Текст книги "Чёрный молот. Красный серп. Книга 2"

Этот дурак набросился на неё, словно и впрямь сумасшедший. Она и слова не успела сказать, как его язык перекрыл всю возможность говорить. Она просто ошалела от такой наглости и напора. От кого, от кого, а от Лёвки она такого не ожидала. Всего-то на сутки остались вдвоём, Лариска вчера отбыла с сопровождающим, а у неё все ещё не закончилось, пришлось и задержаться. А сегодня уже всё, после речки собираться в лагерь. Ну какое там собираться? Вроде молодой, а сильный какой, и не вырваться. Ну ладно, не вырваться… Это если не хотеть вырываться. А хотела ли она? Хотела! Хотела! Хотела! Стоп, а что именно она хотела? Вырываться или не вырываться? Он так страстно целовал, обнял и прижал к себе. Он такой тёплый был после прохладной речки. А может быть, она сама не хотела вырываться? Нет, неправда, она хотела сказать ему, что это неправильно, один раз она даже смогла это произнести. Но что он ей ответил? Да, говорит, неправильно, говорит, стоя неудобно, и утащил её в шалаш. Естественно, она не давала снять с себя мокрую комбинацию, она ничего и не собиралась с ним делать, ей вполне Митяя хватало. Но Лёвка так сильно начал тянуть с неё комбинашку, что ещё мгновение – и просто порвал бы. А где она новую возьмёт посреди войны? И как в отряд заявится в порванной? Бабы сразу скумекают. Чёрт с ним, снимет она с себя комбинашку! На! Смотри! Всё? Теперь отвернись и дай одеться, никто с тобой тут ничего разводить не собирается! Уйди, нахал! Скотина! Скотина! Ско… ну сколько же ей ещё изображать из себя деву Марию? Что, подруга, самой себе стыдно признаться, что сама захотела, чтобы он не останавливался? Да плевать уже на стыд! Война ведь! Сегодня живёшь, а завтра нет! А Лёвка такой напористый, но ласковый. Митяй более грубый, но она уже привыкла к нему, ей по-своему даже хорошо с ним было… Иногда, а главное, что больше никто не домогался. Она даже не помнила, кончила она или нет. Точней… сколько раз она кончила. Стыдно, ой как стыдно! Ну почему ей было так хорошо с Лёвкой? Молодой, необузданный жеребец! Иначе его никак и не назвать. Как быть с Митяем, что ей со всем этим делать? Теперь у них была тайна, и её следовало строго хранить. Они оба могли поплатиться за неё жизнью. Лёвка обещал молчать, да и она сама болтать не будет. Но глаза… что делать с его глазами? Из них ушла грусть, теперь это был другой Лёвка, его глаза сверкали. Господи, зачем ты позволил ей согрешить? Мало того, что она мужняя жена, спит с другим мужиком, так ещё и любовника себе завела. Нет! Нет! Нет! Никаких любовников! Это до добра не доведёт! Надо сказать ему, что это в первый и в последний раз. Так и сказала. А что он? Тогда, говорит, первый уже был, давай, говорит, теперь в последний.

Зацеловал всю. Ривку свою, поди, тоже так целовал. Неужели она его ревнует? Да нужен он ей, ревновать его. У него сейчас и бабы-то нет. Не будет она его ревновать. Интересно, а как он с Ривкой, когда она беременной была? Спросить нельзя после того, что с ней случилось, только представить. Опять эта чёртова ревность! Какая ей разница как они это делали! Ей нет до этого никакого дела! И впредь не будет! Всё, нужно одеваться и в путь. Хотела сказать, чтоб отвернулся, да чего уж там, пусть смотрит и запоминает, больше ему не обломится. Но из шалаша всё же выгнала. Так, для порядка, чтоб не зазнавался и нос не задирал. В путь обратный тронули, так не заметили, как время пролетело.

Лёвчик шёл до лагеря почти вприпрыжку. И как он не решился раньше с Тонькой закрутить? Оказывается, она сама его хотела. Вышла из речки и подошла к нему, по волосам провела так, как только любящая женщина сделать может. Ну тут уж Лёвчик понял приглашение, ему повторять дважды не надо. Вскочил, прижал к себе, холодная вся после речки. Ну он давай на ней комбинашку отжимать, чтоб, значит, ей теплее стало. На груди отжал, на ягодицах, а она… неправильно это, говорит. Ну конечно же неправильно, в шалаше сподручней будет. Зашли в шалаш, он ей комбинашку снять помогает, а она ею прикрывается, вроде стесняется его. До чего ж чудной народ, эти бабы, что я там у вас не видел, бросай её уже. Чего время зря терять. Ох и не думал, что Тонька страстная такая. Даже с Ривкой у него такого не было. Оно и понятно, Ривка ему в этом плане несмышлёнышем досталась, а эта – баба опытная, замужем пожила, с Митяем сейчас живёт. Жалко, что с Митяем, он бы с ней пожил бы, пока война, а потом, разумеется, нашёл бы себе помоложе, зачем ему двадцатипятилетняя старуха, ему сейчас впору с ровесницами или с девочками на год-два помладше. Но Тонька всё равно молодец, конечно, в таком возрасте солидном, а так извивалась. Даже после того, как полностью Лёвчика разрядила, после коротенького перерыва опять его напрячься заставила. Зверь-баба!

Интересно, о чём Лёвчик сейчас думает? Наверное, влюблён в неё по уши и мечтает так же, как и Митяй, на всю жизнь с ней остаться. Дурачок, куда она с ним, с мальчишкой. Такой нескладный и несолидный, даром, что в постели неукротим. А, будь, что будет, ей было хорошо с ним, да и сейчас неплохо. На каждом повороте целовались. У неё так только с мужем перед свадьбой было. Чудно как, словно вернулась на три года назад, словно нет войны и других забот, можно лишь быть влюблённой и наслаждаться своим счастьем. За пару километров до лагеря прекратили целоваться, здесь уже и на свой патруль можно нарваться, поди потом объясняй. Платочком подвязалась, ну сама скромность, а в лагерь вошли, сразу Митяя искать побежала и ну ластиться к нему. Митяй добрый, любит её. Знает она, что не хочет, чтобы муж её вернулся, хочет с ней на всю жизнь остаться. Глупый, ну не нужен он ей. Просто сейчас война. А он сильный и надёжный и за неё любого в бараний рог. А она вон чего вытворила. Уединилась с Митяем, всё привычное, но не то. Господи, помилуй грешницу. Замужем за одним, спит с другим, а перед глазами третий стоит. Что же ей делать? И посоветоваться не с кем. Нет у неё подруг. Одни завистницы, всё время Митяя глазами сверлят, так бы и запрыгнули под него, хотя все при мужиках. Это баб не хватает, а мужиков хоть отбавляй. Тьфу! О чём это она? Они таки и убавляются, война ведь. Хоть и не ведёт отряд со времени акции возмездия активных боевых действий, но мелкие стычки то тут, то там происходят. Иногда кто-то не возвращается. А она, дура, о чём думает? А Митяй видный, высокий, ясный перец, бабы таких любят. Она и сама, не будь дурой, сразу на него глаз положила. И что теперь, просто так отдать с трудом завоёванное? Лишних мужиков не бывает, поживём и посмотрим. Лёвка молодец, в отряде себя как надо держит. А Митяй после такой встречи, какую она ему устроила, чтоб ни о чём не догадался, решил, что она ему уже взаимностью ответила. Вот чудной.

Время шло своим чередом. Каждая из сторон готовилась к противостоянию. Немцы и полицаи отслеживали всех, кто мог помогать партизанам. Если кого уличали, то расправлялись самым жестоким образом. Партизаны временно снизили активность. Противостоять специально обученному для борьбы с партизанами батальону они не могли. Основная работа сводилась к наблюдению за передвижением эшелонов и связью с подпольщиками. Лёвчик продолжал сопровождать женщин в «кровавый лагерь», постоянно подвергаясь шуточкам и подколкам. Иногда хотелось набить морду особо надоедливым, но он сдерживался. Теперь у него была Тоня, точнее, у них с Митяем на двоих. Митяй спал с Тонькой каждый день, а Лёвчик терпеливо дожидался, когда он опять будет её сопровождать. Однажды произошло нечто из ряда вон выходящее. Лёвчик и Тоня сидели у костра, запекая картошку в золе и поджаривая мелкую рыбёшку. Они сидели в обнимку, обмениваясь поцелуями. Внезапно оба ощутили, что на них кто-то смотрит. Оторвавшись друг от друга, они подняли головы, перед ними стояли два незнакомца, у одного в руках была двустволка. Лёвчик сделал было движение к своей винтовке, но держащий в руках оружие, спокойно глядя Лёвчику в глаза, отрицательно покачал головой. Лёвчик и Тоня застыли, не зная, что предпринять. Рыба, насаженная на прутик, начала подгорать. Лёвчик не шевелился, боясь спровоцировать незнакомца на выстрел, и лихорадочно обдумывал, что он должен будет сделать в случае, если незнакомец начнёт стрелять.

– Рыбу поверни другим боком или с огня сними.

Лёвчик протянул руки к костру и занялся рыбой, заодно поворошил картошку. Незнакомец реагировал спокойно, однако глаз от Лёвчика не отводил и двустволку не опускал.

– Чьи будете?

– А мы сами по себе.

– И те четверо, что сегодня ушли, тоже сами по себе?

Лёвчик тянул время, обдумывая ответ. Раз знают про ушедших сегодня, значит, следили.

– А вы бы их и спросили. Они ушли, а мы сами по себе.

– Ладно, баки мне не заколачивай. Вы партизаны?

– Да какие из нас партизаны? Мы порыбачить да поохотиться.

– Нам в партизанский отряд нужно.

– Ну так идите себе на здоровье. Мы-то при чём?

– Провожатый нам нужен.

– Ну это не к нам. Мы про партизан не слышали.

– Послушай, парень, ты думаешь, что по твоей роже не видно, что ты еврей? Скажи на милость, где еврей мог прятаться целый год от немцев, если не в партизанском отряде? Может ты до немцев прогуляться желаешь?

– Нет, до немцев желания нет.

– К партизанам сведёшь?

Поняв, что врать дальше бесполезно, Лёвчик поменял тактику.

– Присаживайтесь к огоньку, картошечки отведаете? Берите, угощайтесь, – Лёвчик выкатил палкой две крупные картофелины и подтолкнул их в сторону незнакомцев.

Мужчины присели, взяли картофелины и принялись откусывать от них прямо вместе с кожурой, стряхивая лишь прилипшую золу. Несколько минут если молча. Незнакомцы не выказывали агрессии, но двустволка всё время была наготове. Лёвчик видел это и решил раньше времени не делать резких движений.

– Спасибо за картошку. Вовремя ты нас угостил, аккурат проголодались. Звать тебя как?

– Лёва.

– Вот что, Лёва, слушай сюда. Дело у нас до партизан. Кабы мы были полицаями, то и оружие у нас посерьёзней было бы и с вами уже давно бы по-другому разговаривали. Сечёшь?

– Секу.

– Так что, Лёва, давай без дураков, сведи нас с партизанами.

– Я постараюсь вам помочь. Вы тут у костра погрейтесь, картошечку с рыбкой покушайте, а я в лес схожу, поищу, может, кого и найду.

– Поглянь, Тихон, какой умный хлопец.

– Кабы глупый был, то как бы выжил? Знамо дело, умный.

– Так что, пускай пойдёт пошукает?

– Ты иди, хлопчик, иди. А вот девочка твоя с нами посидит, компанию составит. И тебе сподручней будет быстрей обернуться. А винтовочку оставь, не надо её трогать. И сумку не бери. Что у тебя в ней? Гранаты? Очень ты сурьёзный, Лёва, парень. Ну иди с богом. Погодь! Тихон тебе на прощание пару слов скажет, да не боись, от слов дырок в башке не бывает, коли башка умная.

Тихон отошёл с Лёвчиком в глубину кустов. Лёвчик был взведён до крайности, он не знал, чего ожидать от Тихона. Он уже прикидывал, как ударить мужчину, чтобы он отлетел в кусты, и броситься к винтовке. Но расстояние не позволяло сделать это быстрее, чем напарник Тихона успел бы выстрелить в него из винтовки. Лёвчик остановился перед Тихоном. Он чувствовал запах его пота и видел перед собой жёлтые, нечищенные зубы и небритую физиономию. Тихон посмотрел Лёвчику прямо в глаза и тихо произнёс:

– Ты знаешь, как найти сарафанное радио?

Лёвчик покрылся ледяным потом. Сарафаныч, он ведь дал ему этот пароль. Специально прозвище своё упомянул, чтобы ошибки не было. Как его нашли? Откуда Тихон знает, что именно ему нужно сказать этот пароль. Ах, ну да, он же спросил про имя. Что он ещё про него знает? Вот это попал! С одной стороны, он явится в отряд без оружия и Тони, с которой чужаки застукали его, а с другой, они посланцы Сарафаныча, а точнее шефа вспомогательной полиции.

Тихон заметил волнение Лёвчика, не мог не заметить. Он выжидал, не торопя Лёвчика с ответом. Через полминуты ожидания Тихон заговорил.

– Персональный привет тебе, Лёва, сам знаешь от кого. Не боись, мы тебя не обидим. Поможешь нам, и всё тихо будет, а болтать начнёшь, так придётся объяснять, как ты из похоронной команды убёг, кто тебя отпустил. Вот тут твои друзья и начнут тебе вопросы задавать. Даже то, что ты еврей, тебе не поможет. Так что, Лёва, не дури, иди до своих и скажи, что серьёзные люди хотят покумекать с командиром. Иди, Лёва, глупостей только не наделай. А мы за девочкой твоей присмотрим, да не боись, не обидим, нам без надобности. А коли шутканёшь с нами, тогда конец ей, от нас не уйдёт. И ты никуда не денешься. Понял? Ну иди.

Лёвчик кивнул и пошёл прочь от Тихона, от его напарника, от Тони, от костра, от прошлой жизни. С этого момента его жизнь начинала новый отсчёт. Он не знал, что делать. Он ведь ни в чём не виноват. В похоронную команду он попал совершенно случайно, просто с того края немец отсчитал нужных для работы людей, он ведь не просился. И он же не виноват, что остальных евреев расстреляли, а его нет. Полицаи ведь знали, что он еврей, и Василь Денисыч знал. Просто он хорошо работал. А что в этом такого? Он хотел жить и просто работал. Он никого не предавал и не убивал. Нет, те, кого они добивали в яме, избавляя от мучений, не в счёт. Да и единственный свидетель уже мёртв. Да, но как он сможет объяснить командиру и политруку, зачем его освободили, да ещё при этом застрелили его напарника по работе в яме. И почему шеф вспомогательной полиции, которого он чисто случайно знает с детства и неоднократно бывал у него дома, дал ему пароль. Как всё это объяснить? Ведь никто не помогал ему скитаться по лесу. А после того, как он встретил Ривку, на них ведь тоже охотились, и тогда им тоже никто не помогал. Ну, не считая того случая, когда немецкий офицер дал ему хлеба в пионерском лагере. Но ведь он не знал, кто перед ним, он не спрашивал ни имя, ни фамилию, просто дал и всё… И как ему сейчас заявиться в лагерь без винтовки? А как сказать, что Тоня осталась у этих двух людей? И почему он не выполнил приказ, почему не подорвал Тоню гранатой? А смог бы он подорвать Тоню? Он вспомнил её зовущие глаза, мягкие полные губы, так сладко его целовавшие, не только в губы. Неужели она так и Митяя целует? Нет, об этом Лёвчик старался не думать, но иногда и такие мысли забирались в его голову и не давали ему покоя. С Ривкой ни о чём таком он и мечтать не мог. Скромная еврейская девочка наверняка даже и знать о таком не знала, а если б и знала, то ни за что в жизни не согласилась бы такое сделать. А Тонька ничего не боится, она ещё пробовала и Лёвчика уговорить на ответные ласки, но что он, долбанутый, что ли, таким заниматься, не для настоящих мужиков это. Он своё дело на совесть выполнял и не один раз, так какие претензии? Он же Тоньку тоже не заставлял ему что-то делать, она сама это начала. Он-то при чём? Господи, какие мысли лезут в голову, может быть, ему жить осталось двадцать четыре часа, а может, и того меньше, а ему в голову бабы лезут да непристойности разные. Думай, Лёвчик, думай, как тебе выкрутиться, чтобы под расстрел не попасть, товарищей не подвести и потом к краю ямы не встать. Ох, и принесла же нелёгкая этих двух уродов!

Лёвчик сделал небольшой крюк и вернулся посмотреть, что происходит у костра. Всё было спокойно, все трое сидели у огня и о чём-то беседовали. Винтовка была рядом со вторым мужиком, дотянуться до неё не было никакой возможности. Лёвчик понаблюдал несколько минут и пошёл в лагерь. По пути он сделал пару обманных манёвров, чтобы сбить с толку тех, кто мог бы следить за ним. Он так и не придумал версию, которую следовало рассказать командиру. Он расскажет правду о происшествии у костра, опустив подробности о поцелуях и пароле, за это его не расстреляют. А насчёт тех мужиков, пусть командир сам решает, может, даст команду уничтожить их, и тогда вопрос решится сам собой.

Лёвчик стоял перед командиром и политруком. Он уже изложил свой рассказ и ждал, что ему скажут.

– А слежку ты за собой не заметил?

– Нет, я дополнительный круг сделал возле ручья и через тайную тропу ушёл. Всё как учили.

– Если б ты всё делал как учили, то не стоял бы сейчас здесь. Да и Тоня в отряде бы была. Так значит, как, ты говоришь, их зовут?

– Я имя только одного слыхал, Тихон. А второго по имени не знаю.

– Тихон… Тихон… кто ж ты такой, Тихон. Хорошо, готовьте десяток бойцов, я пойду с ними. Хотели встречу со мной, будет им встреча. Если что не так, сразу уничтожим, чтоб в лагерь не вести. И пару разведчиков выслать, проверить, чтоб всё чисто вокруг.

Тихон с товарищем и Тоня сидели у костра. Они уже поговорили о том, о сём, от разговоров про лагерь Тоня уклонялась, мужчины не настаивали. О себе тоже ничего не рассказывали. Никаких намёков Тоне не делали, однако, когда ей приспичило по нужде, Тихон отошёл с ней в кусты, держа двустволку в руках, но отвернулся. Пришлось справлять нужду при нём. Вернулись к костру молча. Подвешенный на палке закипел закопчённый чайник. Тоня заварила настой из сушёных трав. Сама и собирала. А чем женщине в таком месте заниматься? Хозяйство же здесь не заведёшь, вот и собирали травы лечебные да грибы-ягоды.

Внезапно лужайка наполнилась шумом, с разных сторон выпрыгнули партизаны, взяли незнакомцев на мушку. Но те, видно, мужики тёртые, не обделались от испуга, кружки с настоем не выронили. Забрали у них оружие, Тонька к Митяю сразу на шею, рада, что больше не пленница. Да только одна у неё с Лёвчиком незадача, видели незнакомцы, как они целовались. Ну да вряд ли они за этим сюда пожаловали, следить кто с кем целуется.

Обыскали их, ничего особенного, нож ещё у них был, но никто его и не прятал, куда ж в лесу без ножа, это и ежу понятно. А так ничего особенного не нашли. И лица незнакомые, откель такие в наших краях? А им командира подавай, больше ни с кем говорить не хотят. И стволы на них навели, и затворы передёрнули, а они на своём. Ну тут уж командир объявился. Он и раньше со всеми стоял, только не назывался, а сейчас сделал шаг вперёд и назвался.

– Я командир партизанского отряда Наливайко Иван Антонович. Кто вы такие и какое у вас дело до командира?

– Олег Сурдаев и Тихон Кожин. Нам бы наедине с вами побеседовать. Оружия при нас нет, ваши люди обыскали. Они могут нас издали на мушке держать. Уйти нам некуда, вокруг ваши люди. То, что мы хотим сообщить вам, совершенно секретно. Если вы чего-то опасаетесь, то пусть ваши люди свяжут нам руки, а если хотите, и ноги.

– Свяжите им руки за спиной. А вы сядьте на землю после того, как вас свяжут, и без шуток. Я тоже стрелять умею.

Все отошли, остались лишь командир отряда и двое со связанными руками. Наливайко подошёл к сидящим, сохраняя некоторую дистанцию на всякий случай и держа перед собой взведённый «шмайсер». Говорить начал Олег Сурдаев.

– Вы слышали про лагерь военнопленных в Березянке?

– Слышал. И что?

– Неделю назад мы сбежали из этого лагеря.

– Проверим. Если соврали, расстреляем. И это весь ваш секрет?

– Нет, товарищ командир. Мы имеем сведения, что немцы хотят расстрелять часть из военнопленных, а часть угнать на Запад.

– И что вы предлагаете?

– Мы знаем, как освободить пленных и добыть оружие.

– Вы хотите заманить нас в ловушку?

– Нет, товарищ командир. Среди пленных есть кадровые военные, подрывники, танкисты, водители, артиллеристы.

– Нет, у нас танков и пушек нет. А из машин только телеги.

– Вы не торопитесь. Запросите ваше руководство. Вы сможете создать настоящее воинское подразделение. Люди хотят вернуться в строй. Вы – их единственная надежда. Они будут воевать как черти, им терять нечего. А охраняют их в основном полицаи. Ваши люди с ними управятся и оружие их прихватят. Там полсотни человек, они заканчивают работы по постройке новых корпусов завода и больше они не нужны. На заводе скорее всего будут производить боеприпасы. Заодно можно будет подорвать корпуса. Там есть взрывчатка.

– Хорошо, пойдёте с нами, изложите всё подробно. Пока будете под арестом до выяснения. Если вы не соврали, и всё так и есть, то мы решим, что со всем этим делать.

Да, задали головной боли эти незваные пришельцы. Связались с Большой Землёй, те ухватились за возможность создать более крупное соединение. Однако инструкция, присланная с Большой Земли, требовала сверить данные и устроить проверки задержанным. Всё вполне могло оказаться тщательно спланированной операцией по внедрению вражеских агентов. За лагерем военнопленных установили наблюдение. Вышки по углам, колючая проволока, охрана с собаками, в общем, так просто и не сунешься. Каждый день пленных загоняли на строительство, которое велось здесь же, отделённое от мест содержание только колючей проволокой. Работали пленные по двенадцать часов, непрерывно подгоняемые полицаями. Иногда на объект приезжал легковой автомобиль в сопровождении двух мотоциклов с пулемётами. Один раз наблюдатели были свидетелями расстрела провинившегося пленного. К объекту постоянно подвозили строительные материалы. На вопросы задержанные отвечали спокойно, в показаниях не путались, похоже было, что строительный объект они и впрямь знали неплохо. Отправили запросы на них на Большую Землю, да только проверки все времени требуют. А где его взять, время-то, того и гляди объект достроят, а пленных ликвидируют. Олег с Тихоном план освобождения предложили. Толковый план, только уж слишком грамотный, ни сучка ни задоринки, словно его целый штаб армейский готовил. Подозрительно всё это было, но другого плана сами придумать не смогли, решили рискнуть.

На расстоянии около четырёх с половиной километров от лагеря устроили засаду на легковушку и мотоциклистов охраны. Расстояние было выбрано не случайно, т. к. начиная с четырёх километров звуки выстрелов из охотничьего ружья уже практически неразличимы. Днём, когда работала бетономешалка на объекте, можно было рассчитывать, что звуки даже из автоматического оружия будут плохо слышны, а при удачном стечении обстоятельств и вовсе не будут замечены. К тому времени в отряде была одна снайперская винтовка. Стрелять поручили инструктору из центра как самому опытному диверсанту. Первым выстрелом должен был быть уничтожен пулемётчик первого мотоцикла, потом второго, замыкающего. Водители и находящиеся в салоне легковушки пассажиры, по мнению диверсантов, представляли меньшую угрозу, к тому же звук стреляющих пулемётов могли услышать на объекте. Дорогу надёжно перегородили, но засаду сделали за сто метров от преграды, чтобы прорвавшийся противник далеко не ушёл и не был бы испуган прежде времени. Также и после прохождения колонны блокировались пути отступления. Автомобиль должен был быть обстрелян только сбоку, чтобы подъезжающая впоследствии к лагерю машина не вызвала раньше времени подозрений из-за простреленного лобового стекла. В помощь инструкторам передали самых лучших стрелков отряда. Очень точно и скрупулёзно распределили роли.

Лёвчик был в группе, которая должна блокировать пути отхода. Для этого приготовили два ствола для перекрытия дороги. Блокирование колонны произошло почти по плану. Водитель второго мотоцикла, услышавший выстрелы, резко развернул мотоцикл и, дав газу, рванул в обратном направлении. Увидев, что дорога назад блокирована, затормозил около брёвен и, выпрыгнув из-за руля, рванул в лес. Он бежал прямо на Лёвчика так быстро и неожиданно, что тот едва успел поднять винтовку, как был сбит с ног сильным ударом и кубарем покатился по земле. Моментально вскочив на ноги, Лёвчик с ещё двумя партизанами погнался за убегавшим солдатом. Парень имел хорошую форму и летел прямо через кусты, не сбавляя хода. Но впереди была излучина реки с отмелью. Немец вылетел на берег и оказался на открытой местности, а бег по воде сильно снизил его скорость. Подбежав на максимально близкое расстояние, партизаны уложили его несколькими выстрелами. Убитого оттащили в кусты, где с него сняли сапоги и форму. Переодетые в немецкую форму партизаны заняли места на мотоциклах и в легковушке. Колонна приблизилась к лагерю, не вызвав подозрений. Охрана была перебита в считанные минуты, пленные изнутри поддержали, набросившись на полицейских, осуществлявших надзор за строительством. С партизанской стороны двое ребят погибли. И у полицаев были потери, но часть из них смогла пробиться в лес и сбежать. Преследовать их не стали, чтобы избежать ненужных потерь. Пленные с объятиями встретили и освободителей своих, и Тихона с Олегом, видно было, что хорошо с ними знакомы. После операции по освобождению пленных недоверие к Тихону и Олегу стало таять. Они же сами и указали на не очень благонадёжных, по их словам, товарищей. Тех допросили усиленно, двоих расстреляли, уж больно гнилыми показались руководству после допросов. Решили не рисковать. Остальные вроде как прошли проверки. Оружие сразу не дали и поселили под присмотром. Теперь освобождённые тоже трудились на строительстве. Только сейчас они сами строили для себя небольшие бараки. А пару человек рыли яму под большой нужник.

Всё это время Лёвчику было не по себе. Он не понимал, зачем Тихону и Олегу нужно было раскрыться перед ним, назвав пароль, данный ему Сарафанычем. Он понимал, что затевается большая игра, но не знал, какая роль ему уготована в ней. Также он чувствовал, что ему стоит опасаться своих знакомых. Он знал о них, значит, представлял опасность. Следовательно, его могли убрать в любой момент. Значило ли это и то, что среди сбежавших могли быть ещё люди, вовлечённые в эту тайну? Эти вопросы не давали Лёвчику покоя. Он не знал, что ему делать. Он прозевал появление незнакомцев, а после этого, зная о том, что люди засланы, он привёл к ним партизан. А после этого партизаны вышли на операцию по освобождению пленных, так ещё кто-то из вновь освобождённых мог быть засланным. И даже ещё до этого отряд мог попасть в засаду и быть полностью или частично уничтожен. Лёвчик как мог присматривался к Тихону и Олегу, но ничего подозрительного не видел. Они вместе со всеми работали на постройке бараков и рытье ямы для нужника. Вели себя с остальными вполне дружелюбно. От сопровождения женщин Лёвчика временно освободили. Срочно искали новое место для «кровавого лагеря». Руководство отряда понимало, что нужно готовиться к серьёзной операции со стороны немцев после налёта на лагерь военнопленных и подрыва уже завезённого оборудования, а также уничтожения начальника строительства и охраны как немецкой, так и полицаев. Потери были серьёзными, и проглотить такую пощёчину немецкое командование не могло.

Партизанский отряд укрепился четырьмя десятками новых бойцов и захваченным в бою оружием. Общее количество партизан перевалило за сотню. И эту сотню следовало прежде всего накормить, что требовало производить более крупные выемки продуктов у населения. Разумеется, не всем это нравилось, а говоря по правде, не нравилось никому.