Текст книги "Русский батальон"

Вторник (3)

Верещагин бросил взгляд на часы и закрыл глаза, ожидая стука в дверь. Если Саки Буханов и обладал каким-то недостатком, то это наверняка его педантичность, из-за которой действия интенданта всегда легко было предугадать.

Несколько секунд спустя раздался вежливый стук в дверь. Вошел обеспокоенный Буханов. Верещагин усадил его на стул.

– Сэр, есть проблема.

– Интересно, что за проблема, – невинным тоном произнес Антон.

– Сэр, нам разрешено иметь десять рекрутов сверх штата, а у нас их семнадцать.

Верещагин задумчиво постучал пальцем по подбородку.

– К тому времени, как Пауль закончит свои дела, у нас их не будет. Лишним оплатите из представительских. Принесите мне бумагу, я подпишу.

Буханов сейчас походил на епископа, в присутствии которого Папа Римский плюнул в купель для крещения. Верещагин ласково взял его за руку.

– Мы уж сто лет так делаем. Тридцать восемь – совсем немного с точки зрения Пауля. Пожалуйста, посмотрите, нельзя ли в ближайшие дни найти еще людей.

Закончив свое дело, Верещагин царственно удалился, пока Буханов не успел сотворить на своем лице еще какую-нибудь мину. За дверью Верещагина настиг Матти Харьяло и тронул за плечо.

– Что, какие-нибудь утренние новости, Матти? Харьяло улыбнулся.

– Телеграмма от полковника Линча, – сообщил он, перебирая множество принятых от компьютера документов. – Служба тыла штаба запрашивает реквизиты наших транспортных средств.

– Сколько мы получили, двадцать семь?

– Да. Напишу больше. Там стянули немного больше.

– Так, хорошо. Что дальше?

– Телеграмма от полковника Линча. Кто-то обратил внимание, что Тихару Ёсида не обновил инструкции по обслуживанию матчасти.

– Так, без этого обойдемся. Остальные надо смотреть?

– Нет, – ответил Харьяло, глядя на последний листок.

– Благодарю вас, Матти. Все, пожалуйста, молчите. Я знаю: через три часа мне нужно явиться к нему в штаб с докладом. Вылетаю.

На стене в кабинете полковника Линча на почетном месте висела клюшка для гольфа – как вешали сабли в прежние времена. Кожа на ручке выглядела новее, чем металлическая часть клюшки. Это было молчаливым напоминанием о том, что Линч унаследовал от предков стремление к шику.

Беседа между полковником Линчем и Верещагиным, по мнению последнего, была на редкость скучной. А вот мягкий ковер ему понравился…

Линч почти сразу приступил к делу.

– Верещагин, это абсолютно неприемлемо! Как я понял, этот ваш капитан Санмартин расстрелял человека, основываясь лишь на обвинениях, не проведя даже видимости официального расследования?

– Полковник Линч, я не знаю, так ли вы поняли или нет, но свой отчет я вам направил. Это дело закрыто, – стараясь быть предельно вежливым, ответил Верещагин.

Со времен войны с банту, а может и дольше, бурские общины испытывали почти патологический страх перед насилием. Санмартин действовал, как и требовал того Верещагин, с величайшей осмотрительностью. Вопрос состоял в том, не следовало ли передать дело в суд. Линч, сделавший карьеру в штабе, придавал особое значение мелочам.

– Верещагин, извольте объяснить!

– Полковник Линч, я оформил все должным образом. Я не желаю, чтобы мои офицеры подвергались какому бы то ни было нажиму, не хочу, чтобы совали нос в дела моей части под любым предлогом. Это дело закрыто.

Лицо Линча задергалось. Нервный тик.

– Возможно, вы слишком близко связаны с этим делом, чтобы адекватно оценить инцидент, – сказал он, Стараясь выглядеть спокойным.

– Полковник Линч, если вы хотите разобраться с положением в моем батальоне, то могли бы выбрать более правдоподобный предлог. Повторяю, дело закрыто.

Верещагин пошел на неприкрытое нарушение субординации. Но Линч как будто не заметил этого. Он стал ходить по помещению.

– Все отчеты, которые вы мне присылали, сплошная чепуха! – заявил он ни с того ни с сего.

Вопрос задан не был, поэтому Верещагин промолчал.

– Я прикажу капитану Донгу до конца разобраться с этим делом! – сказал Линч, стукнув ладонями по полированному столу из тикового дерева.

– Только, пожалуйста, проследите, чтобы этот Донг не появлялся в распоряжении моего батальона, – предельно вежливо попросил Верещагин.

– Почему? – с подозрением спросил Линч. Антон холодно улыбнулся.

– Потому что мой батальонный сержант может пристрелить его.

Раскрасневшееся лицо Линча моментально сделалось белым как снег. С него словно слетела маска, проглянул утомленный и перепуганный человек, пытающийся добиться своего с помощью формального порядка и дисциплины. Но Верещагин вовсе не был расположен играть в благородство. Он не разделял мнения полковника о том, что такое порядок и дисциплина.

– Разрешите идти?

Линч побоялся, что голос подведет его, и лишь кивнул. Теперь, когда он вновь надел свою маску, взгляд полковника стал угрожающим. Верещагин отдал честь и, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел. Он знал, что Линч демонстрирует людям, которых считает врагами, скрытые от других черты характера.

В этот вечер из уважения к традиции Верещагин исполнил роль председателя собрания. Хирург Сол-чава села на первое же свободное место. Но Ева Мур, которой нравилась роль снисходительно-благородного деспота, отвела им обоим места в конце стола, которые держала на всякий случай.

– Антон Александрович Верещагин, – представился командир батальона. – Кажется, мы встречались.

– Наталья Валентиновна Солчава. Да, действительно. Вы еще танцевали в моей кают-компании.

Верещагин моргнул и покачал головой. Потом сказал:

– Михаил лишится ноги по колено.

– Ваш Реммар? Возможно. Там практически ничего не осталось.

– Думаю, мы сделаем из него башенного стрелка. Солчава удивленно подняла брови.

– С протезом? Верещагин озорно улыбнулся.

– У нас был некий Бадер. Он воевал с двумя протезами. Я говорю об этом, чтобы, когда к вам придут и попросят выдать бумагу, что он годен к строевой службе, вы не впадали в истерику.

– Неужели он такой незаменимый?

– Дело не в том, что Михаил незаменим, – задумчиво произнес Антон. – Но он солдат, а их иногда трудно найти.

Верещагин не был знаком с другим персоналом медицинской роты, поэтому никак не предотвратил неловкую паузу, возникшую в комнате.

– Я вижу, вино появилось, подполковник. Вы не хотите? – нарушила молчание Солчава.

– Нет, спасибо. Должен сказать, я не приглашен сюда присутствовать в качестве официального лица. Но здесь есть подполковник Ева Мур.

– Хорошо, Антон. Однако подполковник Ева Мур будет настаивать, чтобы вы попробовали вина.

– В таком случае совсем немного. – Он позволил Солчаве поухаживать за собой. Это было местное фруктовое вино, очень сладкое. – Ваша первая служба вне Земли?

– Да, первая.

– Тогда это вам должно нравиться. В качестве мира на краю света эта планета еще смотрится, – отметил он.

Все пошло своим чередом, а мысленно Верещагин уже перенесся в другое место. Когда с едой было покончено, Верещагин заметил направленный на него с другого конца столика пристальный взгляд и попытался вступить в беседу.

– Обед был прекрасный. Ева не устает удивлять.

– Подполковник Мур не такая уж убежденная вегетарианка. От случая к случаю она разрешает рыбу. Мы все очень благодарны вам за ваше присутствие.

– Я вам тоже благодарен, – ответил Верещагин. – А какая рыба?

– Рыба? – удивилась Солчава. – Это же форель. Они разводят ее.

– Спасибо. Бывает, забываешь.

– А как вы познакомились с подполковником Мур? – спросила Солчава, пристально следя за его лицом.

– Мы познакомились на Кикладе, – ответил Верещагин с легкой улыбкой. – Она была начальником госпиталя, то есть командиром госпитальной роты. Я командовал пехотной ротой… Она рассказала бы об этом куда лучше. В общем, находились мы в тамошних горах, и там случилось происшествие, после которого я попал на носилки.

Он задумчиво потрогал высокий воротник своей накидки. С той поры, как он надевал ее последний раз, потерял килограмм или два.

– Я очень торопился, и Ева была настолько добра, что сама взялась за меня. Сделала местную анестезию, несильную, просканировала, потом стала колдовать магнитами и пинцетами. Операция длилась достаточно долго и была сама по себе весьма любопытной.

– Понятно, – сказала Солчава и прикусила губу.

– Она говорит, что я раньше очень важничал. А сама…

Она молча покачала головой. Антон широко улыбнулся.

– Мы с Евой очень большие друзья. Иногда очень трудно восстановить чувство юмора, особенно при нашей профессии…

Он внезапно остановился. Солчава безо всякого перехода подняла другую тему.

– Как я понимаю, полковник Линч недоволен вами, – сказала она.

– В некотором роде.

Верещагин внимательно посмотрел на нее. Под его взглядом Солчава опешила.

– Кофе не хотите? – спросила она. – Боюсь, чая здесь нет.

– Нет так нет, – улыбнулся Верещагин. – Сегодня вечером я приготовил себя к любой жертве.

– С сахаром или без? – поинтересовалась Солчава, явно смущенная.

Верещагин пожал плечами.

– Без сахара. Зачем подслащивать горькую чашу? Ее поразила фраза, сказанная всего-навсего о кофе.

Среда (3)

Утренняя заря – встреча ночи с днем. Спустившись в столовую, чтобы пораньше позавтракать, Ханна Брувер увидела там его. На лице написана усталость от долгого ночного патрулирования, разочарование…

– Привет, Ханна, – сказал Санмартин и машинально взглянул на часы. – Вот жду, когда Ханс вернется. Я не думал, что ты придешь. – Он взял чашку кофе.

Ханна не дала своему рассеянному другу положить соль в напиток и поджала губы.

– Мне говорили, что Ханс сопровождает конвой… – начала она было. Потом всмотрелась в лицо Санмартина. – Вижу, трудное выдалось дежурство.

– Нормальное. Чем плохо: ходишь и ждешь на каждом шагу, что в тебя выстрелят. Даже если ноги гудят. – Санмартин закрыл и снова открыл глаза. Он понял, что Ханна ему не верит. – Подальше, возле рудников Мариенталя, они сеют травы, разводят овец, у них там пастбища. Ой, какая это все глупость! – добавил он сонным голосом.

– Не понимаю.

Он встряхнул головой, чтобы сбросить сон.

– Папоротниковое дерево – это не древесина, оно не терпит сухости, держится на осмотическом давлении. Когда же воды не хватает, обмякает и погибает. Там, где они нарушили лесное прикрытие почвы, вода уходит, растения и животные исчезают, а овцы переводят все, что осталось на месте прежних растений. – Он открыл глаза. – Ты что-то с волосами сделала?

– Нет, – ответила она и, чтобы заполнить паузу, добавила: – Жаль, но я никогда об этом всерьез не думала. Считала, что растения и животные здесь очень похожи на земные.

Санмартин открыл глаза.

– В некотором роде, – согласился он. – Эволюционное сближение. Что работает на Земле, работает и здесь. Но пастбищное овцеводство здесь функционирует иначе.

– И ты переживаешь по этому поводу.

Работа с детьми привила Ханне Брувер прямоту. Ее манера общения резко отличалась от изворотливости и уклончивости остальных местных деятелей. Санмартин снова открыл глаза. Чашка с кофе стояла у него на коленях; он старался не уронить ее.

– А рудники? – продолжил Санмартин. – Они разворачивают изнутри горы и обезвоживают их. Руда дает два с половиной процента ниобия, остальное идет в горы отвалов, образуются сточные водоемы.

Он почувствовал, что она положила ему руку на плечо, и рассеянно взял ее.

– Поступает новая вода из рудников, пруды переполняются и разливаются. Все вокруг обезображивается километр за километром. – Санмартин усилием воли заставлял свой мозг работать. – Но самое мерзкое – все отворачиваются и молчат.

– Я думаю, что люди стараются действовать по привычным схемам, – сказала Ханна, делая вид, что не понимает смысла сказанного.

Санмартин снова сомкнул веки.

– Мы проходили мимо места, где был когда-то Новый Сион. Здесь коммандос из Ботавиля крестили этих… Загоняли в железные сараи, обливали спиртом и бросали факел…

Ханна взяла его за руку. Она сознавала, что он находится на пределе своих сил, раз старается выглядеть циничным.

– Рауль, пожалуйста, иди поспи, – нежным голосом посоветовала она ему. – Я дождусь Ханса и скажу ему.

Каша отвернулась, чтобы не мешать.

Конвой Кольдеве покинул Боксбург по плану. Сидя рядом с ним, Уборевич покачал головой.

– Аппарат надежности категории «А», – произнес он, стараясь выжать максимум возможного из кондиционера воздуха.

– Все равно лучше, чем дышать здешним воздухом, – удрученно отозвался Кольдеве и взглянул в окно на завод по производству аммиака, выросший на месте полей, где сеяли амарант и бурно произрастала сахарная свекла.

До дня «В» – высадки – путем реакции водорода и азота в присутствии катализатора завод получал огромное количество безводного аммиака для нужд фермеров, и большая часть его оказалась уничтоженной дождями. Безводный аммиак так же легко превратить в азотную кислоту, как и в удобрение, а азотная кислота может быть основой для целого ряда отличных взрывчатых веществ.

– Как думаешь, насколько мы вырвались вперед? – спросил Кольдеве.

– Километра на два – два с половиной, – после секундного размышления ответил Уборевич.

По правой стороне дороги вплоть до горизонта тянулись плантации эвфорбии, из сока которой получали углеводороды, а после переработки – синтетику и пластик. Запасы бензина еще не доставили. Хотя по сравнению с ним этиловый спирт дает лишь семьдесят процентов килокалорий, при двойном сжигании он весьма эффективен.

– Лучше бы три… А что, эта штука быстрее не может шевелиться?

– Если любишь быструю езду, в следующий раз доверь реквизицию транспорта мне, – предложил Уборевич, но Кольдеве пропустил это замечание мимо ушей.

Через несколько минут Уборевич, как принято в пехоте, завел разговор о своих похождениях в Йоханнесбурге. Тот, кто уже слышал эту историю, непременно заметил бы, что с каждым разом она обрастала все более невероятными деталями.

– Надо убрать ту машину с пути, – прервал его излияния Кольдеве, разглядывая белый пикап, появившийся впереди.

Уборевич почему-то ничего не ответил, сделав вид, что поглощен управлением машиной.

– Смотри, куда едешь! – заметил Кольдеве, когда их сильно подбросило на выбоине. – И нечего на нее так пялиться, это некрасиво. Давай разделим наши обязанности: ты ведешь машину, а я глазею на девушек.

За рулем белого пикапа сидела изящная, изысканно одетая дамочка с золотисто-рыжими волосами. В зеркале можно было разглядеть, что у нее голубые глаза.

– Может, у нее имеется включенное радио, – предположил Уборевич.

– Сейчас узнаем. Подбросим монетку. Аверс или реверс?

– Что-что?

– Орел или решка? – переспросил Кольдеве, приготовив монету.

– Орел.

– Так, отлично. – Сверкающий кружочек полетел вверх.

– Решка, – с неудовольствием отметил Уборевич.

– Очень жаль. Всегда используй свою монетку, приятель. К тому же я говорю на африкаанс. – Кольдеве включил радиосвязь. – Белый пикап с йоханнесбургским номером, притормозите, пожалуйста.

– О, привет, это вы там сзади? – по-английски ответил им бодрый женский голос.

– Да, это мы, милая. Ханс Кольдеве, лейтенант, выходец из Тюбингена. Мне страшно неудобно вас беспокоить, но я веду конвой и должен подвинуть вас в сторону. Опасный груз и все такое прочее. Очень сожалею. А как вас зовут, дорогая?

Женщина засмеялась – словно раздался мелодичный звон серебряных колокольчиков.

– Значит, вы один из импов? Меня зовут Бриджит. Не думала, что встречу армейского лейтенанта, который будет работать регулировщиком по совместительству.

Завораживающе сладкий голос по, радио звучал еще соблазнительнее.

– Какой приятный голос, – бесстрастно заметил Уборевич.

– Что ж, милая барышня, кому-то надо этим заниматься, тем более что сидеть в казарме и бить баклуши так скучно! Так будьте любезны, подвиньтесь в сторонку.

– Слушаюсь! Отдаю себя в ваши надежные руки, лейтенант Кольдеве, – ответила она.

– Пожалуйста, зовите меня Ханс. – Он прикрыл рукой микрофон. – Может, мне сойти? Глядишь, после конвоя что-нибудь и перепадет.

Уборевич не успел сказать, как раздался голос женщины:

– Вы говорите, что вы из Тюбингена?

– Там я родился, там прошла моя юность. А вы бывали– у нас?

– В Тюбингене? Конечно! Мой сын окончил там университет, перед тем как эмигрировать. Я уверена,

ему будет очень интересно познакомиться с вами, у него остались прекрасные воспоминания об этом городе.

Уборевич предпочел не встревать со своими комментариями. Он поступил мудро…

Санмартин мирно дремал, не слишком грациозно развалившись на стуле, когда вошел Кольдеве. Уперев руки в бедра, он громко сказал:

– Рауль, да ты счастливчик, паршивец эдакий! – В его голосе сквозили зависть и удивление.

Рауль вздрогнул и проснулся, схватившись за оружие.

– Ты что, выхлопного газа нанюхался? – проговорил он и убрал палец со спускового крючка.

Четверг (3)

Тонкие лучики света пронзали туман, проникали сквозь ветки деревьев, наполняя воздух сиянием. Мириады пылинок переливались и сверкали, словно крошечные бриллианты. Солнце ослепило Мигера, и он зажмурился. Он промок, страшно устал, шатаясь по этой болотной грязи. В этой заросшей, удушливой дельте не могли жить ни люди, ни звери, но зато здесь не было техники импов, что делало эти джунгли гораздо более приятными по сравнению с остальной частью планеты.

За ним шло сорок человек. Из них трое были настоящими профессионалами.

За два дня до того, как закаленные солдаты подполковника Эбиля сменили слабаков Кимуры, Мигер разбил свои силы на части. Две колонны сгинули в болоте. Цай попытался заключить сделку с импами, и тогда Дэнни накинул ему веревку на шею и держал, пока у старого ранчера не отказало сердце. А вертушки Эбиля все еще кружили над лесом,

С одной стороны река, с другой – море, позади – имперские силы со своей бронированной техникой. Что и говорить, для любимого сыночка мамочки Мигер ситуация вырисовывалась мрачнее не придумаешь. Наемник не мог избавиться от ощущения, будто его ведут, словно скотину в загон. Когда они в последний раз оторвались от имперпев, то потеряли пятнадцать человек. Эти вертушки были по существу маленькими летающими танками. Они любили иногда пострелять по лесу вслепую. Час назад один идиот взял и ответил огнем на огонь. Хорошо хоть, его тут же убили, а то накликал бы на Дэнни большие неприятности.

Он знаком приказал своим людям остановиться и прислушался, наклонив голову. Его воинство хорошо усвоило уроки. Все мгновенно плюхнулись в грязь. Мигер Невесело улыбнулся. Ребята Эбиля прочесывают дельту, надо держать ухо востро.

Он резко повернулся. Тишину прорезали знакомые звуки. Их издавали самолеты с фиксированным крылом. Два «шайдена» – штурмовики с коротким разбегом – летели бок о бок. К чему бы это?

Дэнни охватил страх. Уже негромко захлопали первые взрывы, из сорока людей Мигера только четверо имели защитное обмундирование. Его маленькая армия обречена.

– Всем залечь! – крикнул он и сам бросился в грязь, втянув шею.

Хлопки и взрывы, один за другим, все ближе и ближе. Вот сдетонировали сразу несколько бомб, потом раздался хлопок.

Вертолеты сбрасывали по паре контейнеров, они разделялись на шестьдесят четыре «волчка», их корпус разлетался, смертоносный груз опускался, словно семена с крылышками, постоянно вращаясь. На высоте пяти метров происходил взрыв; каждая бомбочка поливала пространство под собой градом мелких металлических частичек. Огромная площадь, над которой проходил этот дьявольский дождь, превращалась в ад.

Руку Мигера прошила боль. Еще несколько осколков порвали материю поверх защитной одежды, его здорово тряхануло.

Дэнни помотал головой, чтобы прийти в себя. Еще два контейнера разлетелись в воздухе, усеяв землю страшными семенами. Сквозь разорванный занавес папоротниковых листьев засверкало солнце. Два самолета. Значит, за один вылет они обрабатывают площадь в пятьсот двенадцать на двести пятьдесят шесть метров. У них это называлось «засеивать поля». Имелись у импов штуки и похлеще – с задержкой детонации, сенсорами, оптическим наведением. Но для такой местности, как эта, вполне годилось и что попроще.

Умелым движением разорвав рукав, Мигер перевязал руку пластиком. Взорвалось еще несколько контейнеров. Шестой, седьмой… Последний, восьмой, почему-то не сбросили, и Дэнни даже испытал от этого раздражение. Проверив, как рука, он поднялся на ноги.

Патрик перевязывал серьезно поврежденную ногу Чжу. Молодой наемник не обращал внимания на собственную рану – просто царапина. Третий неподвижно лежал рядом.

Все закончилось. Убитых восемь-девять человек, раненых разной тяжести двадцать семь или двадцать восемь. Неплохо поработали, подумал Мигер.

– Похоже, больше мы не увидимся, – медленно произнес он.

Чжу сделал попытку встать. Патрик аккуратно поддержал его.

– Не глупи, парень. Из тебя кровь хлещет, с такой дыркой в ноге далеко не уйдешь. Выжди.

Мигер нагнулся, поднял автомат и взял флягу, почти полную воды, у парня, которому она уже не понадобится. Бережно поддержав голову убитого, он снял с него самодельный медный диск – удостоверение личности – и кинул Чжу. Тот поймал его здоровой рукой.

– Сними железо с себя, если хочешь прошмыгнуть, – посоветовал он. Наемник кивнул.

Мигер обернулся к Чапмену, самому спокойному и наименее пострадавшему от налета сержанту.

– Они твои, Джимми. А мы сейчас пойдем. Импы за нами еще побегают, но вы теперь в безопасности. Собери легкораненых и перевяжи остальных. Мне, конечно, неприятно говорить такое, но, когда покажутся солдаты, сразу сдавайтесь и ведите себя смирно. Они столько дней глотали за нами пыль! Не дай им предлог вас прикончить.

Потом кивнул в сторону Чжу.

– Если будут спрашивать о нем, скажи, что родственник, знаешь его сто лет. – Мигер пожал руку Чапмену, затем Чжу. – Ну что, двинулись, Патрик?

Не оглядываясь на свое поверженное войско, Мигер пошел вперед вместе с последним подчиненным.

В тот же вечер одну из автомашин батальона подполковника Хигути подвели тормоза, и она врезалась сзади в машину с детьми. В результате перелом позвоночника получил единственный племянник министра по делам религии Стрейдома. Это был важный момент, который обошли вниманием компьютеры майора Реттальи, повлиявший на ход событий.