Текст книги "Существование Бога"

Примечания

¹ Локк Дж. Сочинения: В 3 т. Т. 2. М., 1985. С. 101.

² В данном разделе я даю очень краткое обоснование того, что ментальная жизнь состоит в реализации ментальных свойств в душе. Гораздо более пространную аргументацию я излагаю в 1–9 главах книги: Swinburne R. The Evolution of the Soul (Oxf., 1997), где я также рассматриваю весь спектр возможных возражений на нее.

³ Алвин Плантинга не так давно выдвинул «аргумент против эволюционного натурализма», некоторые пункты которого совпадают с моим аргументом от сознания. Я разбираю аргумент Плантинги в Дополнительном примечании 3.

⁴ См.: «Критика практического разума», Кн. 2, особенно гл. 2, разд. 5. Кант утверждал, что существование Бога – это «постулат чистого практического разума», т. е., что из существования Бога следует, что summum Ьопим, то совершенство вселенной, стремиться к которому предписывает нам моральный закон, – достижимо, а в противном случае оно бы не было достижимо. Поэтому, говорит он, то, что люди должны соблюдать моральный закон – вполне оправданное утверждение. Однако Кант решительно отрицал бы то, что оно представляет собой доказательство бытия Бога, поскольку он полагал, что обязанность соблюдать моральный закон никоим образом не может быть сформулирована как теоретическая истина. Мы просто чувствуем силу морального закона и пытаемся понять, как возможно его воздействие на нас. Но мне непонятно, как мы можем сознательно следовать моральному закону (а Кант утверждает, что это так), если мы не убеждены в том, что его положения истинны, например, что убивать плохо, а обещания нужно обязательно сдерживать. В связи с этим, по-видимому, Кант все-таки выдвигает доказательство существования Бога от факта существования непреложных моральных истин.

⁵ Более развернутую аргументацию этих положений см. в 11 главе «Когерентности теизма».

⁶ Этот аргумент можно изменять самыми различными способами, например, сделав переход (от утверждения того, что а, Ъ, с, d являются обязательными к утверждению о том, что они обладают свойствами Q, R, S, Т) лишь вероятностным, а следующий шаг – дедуктивным.

⁷ Как убедительно показали Эллиот Собер и Дэвид Слоан Уилсон в своей книге: Sober Е., Wilson D. S. Unto Others: The Evolution and Psychology of Unselfish Behaviour. Cambr., 1998. См. также разработку предложенной ими модели в статье Питера Гилденгюйса: Gildenhuys Р The Evolution of Altruism: The Sober/Wilson Model // Philosophy of Science, 2003, vol. 70, p. 27–48.

⁸ «Точно так же, как индивид может быть альтруистом, не следуя при этом моральным принципам, так и обратное вполне возможно» (Sober Е., Wilson D. S. Ibid., р. 239).

⁹ Именно поэтому я хотел бы отказаться от высказанного мною в предыдущих изданиях этой книги и других работах одобрения дарвиновского утверждения о том, что «любое животное, обладающее резко выраженными общественными инстинктами…неизбежно приобрело бы нравственное чувство или совесть, будь его умственные способности столько или почти столько развиты, как у человека» (Дарвин Ч Происхождение человека и половой подбор. М., 1896. С. 87). Для морального сознания необходимо, чтобы существо было в состоянии сопоставить свои желания с тем, что желательно, а также, полагаю, иметь представление о желательном (всецело благом) как предполагающем благое в отношении других существ. Если оно обладает таким пониманием, то оно будет обладать и представлением о моральном благе и будет готово распространить свое понимание на различение морально благих вещей, например, благодаря своим другим «умственным способностям», оно сможет оценить помощь членам другой группы как благо, поскольку это действие по своей сути похоже на помощь членам своей группы, а последнее оно полагает морально благим действием. О естественном характере этого процесса см. мою книгу «Эволюция души» (гл. 11 и 12). Но теперь я считаю, чего не было раньше, что начальная стадия этого процесса требует приобретения нового понятия, возможно, в результате мутации генов.

Глава 10
Аргумент от божественного промысла

Если бы мы могли выбирать между намерением сделать добро и намерением сделать зло, но при этом наши намерения никак не влияли бы на происходящее, то мы жили бы в обманчивом мире. Благой Бог не стал бы подвергать нас такому серьезному обману. Точно так же Бог, желающий предоставить нам возможность существенного свободного выбора, дал бы нам реальный выбор, такой выбор, который позволяет что-то существенно изменить в самих себе и в мире. В 6 главе я утверждаю, что у Бога есть достаточные основания для создания человеческих свободных агентов, наделенных серьезной ответственностью за самих себя и за мир. В этой главе я постараюсь показать масштабы этой громадной ответственности, возложенной на людей.

Это доказательство от имеющейся у нас возможности осуществлять серьезные изменения я называю аргументом от божественного промысла. Мир, в котором мы находимся, в одном крайне важном отношении провиденциален (предопределен). Это доказательство повторяет важные идеи, высказанные многими мыслителями на протяжении двух или трех последних тысячелетий, но при этом я не знаю никого, кто собрал бы их воедино в форме строгого аргумента в пользу существования Бога. К тому же, возможность осуществлять серьезные изменения предполагает возникновение реального зла¹, а также возможность увеличения уже имеющегося зла, поэтому неизбежно возникает вопрос о том, прав ли был благой Бог, наделив нас этими: возможностями, ввиду того зла, которое они за собой влекут. В этой главе я дам краткий очерк многих видов зла, необходимо возникающих в связи с нашими возможностями, а затем, в следующей главе, покажу, насколько они и некоторые другие виды зла (также с необходимостью возникающие) совместимы с благостью Бога.

Возможность человека обусловливать себя

Иметь возможность воздействовать на самих себя – выбирать, как им жить, выбирать возможность познания мира, иметь возможность сформировать свой характер – это большое благо для людей, которое я мог бы назвать «выбором судьбы».

Простое обладание телом (в том смысле, который я обозначил в 6 главе) предполагает наличие «машинного отделения», за сохранность которого мы несем ответственность. У нас есть возможность поддерживать его существование (обеспечивая пищей и питьем), доставлять ему удовольствие или боль посредством того, что мы делаем с ним, повышать или снижать его силы (посредством отдыха, упражнений и сна). Однако спектр этих возможностей становится гораздо шире, если мы живем в географически опасных районах, где пища ограничена, где обитают хищники, а другие люди соперничают с нами в праве обладания теми благами, обладать которыми стремимся мы сами.

Географические условия могут быть опасными: это реки и моря, в которых мы можем утонуть, скалы, с которых мы можем упасть, леса, в которых мы можем заблудиться, морозы, от которых мы можем погибнуть. Пища ограничена: съедобные растения растут только в определенных местах, животных, которые годятся в пищу, сперва нужно поймать. Там обитают хищники: первобытные люди должны были избегать тигров и змей. Наконец, другие люди также стремятся обладать пищей, питьем, кровом, семьей, и все они соперничают друг с другом. В этих условиях люди должны были научиться выживать и преуспевать, это стало затруднительно при возможности выбора целого спектра краткосрочных и долгосрочных действий. Люди должны были научиться охотиться на зверей, ловить рыбу, выращивать растения, а также изыскивать способы хранения пищи в разных природных условиях. Мы должны были научиться строить такие жилища, которые другим людям было бы слишком сложно разобрать на материалы для постройки своих собственных жилищ. И так далее. Бог, стремящийся возложить ответственность за наше благополучие на нас самих и желающий нам добра, имел все основания дать нам возможность выбора, при котором более достойные цели могли бы быть достигнуты ценой больших усилий и долгосрочных методов.

Но если бы человеческое тело возникло только в результате действия законов биохимии, тогда человек находился бы в гораздо более располагающих к лени (благоприятных) условиях. Все реки могли бы быть мелкими, скалы могли бы вовсе не существовать, пища была бы обильная, не было бы хищников, охотящихся на человека, жилищ хватало бы на всех людей, и у всех было бы такое количество детей, чтобы между людьми не было соперничества за жилье и другие блага.

Если бы у людей была возможность существенного выбора изучать им или не изучать самые разные вещи, связанные с их выживанием и преуспеванием в трудных и опасных условиях, то они начали бы их игнорировать. Если бы они вообще не могли выжить до тех пор, пока не приобретут эти знания, тогда у них должны были бы быть естественные желания и отвращение, управляющие ими. Разумеется, природа всё это обеспечила. Существует естественная потребность в пище, питье, сне, сексуальных отношениях, что обеспечивает наше выживание еще до того, как мы узнали последствия того, [что произойдет в случае] будем мы есть или нет, будем ли мы регулярно спать или станем вообще обходиться без сна и так далее. Существует также и естественное отвращение (aversion) к темноте, к высоте. Есть также полезные с биологической точки зрения болевые ощущения, которые мы испытываем, дотрагиваясь до горячей или острой поверхности, и которые инстинктивно побуждают нас так больше не делать. Но уже после того, как мы узнаем, каким образом устроен мир, у нас появляется возможность выбора: рисковать ли, в одиночку прогуливаясь в темноте или по горной тропе, или же избежать опасности.

В 8 и 9 главах я уже обратил внимание на две важнейшие характеристики нашего мира, которые позволяют нам обнаруживать результаты наших действий: закономерности в поведении вещей, а также наше приобретение знаний об этих закономерностях и использование тех умозаключений, сделанных на их основе, которые оказались успешными, а значит (при условии естественного отбора) и сохранились для человечества. Очень маловероятно, чтобы наши умозаключения были успешными, если бы мы не использовали правильные критерии для определения того, что чему является свидетельством. В 9 главе я отмечал, что для занятия наукой необходимы специфические виды умственных способностей. Но есть также две специфические характеристики вселенной, делающие эту задачу выполнимой. О первой характеристике я пишу в 8 главе: это то, что феноменальные законы, на которые мы естественным образом полагаемся, и знание о которых мы естественным образом получаем с помощью простого обобщения, зависят от фундаментальных законов. Благодаря этой характеристике занятия наукой становятся не просто обнаружением связей между наблюдаемыми явлениями, но предполагают выдвижение и проверку фундаментальных теорий. В связи с этим и для отдельного человека, и для общества в целом вопрос о том, стоит ли развивать фундаментальную науку, становится крайне важным, когда речь идет об использовании времени, энергии, денег. Вторая характеристика – это то, что человеческий интеллект не смог бы открыть эти фундаментальные законы, если бы они не предполагали возможность создания: инструментов, позволяющих исследовать как мельчайшие, так и чрезвычайно удаленные феномены. Для того чтобы заниматься наукой, нам нужны микроскопы и телескопы: до тех пор, пока свет (или другое электромагнитное излучение) не преломлен или не отражен различными материалами (например, стеклом), природа не откроет свои тайны. Как только фундаментальные законы открыты, у нас появляется возможность выбора: создать атомную бомбу или послать ракету на Луну, или найти средство от рака, или вообще не делать ничего из этого. Благой Бог постарается дать людям целый спектр возможностей для выбора. Однако, за исключением Бога, нет никакой конкретной: причины надеяться, что такой выбор должен быть нам предоставлен.

Еще один в высшей степени важный выбор – это возможность постепенно изменить чей-либо нрав: если мы в настоящий момент не способны совершить какие-то героические поступки, то сделать так, чтобы в конце концов они стали для нас естественными, или, наоборот, постепенно отстраниться от морали, избрав независимость от моральных предписаний. Человек может формировать свой характер в соответствии со случайной врожденной чертой, которая ему свойственна: это будет хорошим действием, если преодоление трудности облегчит совершение хорошего в следующий раз, и это будет плохим действием, если каждый раз сопротивляться тому, к чему есть естественная склонность, будет не слишком трудно. Каждый выбор в пользу добра или зла чуть-чуть меняет набор возможных для нас действий: постоянный хороший выбор может сделать героические действия вполне реальной возможностью, хотя раньше они не были чем-то обычным – постоянные плохие действия встраивают действительно злые поступки в спектр психологических возможностей. Таким образом, люди могут формировать свой характер. В мире без Бога нет никаких оснований полагать, что даже если существа обладают моральным выбором, этот выбор будет указанным образом влиять на характер. Продемонстрировать храбрость после того, как вы уже продемонстрировали ее бесчисленное количество раз в прошлом, так же трудно, как если бы вы никогда раньше этого не делали. Кроме того, Бог, желая предоставить нам действительно существенный выбор, предоставил бы нам такой выбор, который влиял бы на наш характер в сторону добра или зла. Но я полагаю, что Он бы сделал это таким образом, чтобы наши: характеры формировались только постепенно, с помощью множества выборов, выражающих неизменную тенденцию, а не просто путем внезапного побуждения стать (или: позволить себе стать) личностью определенного рода. Всё это, разумеется, присутствует в нашей вселенной.

Возможность человека обусловливать других

До сих пор я говорил об индивидуальных агентах и о желательности (desirability) для них самим управлять своей судьбой. Каждого из них я рассматривал как Робинзона Крузо, живущего на своем собственном острове. Но, разумеется, в нашем мире всё обстоит иначе. Люди: зависят друг от друга в огромной степени. Само рождение человека требует совместных действий мужчины и женщины. Когда общество организовано таким образом, что в нем существует разделение труда (один работает плотником, другой – каменщик, третий – гончар, четвертый – фермер и т. д.), приемлемой нормой жизни будет достижение того, что было бы трудно или невозможно достичь поодиночке. Безусловно, создание самолетов, циклотронов, радиотелескопов, полеты на Луну были бы совершенно невозможны без кооперации. У Бога есть причина создать мир, в котором материальные блага могут быть созданы только посредством кооперации, поскольку кооперирование для чего-то стоящего – это хорошо, а также хорошо, что мы имеем возможность кооперироваться, когда это имеет смысл. Наш мир именно таков.

Всё до сих пор сказанное мною предполагает, что хорошо, что мир может быть таков, что в нем А способен принести пользу В, а В в свою очередь может принести пользу А, если они согласны работать вместе. Однако в таком мире помощь другим всегда будет вознаграждена. И значит взаимная зависимость будет расти. Представим, например, ситуацию, когда А может приносить пользу В, но В не в состоянии вознаградить за это А, хотя он может принести пользу С. Будет ли мир, в котором существует возможность безвозмездной помощи, хорошим? Разумеется, да, поскольку для меня возможность оказать вам помощь, дать вам что-либо или что-то для вас сделать – великое благо. Подумайте, как было бы ужасно, если бы мы не имели возможности никому принести пользу! Если же Бог творит мир, в котором мы можем безвозмездно помогать другим, то это мир, в котором мы можем участвовать в творении на тех же самых (безвозмездных) основаниях, что и Он сам. Мир изобилует возможностями такого дарения. Очевидным примером являются отношения родителей и детей. В младенчестве и детстве человек очень сильно зависит от родителей, а также других людей, включая врачей и учителей, в том, что касается его жизни и здоровья, познания мира и развития характера. По мере того, как родители и дети становятся старше, родители могут стать зависимы от своих детей. Однако родители могут умереть раньше, чем им потребуется помощь своих детей. К тому же наши дети, в свою очередь, могут обеспечить жизнь своих собственных детей. Особенно хорошо, что существует возможность помогать и проявлять внимание по отношению к другим, когда эти другие особенно в этом нуждаются. Для любого существует счастливая возможность позаботиться о немощном, помочь больному, поговорить с одиноким.

Это великое благо, что агенты не просто вынуждены кооперироваться друг с другом и зависеть друг от друга, но что они должны делать это с радостью и даже более того – получать удовольствие от сотрудничества друг с другом, от оказания помощи другим, от простого дружеского общения. Еще раз. Наш мир изобилует возможностями такого рода удовольствий. В самом деле, создания нашего мира имеют самые разнообразные потребности в сотрудничестве, общении, служении другим, а также существует множество удовольствий, связанных с удовлетворением этих потребностей. Существует потребность в родителях, в детях, в близких друзьях, в приятелях, в случайных знакомых, в коллегах, с которыми мы работаем над совместными проектами. Наш мир таков, что сотрудничество, товарищество и партнерство самого разного рода полезны, дарят наслаждение и желательны сами по себе. Также является благом то, что в нашем мире существует возможность разного рода взаимодействия между многими людьми разных поколений, что позволяет человечеству накапливать знания и расширять сферы своего влияния. Взаимодействие в области познания может простираться во времени: иногда поколения исследователей (главным образом, ученых) помогают друг другу продвигать науку и вполне сознательно работают, стремясь внести свой вклад в общий корпус научного знания. Помимо этого, похоже, люди только сейчас начинают осваивать возможность кооперации с долгосрочными практическими результатами. Планирование городов, численности населения, количества школ для того, чтобы обеспечить благосостояние людей на многие десятилетия вперед – это то, чему политики лишь в последнее время стали уделять много внимания. Но по мере роста научного знания и связанных с ним возможностей соответственно резко возрастает и возможность такого планирования.

Итак, возможность помогать друг другу является для людей благом, но является ли также благом их возможность вредить друг другу? В 6 главе я предполагаю, что да. У Бога есть способность помогать или наносить ущерб. Если агентам дана возможность участвовать в делах Бога, они должны иметь такую же способность (хотя и в гораздо меньшей степени). В мире, где агенты могли бы помогать друг другу, но не могли бы вредить, они бы несли лишь очень небольшую ответственность друг за друга. Если моя ответственность за вас ограничена лишь тем, дам ли я вам видеокамеру или нет, но при этом я не в состоянии сделать вас несчастным, остановить ваше развитие, прекратить ваше образование, тогда я не несу за вас большую ответственность. В таком случае ваше благополучие не будет существенно зависеть от меня. У Бога есть основания для того, чтобы выйти за эти рамки. Если бы Бог дал людям возможность лишь такой ограниченной ответственности, Он бы не дал много. В таком случае Он уподобился бы отцу, который попросил своего старшего сына присматривать за младшим, добавив при этом, что он будет постоянно следить за каждым движением старшего сына и сразу же вмешается, как только тот сделает что-то не так. Старший сын может справедливо возразить на это, что, хотя он и счастлив разделить с отцом воспитательную работу, он будет выполнять ее только в том случае, если отец предоставит ему возможность самому решать, как это делать. Добрый Бог, подобно доброму отцу, предоставит такую ответственность. Для того чтобы позволить Своим созданиям полноценно участвовать в творении, Он предоставит им возможность портить, уродовать и пытаться сорвать божественный план. Разумеется, в нашем мире существа несут огромную ответственность друг за друга. Я могу не только помогать, но и вредить моим детям. Например, я могу причинить им физическую боль, но есть и гораздо более существенные способы причинить им ущерб. Я могу лишить их нормальной пищи, лишить возможности играть, более того – лишить их любви. Если Бог создал меня, то значит Он дал мне возможность лишить их того, в чем они крайне нуждаются.

Агент В может существенно зависеть от агента А, если от него зависит рост его свободы, возможностей и знания; и если А должен нести высокую ответственность за В, то он будет нести именно этот вид ответственности. Это позволит А препятствовать тому, чтобы свобода и возможности В росли, позволит дать ему ложные убеждения вместо знаний, затормозить его развитие в целом. Выше я писал о возможности человека либо совершенствовать свой характер, либо позволить ему деградировать путем расширения спектра естественных для него действий либо в сторону добра, либо в сторону зла. Но в этом процессе формирования характера мы можем влиять друг на друга как в сторону добра, так и в сторону зла, в частности, у нас есть возможность влиять на наших друзей, соседей, семью и более всего – на наших детей. Мы можем объяснить детям, какие поступки являются хорошими, и поощрять их к совершению добрых дел словом и личным примером, подкрепляя и усиливая всё это своей явной любовью к ним. Или же мы можем не заботиться об их благе, лгать им, быть с ними жестокими, что в итоге подтолкнет их вести себя точно так же и по отношению к нам самим, и по отношению к другим людям. Влияние, которое мы можем оказывать на наших детей, пугающе огромно, но, слава Богу, не всеобъемлюще. Помимо влияния со стороны родителей, дети подвержены и другим влияниям, а также они обладают некоторой степенью свободы для того, чтобы противостоять различным влияниям.

Очевидно, что Бог может предоставить агентам возможность вредить или помогать друг другу, создав мир, подверженный упадку и разрушению. Жизнь телесных агентов могла бы быть такова, что они бы процветали, ничего не делая для того, чтобы жить в свое удовольствие либо вечно, либо до внезапной смерти. Однако на самом деле наши тела подвержены болезням и несчастным случаям, мы вынуждены постоянно оберегать их от всего плохого, что с ними может произойти. Мы также вынуждены выпалывать сорняки, чтобы добывать себе пищу, ремонтировать наши дома, когда они ветшают, чинить машины и устройства, когда они ломаются. В связи с этим у нас есть три возможности использования наших знаний о мире и, в частности, тех закономерностей, с которыми связано всё плохое. Мы можем умышленно использовать их для причинения вреда, мы можем активно препятствовать их действию, или же мы можем вообще ничего не делать, что в конце концов тоже приведет к плохим последствиям, но не таким большим, как в случае, когда мы умышленно используем эти закономерности для причинения вреда. Если мы знаем, что в какой-то реке опасно плавать, мы можем либо остановить людей, собирающихся в ней плавать, либо предложить нашим врагам поплавать в ней, либо вообще ничего не делать, благодаря чему сохранится возможность того, что какое-то количество людей в этой реке утонет. Этот больший набор возможностей в подверженном разрушению мире позволяет нам делать зло либо умышленно, либо по небрежности. Всегда существует искушение быть небрежным, поскольку все мы в конечном счете испытываем сильное желание ничего не делать – лень. Причинить вред по небрежности не так плохо, как сделать это умышленно, и потому мы можем совершать зло способами: различной значимости. Возможность выбора использовать или не использовать естественные процессы для [совершения] добра или зла возникает, когда мы узнаём о существовании этих процессов и каким образом многие из них порождают вредные последствия. Другие процессы нам еще неизвестны, и, опять же, мы стоим перед серьезной альтернативой: тратить время и средства, пытаясь познать эти процессы, или не делать этого. Наш мир таков, что страдания, которые испытывает А, дают повод для того, чтобы В вместе с С на средства, выделенные Д проводил исследования, которые могли бы привести к обнаружению причины этих страданий, что позволило бы Е создать лекарство на деньги, выделенные для этого F.

Наши действия, направленные на помощь окружающим, усиливаются желанием их благополучия, о чем я писал выше. Но в этом желании есть один момент: оно не всегда возникает с нужной силой в соответствующих обстоятельствах, поэтому иногда у людей появляется возможность осуществить над собой героическое усилие для того, чтобы совершить добрый поступок, при том что естественная склонность подталкивает их к этому лишь незначительно. С помощью такого поступка человек может, в частности, выявить свою полную приверженность добру. К тому же, если желания не являются автоматическими, их можно либо развивать, либо подавлять, а это дает агентам дополнительную возможность формировать свой характер и тем самым влиять на окружающих. Разумеется, в нашем мире такой контроль возможен. Любовь, возникающая естественным образом в определенных обстоятельствах, можно развивать, а можно подавлять. Мы можем развивать любовь к ребенку, делая что-то для этого, или: можем подавлять влечение к женщине, избегая: ее и общаясь с другими женщинами (конечно, такие методы не всегда безупречно эффективны, но часто они работают: у нас есть возможность ограниченного контроля над такими: желаниями). Желание добиться: каких-то определенных результатов может быть осуществлено посредством более общих чувств – привязанности и сопереживания. И точно так же, как мы можем развивать добрые чувства, у нас есть возможность развивать и плохие чувства, возникающие в нас сами по себе, такие, как зависть и ревность. Они являют собой еще одну грань наших плохих желаний – искушения, но они необходимы для моральных существ.

Вследствие возможностей причинить вред, которыми обладают другие в отношении нас (наравне с другими причинами, о которых я скажу в следующей главе), с нами: обязательно может случиться что-то плохое. Наши планы могут провалиться, любимый может покинуть нас благодаря каким-то обстоятельствам или из-за какого-то другого агента. Каким образом Бог устроил наши реакции на несчастье? Он мог бы, конечно, заставить нас сразу же переключать свое сознание на другие вещи, заставить нас не переживать по поводу несчастий. Но, разумеется, лучшим будет тот мир, в котором агенты отдают должное неудачам и несчастьям, в котором они переживают из-за провала своих начинаний, страдают из-за смерти ребенка, гневаются на изменившую жену и так далее. Такие эмоции заставляют нас страдать и мучиться, но, испытывая уместные чувства, человек демонстрирует свое уважение и к себе, и к другим. Тот, кто не скорбит об умершем ребенке и не переживает из-за измены жены, вполне справедливо будет назван бесчувственным, поскольку он не отдает должное чувствам других, не демонстрирует своими переживаниями, как высоко он их ценит, а значит, отказывает им в их подлинной ценности, поскольку их подлинная оценка предполагает должную эмоциональную реакцию на их несчастье. Лишь в том мире, в котором люди сопереживают несчастьям друзей, любовь имеет свое подлинное значение. Еще раз. Богу не обязательно делать переживание таких эмоций неизбежным. Хорошо, если у нас есть возможность развивать или подавлять их. Другие эмоции, занимающие свое подобающее место – это чувство сожаления и раскаяния, связанные с совершаемыми нами дурными поступками, и в отношении этих эмоций также можно сказать, что хорошо, что агенты имеют возможность развивать или подавлять их.

На нескольких последних страницах я утверждал, что у Бога есть основания для создания мира, в котором агенты имеют возможность помогать или вредить друг другу. Существует множество различных возможных миров в соответствии с масштабом времени и типом взаимной зависимости, характерных для них. Давайте сперва представим возможный мир, который я буду называть Мир-1. Он будет содержать неизменное множество бессмертных свободных человеческих агентов. Этот мир и его обитатели будут несовершенны, в нем будут случаться беды, но этот мир будет способен к совершенствованию путем кооперации агентов в рамках некоего промежутка времени. Под «способным к совершенствованию миром» я подразумеваю такой мир, в котором все беды могут быть устранены и сам мир может достичь настолько прекрасного состояния, а общество – такого состояния счастья, что никакие дальнейшие усилия агентов уже не сделают его лучше. И остаток вечности им нужно будет посвятить лишь тому, чтобы просто сохранить его таким, какой он есть. У Бога могут быть основания для создания такого мира: счастье агентов – это благо, и в таком мире каждый из них, потерпев немного, смог бы достичь его. Проблема подобного мира состоит в том, что после определенного промежутка времени от агентов невозможно было бы потребовать что-либо сделать. И хотя они всегда могли бы баловаться с миром, в результате этого мир не стал бы лучше (поскольку вся их первоначальная работа уже была бы завершена), и, достигнув большего знания о мире, агенты поняли бы это. В связи с этим, на мой взгляд, у Бога есть большие основания создать возможный мир, который я буду называть Мир-II. Он также будет содержать неизменное множество бессмертных свободных человеческих агентов, но на сей раз их будет бесконечное число и их возможность воздействовать друг на друга и на мир не будет ограничена. Этот мир будет содержать в себе возможность для бесконечного совершенствования и самого мира, и агентов – возможность бесконечно увеличивать познание и свободу, и для всего этого в Мире-II потребуется бесконечное время. Однако уже в самом описании Мира-II имплицитно содержится одна вещь, которая будет недоступна агентам – они не смогут рождать новых агентов и выращивать их с самого рождения. Очевидно, что способность рождать новых агентов – это благо. В возможном мире, который я назову Мир-III, количество бессмертных агентов снизится благодаря действиям их самих. Если у Бога есть основания для создания Мира-II, то у Него a fortiori есть основания создать Мир-III.

Рождение – это прекрасно, но что мы скажем о смерти? Есть ли у Бога основания создать мир, в котором будет существовать смерть – либо естественная, либо насильственная, в результате действий других агентов? Я убежден, что у Бога есть целый ряд оснований создать смертных агентов. Во-первых, если все агенты бессмертны, есть определенный вид плохих действий (качественно отличный от остальных плохих действий), который им недоступен ни в отношении себя, ни в отношении других: они не могут прекратить существование. Как бы сильно я ни ненавидел вас или себя, я не могу избавиться ни от вас, ни от себя. И в этом важнейшем отношении человеческие свободные агенты не причастны творческому могуществу Бога. Отказывая им в этой способности, Бог отказывает Своим созданиям в доверии в важнейшем вопросе. Позволить человеку обладать оружием всегда означает глубочайшее доверие к нему. Во-вторых, мир без смерти представляет собой мир, лишенный возможности высокого самопожертвования и отваги перед лицом самой страшной катастрофы. Самая высокая жертва – это принесение в жертву самого себя, а это невозможно в мире без смерти (Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих – Ин 15:13). Высшая форма благородства становится невозможной, равно как и твердость духа и терпение перед лицом смерти. Поскольку в мире, лишенном смерти, выбор всегда будет предполагать продолжение жизни, а также то, что тебя всегда спасут от любой беды, – становится невозможным абсолютное несчастье, перед лицом которого можно проявить твердость духа и выдержку. В-третьих, мир, который содержит возможность естественной смерти, будет миром, в котором агенты очень серьезно относятся к тому, что они делают, поскольку их действия необратимы. Если я все свои семьдесят лет потратил на то, чтобы причинять вред, у меня уже не останется времени на то, чтобы это исправить. Если же я живу вечно, тогда, сколько бы я ни вредил, у меня всегда есть возможность исправить это. И это благо, что действия людей имеют значение и что их действия значат больше, если им доступно лишь ограниченное время для того, чтобы их исправить. В-четвертых, мир, в котором было бы возможно рождение, но невозможна естественная смерть, был бы миром, в котором молодые люди никогда не получили бы свободу действий. Они вечно пребывали бы под гнетом опыта и под влиянием возраста старшего поколения.