Текст книги "Кровь Олимпа"

XXIX. Нико

Оказавшись перед выбором: умереть или посетить магазин «Зиппи Март» в городе Буфорд, Нико пришлось бы поломать голову. По крайней мере, на земле мертвых он ориентировался лучше. И еда там свежее.

– Всё равно не понимаю, – бормотал тренер Хедж, пока они брели по центральному проходу. – Они что, назвали целый город в честь стола Лео?

– Думаю, город застолбил название первым, тренер, – заметил Нико.

– Ну да, – сатир взял с полки коробку с пончиками в пудре. – Может, ты и прав. На вид им лет сто, не меньше. Как мне не хватает португальских farturas.

У Нико при одном воспоминании о Португалии начинали болеть руки. Раны, оставленные на его бицепсах оборотнем, зарубцевались, но рубцы покраснели и опухли. Сотрудник магазина спросил у Нико, не подрался ли тот с рысью.

Они купили аптечку первой помощи, блокнот (чтобы тренер мог, не ограничивая себя, посылать бумажные самолетики жене), кое-какой вкусной, нездоровой еды и газировки (поскольку буфет в новой волшебной палатке Рейны выдавал только здоровую еду и свежую воду) и кучу полезных мелочей для бесполезных, но чрезвычайно сложных ловушек тренера Хеджа.

Нико надеялся затариться новой одеждой. Вот уже два дня после побега из Сан-Хуана он ходил в яркой рубашке с надписью «ISLA DEL ENCANTORICO»[19]19
  Вольный перевод: «Волшебный остров Пуэрто-Рико» (исп.).


[Закрыть], и она уже сидела у него в печенках (к тому же тренер Хедж тоже щеголял в похожей модели). К сожалению, «Зиппи Март» предлагал покупателям только футболки с флагами Конфедерации и старомодными лозунгами типа: «Сохраняй спокойствие и следуй за южанами». Нико решил, что лучше уж попугаи и пальмы.

Под палящим солнцем они вернулись к месту своей стоянки у двухполосной дороги. Кажется, эта часть Южной Каролины состояла в основном из заросших травой полей, расставленных вдоль дорог телефонных столбов и оплетенных лозами кудзу деревьев. Сам городок Буфорд представлял собой скопление портативных металлических ангаров – штук шесть или семь, – а его население, вероятно, тоже не превышало этих чисел.

Нико не особенно любил солнце, но в кои-то веки радовался теплу – оно помогало чувствовать себя более материальным, привязанным к миру смертных. С каждым прыжком через тень возвращение обратно давалось ему всё тяжелее и тяжелее. Даже средь бела дня его руки проходили сквозь твердые предметы. Ремень с пристегнутым мечом сваливался с него без всякой видимой причины. А один раз он, задумавшись и не глядя, куда идет, прошел сквозь дерево.

Нико вспомнил, что сказал ему Джейсон Грейс во дворце Нота: «Может, пришел наконец час выйти из тени?»

Если бы он только мог. Впервые в жизни он начал бояться темноты, потому что мог навечно в ней раствориться.

Нико с Хеджем легко нашли дорогу обратно в лагерь, потому что Афина Парфенос играла роль путевой вехи, которую видно за несколько километров. Затянутая новой маскировочной сетью, она поблескивала серебром, как чрезвычайно яркий двенадцатиметровый призрак.

Очевидно, Афина Парфенос хотела, чтобы они посетили это место исключительно в образовательных целях. Она приземлилась точнехонько рядом с каким-то мемориалом (надпись на нем гласила: «Резня в Буфорде»), у вымощенного гравием перекрестка «Никуда» и «Ничто».

Палатка Рейны стояла в рощице метрах в тридцати от дороги. Рядом находилась груда камней, выложенных в форме прямоугольника, – из сотен камешков сложили огромное подобие могилы, надгробием служил гранитный обелиск. Вокруг мемориала лежали засохшие венки и рассыпавшиеся букеты пластиковых цветов, отчего место выглядело еще печальнее.

Между деревьев Аурум и Аргентум играли с одним из мячей тренера Хеджа. После того как амазонки их починили, металлические собаки были бодры и полны энергии – в отличие от их хозяйки.

Рейна сидела, скрестив ноги, у входа в палатку и не отрываясь смотрела на мемориальный обелиск. С тех пор как два дня назад друзья сбежали из Сан-Хуана, она едва произнесла несколько слов. Пока что им не встретилось ни одного чудовища, и Нико это настораживало. От амазонок и охотниц тоже не было вестей. И они не знали, что случилось с Хиллой, Талией и гигантом Орионом.

Нико не нравились охотницы Артемиды. Трагические события следовали за ними по пятам, как и их собаки и хищные птицы. Его сестра Бьянка погибла после того, как присоединилась к охотницам. Потом их предводительницей стала Талия Грейс, она принялась активно вербовать в свои ряды молодых женщин, и Нико это ужасно раздражало, как будто все быстренько забыли о смерти Бьянки. Словно ее можно заменить.

Проснувшись в «Баррачине» и найдя оставленную охотницами записку-сообщение о похищении Рейны, он в ярости разнес внутренний дворик ресторана. Он не хотел, чтобы охотницы забрали еще одного важного для него человека.

К счастью, он вернул Рейну обратно, только ему не нравилось, какой задумчивой она стала. Стоило ему спросить о случившемся на улице Сан-Хосе – о столпившихся на балконе призраках, шепчущих проклятия, – как Рейна замыкалась в себе.

Нико знал кое-что о призраках. Опасно впускать их в свое сознание. Юноша хотел помочь Рейне, однако он и сам всегда предпочитал решать свои проблемы самостоятельно, отталкивая всех, кто пытался лезть в душу, так что никак не мог осуждать Рейну за подобное поведение.

Когда он приблизился, она подняла глаза:

– Я вычислила, что это.

– Догадалась, какой это исторический памятник? – спросил тренер. – Хорошо, а то я уж на стенку лез.

– Битва при Вэксхос.

– А, точно, – Хедж глубокомысленно покивал. – Жуткая была заварушка.

Нико попытался определить, есть ли поблизости неупокоенные духи, но ничего не почувствовал:

– Ты уверена?

– В тысяча семьсот восьмидесятом году, – сказала Рейна. – Американская революция. Основную часть лидеров колоний представляли греческие полубоги, а английские генералы были римскими полубогами.

– Потому что Англия тогда была всё равно что Рим, – предположил Нико. – Империя в расцвете сил.

Рейна подняла с земли облезлый пластиковый букет:

– Думаю, я знаю, почему мы приземлились здесь. Это моя ошибка.

– Да брось, – фыркнул Хедж. – Никто не виноват, что существует место вроде буфордского «Зиппи Марта». Это просто случайность.

Рейна теребила в руках пластиковые цветы:

– Во время революции четыреста американцев попали здесь в окружение к английской кавалерии. Колониальные войска хотели сдаться, но англичане жаждали крови. Они перебили американцев, хотя те и сложили оружие. Выжили всего несколько человек.

Нико предположил, что ему следует ужаснуться, но после путешествия по подземному миру и множества услышанных историй о зле и смерти массовые убийства на войне уже не представлялись ему чем-то из ряда вон выходящим.

– Рейна, а ты-то чем виновата?

– Англичанами командовал Банастр Тарлетон.

Хедж всхрапнул:

– Слышал о нем. Совершенно чокнутый, его еще называли Бенни Мясник.

– Да, – Рейна со всхлипом втянула в себя воздух. – Он был сыном Беллоны.

– О, – Нико уставился на огромную могилу. Его по-прежнему беспокоило полное отсутствие духов. Здесь перебили сотни солдат… непременно должны были остаться какие-то флюиды смерти.

Он присел рядом с Рейной, решив пойти на риск:

– Значит, нас сюда затянуло потому, что ты каким-то образом связана с призраками? Это нечто вроде случившегося в Сан-Хуане?

Какое-то время девушка молча вертела в руках пластиковый букет:

– Я не хочу говорить о Сан-Хуане.

– А стоило бы, – Нико чувствовал себя чужим в собственном теле. Почему он уговаривает Рейну поделиться своими печалями? Это не в его стиле и не его дело. Тем не менее он не сдавался. – Как правило, большинство призраков теряют голос. В Полях асфоделей их миллионы, они молча бродят там, пытаясь вспомнить, кто они такие. Знаешь, почему их ждет такой печальный конец? Потому что при жизни они так и не приняли ничью сторону. Они никогда не высказывали откровенно свое мнение, поэтому их и не слушали. Твой голос – это твоя личность. Если не будешь им пользоваться, – он сжал плечо Рейны, – считай, ты уже на полпути к Полям асфоделей.

Рейна нахмурилась:

– Ты что, хочешь таким образом меня подбодрить?

Тренер Хедж кашлянул:

– Что-то нагнали вы психологизма – аж через край. Пойду-ка я лучше пару писем напишу.

Сатир взял блокнот и направился в лесок. В последние несколько дней он очень много писал, явно не только Мелли. Всю правду тренер ни за что бы не выложил, зато намекнул, что попросил кое-кого об одолжении ради успешного завершения их задания. Нико не удивился бы, напиши тренер хоть Джеки Чану.

Юноша открыл принесенную из магазина сумку, вытащил коробку овсяного печенья с кремом «Литтл Дебби» и протянул Рейне.

Девушка сморщила нос:

– Кажется, они окаменели еще при динозаврах.

– Может быть, но у меня в последнее время зверский аппетит. Так что любая еда на вкус – просто сказка… ну, кроме гранатовых зернышек. Вот уж ими-то я сыт по горло.

Рейна взяла одно печенье и откусила кусочек:

– Те призраки в Сан-Хуане… это мои предки.

Нико ждал. От легкого ветерка по маскировочной сетке на Афине Парфенос пробегала рябь.

– Семья Рамирез-Ареллано очень старая, – продолжала Рейна. – Корни ее уходят куда-то в древность. Мои предки жили в Испании, когда она еще была римской провинцией. Мой прапра – много раз прапрадед – был конкистадором. Он приехал в Пуэрто-Рико с Понсе де Леоном.

– Я видел на балконе призрака в доспехах конкистадора, – вспомнил Нико.

– Это он.

– Значит… Вся твоя семья происходит от Беллоны? Я думал, вы с Хиллой ее дочери, а не потомки.

Нико слишком поздно сообразил, что не нужно было упоминать имени Хиллы. На лице Рейны появилось выражение отчаяния, хотя она быстро справилась с собой.

– Мы и есть ее дочери, – продолжала девушка. – В семье Рамирез-Ареллано мы первые настоящие дети Беллоны, а она всегда благоволила нашему клану. Тысячелетия назад она постановила, что мы будем играть главные роли во многих сражениях.

– Чем ты сейчас и занимаешься, – кивнул Нико.

Рейна смахнула крошки с подбородка.

– Возможно. Некоторые мои предки были героями, некоторые – злодеями. Видел призрака с огнестрельными ранами в груди?

Нико кивнул.

– Пират?

– Самый известный за всю историю Пуэрто-Рико. Его называли пират Кофрези, хотя его настоящая фамилия Рамирез-Ареллано. Наш дом, семейное имение, построен на деньги, которые он награбил и спрятал.

На какой-то миг Нико снова почувствовал себя малышом и чуть не выпалил: «Круто!» Еще до своего увлечения игрой «Мифы и магия» он обожал играть в пиратов. Возможно, именно поэтому ему так нравился Перси – сын морского бога.

– А другие призраки? – спросил он.

Рейна откусила еще кусочек печенья:

– Парень в форме офицера военно-морского флота США… мой двоюродный прадедушка времен Второй мировой войны, первый латиноамериканец, командовавший подлодкой. Ну, ты понял. Много-много воинов. Беллона покровительствовала не одному поколению моей семьи.

– Но до тебя у нее не было детей полубогов в этой семье.

– Богиня… влюбилась в моего отца, Хулиана. Он служил в Ираке. Он был… – голос Рейны дрогнул, она отпихнула пластиковый букет. – Я не могу этого сделать, не могу о нем говорить.

Проплывающее по небу облако накрыло лесок тенью.

Нико не хотел давить на Рейну. Разве у него есть на это право?

Он вгрызся в овсяное печенье… и заметил, что кончики его пальцев превращаются в дым. Солнце снова выглянуло из облака, и руки юноши снова обрели плоть, но его уже охватила паника. Словно его только что оттащили от края балкона, нависающего над бездной.

«Твой голос – это твоя личность, – так он сказал Рейне. – Если не будешь им пользоваться, считай, ты уже на полпути к Полям асфоделей».

Он терпеть не мог ситуации, когда ему приходилось следовать собственным советам.

– Как-то раз отец сделал мне подарок, – заговорил он. – Это был зомби.

Рейна уставилась на него:

– Что?

– Его зовут Жюль-Альберт. Он француз.

– Э-э-э… зомби-француз?

– Аид не идеальный отец, но временами у него случаются приступы типа хочу-узнать-своего-сына. Наверное, подарив зомби, он хотел меня задобрить. Сказал, что Жюль-Альберт может работать моим шофером.

Уголок рта Рейны пополз вверх:

– Французский зомби-шофер.

Нико понял, как странно это всё звучит. Он еще никому не рассказывал про Жюля-Альберта – даже Хейзел. И всё-таки продолжил:

– Аид вбил себе в голову, что я должен… ну, знаешь… жить, как современный подросток. Заводить друзей. Идти в ногу с двадцать первым веком. Он смутно догадывается, что смертные родители везде возят детей с собой, а он этого сделать не может. Так что он нашел выход из положения – зомби.

– Чтобы возить тебя по магазинам, – подхватила Рейна, – или в кафе «In-N-Out Burger».

– Думаю, да, – Нико понемногу успокаивался. – Если рядом с тобой постоянно болтается гниющий труп с французским акцентом, это так помогает завести друзей.

Рейна рассмеялась:

– Прости… Я не хотела тебя обидеть.

– Всё в порядке. Дело в том… Я тоже не хотел говорить о своем отце, но иногда, – он заглянул девушке в глаза, – приходится.

Рейна посерьезнела:

– Мне не довелось узнать отца, когда он еще был лучше. Хилла говорила, он был добрее, во времена ее детства, еще до моего рождения. Хороший солдат – бесстрашный, дисциплинированный, хладнокровный. Красивый. Он умел очаровывать. Беллона его благословила, как и многих моих предков, но отцу этого оказалось недостаточно. Он хотел, чтобы она стала его женой.

Где-то за деревьями тренер Хедж что-то бурчал себе под нос, строча в своем блокноте. Над верхушками деревьев уже взмыли три самолетика и умчались неведомо куда.

– Отец полностью посвятил себя Беллоне, – продолжала Рейна. – Одно дело – уважать силу войны, и совсем другое – влюбиться в нее. Не знаю, как ему удалось, но он завоевал сердце Беллоны. Сестра родилась как раз перед его отправкой на последнюю боевую операцию в Ирак. Он уволился со службы с хорошей аттестацией, вернулся домой героем… Если бы… если бы он смог приспособиться к жизни на гражданке, всё могло бы быть хорошо.

– А он не смог, – догадался Нико.

Рейна покачала головой:

– Вскоре после возвращения отец в последний раз встретился с богиней… поэтому я и… родилась. Беллона приоткрыла перед ним завесу будущего. Объяснила, почему наша семья так для нее важна. Сказала, что наследие Рима никогда не падет, пока наш род продолжается, а его представители сражаются за свою родную землю. Эти слова… Я думаю, таким образом богиня хотела вдохнуть в отца уверенность, но он на них зациклился.

– После войны трудно прийти в себя, – заметил Нико, вспомнив Пьетро – в Италии он жил с ними по соседству. Пьетро вернулся из африканской кампании (в Италии тогда был режим Муссолини). Он не получил физических ранений, только, применив против мирного населения иприт, повредился рассудком.

Несмотря на жару, Рейна плотнее запахнулась в плащ.

– Отчасти дело в посттравматическом стрессе. Он не мог прекратить думать о войне. К тому же его мучили постоянные боли: при взрыве фугасной мины его ранило шрапнелью в плечо и грудь. Но это не всё. Чем старше я становилась, тем больше он… менялся.

Нико не отвечал. С ним еще никто так откровенно не разговаривал, кроме разве что Хейзел. У него было такое чувство, будто он стоит в поле, на которое опустилась стая птиц: одно неверное движение – и спугнешь.

– Он стал параноиком, – рассказывала Рейна. – Решил, что слова Беллоны – это предупреждение, что наш род угаснет, и наследие Рима падет. Ему всюду мерещились враги. Он собирал оружие. Превратил наш дом в настоящую крепость. На ночь запирал нас с Хиллой в наших комнатах. Если мы потихоньку оттуда выбирались, орал, крушил мебель и… в общем, он наводил на нас ужас. Иногда он даже принимал нас за врагов. Ему втемяшивалось в голову, что мы за ним шпионим, хотим ему навредить. Потом начали появляться призраки. Думаю, они всегда были там, но постепенно, привлеченные исходившей от отца яростью, стали показываться в открытую. Они что-то нашептывали ему, подпитывали его подозрения. И вот однажды… не знаю точно, когда именно это произошло… я поняла, что это больше не мой отец. Он стал одним из призраков.

В груди Нико поднялась волна холода.

– Мания, – подумав, сказал он. – Я видел такое прежде. Человек чахнет, пока не перестает быть человеком. От него остаются только худшие качества. Это безумие…

Судя по выражению лица Рейны, его слова не очень-то помогли.

– Кем бы он ни был, – сказала она, – жить с ним стало невозможно. Мы с Хиллой сбегали из дома при первой возможности, но в конце концов возвращались… и тогда он выплескивал на нас свою ярость. Мы не знали, что делать. Кроме отца, у нас никого не было. В последний раз, когда мы пришли домой, он буквально пылал от гнева. Он больше не мог дотрагиваться до предметов, но мог их двигать… как полтергейст. Разбил плитку, которой был выложен пол, переломил пополам диван. В конце концов он швырнул стул и попал в Хиллу. Она упала. Просто потеряла сознание, но я подумала, что она умерла. Она столько лет меня защищала… Я потеряла голову. Схватила первое попавшееся под руку оружие – фамильную реликвию, саблю пирата Кофрези. Я… я не знала, что она сделана из имперского золота. Подбежала к духу отца и…

– …развеяла его по ветру, – закончил Нико.

Глаза Рейны наполнились слезами:

– Я убила собственного отца.

– Нет, Рейна, нет. Это уже был не твой отец, а призрак. Даже хуже – мания. Ты защищала свою сестру.

Девушка повернула серебряное кольцо на своем пальце:

– Ты не понимаешь. Отцеубийство – это худшее преступление, какое только может совершить римлянин. Этому нет прощения.

– Ты не убивала отца, он уже был мертв, – настаивал Нико. – Ты рассеяла призрак.

– Не важно! – зарыдала Рейна. – Если об этом узнают в Лагере Юпитера…

– …тебя казнят, – сказал чей-то голос.

На краю рощицы стоял какой-то римский легионер в полном доспехе, с пилумом в руках. Всклокоченные каштановые волосы, закрывающие лоб, нос наверняка сломан, и из-за этого улыбка новоприбывшего выглядела еще более зловеще.

– Спасибо за признание, бывший претор. Ты значительно упростила мне работу.

XXX. Нико

Именно в этот момент из-за деревьев выскочил тренер Хедж и, размахивая бумажным самолетиком, завопил:

– Народ, хорошие новости!

Увидев римлянина, сатир застыл:

– О… да не важно.

Он быстро смял самолетик и съел его.

Рейна и Нико вскочили на ноги. Аргентум и Аурум подбежали к хозяйке, встали по сторонам от нее и зарычали на чужака.

Нико не понимал, как этот парень сумел подобраться к ним так близко, что никто его не заметил.

– Брюс Лоуренс, – сказала Рейна. – Новый цепной пес Октавиана.

Римлянин наклонил голову. Глаза у него были зеленые, но не цвета морской волны, как у Перси, а скорее цвета тины в пруду.

– У авгура много цепных псов, – ответил Брюс. – Просто мне повезло вас найти. И твой дружок-граекус здесь, – он подбородком указал на Нико. – Я с легкостью его выследил. От него воняет Царством Мертвых.

Нико вытащил меч из ножен:

– Так ты знаком с Царством Мертвых? Хочешь, чтобы я организовал тебе экскурсию туда?

Брюс засмеялся. Передние зубы у него оказались двух разных оттенков желтого.

– Думаешь, я тебя боюсь? Я потомок Оркуса, бога нарушенных обетов и вечного наказания. Я не понаслышке знаком с криками, раздающимися в Полях наказаний, и для моих ушей это музыка. Скоро я отправлю еще одну осужденную душу завывать туда.

Он нехорошо усмехнулся Рейне:

– Стало быть, отцеубийство? Октавиан придет в восторг, услышав такую новость. Ты арестована за многочисленные нарушения римского закона.

– Это твое присутствие здесь противоречит римским законам, – возразила Рейна. – Римляне не отправляются на задания в одиночку. Отряд должен вести полубог, по рангу не ниже центуриона, а ты на испытательном сроке, хотя даже этого статуса не заслуживаешь. Ты не имеешь права меня арестовывать.

Брюс пожал плечами:

– В военное время некоторые правила приходится подправлять. Но ты не волнуйся: как только я приволоку тебя в лагерь для суда, меня тотчас наградят, сделав полноправным членом легиона. Думаю, меня даже повысят до центуриона. После грядущей битвы наверняка появятся незанятые должности. Некоторые офицеры не выживут, особенно если верны не тем людям.

Тренер Хедж взвесил в руке биту:

– Я не силен в римском этикете, поэтому можно мне прямо сейчас стукнуть этого умника?

– Фавн, – прищурился Брюс. – Я слышал, греки доверяют своим козликам.

Хедж возмущенно заблеял:

– Я сатир. И уж будь уверен, я разобью эту биту о твою голову, мелкое ты ничтожество.

Тренер сделал шаг вперед, но едва его копыто коснулось сложенной из камней пирамиды, камешки загромыхали, словно вот-вот закипят. Над краем могилы поднялись скелеты – спарты в изодранных, наполовину истлевших красных мундирах британской армии.

Хедж поспешил отступить, первые два скелета схватили его за руки и подняли над землей. Тренер выронил биту и принялся лягаться копытами:

– А ну пустите, черепушки тупоголовые!

Нико замер, наблюдая, как из могилы лезут новые «красные мундиры» – пять, десять, двадцать, – с каждой секундой их становилось всё больше. Рейну и ее металлических собак окружили быстрее, чем юноша успел поднять меч.

Как же он мог проворонить столько мертвецов, да еще прятавшихся у него под самым носом?!

– Забыл упомянуть, – сказал Брюс. – Вообще-то на это задание я отправился не один. Как видишь, у меня есть поддержка. Эти «красные мундиры» обещали пощадить жителей колоний, после чего всех их перебили. Лично я только одобряю славную резню, но, нарушив клятву, они стали проклятыми духами и навечно подпали под власть Оркуса. А значит, они подчиняются и мне тоже, – он указал пальцем на Рейну. – Схватить девчонку!

Спарты бросились вперед. Аурум и Аргентум сбили с ног первых нападавших, но их быстро прижали к земле, руки скелетов зажали их оскаленные морды. Несколько мертвецов схватили Рейну за руки. Для покойников они двигались на удивление быстро.

Нико наконец опомнился и рубанул тянущихся к нему спартов мечом, но тот прошел сквозь их кости, не причинив никакого вреда. Тогда юноша напряг волю, приказывая скелетам рассыпаться, но они продолжали двигаться, будто его здесь вообще нет.

– Что такое, сын Аида? – голос Брюса так и сочился фальшивым сочувствием. – Потерял хватку?

Нико попытался протолкаться через толпу скелетов к Рейне, тренеру и Брюсу, но с тем же успехом он мог биться в металлическую стену.

– Нико, уходи оттуда! – крикнула Рейна. – Доберись до статуи и уходи с ней!

– Да, отправляйся! – согласился Брюс. – Ты же понимаешь, что следующий прыжок через тень станет для тебя последним. И знаешь, что у тебя не хватит сил пережить еще один скачок. Но раз уж тебе так приспичило, конечно, забирай Афину Парфенос.

Нико посмотрел вниз. Меч всё еще у него в руках, но его кисти стали темными и прозрачными, как матовое стекло. Он растворялся даже при свете дня.

– Хватит! – проговорил он.

– Ой, так я ничего и не делаю, – издевался Брюс. – Мне просто любопытно посмотреть, что случится. Если заберешь статую, то сгинешь вместе с ней навсегда, а если не заберешь… Ну, у меня приказ доставить Рейну в лагерь живой для суда. Привести живым и тебя и фавна мне не приказывали.

– Я сатир! – заорал тренер. Он остервенело лягнул скелета между ног, но, кажется, только ушиб копыто, никак не повредив «красному мундиру». – А-а-а! Тупые дохлые бриташки!

Брюс ткнул тренера в живот тупым концом копья:

– Интересно, какой у этой тварюшки болевой порог. Я ставил эксперименты над самыми разными животными. Как-то раз даже убил собственного центуриона. Насколько сильную боль ты сможешь вытерпеть, прежде чем превратишься в клумбу с ромашками?

Нико охватила ярость, холодная, как клинок его меча. Его и самого как-то раз превращали в растение, и ему это очень не понравилось. Он ненавидел типов вроде Брюса Лоуренса, причинявших боль просто ради забавы.

– Отпусти его, – приказал он.

Брюс выгнул бровь:

– Или что? Давай, Нико, покажи какой-нибудь тартарианский фокус, я с удовольствием на это посмотрю. Сдается мне, от любого усилия ты просто навечно развеешься по ветру. Ну же, вперед.

Рейна рванулась, пытаясь сбросить державших ее скелетов:

– Брюс, оставь их. Если хочешь взять в плен меня – ладно. Я пойду с тобой по доброй воле и предстану перед так называемым судом Октавиана.

– Хорошее предложение, – Брюс повернул копье так, что наконечник замер в нескольких сантиметрах от глаза Рейны. – Ты действительно не знаешь, что задумал Октавиан? Он раздает протекции и вовсю тратит денежки легиона.

Рейна стиснула кулаки:

– Он не имеет права…

– У него есть право сильного, – усмехнулся Брюс. – Ты лишилась власти, сбежав в древние земли. Первого августа твои дружки в Лагере полукровок узнают, насколько Октавиан сильный противник. Я видел чертежи его машин… Они даже на меня произвели впечатление.

Нико показалось, что его кости становятся гелием, словно бог Фавоний опять превратил его в ветер. Потом он встретился взглядом с Рейной. Она вливала в него свою силу: волну смелости и стойкости, и юноша снова почувствовал себя материальным, привязанным к миру смертных. Даже в окружении мертвых, под угрозой казни Рейна Рамирез-Ареллано обладала таким мужеством, что могла делиться им с другими.

– Нико, – сказала она, – делай то, что должен. Я прикрою.

Брюс фыркнул, явно забавляясь:

– О, Рейна, ты его прикрываешь? Будет так весело притащить тебя на заседание суда, заставить признаться в отцеубийстве. Надеюсь, тебя казнят древним способом: зашьют в мешок с бешеной собакой и бросят в реку. Всегда хотел на такое посмотреть. Жду не дождусь, когда всплывет твой маленький секрет.

«Всплывет твой маленький секрет».

Брюс небрежно провел пилумом по лицу Рейны, оставив кровоточащий порез.

Ярость Нико вырвалась наружу.