Текст книги "Обмани себя. Как самообман помогает нам выжить"

Искаженные воспоминания

Во многих случаях воспоминания могут быть искажены в целях получения желаемого результата. Мы с большей легкостью запоминаем положительную информацию, касающуюся нас, и склонны либо забывать негативную, либо трансформировать ее в нейтральную или даже позитивную. Дифференцированный пересказ событий может вызвать эффект искажения воспоминаний (например, когда мы излагаем их другим людям). В одно и то же время могут возникать взаимодополняющие искажения памяти. При посещении курсов повышения квалификации люди выказывали уверенность, что их знания и навыки до прохождения курсов были менее обширными, – так они стремились создать у самих себя иллюзию прогресса. По окончании занятий они проходили тесты и спустя некоторое время «вспоминали», что получили лучшие результаты теста, чем это было на самом деле. В данном случае происходил целый ряд искажений воспринимаемой информации, включая изменение сведений о прошлом.

Воспоминания постоянно подвергаются искажению в личных целях. Зачастую мужчины и женщины склонны запоминать меньшее количество сексуальных партнеров, чем у них было на самом деле, а также «помнят» гораздо большее количество секса с каждым партнером, чем это имело место в реальности. Подобным же образом многие считают, что голосовали на выборах или участвовали в благотворительности, хотя на самом деле такого не было. Если же они действительно голосовали, то «помнят», что голосовали за победившего кандидата. Их дети зачатую кажутся им более развитыми и талантливыми, чем есть. Таких случаев не перечесть.

Несмотря на то что чаще всего воспоминания представляются нам фотографиями, четкость которых со временем теряется, мы знаем, что факты прошлого легко реконструировать и исказить. Поэтому люди постоянно создают свои собственные воспоминания, а также манипулируют воспоминаниями других. Допустим, при обследовании места преступления полицейский спрашивает свидетеля, не видел ли он здесь красную спортивную машину (такой машины на самом деле не существовало). Позже при даче свидетелем показаний может вполне оказаться так, что свидетель отчетливо помнит красную машину, проезжавшую мимо. Как я уже упоминал, дифференцированный пересказ события может повлиять на искажение воспоминаний.

Возьмем другой пример. Информация о состоянии своего здоровья очень легко искажается в памяти. Например, в ходе одного эксперимента участники подверглись тесту на уровень холестерина, а затем через один, три и шесть месяцев они прошли тесты на воспоминания. Респонденты (89 %) точно называли свою категорию риска, и воспоминания об этом параметре не изменились со временем. Однако большинство участников неправильно называли свой в два раза уровень холестерина (людей, которые его занизили, было больше, чем тех, которые завысили). Точно так же происходит и с повседневными воспоминаниями: о себе люди легче запоминают что-то хорошее, чем плохое, данные о других обычно остаются объективными.

Мы можем создавать и абсолютно фальшивые воспоминания: «Моя память настолько хороша, что я даже помню события, которых не было». Приведу яркий пример из своей жизни. В течение многих лет я рассказывал историю о том, как в 1968 году отправился в гарвардскую библиотеку за книгой, опубликованной государственным департаментом в 1948 году, соавтором которой был мой отец. В ней раскрывались подробности процедуры денацификации, которая отличалась от того, что происходило в Нюрнберге: это была сложная система дифференцированных действий. Однако такой книги не существует, ничего из указанной информации не является правдой. Но я действительно тогда отправился в библиотеку и нашел книгу, соавтором которой был мой отец. Однако она была издана в 1943 году и является небольшим экскурсом в структуру нацистских организаций на оккупированных территориях. Она едва ли могла служить началом новой истории Германии, но разве это не замечательный пример возникновения фальшивых воспоминаний?

Я добавил к этой истории несколько штрихов. Мне нравилось говорить, что я никому не верю, включая самого себя, а поэтому отправился в библиотеку, чтобы посмотреть, была ли эта семейная история правдой. Но там я понял, что даже «семейной истории» об этой книге не существовало – она всего-навсего фальшивый плод памяти (с течением времени к истории добавляются новые детали, которые затем становятся частью воспоминаний).

Воспоминания даже могут измениться на совершенно противоположные. Гор Видал вспоминает интервью с Томом Брокоу на передаче NBC «Today Show», в котором Брокоу начал задавать тому вопросы о бисексуальности. Видал отвечал, что пришел на передачу, чтобы говорить только о политике. Брокоу настаивал. Видал был непреклонен и не сдавался до тех пор, пока они не перешли к политике. Однако годы спустя, когда Брокоу спросили, какое его интервью было самым трудным, он назвал интервью с Видалом. Причиной он назвал то, что Видал хотел говорить о бисексуальности, а сам Брокоу якобы настаивал на обсуждении политических вопросов. Произошла полная подмена воспоминаний в целях «самообеления» – Брокоу лучше выглядит в глазах окружающих, будучи заинтересованным в политике, а не в бисексуальности.

Лабораторные эксперименты показывают, что в спорах с другими людьми мы склонны запоминать те аргументы, которые подкрепляют нашу точку зрения, а другие забываем. Естественно, это повышает нашу собственную самооценку. Искажения воспоминаний тем обширнее, чем больше они нацелены на поддержание своей самооценки, оправдание промахов, неправильных решений. Таким образом многим людям удается поддерживать иллюзию саморазвития, самоулучшения, ошибки приписываются не себе, а другому человеку, «которым я был раньше».

Рационализация и искаженные описания

Мы способны реконструировать внутренние мотивы и описания событий в целях рационализации своего сомнительного поведения. Например, можем приписать причины нашего поведения внешним обстоятельствам, что поможет себя оправдать.

Такие искажения информации могут возникать в неожиданных ситуациях, даже если выгода от этого не явна. Например, в классическом эксперименте участникам предлагалось пойти одним из двух путей. Доброволец заходил в помещение, где находилось два человека – инвалид и здоровый. Каждый из них смотрел телевизор. Иногда на обоих экранах была одна и та же передача, иногда разные. Участнику предлагалось сесть рядом с одним из них. Когда оба телевизора транслировали одну и ту же передачу, участники были склонны садиться рядом с инвалидом, как бы демонстрируя отсутствие предубеждения. Но если передачи были разными, участники чаще садились рядом со здоровым человеком; теперь у них появлялось оправдание – более интересная передача. Похожие исследования показали, что белые американцы помогают чернокожим американцам в равной степени, как и белокожим. Но если случай позволяет им рационализировать отсутствие помощи афроамериканцу наличием риска или дистанции с человеком, они ее не оказывают. В этом случае люди не отрицают свое поведение и не подменяют воспоминания (они отрицают разве что глубинную мотивацию действия и объясняют ее как следствие внешних обстоятельств). Рационализация как будто уменьшает их ответственность за поведение.

Вера в предопределенность событий может предоставить хорошее оправдание неправильному поступку. Возникает бессознательная защита по шаблону: «У меня не было другого выбора». Детерминистские взгляды на поведение человека могут оправдывать злонамеренные поступки. Например, в эксперименте участникам предлагалось прочитать эссе о том, как гены и окружение определяют поведение человека, – то есть их искусственно «склоняли» к детерминистским взглядам. Затем они должны были пройти некий компьютерный тест. Оказалось, что участники, прочитавшие эссе, чаще «жульничали» на тесте. Таким образом, было доказано, что при манипуляции сознанием человека (уменьшая его ощущение ответственности за поступки) можно легко спровоцировать аморальное поведение.

Предсказание будущих чувств

Мы систематически демонстрируем склонность к искажению наших предсказаний будущих чувств. Одна из главных наших ошибок – мы думаем, что наши нынешние чувства останутся у нас на долгие годы. Мы склонны переоценивать наши будущую радость или будущее горе. Получается, что мы как бы «измеряем» наши чувства в настоящем и проецируем их вперед. Мы не можем себе представить никакого «ухудшения состояния» – возвращения к обычному среднему «уровню радости»; нам кажется, что мы ни в коем случае не станем менее счастливыми, чем сейчас, или более счастливыми, если мы в депрессии.

Есть свидетельства того, что похожую ошибку мы совершаем, пытаясь предсказать чувства других людей, близких или чужих. Зачастую мы склонны переоценить эмоциональное влияние какого-либо события на будущие чувства окружающих. Но наши предсказания обычно соотносятся с предсказаниями о себе самих этих людей, хотя ни те ни другие чаще всего не имеют ничего общего с тем, что произойдет по-настоящему.

Проблема заключается в интерпретации. Некоторые видят это как самообман определенного вида, при котором мы не осознаем, как «отрегулируем» наши мысли в будущем. В этом я сомневаюсь. Мы с легкостью проецируем в будущее наше состояние, так как таким способом выражаем текущее положение дел. Словесные предсказания относительно нашего будущего ментального состояния, скорее всего, возникли эволюционно относительно недавно как результат нашей ментальной деятельности. Соответствующие способы искажения информации уже встроены в человеческое поведение, какими бы ни были наши словесные предсказания.

Конечно, есть и исключения из правила. Я помню, как три часа кряду возле клуба в Амстердаме «ухаживал» за одной нигерийской красоткой, находясь в отдалении и не решаясь к ней подойти. Уходя, она с презрением посмотрела на меня испепеляющим взглядом. Если бы какой-нибудь социальный психолог измерил бы тогда мое «аффективное прогнозирование», ему бы не пришло в голову, что воспоминания об этом останутся в моем сознании на двадцать пять лет. Наверное, я предсказал бы, что в течение года/двух весь этот вечер напрочь испарится из моей памяти.

Является ли самообман причиной всех искажений?

Важнейшим признаком самообмана является искажение информации. Он создает специальный шаблон, согласно которому в мозг поступает только информация определенного характера – обычно такая, которая поможет повысить самооценку или оправдать себя. Но есть ли такие искажения, причиной которых не является самообман? Разумеется, есть.

Рассмотрим следующее явление. Приближающийся звук воспринимается нами более близким и громким, чем он на самом деле есть; с удаляющимися звуками ситуация прямо противоположная. Это определенное искажение, и ему есть разумное объяснение. Приближающиеся объекты по существу более опасны, чем удаляющиеся, поэтому чем раньше мы их обнаружим, тем лучше. Организм, похоже, измеряет расстояния в дарвинских единицах, а не в ньютоновских.

Или другой пример. С вершины дерева расстояние до земли кажется больше, чем если смотреть с земли на верхушку. В таком искажении восприятия нет социального подтекста. Здесь вопрос самосохранения, никаких социальных манипуляций. У многих ошибок восприятия существуют невинные объяснения. Некоторые из них являются простыми оптическими иллюзиями. Это слабые места наших органов чувств: при определенных условиях система восприятия дает сбои.

Конечно, мы совершаем великое множество ошибок. Как сказал один психолог, мы можем «недотянуть, перестараться, сорваться с края, попасть пальцем в небо, проморгать, выплеснуть вместе с водой ребенка». Мы можем преувеличивать свои достижения, преуменьшать недостатки и принизить других людей. Многие из этих явлений имеют под собой подоплеку самообмана, но не все. Иногда, если мы проморгали что-то, – это значит, что нас просто нечто отвлекло; если «попали пальцем в небо» – значит, просто неправильно посчитали. В других случаях мы намеренно «выплескиваем вместе с водой и ребенка» и «попадаем пальцем в небо». Нам необходимо тщательно изучать все случаи искажения информации, чтобы понять, какие из них служат цели оправдать себя или обмануть других, а какие связаны с заранее определенным намерением.

Отрицание и проекция

Отрицание и проекция – фундаментальные психологические процессы: отрицания (удаления) информации и создания новой реальности. Одно требует другого. Проекция реальности может потребовать удаления существующей реальности, а удаление создает в реальности «дыру», которую нужно заполнить. Например, отрицание собственных преступных действий может потребовать проекции их на кого-либо другого.

Однажды (это было много лет назад) я вел машину и как-то резко повернул за угол, моя годовалая дочь опрокинулась на заднем сиденье и заплакала. Вдруг я заметил, что гневно отчитываю ее девятилетнюю сестру (мою приемную дочь) за то, что она не поддержала малышку, – как будто она могла знать, что сейчас я заверну за угол «на двух колесах». Мои резкость и грубость заставили меня осознать, что что-то было не так. Конечно, проступок ребенка в данной ситуации составлял максимум 10 % – 90 % ответственности лежало на мне. Но так как я отрицал свою, то все 100 % ответственности легли на девочку. Будто бы существует некое «уравнение ответственности», в котором уменьшение одной порции обязательно должно сопровождаться увеличением другой.

Другой, более серьезный пример отрицания и проекции относится к событиям 11 сентября. У любого большого бедствия есть масса причин, и множество сторон ответственны за него. Вполне логично, что львиная доля ответственности лежит на Усаме бен Ладене и его сторонниках, но что, если создать более объемную картину происшедшего, в которой часть ответственности ляжет и на нас (граждан США) в смысле того, что мы не смогли предотвратить катастрофу? Если бы мы были более самокритичны, что бы нам пришлось признать? Какой вклад мы, хоть и косвенно, внесли в это бедствие? Конечно, отказываясь уделять должное внимание авиабезопасности (см. главу 9), а также нашей внешней политике, мы внесли определенный вклад.

Зачастую очень трудно сделать себе такое признание, и почти никогда они не делаются публично. Однако разумные общества склонны преобразовывать свое поведение в положительную сторону. Разве нет никаких претензий к США и их разрушительной и иногда геноцидной внешней политике (Камбоджа, Центральная Африка) за последние 50 лет? Могла ли наша слепая поддержка Израиля – как и всех наших «клиентских государств» («Правы, не правы – неважно, вы все равно свои парни») – вызвать праведный гнев в других странах, например среди палестинцев, ливанцев, сирийцев? Другими словами, являются ли события 11 сентября сигналом для нас, что мы должны более критично отнестись к нашей внешней политике (с точки зрения большинства, а не обычной кучки привилегированных)? Необязательно говорить обо всем этом на публике, но можно обсуждать в своей семья, с друзьями. Более глобальный вывод таков: истребление своих врагов не всегда является лучшим ответом на их действия, но становится единственно возможным при полном отрицании своей ответственности и подавлении самокритики.

Отрицание усиливается

Отрицание со временем может усиливаться – одно влечет за собой ряд других. В экспериментах по распознаванию голоса люди не только отрицают свой голос, но и отрицают отрицание. Или, например, человек пытается доказать, что статья, соавтором которой он является, не фальшивка. Чтобы это сделать, он должен отвергнуть первые обвинения и улики, так он и поступает. Затем ему снова предъявляют обвинения. Признать поражение? Нет. Лучше снова отрицать и приводить новые доводы в свою пользу. С каждым новым «раундом» ошибка удваивается, так как человек склонен оправдывать свои предыдущие ошибки очередными фальшивыми доводами. Отрицание ведет к отрицанию, и на каждом этапе накапливаются информационные потери.

В торговле на фондовой бирже есть три важнейших правила: необходимо «сокращать потери, сокращать потери, сокращать потери». Это довольно трудно сделать, так как существует естественное сопротивление. Нам нравится извлекать выгоду. Но для этого активы надо продать после повышения их цены. Потери нужно минимизировать. Одним из способов избежать их, если цена начинает падать, – придержать активы, а затем перепродать более выгодно. Конечно, если цена неуклонно понижается, есть соблазн держать активы дольше в надежде, что цена восстановится, хотя выгоднее было бы их поскорее продать. При таком стиле торговли владелец активов оказывается в незавидном положении. Так же получается и в жизни. Люди продают хорошие активы, покупают несколько худшие, а совсем плохие склонны долго придерживать. Вместо того чтобы «сокращать потери, сокращать потери, сокращать потери».

Твоя агрессия, моя самозащита

Зачастую отрицание вкупе с проекцией тесно связано с агрессией: кто ответствен за конфликт? Мы всегда легко вспоминаем неправомерные действия противоположной стороны, но память склонна подводить нас, когда дело касается хронологического порядка событий.

В животном мире можно встретить такую аналогию. Некоторые виды насекомых притворяются, будто движутся в противоположную сторону. Например, у некоторых жуков в нижней части тела есть нечто вроде усиков, которые жук выдвигает сзади, создавая иллюзию головы. При нападении (обычно это происходит с той стороны, где расположена «голова») жук неожиданно бросается бежать в противоположную сторону. Также существуют рыбы, имеющие два больших фальшивых «глаза» на задней части тела, создающих иллюзию головы. При поиске корма рыба медленно двигается назад и при нападении с задней стороны резко уплывает вперед. Такова же и аргументация спорящих. Является ли «этот» поступок неспровоцированной атакой или защитной реакцией на неспровоцированную атаку? Является ли «это» причиной поступка или же все совсем наоборот? «Мама, он первый начал!» – «Нет, это она начала!»

Когнитивный диссонанс и самооправдание

Когнитивный диссонанс – это внутреннее психологическое противоречие, которое ощущается как состояние напряжения или дискомфорта разной степени интенсивности. Поведение человека часто направлено на его уменьшение. В этом случае у индивида в сознании одновременно присутствуют две идеи (убеждения, отношения), которые не согласуются друг с другом: «Курение убивает, а я выкуриваю по две пачки в день». Противоречие можно устранить, бросив курить или же рационализировав эту привычку: «Сигареты успокаивают меня и предотвращают набор излишнего веса». Большинство людей прибегают ко второму способу: находясь перед лицом сложного выбора, начинают придумывать себе различные оправдания. Но иногда есть только один путь, так как плата уже была отдана: можно либо рационализировать ситуацию, либо смириться с правдой.

Классический пример. Участников эксперимента разделили на две группы. Одна состояла из людей, которые были готовы пройти некий сложный тест, чтобы вступить в группу, а другая – из тех, кто готов был заплатить небольшую плату. Затем каждого просили оценить группу по видеозаписи общей дискуссии, причем она нарочно проводилась в очень скучном и сбивчивом ключе. Те, кто проходил сложный тест, чтобы попасть в группу, оценивали ее более позитивно, чем те, кто заплатил небольшую сумму денег. Последние отзывались о дискуссии как о скучной и бесполезной, а об участниках – как о непривлекательных и унылых людях. Именно так все и выглядело на пленке. Однако тем, кто «заплатил» больше (им нужно было прочитать отрывок сексуального содержания вслух на публике), дискуссия показалась интересной, волнующей, а люди – привлекательными и умными.

Какой же во всем этом смысл? Как мы знаем, сознание стремится к такому ходу событий: «Без труда не вытащить трубку из пруда». С помощью экспериментов мы сформулировали правило: чем больше «труда и боли», тем больше в дальнейшем оправданий для увеличения видимой выгоды. Плата уже внесена, получить ее назад невозможно, зато можно создать иллюзию меньшей платы или большей выгоды. Мы как бы пытаемся получить плату назад «психологическим способом».

Вышеописанный эксперимент повторялся много раз, и результат был одинаковым. Но причины такого поведения людей все еще не до конца поняты. Конечно, сознание старается быть «последовательным»: чем больше оно старалось, тем большую выгоду хочет получить. Но поразительно, что люди почти не осознают этого процесса. Даже когда участникам эксперимента объяснили, что происходит у них в подсознании, и предоставили им свидетельства индивидуального искажения, они продолжали утверждать, что к ним это не относится. По их словам получается так, что если они не осознают наличия манипулятивного фактора, то его нет вообще.

Необходимость уменьшить когнитивный диссонанс сильно влияет на то, как мы реагируем на новую информацию. Наши шаблоны мышления кажутся нам единственно правильными, и мы склонны игнорировать ту поступающую информацию, которая нарушает внутреннее спокойствие. Это явление так распространено, что мы даже можем дать ему название – «предвзятость подтверждения». Как сказал один британский политик: «Я рассмотрю любые дополнительные свидетельства в подтверждение мнения, к которому я уже пришел».

Наша склонность рационализировать так сильна, что противоречащие доводы немедленно уничтожаются. Например, президент Франклин Рузвельт выселил сотни тысяч американцев японского происхождения с насиженных мест и подверг их интернированию до конца Второй мировой войны, рационализируя свою политику опасением, что эта группа населения в будущем может совершить вероломные действия по отношению к Америке. Однако никаких доказательств вероломства не было представлено, за исключением фразы одного американского генерала: «Сам факт отсутствия диверсии является явным подтверждением того, что эта диверсия скоро произойдет».

Как мы уже видели ранее (эксперимент, в котором принимали участие сторонники и противники высшей меры наказания), если людям с устоявшимися взглядами предоставить сбалансированный набор доказательств в пользу двух противоположных точек зрения, это не обязательно сплотит их, скорее даже наоборот. Факты, поддерживающие противоположную точку зрения, только способствуют укреплению собственных предубеждений. Это приводит к тому, что люди с устоявшимися предвзятыми суждениями являются менее информированными и более невежественными. В одном из экспериментов участникам была предоставлена политическая информация, которая поддерживала их собственные взгляды, но являлась заведомо неверной, а затем эти факты были опровергнуты. Большинство людей еще сильнее уверились в своих взглядах после опровержения.

Одним из важнейших факторов воздействия на когнитивный диссонанс является пострационализация решений, которые нельзя отменить. Например, во время психологического эксперимента женщин-участниц попросили оценить некий набор домашней бытовой техники по признаку большей привлекательности, а затем предложили выбрать из двух «одинаково красивых» вещей одну. Позднее они же оценивали ту вещь, которую выбрали, как более привлекательную по сравнению с той, которую они отвергли. В этом исследовании ясно прослеживается то, что людям больше нравятся вещи, к которым они уже сформировали положительное отношение. Чаще всего им больше нравится определенная вещь, если они не могут вернуть ее назад.

Крайний случай попыток уменьшения когнитивного диссонанса встречается у людей, приговоренных к пожизненному заключению без возможности досрочного освобождения (например, срок за убийство супруги с применением ножа). Очень немногие из них признают, что их поступок был ошибкой. И даже наоборот, они бывают очень агрессивны в своей защите: «Я бы сделал это опять, она получила то, что заслужила!» Убийцы не могут не проигрывать эту сцену в своей голове снова и снова: они представляют, как страдала жертва, как ей было больно, никто не пришел ей на помощь и т. д. Они пытаются в своих глазах оправдать поступок, который вызвал крайне негативные последствия для них самих и который они не могут изменить. Поэтому им суждено бесконечно оживлять в памяти те моменты, которые кажутся им приятными.