Текст книги "Обмани себя. Как самообман помогает нам выжить"

Религия и террористические атаки смертников

Во всем мире наблюдается увеличение в геометрической прогрессии количества атак террористов-смертников, по крайней мере за последние двадцать лет. Под этим подразумевается, что член религиозной общины жертвует своей жизнью в целях нанесения вреда (смерти и тому подобного) большому числу представителей другой общины. Нет сомнения в том, что такое поведение может быть в принципе эффективной политической (и репродуктивной) стратегией, обусловленной большой пользой, приносимой «мучеником» своей общине. Но ясно и то, что такое поведение вызывает и ответную враждебность. В любом случае, террористический акт смертника служит мерой готовности общины совершить насилие по отношению к другой общине ценой собственных больших затрат.

Интересно узнать, есть ли здесь связь с религией. Недавние исследования, проведенные различными способами, предоставили нам очень интересные результаты. С одной стороны, религиозная активность способствует участию в террористических актах (и поддерживает его), с другой – она не оказывает побуждающего воздействия. В чем же разница?

Религиозность проявляется в двух аспектах: внешнем, социальном, и внутреннем, созерцательном. Относительно суицидальных состояний (палестинские исследования, прайм враждебности для израильских поселенцев) религиозная активность, участие в религиозных мероприятиях (социальный аспект) положительно коррелируют с возможностью совершения смертнического террористического акта в отличие от молитвы (интроспективный аспект). Эта закономерность проявляется во всех исследованиях. Результаты исследований по шести религиям говорят об одном: регулярное посещение религиозных служб имеет связь с возникновением враждебности по отношению к членам других религиозных общин и в некоторых случаях с готовностью стать жертвой-мучеником. Молитвенные акты не имеют такой связи. «Внешний джихад» суфиев осуществляется посредством социальных взаимодействий, «внутренний джихад», имеющий большее значение, – путем достижения независимости с помощью молитвы. Такова двойная сущность религии – эгоцентричность и враждебность вовне и созерцательность, альтруизм внутри.

Религия → самоуверенность → война

Религии вносят свой вклад в разжигание военных действий. Они поощряют развитие внутригруппового менталитета, что поддерживается характером заключения брачных союзов, повышающих степень внутригруппового родства (и понижающих степень родства с членами других групп), а также предоставляют группе основу для деятельности, заключающуюся в самообмане. Почему религии так привлекательны для своих адептов? Они дают одно неоспоримое преимущество – уверенность в себе, или самоуверенность. Убийство зачастую не только не запрещается религией (имеется в виду убийство членов других общин), но даже требуется. Убийство безбожников, иноверцев становится моральным долгом, волей Бога. Таким образом, член религиозной общины чувствует себя исполнителем Божьей воли. Скрытый смысл этого явления заключается в следовании предопределенному пути естественного отбора. Библия же предостерегает от следования этому пути: «Мне отмщение», – говорит Господь.

Глава 13. Самообман и структура общественных наук

Наши знания обладают определенной структурой. Возьмем, например, науку с ее разнообразными дисциплинами – математикой, физикой, химией, биологией, психологией и т. д. Или историю, философию, филологию, литературу, поэзию… Как самообман может влиять на структуру знаний?

Мы уже говорили об истории. В этой же главе я хочу обратить внимание на социальную биологию и другие общественные науки – экономику, культурную антропологию, психологию. Если мы много раз уже убедились в том, что самообман деформирует когнитивную функцию человека (вспомните летчиков, правительственные организации, военных лидеров и т. д.), то неужели и сами системы наших знаний деформируются подобным образом под воздействием самообмана?

У этого вопроса есть несколько аспектов, которые кажутся мне особенно важными. Во-первых, предполагается, что система знаний тем больше искажена, чем более это выгодно кому-то. Если мы пытаемся точно направить ракету или быстро передать какое-то знание, то мы обращаемся к науке, в основе которой лежит ряд постоянно и неумолимо усложняющихся механизмов обнаружения обмана и самообмана. Большой успех науки частично объясняется именно этой ее характеристикой.

Во-вторых, бросается в глаза то, что чем больше социальная составляющая науки (особенно в отношении к человеку), тем больше будут искажаться знания вследствие самообмана и тем медленнее она станет развиваться в сравнении с «менее общественными» науками. Возможно, сложность, присущая социальным явлениям, затрудняет научный прогресс, но современная физика чрезвычайно сложна, а многие из ее открытий были сделаны с применением методов, которые не подвергались влиянию самообмана. Изучение истории представляется мне нескончаемым конфликтом между несколькими честными историками, пытающимися создать правдивую картину прошлого, и целой толпой людей, которые заинтересованы в первую очередь в формировании позитивного и величественного образа своей деятельности – то есть фальшивого исторического повествования.

Есть еще один немаловажный аспект развития общественных дисциплин – вероятность того, что первичная нравственная установка по отношению к какому-либо вопросу влияет на развитие теории и знания в области этого вопроса, – то есть справедливость может предшествовать истине (и фальшивой справедливости). Давайте начнем с этой темы.

Справедливость предшествует правде?

В академических кругах распространено мнение, что теория справедливости проистекает из теории истины. Но давайте предположим, что наши моральные принципы относительно справедливости препятствуют поиску правды. Например, неосознанная предрасположенность к несправедливой моральной установке способствует возникновению когнитивного искажения в ее сторону. Поэтому «правда» по отношению к этой установке будет искажена предшествующей предрасположенностью.

Иными словами, несправедливость поощряет самообман, отсутствие осознанности и неспособность воспринимать реальность, справедливость же оказывает противоположное воздействие. Это может глубоко влиять на жизнь человека, воздействовать на социальные теории на микроуровнях – брак, семья, работа и на макроуровнях – общество, война и т. п. Мы можем быть убеждены, что наши цели являются объективной истиной, правдой, но на самом деле они происходят из наших предубеждений. Логично предположить, что предрасположенность к справедливости может быть главным помощником в правдивом объективном восприятии социальной реальности. И наоборот, предрасположенность к псевдосправедливости дает противоположные эффекты. Предрасположенность к справедливости можно использовать в защитных целях – например, в предотвращении восприятия научной дисциплиной новых знаний, но она также способна увести далеко от правды, в чем мы убедимся, когда будем говорить о культурной антропологии. Поведение, как я уже говорил, может провоцировать появление верований, убеждений, но остается открытым вопрос, что является основной причиной поведения – справедливые или несправедливые моральные установки.

Своим успехом наука обязана механизмам предотвращения самообмана

Своим успехом наука, по-видимому, в большей части обязана ряду встроенных механизмов, предотвращающих обман и самообман. Прежде всего предполагается, что любое знание должно быть очевидным. Известные математические доказательства (теорема Геделя) начинаются с объяснения того, какие символы используются и что они означают. (В противоположность этому в общественных науках целые субдисциплины могут «расцветать» на основе некогда плохо составленных формулировок.)

Предполагается, что результат научных изысканий должен быть сформулирован недвусмысленно, с применением терминов и методов, которые позволят впоследствии любому человеку воспроизвести его в полном объеме. И это является ключевым условием отсутствия искажения – возможность повторения научной работы в целях проверки результатов. Подумайте об огромном количестве фальсификаций, «уток», которые отвергаются наукой, не будучи способными преодолеть этот первый барьер (например, попытка получения атомной энергии с помощью холодного ядерного синтеза). Конечно, такие мистификации, как психоанализ, с самого начала не поощряют экспериментальные исследования. Требование точного описания научных результатов в целях обеспечения возможности их повторения применяется не только к экспериментальной работе, но и к любым способам сбора интересующих данных.

Эксперименты проводятся в контролируемых условиях – то есть определенные ключевые переменные остаются неизменными или подвергаются изменению согласно некой логике или шаблону. Затем результаты проходят статистический анализ, методы которого значительно усложнились за последние сто лет. Теперь можно провести тщательный поиск информации по очень большому объему данных. Согласно установленному правилу, результаты, частота случайной генерации которых составляет более 5 %, отвергаются как ненадежные. В случае очень важных исследований, например в области медицины, соотношение ошибочных данных не может быть больше 1 %. Наконец, чтобы сделать статистически верные обобщения, можно провести мета-анализ смежных исследований в данной области. Каждый из этих этапов уменьшает возможности возникновения обмана и самообмана. Они также позволяют ранжировать информацию по степени ее надежности (статистическая значимость) и степени эффективности (слабое/ сильное воздействие).

Решающий критерий благонадежности науки – ее способность предсказывать будущее, то есть проявление определенных, неизвестных пока факторов. Да, луч света действительно изгибается под действием гравитации (по Эйнштейну); при наблюдении затмения Солнца видимое положение звезд на небе изменилось вследствие гравитации Солнца. Тот же принцип проявляется и в гораздо меньших масштабах. Факт того, что у муравьев существует отношение вклада в самок и самцов, равное 1: 3 (в отличие от других живых существ), был предугадан только на основе знания о степени родственных связей (коэффициент родства самок муравьев, которые определяют это соотношение, к сестрам и братьям одинаков и составляет 3 в отличие от других живых существ) и подтвержден многочисленными детальными исследованиями.

Конечно, ученые могут заявлять, что их «предсказания» не основаны на каких-либо предварительных выводах или информации, хотя на самом деле эти «предсказания» являются «постсказаниями». В этом красота предсказания Эйнштейна в сравнении с предсказанием о муравьях: откуда, черт возьми, Эйнштейн мог взять предварительную информацию о видимом положении звезд на небе во время солнечного затмения более чем за 10 лет до совершения события? В противоположность этому вопрос соотношения полов у муравьев можно с легкостью изучить до формулирования своего «предсказания».

Правдивой, истинной науке предъявляется еще одно требование. По возможности любое знание должно быть основано на предсуществующем знании. Ключевые гипотезы могут входить в противоречие с более ранними знаниями или поддерживаться ими. Если же знаний по этому вопросу пока не существует, наука должна предположить, какова ценность получения этих знаний. Фундаментальные ошибки – как в науке, так и в строительстве, – являются весьма опасными. Однако во многих отраслях общественных наук существует на удивление сильное сопротивление принятию этого требования (см. ниже).

Структура естественных наук такова: физика опирается на математику, химия – на физику, биология – на химию и, в принципе, общественные науки – на биологию. Что касается последнего, это наше искреннее желание, и мы надеемся, что оно в полной мере осуществится в ближайшее время. Однако наука за наукой – от экономики до культурной антропологии – сопротивляется связи с биологией, что ведет к разрушительным последствиям. Зачастую логика основывается на чем угодно, только не на предположениях, способных пройти проверку на достоверность.

В противоположность этому математика дает физике логическую строгость, физика химии – модель атома, химия биологии – молекулярную модель. А биология? Должно быть, она многим может поделиться с другими науками, а самое важное – четко сформулированной и хорошо проверенной теорией личного интереса, а также набором экспериментальных данных, включающих сведения о многочисленных переменных факторах (иммунологических, эндокринологических, генетических), которые в противном случае остались бы невыявленными.

Чем более «общественна» дисциплина, тем неспешнее ее развитие

Физика мало способствует появлению у нас самообмана. Какое влияние окажет на нашу повседневную жизнь вопрос, является ли гравитационный эффект мюона позитивным или негативным? Да никакого. Поэтому развитие данной области знаний не подвергается воздействию обмана или самообмана – за одним только исключением. Ученые-физики склонны преувеличивать важность и ценность своей работы. Они говорят о создании «теории всего» и делают другие помпезные заявления, но их социальная полезность, как мне кажется, имеет прямое отношение к военным действиям. Основной функцией физических исследований было развитие средств ведения войны – создание мощных бомб, которые можно переносить на дальние расстояния. Когда я узнал о том, что на постройку суперколлайдера, устройства, в котором крохотные частицы разгоняются до невероятных скоростей, а затем сталкиваются друг с другом, было потрачено 9 миллиардов евро, я сразу же подумал: «Бомбы». На развитие физики, а также смежных наук тратятся ресурсы гораздо большие, чем это было бы разумно, и они растрачиваются не на создание универсальной теории.

На мой взгляд, ключом к развитию физики как цельной и сложной науки является полная ее изоляция от социальных аспектов или социального наполнения любого рода. Мне кажется, чем больше социальная составляющая науки, тем медленнее она развивается, так как сталкивается с мощными силами обмана и самообмана. Так, данные психологии, социологии, антропологии, экономики способны повлиять на наше самосознание, а значит, в самой структуре этих наук могут быть заложены обманные импликации. То же можно сказать и о некоторых разделах биологии, особенно о социальной теории и генетике человека. В основе многих заблуждений лежит одна общая черта – какая-либо функция интерпретируется на более высоком уровне, чем это оправданно (например, общество вместо индивида).

Самообман в биологии

В течение примерно одного века биологи допускали грубую ошибку в анализе развития социума. Они утверждали, что естественный отбор способствовал тому, что отражало интересы группы или вида, хотя на самом деле он благоприятствует интересам индивида (в отношении выживания и репродукции), как утверждал Дарвин. Если выразиться точнее, естественный отбор способствует изменению генов индивида, «подстраивает» их так, чтобы увеличились шансы индивида на выживание и воспроизведение.

Однако почти с того момента, когда была опубликована теория Дарвина, ученые вернулись к старой интерпретации данного вопроса (выгода для вида, экосистемы и пр.), только теперь они цитировали Дарвина в поддержку своих убеждений. Эта фальшивая теория была как раз примером социальной теории, которую легче навязать представителям определенной группы в целях повышения их ориентации на групповые интересы. Ее также можно использовать для оправдания поведения индивида заявлением о том, что его действия «обслуживают» интересы группы (например, убийство под видом контроля над численностью населения), а также для создания идеального образа бесконфликтного мира.

Возьмем, например, классический пример – убийство самцами детенышей (убийство мужчинами младенцев). Явление первоначально было детально изучено у обезьян-тонкотелов, обитающих в Индии, а сейчас наблюдается у более чем ста видов животных. Убийство самцами приемных детенышей, произведенных другими самцами (убийство мужчинами детей), было рационализировано как механизм контроля над численностью популяции, защищающего представителей вида от голода и разорения. Таким образом, считалось, что это убийство служит интересам всей группы. Естественно, это не так. Так как кормление младенца препятствует наступлению у женщины фазы овуляции, убийство младенца приводит мать «в состояние готовности» для дальнейшего воспроизводства потомства. В некоторых популяциях мужские особи убивают почти 10 % младенцев – причем при каждом убийстве «выигрывается» в среднем только два месяца материнского времени. Эти убийства не связаны с плотностью населения (как было бы, если бы они служили средством регулирования численности популяции), но они связаны с частотой, с которой мужские особи завоевывают власть в новой группе. Это исследование показывает, что в каждом поколении естественный отбор может быть причиной огромных социальных потерь в угоду мужским особям, даже если они получают не большую выгоду (два месяца времени женской особи) в сравнении с потерями женской особи (двенадцать месяцев материнства).

Известны утверждения ученых о том, что агрессия самцов, по сути, приносит выгоду виду, так как всегда лучше, если самку завоевывает более сильный из двух самцов. Но исследования не подтверждают это. Остается под вопросом, имеют ли более агрессивные самцы иные локусы генов; на этот вопрос есть свой ответ в каждом конкретном случае (особенно учитывая выбор самкой самца). Возможно, успех агрессивных самцов повышает распространение генов агрессивности, что в противном случае бесполезно для вида (или для потомства женского пола). В любом случае, самцы морских слонов, сражающиеся за самок, убивают в среднем 10 % молодняка каждый год (потомства, произведенного другими самцами), затаптывая их до смерти во время боя. В каком смысле такая агрессия полезна для вида? Уничтожают ли они таким образом слабые гены?

Также подразумевается, что близкое родство особей освобождает их от конфликтов. Поэтому коэволюция матери и детеныша якобы происходит в гармонии. Как мы убедились в главе 4, ничего подобного. Даже при формировании плаценты организм матери не «помогает» зародышевым тканям – он способствует развитию физических и химических препятствий (чтобы избежать излишнего вклада в потомство впоследствии). Подобно этому в 1960-х годах орнитологи воображали, будто птичьи семьи, за которыми они наблюдают, бесконфликтны. Вскоре ученые убедились, что это неправда, так как опыт показывал, что уровень внебрачного отцовства превышает 20 %.

Таким образом, в течение долгих лет биологами использовалась такая форма аргументации, которая помогала закрепить в сознании людей и общественных науках концепцию того, что эволюция благоприятствует изменениям, приносящим пользу семье, группе, культурной общине, виду и даже, возможно, экосистеме. Антропологи вскоре стали рационализировать войну как следствие эволюционного развития, так как она представлялась привлекательным методом управления популяцией. Отметим, что эта ошибочная аргументация не имеет отношения к несоциальным признакам. Коленная чашечка позволяет человеку стоять прямо, не затрачивая дополнительную энергию. Она эволюционировала, так как это приносило пользу индивиду, но если бы вы сказали, что она также принесла пользу и виду, то не ошиблись бы. В случае с общественными признаками все совсем по-другому. Как мы убедились, можно полностью извратить причину эволюции признака, дав ошибочное представление о его выгодности для индивидов, не учитывая его цену для других индивидов. Вместо этого утверждается, что эволюционировавший признак приносит пользу всем индивидам. Это зачастую выливается в повторное подтверждение выводов теоремы Панглосса – что «все делается к лучшему в лучшем из миров».

Подобно этому объяснение альтруизма по отношению к другим не представляет никакой проблемы для тех, кто придерживается мнения, что такое поведение выгодно для вида: до тех пор, пока выгода превышает потери, вид получает чистую выгоду. Но если рассматривать проблему на уровне индивида, объяснение альтруистичного поведения представляет собой проблему и требует особых оговорок, связанных с родственными отношениями или взаимными отношениями, которые заключают в себе конфликт. Последнее вызывает справедливое желание провести оценку невзаимных отношений, что представляется неважным, если вы придерживаетесь взгляда об ориентации эволюции на интересы группы.