Текст книги "Чёрный молот. Красный серп. Книга 2"

– Приходько, этот гад фотографию кинул под деревом, чтобы знак оставить.

Приходько коротко ударил пленного по лицу. Пленный упал на снег. Приходько пнул его дважды и вновь поднял пленного.

– Фотографие, – произнёс Приходько и двинул пленному боковым ударом. – Тебе капут, падла.

Пленный всё понял, он поник и ждал конца. И его бы прикончили, если бы он не был так нужен в штабе. Ларин не появлялся, и Приходько велел Лёвчику посмотреть, что там с ним, а сам спрятался за деревом, сторожа пленного и прикрывая Лёвчика. Медленно шагая, Лёвчик приблизился к месту, где должен был быть Ларин. Он увидел его. Ларин лежал на снегу, при свете луны было видно тёмное пятно рядом с ним. Лёвчик опустился на колени и двумя пальцами прощупал пульс на горле. Внезапно Ларин открыл глаза и уставился на Лёвчика. От неожиданности он даже вздрогнул. Это была их первая совместная операция, и Лёвчик совсем не знал его. Он даже не знал его имени. Приходько называл его по фамилии, и она запомнилась. Ларин закрыл глаза и с трудом вздохнул. Ясно было, что он ранен тяжело. Лёвчик вернулся к Приходько и доложил об увиденном.

– Посторожи. – Приходько передал ему верёвку. Пленный сидел на снегу и не двигался. Приходько нырнул в темноту и вернулся через три минуты. Он нёс два запасных магазина к «шмайсеру».

– Уходим.

– Что с Лариным.

– Нет Ларина. Умер.

Лёвчик не стал уточнять, от чего именно. Он боялся услышать правду. Да, командир перед каждым заданием говорил, что группа уходит вместе и вместе возвращается. И вот сейчас они возвращаются без группы, не зная, что с оставленным на поле Малеевым и не беря с собой погибшего Ларина. Лёвчик понимал, что происходит. Задание в этот раз было настолько важным, что не было никакой возможности заниматься тяжелораненым бойцом. И оставить его тоже было нельзя. Вполне возможно, что очнувшегося Ларина захватили бы фрицы и, используя специальные техники допроса, узнали бы у него, что пленный здесь. И хотя фотография тоже давала эту информацию, разведчик ещё мог знать маршрут отступления. И тогда вся операция провалена. Все силы противника будут брошены в этот квадрат. Рисковать было нельзя. Приходько указал маршрут, и Лёвчик пошёл вперёд. Он был впереди метров на восемь. Приходько шёл последним, вплотную к пленному. Верёвка была продета между его ног. Таким образом в случае опасности одной рукой Приходько потянул бы верёвку, а другой толкнул бы пленного в спину. Они шли уже час. Никто их не преследовал. Было тихо. И Приходько и Лёвчик понимали, что темнота обманчива. Понимали также и то, что по их следам идёт поисковая группа. И если в темноте у них есть какие-то шансы укрыться, то с рассветом они стремительно таяли. Сделали остановку на несколько минут. Оправились. Пленному уже не дали облокачиваться на дерево, и он сидел просто на снегу. Видно было, что его колотит озноб.

Приходько достал флягу, открутил крышку и сунул пленному:

– Шнапс.

Приставив к его горлу нож, потихоньку вынул из его рта кляп. Даже при всём желании пленный не смог бы закричать. Все мышцы рта и лица застыли. Он с трудом закрыл рот. Приходько сунул ему горлышко фляги. Пленный замотал головой. Чистый спирт обжёг ему рот и внутренности. Он закашлялся. Приходько попробовал было сунуть ему флягу ещё раз, но пленный так усиленно замотал головой, что он решил оставить его в покое.

– Извини, фриц, закуски у нас нема, – и Приходько вновь воткнул ему в рот кляп. После чего отхлебнул из фляжки, замер и протянул её Лёвчику. Спирт шибанул в нос, хоть Лёвчик и старался не вдыхать его пары. Огонь разлился по пищеводу и проник в желудок. Сразу стало жарко. Лёвчик зачерпнул ладонью снег и сунул его себе в рот. Второй порцией снега он обтёр лицо.

– Слушай внимательно, Лёва. Я остаюсь с пленным, а ты должен будешь вот из этого квадрата, – и Приходько ткнул пальцем в карту, – запустить красную осветительную ракету на восток и белую на север.

– А разглядят движение ракеты?

– Не перебивай. Твоё дело – исполнить приказ. После этого ты выходишь вот сюда, – и Приходько на карте указал ему маршрут. – Я не могу дать тебе карту, только компас. Тебе придётся запомнить маршрут. Нам навстречу вышлют группу эвакуации и в двух местах начнут обстрел позиций противника. Под этот шум мы и должны будем перейти линию фронта. И запомни: группа, которая придёт нас эвакуировать, даст условный сигнал свистом, точно также, как я свистел. Ответить можно либо таким же свистом, либо прокаркав три раза. После этого опять свист и опять такой же ответ. Только после этого можно идти на сближение. И последний этап, они должны сказать пароль: «Мы за посылкой от товарища Павла». Ответ: «Передавайте товарищу Павлу привет». Если меня не будет в живых и тебе придётся самому доставлять фрица, ты передашь его эвакогруппе только после полного обмена паролями. Если не сойдётся хотя бы одна буква, тебе придётся взорвать себя и пленного гранатой. Ты всё понял? Теперь иди. Я буду ждать тебя.

Лёвчик вскинул автомат на плечо и шагнул в темноту. Идти предстояло около полутора километров до места запуска сигнальных ракет и потом ещё с километр по диагонали до места встречи с Приходько. Лёвчик был изрядно нагружен. На плече «шмайсер», в подсумке два запасных магазина. Один Приходько дал ему, возвратившись от Ларина, а второй Лёвчик взял из подсумка убитого им фрица. Пистолет Стечкина с восемью патронами и ракетница с четырьмя зарядами, по два каждого цвета. Армейский нож, ножницы для резки колючей проволоки, фонарь. Сзади в вещмешке фляга, бинты, вата, антисептическая присыпка, спички и особая таблетка, которую следовало принять в случае сильного ранения и нестерпимой боли. Она обеспечит возможность отключить боль примерно на час-полтора. Запасные портянки. Очень важная вещь. Если приходится долго бежать, то ноги могут вспотеть. А вспотевшие ноги можно растереть до крови. Разведчик с растёртыми ногами и сам обречён, и обуза для всей группы. Два метра верёвки, точно такой же, какой Приходько связал пленному руки. Две гранаты Ф-1, прозванные лимонками, остатки шоколада и галет. На шее болтался бинокль. Валенки с подшитой войлоком подошвой позволяли меньше проваливаться в снег. Брючины маскхалата были выпущены поверх валенок, что не только давало дополнительную маскировку, но и предотвращало попадание снега внутрь. Иногда брючины задирались, и снег набивался в валенки, противно тая и охлаждая ноги. Приходилось останавливаться и вытряхивать его. Минут через двадцать, Лёвчик дошёл до нужного места. Следовало осмотреться. Он расположился за сдвоенным деревом и осмотрел в бинокль местность. Он должен был выбрать место, с которого будет запускать ракеты, подготовить ракетницу, определиться с направлениями запуска. И ещё он почувствовал голод. В вещмешке ещё было несколько галет и плитка шоколада. Следовало подкрепиться до запуска ракет, т. к. после запуска нужно будет быстро уносить ноги. Потихоньку, стараясь не шуметь, Лёвчик снял с себя вещмешок, развязал его, нашарил разломанные галеты и шоколад. Зачерпнул в ладонь что попалось и отправил себе в рот. Пару раз ему приходилось вытаскивать изо рта кусочки ваты. Во время боя, когда Лёвчик падал и крутился по сугробам, галеты, шоколад и частично вата, перемешались, а в темноте было очень трудно разделить все составляющие между собой. Немного утолив голод и ещё раз внимательно осмотревшись, Лёвчик определил место, с которого будет запускать ракеты. Он подготовил ракетницу, зарядил её красной ракетой, а белую взял во вторую руку. Он потихонечку подходил к месту запуска, это была небольшая полянка. По расчёту Лёвчика, при запуске с этой полянки, было больше шансов, что ракета пойдёт вверх, не зацепившись за кроны деревьев, и взлетит так, как это задумано. Лёвчик медленно огибал куст, стараясь не хрустнуть веткой. Внезапно, прямо перед ним возникла фигура:

– Хальт!

От неожиданности Лёвчик опешил и сделал единственное, что он мог сделать в таком положении. Он выстрелил из ракетницы прямо в возникшего перед ним человека. Красная ракета ударила его в грудь, разорвавшись на тысячи ослепительных красных искр, прожгла её и продолжала гореть внутри. Падая, нападавший инстинктивно нажал на курок. О тишине можно было позабыть. Тут же застрекотали пулемёты. Вверх взлетели осветительные ракеты. Теперь Лёвчик уже не знал, должен ли он в сложившихся обстоятельствах запускать свои ракеты, рискуя жизнью. Ведь в любом случае их могли не отличить от десятков других, что взмыли сейчас в воздух.

Лес начал освещаться. Несколько осветительных ракет медленно спускались сверху. В груди у фрица ещё продолжала гореть красная ракета. Лёвчик бросился к нему и быстро перевернул его на живот, чтобы как можно быстрей погасить красное пламя. Заодно резким движением он крутнул сзади голову фрица справа налево, ломая шейные позвонки.

Если запускать ракеты, то следовало быстро перезарядить ракетницу. Но где же она? Выстрелив в противника, Лёвчик приземлился в снег и, стараясь как можно быстрее встать на ноги, оставил там ракетницу. Лёвчик повернулся к месту своего падения и стал шарить руками в снегу. Спустя минуту поисков он вытащил ракетницу из сугроба. Патрон, заряженный белой ракетой, найти не удалось, и теперь у него оставался только один резервный комплект. Лёвчик как мог быстро перезарядил ракетницу. Ему пришлось включить на несколько мгновений фонарик, чтобы различить красный и белый патроны. Он уже был готов запустить ракету, как вдруг увидел группу из нескольких человек, идущих цепью. Сначала он подумал, что ошибся. Группа была далеко, ему могло показаться в темноте. Но ошибки не было. Возможно, что солдат, натолкнувшийся на Лёвчика, был дозорным, высланным вперёд. И он случайно столкнулся с Лёвчиком. А теперь и сам отряд на подходе. Лёвчик не имел представления, сколько человек движется в его сторону. Всё, что он знал наверняка: это враг. Если он запустит ракету сейчас, перед носом у противника, то вряд ли успеет перезарядить ракетницу. Вступать в бой с отрядом даже из нескольких человек было полнейшим безумием. Выбраться из перестрелки ему бы не удалось. А он был нужен живым, его ждал Приходько. И они должны были доставить пленного. Без пленного они не могли вернуться. Гибель бойцов их звена и, возможно, и из двух других звеньев была бы напрасной. Лёвчик принял решение не запускать ракеты и выйти к месту встречи. Крадучись, он нырнул в темноту и стал осторожно пригнувшись, отбегать. Он успел отбежать на безопасное расстояние, где его не могли засечь, и услышал гортанную возбуждённую речь преследователей. Очевидно они обнаружили своего солдата. И Лёвчик решил рискнуть. Вдвоём с Приходько, без помощи эвакогруппы, у них не было ни единого шанса пройти с пленным на свою сторону фронта. Быстро сориентировавшись с направлениями, Лёвчик пустил красную ракету. Она с шумом взмыла в воздух и, взлетев, с хлопком взорвалась, продолжая свой полёт, окрашивающий верхушки деревьев в красный свет. Моментально перезарядив ракетницу, Лёвчик запустил вторую. И он взлетел над лесом, освещая всё вокруг ярким белым светом. И в этом свете Лёвчик увидел своих преследователей. Их было как минимум шесть. Это те, кто, не скрываясь, бежал прямо по направлению к Лёвчику. Следовало притормозить их рвение. Лёвчик вскинул автомат и дал пару коротких очередей. После чего рванул, петляя между деревьями. Ракета спускалась предательски медленно, и преследователи видели его силуэт. Вслед ему стреляли, и он слышал треск очередей. Ему показалось, что пару раз пули просвистели у его головы. Теперь следовало оторваться от преследователей и выйти в точку встречи с Приходько. Лёвчику пришлось ещё несколько раз отстреливаться, прежде чем он сумел оторваться и выиграл небольшую фору. То, что это будет ненадолго, он не сомневался. Лёвчик вышел к точке встречи и изобразил карканье вороны. Не все в группе умели так хорошо подражать птицам, как Приходько, и для них был запасной вариант в виде карканья. Никто не ответил.

Лёвчик повторил сигнал. Опять тишина. Теперь он не знал, что делать. Точнее он понимал, что искать Приходько и пленного бесполезно. И у него просто не хватит на это времени. За ним идёт погоня. И даже сейчас, в ночном лесу слышно, как перекрикиваются между собой вражеские солдаты и время от времени стреляют в темноту. Выбора не было, следовало двигаться в сторону линии фронта и попробовать в одиночку её пересечь. Он двинулся, сверившись по компасу, в путь. Линия фронта была меньше, чем в километре. Лёвчик крался между деревьев, стараясь передвигаться как можно тише. Но всё равно, преследователи шли по его следам и его ждала участь загнанного зверя. Пустить пулю в лоб или подорваться гранатой он ещё успевал, а посему стоило бороться за свою жизнь. И он боролся. Он шёл через заснеженный лес к своим. Он спотыкался, падал в сугробы, несколько раз нырял сам, чтобы спрятаться от осветительных ракет. Внезапно на него с дерева свалился человек в маскхалате. Как ни был Лёвчик готов к разного рода случайностям, он не ожидал этого нападения. На удивление мягко приземлившись в сугроб, Лёвчик почувствовал, что ему блокируют руки и ноги и зажимаю рот, но не душат.

– Тише, Лёва, – услышал он тихий шёпот. Приходько! Это был он. Слава богу. Теперь жизнь имела смысл. Приходько всегда точно знал, что нужно делать, и не раз вытаскивал группы из разных задниц, куда они попадали во время заданий. Лёвчик кивнул головой, давая понять, что опознание прошло успешно. Приходько освободил хватку, но не дал Лёвчику подняться. В нескольких метрах от них прошли два человека в маскхалатах, подсвечивая себе путь фонариком.

– Где пленный, – шёпотом спросил Лёвчик.

Приходько махнул рукой, указывая направление. Они стали потихоньку отходить. Пленный лежал под густым кустом, тщательно связанный Приходько. Они освободили ему ноги и вновь двинулись в направлении, выбранном Приходько. Теперь следовало дождаться эвакогруппу. Внезапно на линии фронта послышались звуки нарастающего боя. Сначала это были небольшие пулемётные очереди, а потом и с той и с другой стороны стали слышаться и артиллерийские выстрелы, и противные шипящие звуки мин. Стрельба была с нескольких сторон. Разведчики проследовали ещё метров триста и остановились. Приходько сверился с картой.

– Мы на месте. Теперь молись, Лёвчик, своему богу, чтобы эвакогруппа поспела вовремя.

Пленного усадили спиной к дереву, привязав его руки к толстому суку. А Лёвчик и Приходько расположились спиной друг к другу для общего обзора. Стало холодней. Лёвчик почувствовал, как дервенеют руки. Рукавицы он давно обронил. Он пытался дышать на руки, но каждый раз, даже чуточку отогрев их, он терял моментально всё тепло, как только они касались металла автомата, который приходилось сжимать в руках. Приходько, увидев, как мучается Лёвчик, подошёл к пленному и сдёрнул с него его перчатки. Это были, конечно, не овчинные рукавицы, но по-крайней мере они защищали от ветра и в них можно было бы стрелять. На пленного было жалко смотреть. Он сильно замёрз. Руки и так мёрзли в тонких перчатках, а теперь, когда он оказался без них, были обречены. Но Лёвчик должен был иметь возможность стрелять, и это было высшим приоритетом. И совсем скоро Приходько обнаружил нескольких преследователей. Им пришлось открыть по ним огонь. Лёвчик менял позицию и, пробираясь мимо пленного, пропустил удар двумя ногами в левое бедро. Он упал и тут же рванул подняться, но резкая боль пронзила бедро. Лёвчик вскочил. Было ясно, что сейчас в горячке боя он продержится и плевать ему на бедро, но что будет дальше, он не знал. Лёвчик только надеялся, что дело обойдётся ушибом, а не переломом. Хромая, он подошёл к пленному и замахнулся, чтобы ударить того автоматом в лицо. Но фриц опять изловчился и нанёс Лёвчику ещё один удар. Терять ему было нечего. Он знал, что обречён. Его расстреляют после допроса, когда они выжмут из него всё, что им нужно. А в том, что выжмут, он не сомневался. Не для того же им занималась такая большая группа с таким риском, чтобы его вежливо расспрашивал интеллигентный следователь, уважающий его право на отказ говорить. Разумеется, к пленным применяли особые методы допроса. Никто с ними не церемонился. Решались судьбы кровопролитных боёв, судьбы батальонов, дивизий и даже фронтов. Каждую минуту боя и с той и с другой стороны могли погибнуть десятки и сотни солдат. Что значила судьба ещё одного солдата, уже не имеющего ценности для противника после получения информации. Да и к своим такой человек уже не мог вернуться. Он автоматически становился предателем. Тем, кто владел специальными методами допросов, было абсолютно ясно, что остаться в живых при допросе языка можно было только в одном случае – язык заговорил и дал такую информацию, что необходимо, чтобы он повторил её перед вышестоящим начальством. Во всех остальных случаях никто не собирался возиться с искалеченным инвалидом. Именно такими становились захваченные с обеих сторон солдаты и офицеры, отказывающиеся сотрудничать со следствием.

Вдруг Лёвчик осознал, что пленный специально его провоцирует. Либо он поможет своим, отвлекая Лёвчика, либо погибнет как солдат, никого не предав. А Лёвчик и Приходько должны были доставить его живым за ту линию фронта. Стало быть, пленный может делать всё, что он захочет, а вот у Лёвчика и Приходько руки связаны ещё больше, чем у него. Избей они его до полусмерти, и им придётся тащить его на себе. Если пристрелят, то под хвост собаке вся операция. И Лёвчик решил не трогать пленного. Он, конечно, придумает, как с ним поквитаться. Но только после боя, а ещё лучше, на своей стороне. Может быть, он даже попросит начальство позволить ему лично расстрелять этого сукиного сына после допроса. Но сейчас он займётся боем и поможет Приходько. Подвижность Лёвчика была сильно ограничена после ударов, поэтому он не стал даже пытаться перебегать между деревьями, к тому же нужно было оставаться рядом с пленным и охранять его, предотвращая побег или возможное освобождение его своими. Лёвчик выбрал позицию за широким деревом. И оттуда короткими очередями как мог он сдерживал напирающего врага.

Приходько наоборот перебегал между деревьями, стреляя с разных мест и создавая впечатление у нападающих, что у обороняющихся больше сил, чем есть на самом деле. Но противник, видимо раскусив манёвр, рвался именно к тому месту, где оборону занял Лёвчик. Сдерживать натиск наступающих становилось всё труднее, пули всё чаще впивались в дерево, за которым прятался Лёвчик. Долго так продолжаться не могло. Лёвчик увидел, как Приходько потихоньку начал перебегать в сторону нахождения пленного. Лёвчик понял, что сейчас произойдёт. Приходько прикончит пленного, и, если не покинет Лёвчика, который не мог бежать из-за травмы, то они оба будут отстреливаться сколько смогут. А потом подорвут себя. Это был конец.

Вдруг всё перемешалось. Послышался противный вой, разрыв, и опять вой, и опять разрыв. Вокруг начали рваться мины. Невозможно было сказать, кто стрелял. Это мог быть и свой огонь, открытый после запуска ракет. А возможно, немецкое командование дало приказ любой ценой не допустить переправы пленного через линию фронта, даже ценой риска уничтожения собственных солдат. Думать об этом не было возможности. Мины рвались со всех сторон. Уже несколько нападающих взлетели на воздух. Осколки посекли ветки на дереве, за которым прятался Лёвчик. Он кинулся к пленному. Сейчас появился дополнительный шанс доставить его к своим, но для этого нужно было убедиться, что он по-крайней мере жив. Стараясь не обращать внимания на боль в бедре, Лёвчик приблизился к дереву, к которому был привязан пленный, и увидел поникшее, безжизненное тело. Он бросился к нему, чтобы прощупать пульс и обнаружил себя зажатым его мощными ногами. Пленный собрал все силы и бился за уничтожение своего врага. Ему удалось свалить Лёвчика на снег, и он начал бить его прямой ногой сверху вниз, словно половинкой от ножниц. Второй ногой он удерживал Лёвчика, не давая ему подняться. И хотя валенки смягчали удар (будь на его ногах сапоги, Лёвчику пришлось бы намного хуже), всё равно удары были довольно сильные. Они попадали по голове, плечам, спине. Шапка слетела, и от удара у Лёвчика всё поплыло, и снег почему-то оказался вверху. Последней мыслью было: «Как можно лицом прилипнуть к снегу, который сверху»?

Удары прекратились, а холод снега потихоньку привёл Лёвчика в сознание. Он попытался подняться, но снег упрямо не желал перемещаться вниз. Прошло ещё несколько минут, прежде чем он смог подтянуть колени под живот и, качаясь, с огромным трудом оторвать голову от снега, посмотреть вокруг. Картинка плыла перед глазами, взгляд отказывался фокусироваться. Горел огнём затылок. Лёвчик зачерпнул горсть снега и приложил его к затылку. Резкая боль пронзила его голову, он отдёрнул руку, и красный снег упал рядом с ним. Поначалу ему показалось, что в добавок ко всему он ещё и оглох, потому что он перестал слышать звуки взрывов. Но когда он сам вскрикнул от боли, дотронувшись до рваной раны на затылке, то понял, что обстрел закончился. Он собрал все силы и, оттолкнувшись руками от снега, встал на четвереньки.

Всё вокруг качалось, но уже не уплывало вдаль, как несколько минут назад. Оттолкнувшись ещё раз руками, он оказался сидящим на коленях. Картинка понемногу фокусировалась, просто слегка покачивалась. Он сделал попытку подняться, но закружилась голова, и он упал на бок. Наконец картинка прекратила раскачиваться, и Лёвчик смог отчётливо увидеть снег и валенок прямо перед своим лицом. Он сделал рывок в страхе, что его опять будут бить этим валенком, но валенок неподвижно замер. Через минуту Лёвчик неуверенно стоял на ногах. Пленный обвис на своей привязи и не шевелился. Все преследователи исчезли. Он не смог разглядеть сквозь тьму ни живых, ни мёртвых. Перед глазами прыгали картинки взрывов и человеческие фигуры в воздухе. Лёвчик не сразу заметил Приходько. Он лежал в сугробе возле пленного спиной кверху. Автомат валялся рядом. Покачиваясь, Лёвчик подошёл к Приходько и рухнул на колени. Ему пришлось повозиться, прежде чем он сумел перевернуть Приходько, но тот не шевелился.

– Приходько! Александр Иваныч! – Лёвчик теребил его как мог, растирая снегом лицо. Рука его скользнула вниз и попала во что-то тёплое и липкое. Он даже не сразу понял, что это кровь. Приходько был ранен в живот.

– Приходько, ты жив?

Приходько открыл глаза. Посмотрел куда-то вверх и со стоном закрыл их. Ещё через несколько секунд снова открыл и уставился в небо. Он потихоньку приходил в себя. Наконец, он с усилием повернул голову к Лёвчику.

– Вот, Лёва, зацепило меня. Помоги мне приподняться.

Лёвчик подсунул руку ему под шею и попробовал его приподнять. Приходько застонал, и Лёвчик опустил его на снег. В это время шевельнулся пленный, и Лёвчик резко повернулся в его сторону. Пленный приоткрыл глаза. Видимо он тоже только что пришёл в себя.

– Лёва, – прошептал Приходько, – осмотри пленного.

Лёвчик поднялся и шатаясь подошёл к пленному со стороны, чтобы исключить возможность атаки. Он ощупал пленного как мог. Крови не было. Он уже пришёл в себя и хлопал глазами.

– Цел он.

– Подойди ко мне.

Лёвчик подошёл и опустился на снег рядом с Приходько.

– Слушай меня внимательно… и не перебивай, – с трудом, по частям сказал Приходько.

– Ты помнишь зачем мы здесь?

– Да, Александр Иваныч.

– Саша. Теперь я уже не Иваныч. Мы ведь почти ровесники. – Приходько замолк на несколько секунд. – Слушай внимательно. У меня за пазухой конверт. Достань его и вскрой.

Лёвчик вытащил тонкий конверт из внутреннего кармана, разорвал его и достал один единственный листок. На нём было несколько цифр.

– Прочитай мне цифры.

– Семь, два, четыре, снова семь, девять, пять, пять, ноль, восемь.

Приходько задумался. Лёвчику показалось, что он потерял сознание, когда опустил веки. Лёвчик тронул его рукой, и Приходько открыл глаза.

– Сейчас. Я думаю. Дай мне минуту, – и он вновь закрыл глаза.

Лёвчик потянулся за вещмешком и вытащил бинт и вату. На ощупь положив кусок ваты на затылок, он стал неумело бинтовать голову. Бинт сползал, руки Лёвчика тряслись, в конце концов, превозмогая боль, он перевязал себе рану. Он не нащупал шапку, а голове тем временем становилось холодно. Приходько открыл глаза. Лёвчик вновь склонился над ним.

– Достань у меня карту и скажи, в каком мы приблизительно районе.

Лёвчик достал за пазухой у Приходько карту, развернул её. При свете луны он не мог разобрать, что написано. Лёвчик приподнял Приходько и стал стаскивать с него вещмешок. Приходько застонал. Лёвчик аккуратно снял вещмешок и положил Приходько на спину. Без вещмешка под спиной ему было удобней лежать, и он шумно вздохнул. Лёвчик нащупал фонарик. Расстелил карту между собой и лежащим Приходько, накрыл своим расстёгнутым бушлатом и включил фонарик.

Прикинув, где они могли быть, он доложил Приходько.

– Всё правильно, мы должны были быть в километре отсюда. Это они нас здесь прижали, – он указал поворотом головы в сторону пленного. – Слушай, Лёва, тебе нужно пройти приблизительно километр с четвертью на северо-восток. Который сейчас час?

– Три сорок пять.

– У тебя есть на дорогу двадцать пять минут. Ты должен успеть.

– Мы, Александр Иванович, мы.

– Не, Лёва, я уже не ходок. Мне жить осталось максимум полчаса. – Приходько говорил с перерывами. —Ты должен доставить пленного в нужный квадрат и передать его эвакогруппе… Я видел, как немец бил тебя. Ты в порядке? Сможешь дойти.

– Я в порядке, голову вон перевязал, но ничего серьёзного, просто ссадина. Я дойду.

– Хорошо… Слушай мой приказ… Достань нож…

Лёвчик достал нож.

– Послушай, Лёва, ты должен меня прикончить.

– Вы с ума сошли, Александр Иванович. Я на войне, чтоб фашистов кончать!

– Тихо, Лёва, тихо. Это не просьба. Это приказ. Я не могу себя подорвать или пристрелить. Нас услышат. А ты должен доставить пленного… иначе всё напрасно… я всё равно умру. Если меня схватят, ты знаешь, что зондеркоманда разговорит даже мёртвого… мы не имеем права рисковать. Ты сделаешь это быстро и не больно, как я тебя учил… и я буду тебе благодарен за это… Но ты должен сделать это на глазах у фрица. Он должен тебя бояться, иначе ты его не доведёшь… Вот и всё, Лёвчик… давай, парень, не подведи меня… Ну! Не сиди, действуй, у тебя нет времени… прощай, паря…

Лёвчик поднялся и подошёл к пленному. Несколько мгновений он постоял, собираясь с силами, потом подхватил его и, приподняв, сдёрнул с сука. Лёвчик не рассчитал силы, и они оба упали на снег. Но в этот раз Лёвчик был проворней, моментально вскочил и запрыгнул пленному на грудь, не давая ему подняться. Он за волосы повернул голову немца в сторону Приходько. Лёвчик достал нож и прижал его к щеке пленного. Он почувствовал его страх. Лёвчик ещё секунду помедлил и резко вонзил нож прямо в сонную артерию командира. Фонтаном брызнула кровь, заливая Лёвчика и пленного. Приходько дёрнулся один раз и затих. Лёвчик собрался и, выдернув из раны нож, приложил его вновь к щеке пленного. Тот в ужасе забил ногами, решив, что пришёл и его конец.

– Только вякни, падла, я тебя на куски порежу, – угрожающе прошептал Лёвчик.

Пленный не понял, что ему сказали, зато прекрасно понял, что этот мальчишка, которого он бил ногами, сейчас на его глазах хладнокровно прикончил своего командира. Он понимал, что ему в любом случае не выжить, но в нём проснулся древний инстинкт борьбы за жизнь. Ему ещё не было и сорока, и он хотел жить. Произошедшее с ним за последние сутки было каким-то кошмаром, свалившимся на него из преисподней. Он и подумать не мог, что в нескольких километрах от линии фронта поход в сортир окончится для него столь плачевно. Нет, он ещё не хотел умирать. И он страшно боялся этого русского озверевшего говнюка. Какие же порядки в этой армии, если этот сопляк с лёгкостью перерезал глотку своему командиру?

Лёвчик надел себе на голову шапку Приходько, ещё хранившую тепло его головы, взял автомат, встал и потянул пленного, помогая подняться. На этот раз он и не думал сопротивляться. Что-то внутри него сломалось. Лёвчик продел ему через ноги верёвку точно так же, как это делал Приходько, и ткнул его дулом автомата в спину. И они медленно побрели в нужный квадрат. По дороге они дважды проваливались в сугробы, но оба раза выбираясь он не чувствовал сопротивления пленного, напротив, он по возможности помогал поднимающему его Лёвчику. Они пришли вовремя. Вокруг было тихо. Лёвчик усадил пленного и стал осматриваться. Никакого шевеления. Пленный тоже вёл себя смирно. На душе у Лёвчика было скверно. Приходько стоял перед глазами. Вот он отдаёт приказ, вот он подмигивает ему, вот он рассказывает смачный анекдот или треплется про свои амурные похождения. А какой спец в своём деле он был! В двадцать пять лет командир разведгруппы. Нужно было помянуть боевого товарища. Лёвчик с трудом начинал осознавать, что жизнь Приходько оборвал именно он, пусть и выполняя приказ. Лёвчик отвернул крышку фляги и глотнул спирта. Спирт ободрил его на несколько минут, пока прожигал все внутренности, а потом его потянуло в сон. Лёвчик тёр себе уши, щипал лицо, растирал его снегом – ничего не помогало. Сначала он проваливался на доли секунды, потом всё больше и больше. И каждый раз лицо Приходько всплывало перед ним. Он совсем не сердился, а только улыбался и шутя грозил Лёвчику пальцем. Лёвчику на миг становилось жутко, и он вскидывался и открывал глаза. Но вокруг была лишь тишина. Пленный сидел тихо. И Лёвчик опять погружался в сон, и опять Приходько грозил ему с улыбкой пальцем. И вдруг, совсем засыпая, он услышал:

– Ци-пинь, ци-пинь, ци-пинь.

Лёвчик усилием воли открыл глаза. Уж не послышалось ли ему? Он зачерпнул снег и протёр лицо.

– Хар, хар, хар – всё, что Лёвчик сумел выдавить из своего обожжённого спиртом горла.

– Ци-пинь, ци-пинь, ци-пинь, – вновь пропела синица.

– Хар, хар, хар, – выдавил из себя Лёвчик.

Из-за куста появился силуэт, с опаской двигающийся в сторону Лёвчика.

И Лёвчик, и человек, подходящий к нему, были напряжены, пальцы на спусковых крючках. Наконец они сблизились на расстояние около двух с половиной метров.

– Мы за посылкой от товарища Павла.

– Передайте товарищу Павлу привет.

Они расслабили руки и обнялись, подойдя друг к другу. Тут же из темноты появились ещё три силуэта.

– Доложите обстановку. Пленный с вами?

У Лёвчика спёрло дыхание. Он даже не смог ответить и просто махнул рукой, указывая на место, где сидел пленный. Тот с ужасом наблюдал за встречей.