть времени в раздевалке, просто опасаясь того, что придется танцевать на людях. Пандора вынуждена была тащить ее в зал чуть ли не за волосы. Там Вилма стояла недвижимо, как набитое чучело жирафа. Вилма и Ванда! В конце путешествия пассажиры, чего доброго, еще подумают, что они подруги!

Но если нужно, она проведет эти восемь дней, слушая рассуждения Ивонны Шварценберг о том, как заполучить хорошего мужчину в мужья. Каучук… Кто бы мог такое представить?!

Йоханна вскоре прислала письменное подтверждение, что Ванду с нетерпением ждут. Ванда дословно помнила текст письма, которое она долго и с удовольствием перечитывала:

«…Мы очень рады Ванде. Не могу дождаться и убедиться воочию, что белокурый младенец в твоих руках превратился в прелестную молодую даму. Но вынуждена заранее предостеречь: в свете нынешних обстоятельств ни у меня, ни у Петера не будет времени, чтобы показать Ванде ее старую родину. Разумеется, я разок съезжу с ней в Кобург и, конечно, в Зонненберг. Но большие путешествия мы вынуждены отложить до следующей весны. Я с облегчением перекрещусь, если мы вовремя сдадим наш каталог рисунков!»

После этого Йоханна еще немного пожаловалась, что из Генуи пока пришло очень мало готовых эскизов и что Магнус от любовной тоски разучился выдувать стекло, почти каждый день изводит дорогой товар на брак.

«Магнус все еще не отошел от потери Марии. Он страдает, как пес, а меня мучают угрызения совести, когда думаю о том, что я всегда сомневалась в его любви к нашей сестрице!»

Во время своего последнего телефонного разговора с Рут, который она вела с почтамта в Зонненберге, Йоханна узнала, что племянница уже осведомлена о том, кто ее настоящий отец, но, к разочарованию Ванды, тетка так и не написала ни слова о Томасе Хаймере.

И вот теперь дата отъезда Ванды была строго определена: все должно было свершиться 15 октября. Это означало, что у нее оставалось каких-то две недели, чтобы подобрать гардероб, купить подарки для родственников в Тюрингии и отправиться на последний прощальный обед с Гарольдом, на котором прозвучит множество обещаний. Для обоих это прощание было и радостным, и грустным. Конечно, Гарольда очень ранило то, что Ванда отклонила его предложение о замужестве на неопределенное время. С другой стороны, у Ванды было чувство, будто он, оправившись после первого шока, вздохнул с облегчением: ведь ему не придется приступать к ответственному заданию с супружеским «балластом». Гарольд даже не смог прийти на прощальный праздник в дом Майлзов, потому что за два дня до этого уехал в Альбукерке.

Наконец все вещи были собраны, все слова сказаны.

Когда Ванда с маленьким чемоданчиком в руке – ее основной багаж сдали еще за день до этого – стояла утром 15 октября на трапе, ведущем в чрево корабля, а родители махали вслед, у нее вдруг встал ком в горле. Фигуры людей в порту стали размываться перед глазами, превращаясь в разноцветные маленькие пятна, и Ванда с трудом различала родителей.

Прощай, Нью-Йорк!

Миллионы людей приезжали сюда, чтобы начать новую жизнь.

Ее мать прибыла сюда, чтобы обрести счастье.

Мария отправилась сюда и нашла свое счастье.

А она, Ванда, повернулась спиной к «столице мира», так Стивен называл этот город.

Возникло очень странное ощущение: покидаешь родной город, чтобы отправиться на родину!

В конце трапа Ванда дрожащей рукой протянула документы стюарту. Пока тот проверял, все ли графы заполнены и подана ли информация полностью, желание Ванды развернуться и броситься обратно к родителям все возрастало. Вдруг это путешествие окажется большой ошибкой?

– Добро пожаловать на борт! – Стюарт, улыбнувшись, вернул документы.

Слишком поздно. Теперь Ванда не могла повернуть обратно. Страх от куража бывает лишь у трýсов, да?

И все же очень успокаивала мысль, что на корабле она встретит по крайней мере пару знакомых лиц, пусть даже это Ивонна и Вилма.

Кроме Шварценбергов за столом сидели еще пять человек: пожилая пара из Кентукки, которая занималась лошадьми и фамилию которых Ванда не разобрала; Сорелль и Сольвейг Линдстрём, две сестры лет по тридцать пять, ехавшие в Северную Германию, чтобы вступить в наследство, и мистер Вогэм – железнодорожный инженер.

Первое блюдо, телячье консоме с овощными палочками, сопровождалось воспоминаниями о красочных и взволнованных отзывах в письмах богатого дядюшки Сольвейг и Сорелль, ныне покойного.

На второе – отварной лосось с картофелем и петрушкой – мистер Вогэм поделился познаниями о новом типе железнодорожных локомотивов, которые позволят путешествовать быстрее и удобнее, чем нынешние «паровые кони». Семейная пара из Кентукки выдвинула контраргумент, заявив, что ни одна техника в мире не сравнится с настоящими лошадьми.

Когда подали десерт, казалось, что Вилма и ее мать вот-вот лопнут: что значит наследство или новое изобретение по сравнению с богатым женихом? Но прежде чем Вилма успела сказать хоть слово о каучуке, Сольвейг обратилась к Ванде:

– Простите мое любопытство. Что побудило такую молодую девушку, как вы, отправиться в далекий путь через океан?

Ванда опустила ложечку для мороженого. Она вот уже несколько дней ожидала этого вопроса от попутчиков.

– Я еду в Тюрингию. Сестра моей матери владеет там большой стеклодувной мастерской. На производстве возникли определенные проблемы, после того как из процесса выпало несколько сотрудников. В данный момент мне нужно им помочь. Так сказать, тушить там, где загорается, – рассмеялась она, сидя за столом. – Мне очень хочется стать полезной своей семье.

– Прямо ангел-хранитель, кто бы мог подумать! – воскликнула Сольвейг.

Сорель, впечатлившись, кивнула.

– Представьте, у нас по соседству разыгралась подобная история! Булочная была на волосок от закрытия: у хозяина что-то случилось с легкими. Что и неудивительно, ведь он всю жизнь имел дело с мучной пылью. И лишь благодаря самоотверженным действиям его брата и невестки, которые специально для этого прибыли из Миссури, булочная осталась на плаву. И пока Чарльз Клацки лечил легочную болезнь, – усердно закивала Сорелль, – они оба вкалывали день и ночь, чтобы у покупателей утром был свежий хлеб.

– А в деревне помощь родственников еще важнее, – подключились коневоды. – У нашего соседа с юга жена умерла от родовой горячки, и он остался с четырьмя детьми и младенцем на руках. Если бы сестра покойной решительно не вмешалась в эту ситуацию, мужчина наверняка пропал бы! Скотина, дети, домашнее хозяйство… Когда Мэджори пришла на помощь, она была еще совсем юной, но с самого начала так принялась за работу, словно всю жизнь только этим и занималась. А до этого она и не нюхала сельской жизни: была учительницей.

Инженер кивнул.

– Человек растет в борьбе над собой, принимая вызовы, которые сам для себя и ставит. Я знаю подобный случай. Друзья моих родителей…

Когда обед закончился и попутчики договорились встретиться за ужином, мужчина из Кентукки похлопал Ванду по плечу.

– Если позволите, мы сегодня вечером поднимем за вас бокал.

– Энергичность молодых людей в делах должна быть вознаграждена, – согласилась его жена и добавила, покосившись на Вилму, которая уже была готова рассказать всем о собственной скорой помолвке: – Особенно когда некоторые молодые дамы зачастую путешествуют для удовольствия…

Ванда самоотверженно и мудро кивнула.

Ей уже казалось, что на ее плечи взвален груз ответственности, и чувство это ей было даже приятно!

Ванда не стала осматривать корабль, на котором ей придется провести ближайшие семь дней, а легла на кровать и еще раз прокрутила в голове застольный разговор.

Миссис Кентукки считала, что, когда дойдет до дела, нужно непременно источать уверенность и успокаивать попавшую в беду семью. Нужно нести свет и ясность там, где раскинулся туман безнадежности. По крайней мере, это почти так же важно, как и сама работа. Сольвейг Линдстрём была с этим согласна.

Ванда глубоко вздохнула. Господь тому свидетель, она сделает все от нее зависящее!

Из телефонного разговора матери и тетки она узнала, что Йоханна была на грани нервного срыва. Что неудивительно. Если Йоханне сейчас приходится сидеть с утра до ночи за бухгалтерскими книгами, Ванда организует ей передышку! Конечно, она лишь немного изучала бухгалтерию, чтобы вести домашнее хозяйство (разумеется, ничего, связанного с коммерцией, в школе для девочек не преподавали). Но это ведь не значит, что она неспособна научиться новому, правда? В конце концов, Ванда не была дурой! Кто-нибудь ей покажет, что нужно делать, и после небольшой практики она наверняка сможет выполнять соответствующие обязанности на радость всем.

Ванда подскочила и забегала по каюте. Она напряженно смотрела через круглый иллюминатор, пытаясь высмотреть хоть что-то. Но крошечные капельки тумана налипали на стекло, превращая все в однообразную серость.

Однако девушка не собиралась терять время на романтическое любование! Ванда резко развернулась.

О кузине Анне она тоже позаботится. Та наверняка осыпает себя упреками из-за лодыжки, которую вывихнула на танцах. Конечно, можно было бы задать вопрос, почему как раз в такое напряженное время Анна отправилась на танцы. С другой стороны, лодыжку можно вывихнуть в любом другом месте, не правда ли? Ванда попытается сделать так, чтобы угрызения совести не мучили Анну. Она станет повсюду излучать веселое настроение, насколько это будет возможно.

Но потом она нахмурилась. Как же так получается? Совершенно чужие люди, конезаводчики или сестры Линдстрём, верят в нее больше, чем собственная мать?

– Ради всего святого, только не вмешивайся сразу во все, присмотрись сначала, как это делают Йоханна и Петер. И не жди, что тебе за помощь выдадут дополнительную колбаску, – увещевала ее мать, считая, что Ванде лучше заниматься тем, что ей поручат.

Ванда испытывала горькое разочарование. Неужели мать думает, что дочка непременно должна ее опозорить? И это после того, как она всю жизнь вбивала в голову Ванде, что прилично, а что нет?

Ванда сжала кулаки, хотя так и не подобает девушкам.

Черт побери, она ведь не только знает, как себя вести! Она наконец-то покажет всем, чего она стоит!

Глава шестая

Когда Йоханна приехала в Кобург, было без двадцати минут два. Поезд Ванды прибывал ровно в два. Йоханна быстро попрощалась по-французски с мосье Мартином и распахнула дверцу дрожек, прежде чем извозчик успел спрыгнуть с козел. Когда она прошла через главный вход вокзала, то впервые за этот день облегченно вздохнула: успела!

Еще утром все говорило о том, что она не сможет забрать Ванду в Кобурге. К ней без предупреждения явился один из самых важных клиентов – мосье Мартин из Лиона. Он хотел заказать елочные украшения для своих пяти универмагов. Если бы Йоханна обсудила с ним всю палитру товаров, то наверняка пропустила бы поезд в Кобурге. Конечно, на такой экстренный случай она в последнем письме подробно описала Ванде, как на поезде добраться до тюрингского Кобурга, а оттуда – в Лаушу. Для последнего отрезка пути Ванде пришлось бы только расспросить, где стоит нужный поезд, и сесть в него. Но Йоханна и Петер считали, что дочку Рут стоит встретить еще в Кобурге. Йоханна и сама очень хотела сделать именно так. Если бы кто-то из ее детей отправился в такое длинное путешествие, то спокойнее было бы думать, что в конце пути его кто-то ждет. И тем больше она злилась, что заказ мосье Мартина занял пол-утра. Она, конечно, ничего не сказала клиенту. Но ее беспокойство мосье Мартин все же заметил. Когда он узнал о встрече в Кобурге, то немедля предложил ей отправиться туда в его экипаже. Йоханна вначале колебалась: она не доверяла незнакомым мужчинам. Но желание встретить Ванду оказалось сильнее. По пути мосье Мартин все время подстегивал лошадей, словно за ними гнались черти. Йоханна чувствовала себя нехорошо после такой лихой езды, но, во всяком случае, они приехали на вокзал вовремя.

У железнодорожного пути кроме нее стояли еще двое мужчин в черных пальто с поднятыми воротниками. Другие пассажиры из-за промозглой осенней погоды ушли в здание вокзала. Ледяной ветер вертел сухие листья под большим каштаном, росшим на перроне. Хотя еще был полдень, казалось, что уже смеркается. О каком «золотом октябре» может идти речь? Йоханна хотела бы, чтобы Ванда приехала в другое время года.

Она плотнее закуталась в шаль, но все равно осталась на перроне, откуда еще издали можно было увидеть прибывающий поезд.

Ванда! Маленькая Ванда приезжает! Йоханна все еще не могла в это поверить. Ее радость была бы еще сильнее, если бы с племянницей приехала и Рут.

Йоханна очень скучала по сестре в первые годы после ее отъезда.

«Почему ты ни разу не навестила нас?» – спрашивала она Рут в каждом письме снова и снова. И: «Неужели ты не испытываешь ностальгии по Тюрингии?» Рут отвечала, что, конечно, скучает по родине. Но вначале у нее были поддельные документы, по которым въехать в Тюрингию невозможно. А потом? Рут выдумывала всевозможные отговорки, только бы не ехать. И в какой-то момент Йоханна перестала затрагивать эту тему, но тоска по сестре и память о совместно проведенном детстве остались. Тоску Йоханна пыталась развеять лишь тем, что регулярно и усердно писала письма.

Сквозь подошвы холод постепенно добрался до ее ног. Они почти не сгибались. Женщина прошлась взад и вперед несколько раз. Потом припомнила, что в глубоких карманах пальто еще с прошлой зимы лежала пара перчаток. Йоханна надела их, и холод стал терпимее. Это было кстати, потому что поезд Ванды, очевидно, прибывал с опозданием: часы уже показывали десять минут третьего. Но предвкушение радости, как известно, сильнее ее самой. И как вдруг у нее вышло расслабиться? Это было приятно и непривычно одновременно – появилось несколько минут для нее лично. Йоханна с удовольствием вздохнула и снова отправилась в мысленное путешествие по волнам прошлого.

Странно, но с Рут она всегда говорила больше, чем с Марией. Может, потому что они были ближе по возрасту? Когда мать умерла, ей было десять, а Рут – одиннадцать с половиной, они заботились о восьмилетней Марии как могли. А после смерти отца, когда они вмиг остались одни, Рут многое взяла в свои руки. По крайней мере, она тогда так себе все представляла, ведь в конечном счете благодаря усилиям Марии в стеклодувной мастерской их дело возродилось. Она вспомнила, как была тогда подавлена несчастьем, а малышка Мария и Рут отправились в Зонненберг с небольшой партией елочных шаров, чтобы найти торговца, который мог бы купить все оптом. От этой мысли и сегодня Йоханне было не по себе. Но после ужасного происшествия с ней и Штроблем, ее тогдашним шефом, она была сама не своя. И славно, что Мария в тот момент взяла все в свои руки и… Йоханна ощутила укол в груди, когда пришлось вспомнить, что теперь и Мария оставила «женское производство». Но в первую очередь больно было оттого, как Мария ушла! Неужели она не могла хотя бы на время вернуться в Лаушу? Восстановить оборванные связи, доделать дела, все объяснить. Есть вещи в мастерской, о которых она знала лучше, чем все остальные, например, как смешивать краски! Анна много часов подряд пыталась воспроизвести красный цвет «Николауса № 17», но ни один ее подбор красок не напоминал тон, который использовался в прошлогоднем узоре.

– Оставь как есть, – наконец произнесла Йоханна, – у нас других дел невпроворот.

Иногда нужно было оттаскивать Анну, иначе она вгрызалась в проблему мертвой хваткой, как терьер в берцовую кость.

А теперь еще и Магнус.

Йоханна тяжело вздохнула.

Мария и он жили много лет как супружеская пара, а она даже «прощай» не сказала! Никаких объяснений, никаких «мне очень жаль» и тому подобное.

Не то чтобы Йоханна воспринимала Магнуса как брата. Им и поговорить-то было особо не о чем: ни о хорошем, ни о плохом. Но это не значило, что Йоханна была совершенно равнодушна к этому человеку! Он так печалился, и ей было его безмерно жаль. Он не заслужил того, чтобы узнать о свадьбе Марии из телеграммы, которая была отправлена им всем.

Рукой в перчатке Йоханна убрала со лба прядь волос. Сегодня ей не хотелось думать о Марии. Сегодня был ее день радости.

Она остановилась перед одним из окон вокзала и тайком попыталась взглянуть на свое отражение. То, что она увидела, ее не обрадовало. Все еще сохранилась стройная фигура молодой девушки, длинная и тяжелая коса по-прежнему отливала каштановым блеском, из-за которого все девчонки завидовали ей и сестрам еще в молодые годы. Лишь две седые прядки тянулись со лба к затылку с левой и правой стороны. Петер утверждал, что они придавали ее облику «особенную нотку». Петер! Словно можно было верить в этом отношении хоть одному его слову… Йоханна улыбнулась. Когда она жаловалась, что у нее все больше морщин появилось на лбу, он недоуменно смотрел на нее и говорил, что она все еще выглядит как молодая девушка. Ну да, это не совсем так, но, если честно, Йоханна была вполне довольна своим внешним видом. Она еще раз напоследок бросила взгляд на свое отражение в окне. Йоханна хотела встретить Ванду в чем-нибудь праздничном, но из-за француза времени на это совершенно не осталось. На самом деле в рабочей одежде, как она называла свой темно-синий костюм, она чувствовала себя комфортнее всего. Йоханна невольно усмехнулась. Рут бы, наверное, упала от ужаса, если бы узнала, что сестра осталась верной стилю одежды, который ей нравился с молодых лет! Вся эта новомодная чепуха – последнее, что нужно в мастерской. Главное, что Йоханна производила на клиентов хорошее впечатление.

Кто-то рядом прокашлялся, чем отвлек Йоханну от мыслей.

– Прошу прощения, достопочтенная дама, не ждете ли вы случайно поезд из Брауншвейга?

– Да, а что с ним? – Йоханна испуганно взглянула на железнодорожника, который стоял перед ней с открытой книгой в руках. – Неужели что-то случилось?

– Задерживается примерно на два часа. Почему? Я, признаться, не знаю. Подумал, скажу вам, а то еще здесь, снаружи, замерзнете насмерть. В зале ожидания хотя бы тепло.

Он постучал по фуражке, отдавая честь, еще раз ободряюще кивнул женщине и пошел дальше, чтобы предупредить остальных ожидающих.

И стоило ей так нестись! Йоханна, рассердившись, отправилась в зал ожидания. Она уже высматривала свободное место, как вдруг увидела через окно вокзала вывеску «Городское кафе Кобурга». Чашечка кофе со сладкой пышкой… Почему бы и нет? И она, недолго раздумывая, толкнула кованые двери, закрытые ввиду холодной погоды. Если уж придется ждать, то почему бы не провести это время приятно?

Поезд дернулся и пополз вперед, издав пронзительный гудок. Еще несколько миль, и они, наверное, уже прибудут в Лаушу.

– Не могу поверить, что я наконец-то здесь!

Ванда снова повисла на шее у тетки, которая сидела рядом с ней на деревянной скамье. Ей вдруг так захотелось расплакаться, что она едва сдерживала наворачивающиеся на глаза слезы.

– Наконец-то на родине, – взволнованно добавила девушка.

Йоханна удивленно посмотрела на племянницу.

– Уже ведь не так далеко, правда?

Ванда напряженно смотрела в окно, но снаружи ничего не было видно, кроме леса. Ее глаза горели, и она потерла их двумя руками.

– Да, уже не так далеко, – утешила ее Йоханна. – Моя бедная девочка! Ты, наверное, страшно устала после такой долгой дороги.

Она погладила Ванду по голове, как маленького ребенка.

– Ну, хватит, – отмахнулась Ванда.

Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не расплакаться, – так печально и одновременно радостно было на душе. После того как ее поезд отправился из Гамбурга, ей пришлось пересаживаться еще пять раз и все время следить за перегрузкой своего багажа, опасаясь, что она останется стоять с одним чемоданом на перроне, а вещи украдут. И вот теперь радость встречи омрачалась безмерной усталостью.

– Я только немного замерзла. Когда поезд остановился посреди какой-то пустоши и стоял два часа непонятно по какой причине, в купе стало довольно холодно. – Она шмыгнула носом, словно желая подтвердить свои слова.

– Надеюсь, ты хотя бы не заболела? – озабоченно нахмурилась Йоханна.

– Еще чего! Я никак не могу дождаться момента, когда увижу Лаушу. Я ужасно рада, что познакомлюсь с остальными родственниками. Дядя Петер, Йоханнес, Анна и Магнус! Я, собственно, думала…

Она осеклась и покачала головой.

– Что? – улыбаясь, взглянула на нее Йоханна.

– Ну… – замялась Ванда. – В общем, я думала, может, и другие тоже приедут на вокзал…

Йоханна задорно рассмеялась. Семейная пара на соседней лавке удивленно покосилась на нее.

– Ты просто прелесть! А кто, по-твоему, тогда должен заниматься работой?

Ванда покраснела. Как можно было брякнуть такую глупость: она ведь знала, что в мастерской полно работы!

– Но, конечно, делами они занимаются кое-как, потому что тоже не могут дождаться нашего приезда, – добавила Йоханна.

Некоторое время они говорили о том о сем. Йоханна поинтересовалась, как Ванда проводила дни на громадном океанском лайнере, а племянница рассказывала, как важничала Вилма, хвастаясь каучуковым женихом. Постепенно разговор зашел о Марии и Франко, о котором Йоханна, разумеется, хотела узнать как можно больше. Ванде льстило, конечно, что Йоханна общается с ней, как со взрослой, и она охотно сообщала некоторые пикантные детали о Франко де Лукке, хотя она сама знала немного. Только то, что он симпатичный. Поэтому девушка сказала:

– Мария все время называет его «мой красивый итальянец».

Йоханна печально улыбнулась.

– Не то чтобы я не желала сестре счастья… Но все произошло так неожиданно! Или нет… Смотря как это воспринимать. За несколько месяцев до отъезда она стала какой-то странной. Я подчас думала, не овладела ли Марией какая-то душевная болезнь, которая забирает у нее жизненные силы. Но, наверное, она была просто недовольна своей жизнью. И все же, кто бы мог подумать, что Мария тоже когда-нибудь покинет Лаушу из-за любви? – Йоханна поджала губы.

Ванда взяла тетку за руку. Она бы очень хотела ее утешить, но понимала, что ей это не под силу.

Однако воцарившееся молчание не тяготило их. Ванда воспользовалась минуткой, чтобы краем глаза разглядеть Йоханну. Все три сестры были поразительно похожи. У всех были пропорциональные черты лица, большие темные глаза, в которые можно смотреть бесконечно, – они не выдадут ничего. Кроме того, тетка выглядела удивительно молодо, и это несмотря на строгий деловой костюм. На фотографиях она казалась Ванде намного старше (Йоханна напоминала непреклонную школьную учительницу). Каким обманчивым может быть впечатление! Мать использовала косметику, чтобы добиться фарфорового оттенка кожи лица, а вот Йоханна, казалось, не пользовалась ею вообще. Либо она считала, что ей это ни к чему, либо… считала это женской чепухой. Ванда непроизвольно принялась слизывать с губ помаду.

– И что? Ты уже решила, как будешь проводить время в Тюрингии? – снова подала голос Йоханна. – До конца года у нас в мастерской работа будет кипеть, но потом, конечно, найдется время для нескольких экскурсий, если погода позволит. Если у тебя есть какие-то особые желания, непременно поделись ими со мной.

– Я ни в коем случае не хочу, чтобы вы из-за меня испытывали какие-то неудобства, совсем наоборот, – уверенно ответила Ванда. – Я просто хотела бы… пожить с вами. Делать то, что и вы. Знаешь, Мария столько всего рассказала про вашу мастерскую…

Ей вдруг стало тяжело описывать словами свою тоску.

– И, разумеется, ты хотела бы познакомиться с кое-каким человеком… – многозначительно подняла брови Йоханна.

– Конечно, – энергично ответила Ванда.

Она не думала, что тетка перейдет к этой теме так быстро.

– Я… а мой… мой отец уже знает, что я приехала? – Она произносила эти слова и сердилась на свое сердце, которое так колотилось.

– Понятия не имею. Наверное, да. В Лауше все друг о друге знают. Вероятно, кто-нибудь уже рассказал ему о твоем приезде, но не один из нас, разумеется.

Йоханна оценивающе взглянула на племянницу, словно соображая, что ей стоит рассказывать, а что нет.

– Мы с Хаймерами почти не имеем дела, у каждого своя дорога. Прежде всего это связано с тем, что мы производим елочные украшения, а они – стекло для бытовых нужд. Просто нет точек соприкосновения, понимаешь?

Ванда кивнула, хотя от Марии она узнала, что это лишь часть правды. После того как Рут уехала, между семьями воцарилось особое… отвращение.

– Должно быть, ты была шокирована, узнав о Томасе, да? – осторожно спросила Йоханна.

Ванда снова кивнула. В горле застрял и неприятно давил большой ком.

– Ты думаешь, он… – осеклась девушка.

Что же она хотела сказать?

Думаешь, он встретил бы меня на вокзале? После всего, что Мария рассказала ей о настоящем отце, едва ли можно было ожидать от него такого.

Или: думаешь, он меня навестит? Придет к ее родственникам, с которыми его семья враждует уже много лет? Никогда и ни за что.

Удивительно, но Йоханна не стала придираться к словам и сказала то же самое, что и Мария несколько недель назад на крыше многоэтажного дома:

– Томас Хаймер – неплохой человек. Но не ожидай от него слишком многого. Он непрост, таким был всегда и с годами не изменился. Дома он не получил много любви, ему с братьями пришлось вкалывать с самого детства. Как у них дела, скучают ли они по матери – у них никто не спрашивал. Колбасок на добавку у Хаймеров не бывало как в прямом, так и в переносном смысле. А наш отец баловал нас! «Жизнь – крепкая штука, и самому нужно быть крепким» – наверное, Хаймеры всегда следовали этому неписаному правилу. Эта бессердечность и черствость… От них пострадала и твоя мать. Но откуда это было знать Томасу? От отца?! Никто ведь не может влезть в шкуру другого человека, правда?

Йоханна впервые высказала подобные мысли и сама себе удивилась.

– Звучит так, словно ты хочешь его защитить, – сказала Ванда.

Хотя Йоханна не имела в виду ничего плохого, от этих слов в животе у девушки распространилось неприятное чувство. Даже злость, с которой мать говорила о Томасе Хаймере, переносилась легче.

Йоханна пожала плечами.

– Сейчас, когда ты сказала об этом… Может, это и так. Понимаешь, сегодня я смотрю на вещи несколько иначе, чем прежде. В юности я посмеивалась над Томасом и даже презирала его за неотесанность, за то, что отец держит его в ежовых рукавицах. У нас, в Лауше, считается обычным делом, когда сыновья стеклодувов когда-нибудь начинают заниматься собственным производством. Но только Хаймеров это не касалось. Сегодня мне даже жаль Томаса. Если всю жизнь довольствуешься лишь тем, что тебе под ноги бросает жизнь, как достичь при этом чего-то большего?

Ванда нахмурилась. Что этим хотела сказать Йоханна?

Когда поезд остановился, было почти восемь вечера. Йоханна решила подождать и не выходить из вагона, пока толпа в проходе не рассосется: у Ванды был большой багаж. Она знала почти каждого человека, который проходил мимо них, временами она переговаривалась с людьми. Ванда удивленно разглядывала десятки женщин с громадными корзинами на спинах, которые шли в слабо освещенное здание вокзала, а потом исчезали в ночном тумане.

Когда наконец подошел их черед выйти из вагона, Ванде пришлось крепко схватиться за металлический поручень, чтобы спуститься по двум ступеням, – от волнения у нее дрожали ноги. Она приехала в Лаушу. Прибыла в место, о котором мечтала.

– Смотри, а то еще ударишься головой! – крикнула снаружи Йоханна, и в тот же миг Ванда врезалась лбом в дверной косяк. Она некоторое время стояла в остолбенении, пока Йоханна объясняла мужчине, который собирался отвезти их с вокзала домой, где забрать багаж племянницы. Два чемодана Ванды стояли рядом, у лестничной площадки, остальное нужно было отправить по темноте на склад. На следующее утро Ванде нужно было выбрать, что ей больше всего необходимо. Йоханна подумала, что наверняка вся одежда племянницы не поместится в выделенный ей шкаф.

Глаза Ванды постепенно привыкли к сумеречному освещению на лестничной клетке. На входе лежала красная дорожка со следами от грязных ног.

Так вот он какой, родительский дом матери!

В нос ударил запах жареного лука и жира, отчего сразу начался насморк. Неужели такое возможно, чтобы в доме было холоднее, чем на улице?

– …а это Анна, твоя кузина.

Ванда только что высвободилась из медвежьих объятий дяди и пожала руку двоюродной сестре, которую та ей протянула. Рука оказалась не очень теплой, но рукопожатие было довольно крепким. В какой-то момент Ванде показалось, что сестра ее так же неловко обнимет, как и брат Йоханнес, но они лишь потрясли друг другу руки.

– Значит, ты тот самый знаменитый стеклодув, который ночами сидит с трубкой у печи! Я столько о тебе слышала. Знаешь, Мария так восторженно рассказывала о твоем мастерстве!

Ванда старалась сохранить в голосе теплоту. Но что-то щекотало у нее в носу, и дышалось с трудом. Неужели это простуда, а может, просто незнакомые запахи мастерской? Мария говорила о химикатах, которые добавляют в краски для росписи стеклянных изделий. Но не упоминала, что эти жидкости разят тухлыми яйцами…