Текст книги "Соотношение сил"

Мама сдалась. Маша проводила ее до станции, пообещала, если что, сразу вызвать «скорую» по комендантскому телефону, не спеша вернулась, пообедала с Настасьей и Евгешей. Когда допили чай, Евгеша с таинственным видом повел ее к сараю, широким жестом распахнул дверь:

– Готово! Принимай работу!

Колыбелька была как из сказки. Евгеша покрасил ее белой масляной краской, разрисовал разноцветными цветочками и ягодками. Маша восхищенно охнула:

– Да вы прямо художник!

– Когда-то увлекался, в гимназической юности. – Евгеша скромно потупился.

К вечеру дождь припустил с новой силой, поднялся ветер. Маша ушла наверх, закуталась в большой пуховый платок, уютно устроилась в кресле с «Анной Карениной».

Жаль было дочитывать. Как ни злись на Толстого за Анну, все равно оторваться невозможно. Последние строчки финального монолога Левина Маша прочитала шепотом, вслух:

– «…но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее – не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»

Маша закрыла книгу, спустилась вниз, умылась, почистила зубы, пожелала Настасье и Евгеше спокойной ночи.

Давно стемнело. Дождь барабанил по крыше, форточка поскрипывала от ветра, кружевная занавеска медленно поднималась и опускалась, будто дышала. Маша незаметно уснула.

Ей приснилась, что она идет по незнакомой улице, вдоль невысоких решетчатых заборов. За заборами дома, слишком маленькие для городских, но и не деревенские, каменные, в два-три этажа, очень аккуратные, серого, желтого, бежевого цвета. Нигде, никогда Маша не видела таких улиц и таких домов. Совсем незнакомый мир, может, вообще не на земле, а на другой планете. Освещение тревожное, зеленоватое, с огненным отливом. Не то чтобы страшно, а как-то не по себе.

Мимо сновали смутные фигуры. Маша разглядела высокую женщину в сером плаще, вроде бы красивую, но больше похожую на куклу, чем на человека. Лицо белое, как известка, глаза большие, круглые, ни белков, ни зрачков. Нечто гладкое, серебристое, будто вместо глазных яблок ртутные шарики.

Женщина-кукла остановилась возле одного из домов, открыла калитку. Перед крыльцом росли темно-зеленые кусты. Дорожка была усыпана алыми лепестками, словно обрызгана кровью. Поднялась на ступени, повернула дверную ручку. Маша знала: если кукла откроет дверь и войдет в дом, случится что-то кошмарное, непоправимое. Дверь дрожала, кукла размеренно и мощно била по ней кулаком. Маша вскрикнула, проснулась, включила свет.

Снаружи разыгралась настоящая буря. Ветер выл, занавеска взлетала до потолка. Окно распахнулось, с подоконника капало. Маша встала и сморщилась от внезапной тянущей боли в пояснице. Взглянула на часы. Половина второго.

Она закрыла окно, погасила свет, забилась под одеяло, но только стала засыпать, боль вернулась.

– Нет, пожалуйста, не сейчас!

Опять приступ боли.

– Что я за дура? – Маша всхлипнула. – Конечно, надо было поехать с мамой… Ой, господи, как больно!

Она опять включила свет, дрожащими руками натянула платье, закуталась в шаль, осторожно, медленно держась за перила, стала спускаться по лестнице. Боль заставила ее сесть на ступеньку и замереть, пережидая, когда немного отпустит.

Сквозь шум дождя и вой ветра прорезался звук мотора. Через пару минут на крыльце застучали шаги. Илья вошел на веранду.

– Илюша… – Она попыталась встать и застонала.

– Что, уже? – Он опустился перед ней на корточки.

– Мг-м… Каждые пять минут схватки.

В машине она никак не могла удобно устроиться на заднем сиденье, пробовала лечь на спину, подогнув ноги, сжимала кулаки, впивалась ногтями в ладони, кусала губы и пальцы, чтобы не заорать. Дождь хлестал в стекло, дорога была мокрой и скользкой. Илья боялся прибавить скорость. Казалось, никогда не доедут. В голове пульсировало: «Так не бывает! За что мне эта пытка?»

В короткие промежутки между схватками она вглядывалась в окно, ничего не видела сквозь пелену дождя. Наконец замаячили городские огни. Мелькнул темный силуэт «Рабочего и колхозницы». Значит, уже скоро.

Когда машина остановилась возле подъезда роддома имени Грауэрмана, сиденье под Машей было мокрым. Дальше все понеслось и закружилось. Каталка, клеенка, кафельные стены, лица в белых масках, короткие команды: «Не тужься, тужься!» Боль стала абсолютно нестерпимой, будто тело напополам перепилили. В голове вспыхнуло: «Все! Я умираю!»

И вдруг боль выключили, мгновенно, одним щелчком. Раздалось громкое сердитое кряканье. Большие резиновые руки держали маленькое подвижное существо вишневого цвета. Сморщенное личико, слипшиеся темные волосенки, широко открытый рот.

– Девочка!

Имя они с Ильей давно выбрали. Елена. Так звали его родную маму. Маша отдыхала, ни о чем не думала, слышала рядом Леночкин плач и голоса медсестер:

– Гляди-ка, шустрая какая! Записывай: три двести, пятьдесят сантиметров. Это ж надо, четвертая девка за сутки, вот, говорят – война, война! Перед войной одни пацаны родятся, а девки – к долгому миру.

– Дуся, брось ты свои деревенские суеверия. Войны не будет, потому что товарищ Сталин не позволит.

Эпилог

Эмма Брахт два года болела нервным расстройством, Герман за ней самоотверженно ухаживал. Когда она поправилась, пыталась восстановить записи и чертежи, но не сумела. После войны чета Брахт вместе с группой немецких физиков отправилась в СССР, делать советскую урановую бомбу. Они работали в Физико-техническом институте в Сухуми. Герман Брахт удостоился Сталинской премии. В Берлин они вернулись в 1953-м и до конца своих дней жили в ГДР.

Вернер Брахт вернулся в Германию в 1946 году. Вилла в Шарлоттенбурге уцелела. Он был признан героем-антифашистом и награжден Большим Федеральным крестом первой степени за заслуги перед ФРГ. Его называли совестью немецкой физики. Его работы заложили основу нового направления в радиофизике.

В его личном архиве сохранилось письмо Марка Мазура и воспоминания о том, как и почему он сбежал из Германии в сентябре 1940 года. Он завещал опубликовать архив только через тридцать лет после своей смерти. Боялся, что публикация навредит семье Марка и людям, передавшим письмо.

Вернер Брахт умер в 1962 году в возрасте восьмидесяти четырех лет. Публикация его архива в 1992-м вызвала большой резонанс в научных кругах. Марк Мазур опередил время на сорок с лишним лет. Его метод обогащения урана был заново открыт только в начале восьмидесятых. Метод оказался настолько дешевым и эффективным, что производство уранового оружия могло стать доступным для террористических организаций. Технологии были сразу засекречены.

Лиза Мейтнер уехала в Англию, преподавала в Кембридже. Нобелевскую премию за открытие расщепления ядра урана она не получила. Председателем Нобелевского комитета по физике был Мане Сигбан. Никакие протесты Эйнштейна и Бора не помогли. Сигбан настоял, чтобы премия досталась Гану и Штрассману.

Вернер Брахт и Лиза Мейтнер остались близкими друзьями. Вернер дважды в год приезжал к ней в Англию. Лиза в Германию больше никогда не возвращалась.

Ося Кац до конца войны работал на британскую разведку. В 1942-м участвовал в диверсионной операции по выводу из строя завода тяжелой воды в Норвегии. Был ранен. В 1945-м в составе объединенной группы британских и американских разведчиков (миссия «Алсос»; оперативный сбор информации по немецкому урановому проекту) участвовал в аресте и допросах Гейзенберга, Вайцзеккера, Гана.

Их переправили в Англию. О том, что американская атомная бомба сброшена на Хиросиму, они узнали, сидя под арестом. Все их разговоры записывались. Гейзенберг долго не мог поверить, что американцам это удалось. Ган плакал. Вайцзеккер сказал: «Если бы мы захотели, мы бы тоже ее сделали».

Скоро их освободили и отпустили домой, в Германию.

После войны Ося жил в Лондоне, работал на Би-Би-Си «Телевижн Сервис», снимал новостные репортажи и документальные фильмы.

В последний раз он побывал в Москве в октябре 1940-го, встретился с доктором Штерном и передал ему письмо Брахта. Оно до сих пор хранится у дочери Мазура, Евгении.

Габриэль фон Хорвак свое последнее сообщение в Москву передала 25 ноября 1940-го, через десять дней после визита Молотова в Берлин. В сообщении говорилось, что нападение на СССР весной 1941 года подтверждается секретным приказом Гитлера. Удары планируются в трех направлениях: Москва, Ленинград, Киев. После этого она окончательно прекратила связь с советской разведкой.

Габи и ее муж Максимилиан были арестованы гестапо как участники заговора в первые дни августа 1944-го, после знаменитого покушения на Гитлера 20 июля. Освобождены из тюрьмы в мае 1945 года. После войны Максимилиан занял высокий пост в бундестаге. Габи работала в пресс-службе МИД. Ося несколько раз пытался увезти ее с собой в Англию, но она так и не рассталась со своим Максимилианом.

19 июня 1941 года генерал-лейтенант авиации Проскуров был назначен командующим Военно-воздушными силами 7-й армии, дислоцированной в Карелии. Прежде чем отправиться к месту назначения, Иван Иосифович заехал в Разведуправление, выяснил обстановку и передал в Петрозаводск начальнику штаба ВВС приказ немедленно перебросить самолеты с основных аэродромов на запасные. Приказ успели выполнить. Это спасло авиацию 7-й армии от уничтожения.

27 июня 1941 года Проскуров был арестован в Петрозаводске и доставлен на Лубянку. Обвинение гласило: «…обвиняется в том, что являлся участником военной заговорщической организации, по заданиям которой проводил вражескую работу, направленную на поражение Республиканской Испании, снижение боевой подготовки ВВС Красной армии и увеличение аварийности в Военно-Воздушных силах».

Вместе с Проскуровым по обвинению в «заговоре» арестовали еще двадцать генералов авиации, в том числе Героев Советского Союза П.В. Рычагова, Г.М. Штерна и дважды Героя Советского Союза Я.В. Смушкевича. Из них выбивали признательные показания. Многие сломались. В протоколе допроса Проскурова осталась запись: «Виновным себя не признал».

Семья Ивана Иосифовича в августе эвакуировалась в Куйбышев. Жену, Александру Игнатьевну, сразу арестовали. Дочери, четырнадцатилетняя Лида и семилетняя Галя, остались одни в чужом городе. Детей вызывали на допросы. После одного из них Лида вернулась седая. Позже всех троих выслали в Казахстан.

Проскуров был расстрелян вместе с двадцатью генералами авиации 28 октября 1941 года в поселке Барбыш под Куйбышевом, без суда, по приказу Берия.

В октябре 1941-го в Запорожье немцы расстреляли отца Ивана, Иосифа Проскурова, за то, что его сын – генерал Красной армии.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 марта 1947 года Проскуров был лишен звания Героя Советского Союза и всех наград.

11 мая 1954 года Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Иван Иосифович Проскуров был полностью реабилитирован постановлением Генерального прокурора СССР и Главной военной прокуратуры за отсутствием в его действиях состава преступления. Тогда же были реабилитированы его вдова и дочери.

Илья Петрович Крылов работал в Особом секторе до января 1953-го. Сопровождал Сталина в Тегеран, в Ялту и в Потсдам. Присутствовал на Нюрнбергском процессе. В январе 1953-го был арестован вместе с Александром Николаевичем Поскребышевым. В марте они оба вышли на свободу. Александр Николаевич был отправлен на пенсию. Илья Петрович получил должность заместителя заведующего Международного отдела ЦК.

Мария Петровна Крылова вернулась на сцену Большого театра в марте 1941-го. Во время войны выезжала на фронт в составе концертных бригад. После войны продолжала танцевать. Получила звание народной артистки СССР. После ухода со сцены в 1963-м преподавала в Училище Большого театра.

В конце сентября 1940 года старший лейтенант Дмитрий Андреевич Родионов женился на Евгении Марковне Мазур.

В первые дни июня 1941-го Родионов был снят с должности «за немцебоязнь и распространение лживой провокационной информации о приготовлениях Германии к нападению на СССР». Ждал ареста. 22 июня был направлен в разведотдел штаба группы войск Западного фронта. Во время войны руководил разведывательно-диверсионными группами. Дважды ранен. После войны продолжал работать в Главном управлении Генштаба. Уволен в запас в звании генерал-лейтенанта. Преподавал в Академии Генштаба. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1 степени.

Карл Рихардович Штерн умер от сердечного приступа в своей комнате на Мещанской в 4 часа утра 22 июня 1941 года.

Вася Акимов ушел добровольцем на фронт в 1944-м. Погиб в боях за Берлин в мае 1945-го в возрасте девятнадцати лет.