Текст книги "Чёрный молот. Красный серп. Книга 2"

– Шо ж вы робите, бисовы дети!

Девочка взвизгнула от неожиданности и побежала в кусты. Мальчишка не успел разогнуться, собирая картофелины, и угодил в руки преследователю. Тот схватил его огромными волосатыми руками и приподнял от земли. Мальчишка яростно сопротивлялся, но силы были неравны. Мужчина бил его кулаком по голове до тех пор, пока он не прекратил сопротивление. Лёвчик видел, куда побежала девочка, но не стал её догонять. В конце концов, она могла принять его за преследователя и закричать, выдав обоих. Он спешно уходил от огорода, т. к. не знал, один ли мужчина или есть кто-нибудь ещё. Помочь мальчишке он не мог.

Он шёл ещё какое-то время, пока не наткнулся на небольшой ручей. Это было очень кстати. Пить хотелось уже давно, хотя он немного и утолил жажду, жуя по дороге сочные перцы, но этого было недостаточно. Лёвчик снял пиджак и разложил на нём свою добычу. Осталось три перца и с десяток сломанных морковок. После этого он подошёл вплотную к ручью, опустился на колени и припал губами к холодной воде. Он наслаждался вкусом чистой воды, когда услышал сзади какой-то шум. От неожиданности он попытался быстро вскочить, но подскользнулся и упал в ручей, увидев девчонку, которая схватила что-то с его пиджака и умчалась в кусты. Лёвчик перевернулся в ручье и встал на ноги. Ручей был ему по колено, но этого уже хватило, он был полностью мокрым. Хватаясь за кусты, он выбрался из ручья и бросился к пиджаку. Так и есть! Мерзавка утащила большую часть его еды. Лёвчик бросился в погоню. Он абсолютно точно соответствовал сейчас своему имени. Он был львом, у которого мелкая зверюшка утащила добычу. Он должен был проучить чертовку и вернуть то, что по праву принадлежало ему. Ему понадобилось минуты четыре, чтобы настигнуть девчонку. С испугу она упала, добыча вылетела из её рук, она схватила первое, что подвернулось под руку, и стала запихивать себе в рот прямо с землёй. Она торопилась, ведь в следующее мгновение у неё отберут украденное, а что ждёт её после этого, видимо, занимало её намного меньше. Лёвчик, который ещё мгновение назад хотел растерзать воровку, просто не посмел поднять на неё руку и замер, наблюдая, как она лихорадочно проглатывает куски моркови. Он опустил уже занесённый над ней кулак, повернулся и пошёл прочь. Потом он не раз спрашивал себя, смог бы он её убить в этой погоне, посмей она оказать ему сопротивление? И так до конца он не смог себе ответить. Сама смерть его не пугала. Каким бы это ни казалось абсурдным, он привык к ней. Возможно, если бы он начал её бить, то довёл бы дело до конца. Но он вовремя сумел остановиться.

Лёвчик вернулся к ручью и стал оттирать одежду в тех местах, где она была испачкана грязью. Кое-как избавившись от пятен, он вернулся к пиджаку, на котором были остатки похищенного. Он с сожалением осмотрел их и стал заворачивать в платок, в котором несколько часов назад были хлеб и колбаса. И тут он услыщал плач. Он повернулся, в кустах напротив него стояла девчонка и рыдала. Захлёбываясь слезами, она стояла с полным ртом и протягивала ему остатки еды. Она дрожала от страха и смотрела на Лёвчика, словно ожидая удара. Лёвчик протянул руку и взял содержимое. Руки девчонки были тёплыми и грязными. Лёвчик задумался на секунду, поднял на неё глаза и, посмотрев в её конопатое лицо, вернул ей всё, что забрал. Развернулся, поднял пиджак и узелок и пошёл вдоль ручья. Девчонка не уходила и несколько попыток прогнать её не увенчались успехом. Она плакала. Сжималась и не двигалась, но стоило Лёвчику продолжить путь, она брела за ним, словно собачонка. Лёвчик всё понял. Она страшно боится остаться одна в лесу. Видимо, мальчишка, которого схватил на огороде мужчина, был последним в её жизни человеком, с кем она могла пытаться скрыться. Больше у неё никого не было. Где могли быть её близкие, Лёвчик прекрасно догадывался. Он также понимал, что одна она обречена. Она не сможет добыть себе еду и рано или поздно выйдет к людям, её отвезут к расстрельным ямам. Он представил, как она, голая, стоит на краю ямы. Он уже разучился жалеть людей, обречённых на расстрел, но ему почему-то не хотелось, чтобы какой-нибудь Крядов скидывал её маленькое подростковое тело в яму и засыпал его известью. Он не знал, что делать. У него не было еды ни для себя, ни для неё, и хуже всего было то, что она была девчонкой. Он абсолютно не знал, как ему следует себя с ней вести. И ещё была опасность погони. Она не сможет убегать так же быстро, как и он, а значит, ему или придётся остаться с ней, или бросить её. Вот это и было хуже всего. Будь на её месте пацан, этот вопрос вообще бы не поднимался. Каждый был бы сам за себя. В конце концов, пусть какое-то время идёт рядом, только пусть не плачет, вынести женский плач было просто невозможно.

– Ладно, – Лёвчик остановился, – как тебя зовут?

– Ривка.

– Что это за имя такое?

– Полное имя Ребекка, но мама меня всегда звала Ривка.

– Ладно, Ривка, ты можешь идти со мной. Пока, во всяком случае. Только перестань реветь. Я тебе ничего не обещаю. Я сам ничего не знаю, что будет дальше. Хорошо?

Ривка согласно кивнула и стала утирать лицо. Какое-то время они шли молча, он чуть впереди, она сразу за ним. Если ему что-то казалось, он останавливался и приподнимал предупреждающе руку. Ривка немедленно замирала. Если Лёвчик присаживался и указывал ей на землю, она послушно повторяла его движения. Одежда понемногу подсыхала, но ноги были мокрыми, и Лёвчик решил сделать привал, чтобы на какое-то время снять ботинки. Он выбрал место, и они присели рядом. Лёвчик стянул с себя ботинки, разношенные не под его ногу. Будучи мокрыми, они создавали неудобство при ходьбе. Подставив ботинки под лучи солнца и сняв носки, Лёвчик откинулся на спину. Ему хотелось вытянуть спину, потянуться и немного отдохнуть.

– Ривка, посторожи, я чуток вздремну. Только смотри, не засни.

Ривка не спорила, и Лёвчик прикрыл глаза. Лёгкий ветерок и свежий воздух вкупе с усталостью сделали своё дело, и Лёвчик заснул. Когда он открыл глаза, солнце уже поджигало облака и верхушки деревьев, мягко погружаясь за горизонт. Рядом никого не было. Лёвчик присел и огляделся. Спросонья кружилась голова. Всё было на месте, все остатки еды лежали там, где он их положил.

Послышался хруст ветки, и Лёвчик напрягся. Из куста появилась Ривка, виновато глядя на него огромными карими глазами. Ещё подросток, но уже начавшая оформляться в женщину, она была беззащитно-привлекательна. Лёвчик подумал о том, что, если б Ривка была постарше, возможно, ему было бы интересней с ней, тогда бы он смог подумать о ней как о девушке. Но связываться с ребёнком младше себя на год? Да кому это надо! Тем более сейчас и тем более не зная, сколько времени им предстоит провести вместе.

– Где ты была?

– Я в кустики отходила.

– Какие ещё кустики? – не понял Лёвчик. – Я ж тебе охранять велел.

– Ну я и охраняла. Ну мне захотелось, и я отошла, только на минутку, по-маленькому.

– А-а-а, ну так бы и сказала.

– Так я же так и сказала.

– Ладно, но в следующий раз буди меня. Нам нельзя расслабляться. Давай перекусим.

Отложили по куску моркови на следующее утро, остальное съели, слегка отряхивая от земли. Животы урчали. Голод явно не был утолён, но больше еды не было. Искать пропитание сейчас, в ночь, было невозможно, они даже не знали, где находятся. Приходилось дожидаться следующего утра. Набросав листьев и подложив пару веток, сделали лежанку. Лёвчик отоспался днём, и сейчас спать ему уже не хотелось. Он начал расспрашивать Ривку, что происходило перед войной и в самом её начале. Ривка недоумевала, что он не в курсе. Однако, когда он упомянул о том, что был в тюрьме, она даже несколько опасливо от него отодвинулась. Лёвчик рассмеялся и объяснил, что он не уголовник. Она поуспокоилась, но было видно, что доверие к Лёвчику окончательно не вернулось.

Ривка, как и Лёвчик, жила в Новооктябрьске. В начале войны её отца призвали на фронт, она осталась с мамой, бабушкой и сестрой. Эвакуироваться они не успели. После того, как вошли немцы, три дня никого не трогали, потом появился указ о нашивании звёзд на одежду. В другой раз было приказано переселиться в гетто. Они собрали немного вещей, но даже не успели выйти из дома, как к ним ворвались полицаи из местных. Бабушку застрелили, потому что она бросилась защищать свою дочь, когда один из полицейских стал срывать с неё одежду. После этого полицейские изнасиловали мать Ривки и взялись за её старшую восемнадцатилетнюю сестру. Сестра очень сильно кричала, и полицейский стал бить её сначала кулаками в лицо, потом в живот. Когда она потеряла сознание, её изнасиловали и пристрелили. Потом наступила очередь Ривки. Мать валялалсь в ногах у полицаев и умоляла не трогать её. Она предлагала сделать всё, что они пожелают, лишь бы оставили девочку в покое. В результате они воспользовались ещё раз матерью, а потом всё равно изнасиловали и Ривку.

Лёвчик слушал Ривку и пробовал себе представить, как могли тронуть этого хрупкого подростка. Ривка рассказывала всё сквозь плач. После этого их с матерью вытолкали во двор и погнали к гетто. Они провели в гетто два дня вместе с такими же несчастными, и их включили в колонну, идущую на уничтожение. Ещё перед выходом колонны с территории гетто мать взяла каким-то чудом сохранившиеся у неё золотые серьги и уговорила одного из полицаев в обмен на них выпустить Ривку. До последнего момента они обе были уверены, что полицай их обманет, потому что на их глазах он пристрелил пожилую женщину, которая не могла сама идти. Но в конце концов он взял Ривку за руку, вывел за территорию гетто, усадил на подводу и велел ждать. Когда он вышел, то повёз её и несколько пожилых женщин в степь, Лёвчик ясно представил, куда повезли несчастных. Проезжая мимо перелеска, полицай остановил телегу, отвёл Ривку в перелесок и там изнасиловал. После этого выстрелил рядом с ней, чтобы никто не мог сказать, что он её отпустил, и вернулся один к телеге. Ривка бежала оттуда что было сил. Каким-то образом она попала в лесную полосу, огибающую город, и там наткнулась на группу таких же подростков, спасшихся от гибели. И вот уже несколько дней они вместе добывали как могли еду. Но каждый день кого-то ловили, местные жители очень сильно были настроены против евреев, и никто не хотел им помочь. В конце концов она осталась вдвоём с мальчишкой, которого видел Лёвчик. Он был последним, больше никого не осталось. А после этого она увидела Лёвчика и попросилась быть с ним, потому что жутко боится быть пойманной, она не хочет пройти ещё раз через всё это. И ещё она очень боится быть одна в лесу по ночам и абсолютно не знает, как добыть еду.

Лёвчик выслушал её совсем не детский рассказ, после которого Ривка долго рыдала и не могла прийти в себя, и подумал, что возможно ему пришлось похоронить и мать Ривки, а может быть, даже и избавить её от последних страданий. Ривке он всего этого говорить не стал. Её колотило от нервного перевозбуждения, от воспоминаний и от того, что она впервые рассказала кому-то о своём горе. Лёвчик снял с себя пиджак и накинул его Ривке на плечи. Она придвинулась к нему, и он ощутил её тепло. Лёвчик сидел, боясь двинуться. Ривка опустила голову к нему на колени и через какое-то время задремала. Посидев ещё несколько минут, Лёвчик аккуратно снял её голову с колен и уложил Ривку на охапку листьев. Лёвчик думал о своей семье. Он не знал, остался ли кто-то в живых. Может быть, хотя бы Яшка смог сбежать. Он с удовольствием обнял бы брата. Но он сейчас здесь и сам не знает, что его ждёт. Рядом шестнадцатилетняя девочка, пережившая поболее многих взрослых. И им нужно выбраться из этого ада.

Они пробирались ещё два дня, проходя всего по несколько километров в день. В один из дней они попали на скошенное пшеничное поле. Изредка удавалось найти колосок. Вскоре они обнаружили, что не одни. С разных концов поле прочёсывали люди разных возрастов. Полная неуклюжая девочка в очках, загнув передник своего платья, складывала в него свой крохотный урожай. Двое мальчишек лет десяти налетели на неё сзади и, свалив на землю, силой разжимали её руки, выгребая всё, что у неё было в подоле. Никто не вмешивался, будучи озабочен лишь собственным выживанием. Мальчишки умчались с добычей, оставив девочку безутешно рыдать. Поплакав пару минут, она поднялась с земли, протёрла очки, поплевав на них и размазав слюни о подол, водрузила их на нос и, вздохнув, стала опять скрупулёзно исследовать поле. Внезапно послышался стрёкот мотоциклетных моторов, и все люди стремглав побежали в одну сторону. Лёвчик подумал, что, возможно, они знают о каком-то укрытии, и, взяв Ривку за руку, потащил её за собой вслед за убегающими. Они бежали через кусты за всеми, пока не услышали звук пулемётных очередей. Эти звуки Лёвчик не мог перепутать ни с чем на свете. Люди бежали прямо на пулемёты, и первые уже падали, попав под смертельный огонь. Лёвчик резко прыгнул на землю, увлекая за собой Ривку. Когда замолкли пулемёты, он стал оглядываться. С десяток немецких солдат в сопровождении двух десятков полицаев приближались со стороны поля. Прямо перед ними были пулемёты. Впереди, справа виднелся кусочек дороги с указателем. Лёвчик прополз два метра, чтобы прочитать, что написано на указателе. «Заречная роща. Пионерские лагеря» – гласил указатель. И Лёвчик вспомнил это место. Несколько лет подряд родители отправляли его с братом в пионерлагерь для детей офицеров. И они ехали мимо этого указателя. А ещё они с Яшкой частенько уходили в самоволки и, прогуливаясь по окрестностям, обошли всё вокруг.

Лёвчик прикинул и рискнул. Оставаться на месте было невозможно, тиски сжимались, и через несколько минут их обнаружат. Единственной мыслью, которая посетила его, был рывок между пулемётами и подходящими полицаями и солдатами с тем, чтобы, когда они окажутся между ними, то и те и другие не смогли бы стрелять из опасений попасть друг в друга. Лёвчик взял за руку Ривку, трясущуюся от страха, и показал ей на указатель.

– За мной, – скомандовал он и бросился в сторону дороги.

Ривка чуть поотстала, но бежала изо всех сил. Когда они выбежали на дорогу, то с левой стороны от себя увидели пулемётчиков, нацеливающих на них свои сеющие смерть машинки, а справа полицаев, снимающих с плеч ружья. Буквально три секунды никто не стрелял, как и предполагал Лёвчик, а потом вслед им раздалась беспорядочная стрельба. Но Лёвчик уже знал, что делать. Он мчался по давно забытым тропинкам, где в детстве они сражались между собой, изображая по очереди белых и красных. Там было укромное место под поваленным деревом. Они выкопали там небольшую тайную пещерку. Только бы не ошибиться! Лёвчик кубарем полетел на землю, зацепившись за пенёк. Летевшая позади него Ривка упала прямо на него. Необходимо было продолжать уходить от погони. Лёвчик поднялся и с трудом наступил на ногу. Ривка поднялась, и они продолжили бег, точнее ходьбу: Лёвчик опирался на Ривку, которая тащила его, что было сил. Ещё несколько секунд, и преследователи настигнут их, но вот оно, заветное дерево, вот с этой стороны они всегда залезали. Пролезут ли они сейчас в детские лазы? Времени думать об этом не было, и, собрав силы, Лёвчик оттолкнулся здоровой ногой и прыгнул туда, где должен был быть лаз. Ривка не задумываясь прыгнула за ним. Так, вот она, пещера. Глаза медленно привыкали к тени. Вот здесь, между корнями. Конечно, детская игра и настоящая смертельно опасная погоня разительно отличались. Лёвчик вжался спиной насколько мог в заполненное опавшими листьями и трухой от гниющего дерева углубление и потянул к себе Ривку. Он прижал её спиной к себе, обхватив одной рукой за живот, а второй зажав рот. Они оба замерли, какой-то шорох раздался сзади них, в углублении, и прямо по ним что-то пробежало. Ривка вздрогнула и хотела вскрикнуть от неприятного ощущения, но Лёвчик крепко удерживал её рот и тело. Что-то выскочило из кустов, и тотчас же раздался выстрел.

– Тьфу, чёрт, ежа пристрелил!

– А может, его кто вспугнул, загляни, проверь.

– Да чего тут проверять, тут только для ежа место, ну разве что ежиху добить, чего вдове одной маяться, – полицейские заржали и прошли мимо.

Лёвчик продолжал удерживать Ривку. Когда затихли шаги преследователей, она взяла своей рукой его руку и отняла её от губ. Они ещё долго продолжали лежать под сваленным деревом, прижавшись друг к другу, и Лёвчик вдыхал её запах. Он впервые так сильно прижался к ней, и по мере того, как ослабевало напряжение от погони, другие чувства овладевали им. Вплотную к нему лежала маленькая женщина, целиком и полностью зависящая от него. Он плотно прижимал её к себе, и она не отстранялась. Лёвчик не имел понятия, насколько ей приятно его прикосновение. Он просто держал её, не ослабляя захват. Они оба боялись пошевелиться ещё какое-то время, но потом Лёвчик опустил руку и дал ей выскользнуть. Они стали медленно подниматься и отряхиваться. Лёвчик не мог ещё какое-то время разогнуться, чувствуя крайнее неудобство и думая о том, в какой степени Ривка заметила реакцию его организма. Ривка медленно отряхивалась, не глядя на Лёвчика. Разумеется, она всё ощутила. Лёвчик чувствовал себя крайне смущённо. Было абсурдным, что на краю гибели он мог ещё что-то испытывать к Ривке, кроме братских чувств, но природа была неумолима.

Они выбрались из укрытия и стали потихоньку пробираться в сторону пионерских лагерей. У Лёвчика возникла мысль, что они могут попытаться найти что-то съедобное на кухнях или на складах. Он хромал по тропинке, как всегда подавая Ривке знаки остановиться и спрятаться. Вокруг была тишина. Они подошли к первому лагерю и осмотрелись. Домики на территории выглядели необитаемыми. Шлагбаум на центральных воротах был закрыт на замок. Они осторожно прошли на территорию лагеря. Сошли с гравийной дорожки, чтобы не выдавать себя лишним шорохом, и прошли к домику с надписью: «Столовая». Дверь была сорвана и болталась на одной петле. Они прошли в помещение. Здесь явно были до них, ничего найти не удалось. Лёвчик решил не сдаваться и продолжить обследовать другие лагеря. Всего их было, насколько он помнил, пять. Обследование двух следующих тоже не дало результата.

Следующим был лагерь «Красноармейский», тот, в котором в своё время не раз были Лёвчик с Яшей. Столовая в нём тоже была вскрыта и разграблена. Но Лёвчик знал, что в лагере было два склада. Во время дежурств ему приходилось помогать накрывать столы и бегать на склады с разными поручениями. Лёвчик помнил кладовщика Петра Анисимовича. Почти всегда он угощал прибегавших к нему дежурных конфетой или печеньем. Мальчишки любили бегать на склад, даже не будучи дежурными. Можно было посидеть с Петром Анисимовичем у самовара, послушать разные истории, попить горячий душистый чай с кусковым сахаром. В общем, Пётр Анисимович был лучшим другом детворы. Как правило, он находился в большом складском помещении. Но как-то раз, когда Лёвчик прибежал к нему с поручением из столовой, Пётр Анисимович повёл его ещё к одному полуподвальному помещению, где и выдал запрашиваемое. Сейчас Лёвчик уже не мог вспомнить, что и в каком помещении находилось, но он знал, что должен попасть в оба. Сначала они подошли к центральному помещению, где всегда и находился Пётр Анисимович в те годы. Здесь всё уже было основательно вычищено до них. Оставалось надеяться, что во втором помещении что-то осталось. К удивлению и радости Лёвчика, второе полуподвальное помещение склада было закрыто. Справа налево дверь опоясывала металлическая скоба, закрытая на висячий замок. Лёвчик попробовал сбить замок парой кирпичей, лежавших у входа, но замок выдержал. Он помнил, что неподалёку должен был быть пожарный щит. Щит Лёвчик нашёл без труда, но на нём ничего не было. Лёвчик продолжал искать, и взгляд его упал на дворницкую. Как правило, большая часть лагеря подметалась дежурными пионерами, но была должность дворника. С метлой его видели редко, но зато он был незаменим в мелких ремонтных работах и колке дров для кухни. Может быть, его должность и называлась по-другому, этого Лёвчик не знал и никогда об этом не задумывался, но если нужен был Геннадий Иванович, то посылали за ним в дворницкую.

Лёвчик и Ривка приблизились к дворницкой. Дверь её была заперта на врезной замок, но два застеклённых окна были невысоко над землёй. Ривку он отослал на угол строения, стоять на шухере, а сам разбил одно окно, вытащил из рамы торчащие куски стекла и, подпрыгнув, завис на раме на вытянутых руках, согнул одну ногу в колене, поставил её на раму, вторую, и спрыгнул в комнату. Небольшой топчан, стол, стул, вешалка с серо-синим халатом, около неё метла, ведро и рядом в углу топор. Это было то, что надо. Лёвчик взял пыльный инструмент, подошёл к двери, вставил лезвие топора между дверью и обшивкой, отжал врезной замок, и дверь легко открылась.

У него взяло минуть пятнадцать разрубить и выломать куски двери так, чтобы можно было пролезть внутрь. Скоба так и осталась на месте вместе с висячим замком. Они обшаривали с Ривкой складское помещение, и счастье улыбнулось им: полмешка вялой, частично проросшей картошки, десяток консервных банок разных размеров, пачка соли, коробка отсыревших спичек и два бруска хозяйственного мыла. Лёвчик предложил Ривке свой план, согласно которому они останутся в лагере и переночуют в дворницкой, дверь которой выходила прямо в лес, а само помещение было вдали от центрального входа. Так что они должны были бы услышать, если бы на территорию въехала машина или мотоцикл. Лёвчик предложил принести из кухни большую кастрюлю, внутри которой он хотел развести огонь, чтобы запечь картошку. А стенки кастрюли должны были маскировать огонь. Если прикрыть чем-то сверху, то можно надеяться, что огонь не будет видно вовсе. На всякий случай Лёвчик оставил у кастрюли только те продукты, которые хотел использовать сейчас, а остальное в мешке вынес за территорию лагеря и припрятал в кустах. Была опасность, что кто-то мог украсть их, но Лёвчик исходил из логики, что после облавы вряд ли много народа осталось в роще, а если им придётся неожиданно срываться с места, то лучше это сделать с пустыми руками. Лёвчик разложил несколько спичек сушиться на солнце, и они пошли с Ривкой принести то, что наметили с кухни. Около кухни была небольшая колонка с рычагом, которым нужно было качать воду. Лёвчик взялся за ржавый рычаг и попробовал покачать. Сначала было очень туго, вода не шла, но после нескольких минут усилий пошла грязно-ржавая жидкость. По мере прокачки она светлела, и, в конце концов, пошла чистая свежая струя. Наконец-то они вдоволь напились вкусной чистой воды. И тут Лёвчика осенило: после того как он принёс к дворницкой большую кастрюлю и, наколов остатки двери на дрова, зажёг внутри неё огонь, он сходил ещё раз и принёс в кастрюле поменьше воды, она вставлялась в большую, удерживаясь ручками о её борта. В тот момент, когда дрова прогорели и остались багровые угли, Лёвчик уложил между ними картофелины, а сверху поставил кастрюлю с водой. Правда, ему приходилось постоянно дуть между двумя кастрюлями, чтобы угли не гасли. Несколько раз он поднимал кастрюлю и Ривка ворошила угли, дула на них и переворачивала картошку. Готовую картошку вытащили с огня, оставив кастрюлю ещё греться, и приступили к еде. В первой открытой банке были рыбные консервы. В первый раз с того времени, что они путешествовали вместе, им удалось неплохо перекусить. После чего Лёвчик, взявшись халатом, висевшим в дворницкой, за горячие ручки кастрюли, вытащил её. Рядом стояло ведро с холодной водой. Обеденная миска должна была служить ковшиком, а принесённые из жилого барака полусырые простыни могли сойти за полотенца.

Ривка зачарованно смотрела на горячую воду. Ей не доводилось мыться с того самого дня, когда её и мать погнали вместе с расстрельной колонной. Было уже темно, и только несколько дотлевающих углей окрашивали большую кастрюлю изнутри красным светом.

– Лёва, ты не уходи, я боюсь одна. Ты отвернись, я тебе дам в руки миску с водой и скажу, когда поливать.

Ривка наслаждалась горячей водой, стекающей с головы на её грудь, её пьянил запах мыла. Неужели она сможет смыть с себя всю эту грязь? Конечно, это не ванна, которая стояла у них дома до войны, но это чистая горячая вода. И мыло, которым можно намыливать волосы и всё тело. Лёвчик по команде протягивал руку, которая встречалась с Ривкиной, она ставила её в нужное положение, и он потихоньку лил на неё воду. Пару раз он не удержался и скосил на неё глаза. Она стояла вполоборота к нему, и он успел увидеть только её спину и ягодицы.

– Лёва, не подглядывай, мне и так стыдно, что я тут перед тобой голая стою.

– Я не буду.

Ривка закончила купаться и, завернувшись в простыню, прошла в дворницкую. Лёвчик заглянул вслед за ней.

– Ривка, может ты хочешь постирать бельё, ну трусики и бюстик?

Ривка вышла и застирала майку, которую носила вместо бюстгалтера.

– А трусиков у меня нет, – виновато сказала она. – Не потому, что я плохая, просто в последний раз тот полицай разорвал их на мне.

Лёвчик помылся как мог в темноте и прошёл в дворницкую. Ривка уже лежала на топчане, который они укрыли парой простыней. Она всё ещё была завёрнута в ткань. Лёвчик несмело присел на край топчана. Ривка протянула руку и провела по его спине. Больше Лёвчик не смог себя сдерживать, он повернулся к Ривке и стал быстро покрывать её лицо и шею поцелуями. Она, нисколько не возражая, подставлялась под его поцелуи. Лёвчик потихоньку снял с неё простыню, и рука нащупала маленькую упругую грудь подростка. Ривка прижала его руку к своей груди, словно раздумывая, пустить ли его дальше. Через несколько мгновений она приняла решение и опустила руку Лёвчика к низу живота. Лёвчик неумело поглаживал заветный треугольник, но руки никак не могли нащупать то, что нужно. Ривка взяла его руку и направила в нужное место. Через полминуты Лёвчик почувствовал влагу под своими пальцами.

– Иди ко мне. – Ривка потянула его на себя, и он оказался между её ног.

Она помогла ему войти в неё, попросив лишь быть терпеливым и не делать резких движений.

– Понимаешь, у меня там ещё всё болит от того, что со мной сделали, будь нежным.

– Может быть, нам не нужно этого делать, если тебе больно?

– Лёвочка, нас могут убить в любой момент, а так я хоть что-то сделаю для тебя. Ведь ты не забудешь меня?

– Конечно нет.

Лёвчик старался быть нежным и ласковым, осторожно проникая внутрь Ривки. Он постоянно покрывал её губы, грудь и шею поцелуями. Но надолго его не хватило.

Горячий поток хлынул в Ривку. Она не отстранилась и, тяжело дыша, плотно прижала Лёвчика к себе. Ещё несколько минут они провели молча, после чего Лёвчик лёг рядом с ней. Ривка прильнула к нему, положив голову на плечо, и они моментально уснули.

Утром они проснулись от звуков мотоциклетных двигателей. Моментально вскочив, они натягивали на себя одежду. В этот раз он впервые увидел Ривку при свете совсем без одежды. Они моментально оделись, Лёвчик наспех зашнуровал ботинки. Выглянув в окошко, они увидели, что мотоциклисты находятся прямо перед дворницкой, но с боковой стороны. Убежать они не могли, их бы сразу увидели. Ещё пара минут, и их обнаружат.

– Ривка, слушай внимательно. Я сейчас надену халат дворника и выйду с метлой. Я начну подметать и отвлеку их. Как только увидишь, что на тебя не смотрят, выбирайся отсюда. Где лежит мешок с продуктами, ты знаешь. Спасибо за всё. Не спорь со мной. – Лёвчик положил руку на её рот. На него глядели её глаза из-под рыжей чёлки. По лицу текли слёзы.

– Пожалуйста, сделай так, как я прошу. – Лёвчик поцеловал её прямо в мокрые глаза.

Три немецких солдата и офицер смотрели на помещения лагеря, возможно, прикидывая план размещения солдат. Лёвчик вдохнул и сделал шаг наружу. Они вздрогнули от неожиданности и направили на него оружие, но, увидев подростка в серо-синем служебном халате с метлой в руках, успокоились и засмеялись.

– Гутен морген, – поприветствовал их Лёвчик, с улыбкой, сжимаясь от страха.

– О, рус! Гутен морген! Арбайтен?

– Йа, йа!

Лёвчик прошёл мимо и остановился прямо перед ними таким образом, чтобы отвлечь их внимание от Ривки. Он начал мести. Немцы не сводили с него глаз. Лёвчик не смотрел на них и только мерно орудовал метлой. Вжик-вжик и опять вжик-вжик. Мерные движения позволяли держать себя в руках. Ему помогало то, что он привык работать на виду у немецких солдат и полицаев. Он держался намного уверенней, чем смог бы держаться кто-то другой. Но в этот раз ему было особенно страшно. Ведь он не был частью обслуживающего персонала, и его план мог не сработать. И ещё он боялся за Ривку. Он старался не смотреть в ту сторону, где она должна была скрыться. Вжик-вжик, с каждым шагом он удалялся от вооружённых людей. Если ему удастся отойти ещё метров на пять, и у неё и у него будут реальные шансы скрыться. И он торопился работать, вжик-вжик, вжик-вжик. Казалось, ещё немного, и он проскребёт метлой дорожку. Внезапно офицер взял что-то в мотоцикле подошёл к Лёвчику, встал в двух метрах впереди него и стал смотреть, как он метёт. Лёвчик мёл как сумасшедший, не поднимая глаз на офицера, сердце бешено колотилось. Наконец он поровнялся с ним и сделал шаг вперёд, чтобы не мести ему на сапоги. И тут офицер заговорил.

– Хальт!

Лёвчик замер. Офицер подошёл к нему вплотную, взял его за подбородок и, подняв его, посмотрел Лёвчику прямо в глаза. Лёвчик тоже смотрел в глаза офицеру. Терять ему было уже нечего. Самое главное, чтобы Ривка успела убежать. На себя ему было наплевать, его судьба в данный момент решалась в высшей инстанции.

– Юде?

Лёвчик молчал, не отвечая. Торопиться ему было некуда. Он только жалел об одном: что нож, найденный на кухне, он положил в мешок с продуктами. Будь нож сейчас при нём, возможно, он попытался бы пустить его в ход. Лёвчик молча прикидывал, как ударить офицера и бежать, прикрываясь им от выстрелов солдат. Шансов было немного, но и терять было нечего.

– Юде, – утверждающе сказал офицер. И добавил, показывая указательным пальцем себе в грудь, – их бин эйн оффизиер. Их тоте кейне юден, – и видя, что Лёвчик не понимает его, добавил по-русски, – зольдат, оффизиер нихт убьивать юде. Их убьивать зольдатен.

Офицер поманил Лёвчика за собой. Лёвчик, не веря, что его могут отпустить, медленно шёл за офицером, прикидывая, в какой момент прыгнуть в сторону. Они вышли за ворота лагеря, офицер повернулся к нему и протянул что-то, завёрнутое в чистую тряпицу. Лёвчик взял что-то мягкое. Офицер посмотрел на Лёвчика и показал ему пальцем на лес.