Текст книги "Симбиоз"

Не сопротивляясь, я нырнула под его руку, и, вопреки тревожным ожиданиям, она отнюдь не показалась мне холодной, как несколько часов назад на Сан-Клементе. Покров Денницы, отпечатавшийся на его шее, будто бы побледнел, и поблек во власти дневного света алый ореол в глазах, – внешние дефекты страшили меня лишь потому, что напоминали о возможных внутренних, и когда я позволила себе поверить, что внутренних не произошло, они перестали быть различимыми. Франциско гладил меня по голове и целовал в ресницы, снимая с них слезы, которые все же просочились, пока я говорила об отце и Рене. Как только он почувствовал, что я, балансировавшая последние несколько минут на грани истерики, в достаточной мере успокоилась, сжал меня крепче, и от одежды моей очень скоро ничего не осталось.

В этой близости было много противоречивого, неуместного и важного одновременно. Первые минуты мы оба держали глаза открытыми и старались не отрывать их от лиц друг друга надолго; я прислушивалась к каждому ощущению, даже к ноющей тяжести в области талии, где располагалась рука Франциско, сдавливающая без общепринятой осторожности, едва ли не до боли, и видела, что он тоже наблюдает: за мной, за собой и вообще за всем, что происходит в комнате. Вряд ли кто-то из нас знал наверняка, подтверждение чему пытался найти, однако обоим вскоре надоело тратить драгоценное время на сомнительные проверки. Я поняла это по полностью переменившемуся ритму, по тому, как расслабился Франциско, и тогда, наконец, позволила себе задышать свободно.

– До сих пор сомневаешься?

У меня не вышло ответить сразу: едва открыв рот, я подавилась собственным непроизвольным стоном. Франциско чуть отстранился, и на губах его заиграла лукавая улыбка, такая знакомая и теплая, что внутри все затрепетало.

– Нет.

*** Год спустя ***

Прогулочная коляска была стального серого цвета. Так захотел отец ребенка, не позволив жене выбрать оттенок понежнее. Высокая, маневренная и с большим капюшоном, защищающим от прямых солнечных лучей – в ней и я с радостью прокатилась бы.

– Хочешь еще погулять, Джо?

Маленький человечек с темно-зелеными глазами вытянул вперед обе руки и беззвучно распахнул рот. Я сочла это за знак согласия.

– Давай… а вон и папа идет, смотри.

Человечек, разумеется, не посмотрел, зато я смерила приближающегося Нари укоризненным взглядом. С недавних пор он взялся носить короткую стрижку, и она, по моему личному мнению, не слишком ему шла: делала старше и обнажала чересчур вытянутый череп.

– Опять? Разве с признанием симбионтов у тебя не должно было стать меньше работы?

– Меньше? – рассеянно переспросил он. – Да ее больше, чем когда-либо. Раньше как было: использовал способность на людях – тюрьма. Теперь поди разберись, имело место нарушение или нет…

– Не жалеешь, что занял должность старшего помощника?

– Нет. Командировки, конечно, выматывают, но я чувствую, что приношу огромную пользу. Именно ради этого чувства я и поступал в Академию.

Мы помолчали, глядя в разные стороны, потом я вновь повела коляску вперед. Нари засеменил следом, пытаясь не выпускать из глаз маленького человечка, чье фарфоровое личико торчало из-под глубокого капюшона, и дисплей своего телефона одновременно.

– Отвлекись ты. С дочерью ведь вышел погулять.

– Ты говоришь, как Мерилин.

– Ругаетесь?

– Не так редко, как хотелось бы.

– Ее можно понять, – поразмыслив, я со вздохом добавила. – И тебе тоже можно. Давай я посижу с Джо на следующих выходных? Вы с Мерилин съездите в кино, в кафе – куда захотите.

– Спасибо.

Мы двинулись вдоль озера, чистого и неподвижного, как никогда походящего на зеркало. Коляска ехала плавно и тихо, и вскоре маленький человечек в ней задремал.

– Как там Дакота?

– Трудится в поте лица, – отозвался Нари.

Судя по тону, своим подчиненным-симбионтом он был весьма доволен. Дакота изъявил желание работать на ФБР сразу, как закончилась война, и после долгих совещаний, звонков, сомнений и согласований его приняли. Теперь он, как когда-то Джованни Махоун, награжденный посмертно бесчисленным множеством орденов и медалей, полноправно участвовал в операциях по задержанию бывших последователей Питера. Таковых, к сожалению, оставалось еще очень много.

Основные опасения были связаны с убийцей Николь и Себастьяна, Эриком Маршаллом, тренировавшим армию Питера и канувшим в воду с того самого дня, как я упустила его на Сан-Клементе. Надежд, что он нашел себе тихую гавань и живет теперь нормальной жизнью, никто не питал: отсидевший несколько лет на Сан-Клементе, лишенный голоса и потерявший всех родных, он вряд ли мог просто отпустить свой гнев на людей. Именно в нем видел главную угрозу для установившегося хрупкого мира Франциско, и именно из-за него Габриэль первое время категорически отказывался выходить на улицу.

– Вы знаете, что он сделает со мной, если поймает? – вопил он. – Я никчемный, жалкий, слабый человечишка, подставивший всех в решающий момент!

– Ты никого не подставил, Гэб, – отвечал ему Франциско. – Я одолел тебя в равном бою и забрал твоего демона – это все видели.

– Он не будет даже слушать! Он придет за всеми нами!

Я старалась не поддаваться панике, хотя подобные мысли иногда посещали и меня. Однако, в отличие от Габриэля, тяжело переживающего лишение симбиоза, к которому за десять лет он привык, как к своему имени, рядом со мной находился могущественный друг, на чью помощь я всегда могла рассчитывать.

Аббадон скользил рядом с коляской, похожий на грозного крылатого охранника. При Нари я по привычке старалась с ним не разговаривать.

– Август действительно устроил Палмера-младшего тюремщиком?

– Звучит дико, но да, – я усмехнулась, вспомнив, как яростно Габриэль отказывался, когда ему впервые предложили вернуться на Сан-Клементе в качестве надзирателя. – Хотя он сопротивлялся.

– Следить за бывшими союзниками – еще бы он не сопротивлялся. Не представляю, как вы его уговорили.

– Сыграли на его самолюбии. Думаешь, ему нравилось сидеть дома без дела? А там за счет своих специфических знаний он сразу стал важной шишкой. Нашлись навыки, которые он смог применить и будучи простым человеком, – полагаю, сейчас он даже рад, что Франциско обратился к Августу, хотя и никогда не признается.

– Только потому, что он стал «простым человеком», я и позволил ему остаться на свободе.

– Знаю. Спасибо тебе за это. Вы с Августом очень много сделали для нас.

– Не больше, чем вы для нас. Для всего мира.

Я смущенно опустила глаза. Мне до сих пор не верилось, что именно наш вклад имел первостепенное значение в разрешении этой кризисной ситуации. Наедине с собой я, пожалуй, готова была признать некоторые свои скромные заслуги, но лишь определенные и малосущественные, а при посторонних и вовсе мгновенно терялась и заливалась краской.

Из участия в войне симбионтов на этот раз не стали делать тайну: после публичного выступления Питера ее попросту не удалось бы слепить достоверной. И все же первые полгода про меня, Франциско, Люка и Дакоту практически не вспоминали. Мы помогли – нам подарили свободу, и все были довольны. Потом ситуация коренным образом переменилась. Вопросы лились ручьем, а уклончивые ответы лишь порождали любопытство. Люди хотели знать о симбионтах больше; чтобы угомонить пересуды, было решено бросить на амбразуру нас четверых. Наречение героями, приглашения на светские мероприятия, на телевидение, даже на чай с президентом – из всех соглашался только Дакота, и то неохотно, исключительно ради карьеры.

Многие карты были выброшены на стол лицевой стороной вверх, и лишь один секрет правоохранительные структуры решили сохранить. Симбиоз был окрещен редчайшей мутацией, способной проявиться в любом возрасте и при любых обстоятельствах в случае наследственной предрасположенности. Что важно: проявиться безо всяких внешних факторов воздействия. Упоминания о демоническом камне были запрещены. Сказки и легенды о нем так и должны были остаться сказками и легендами. Франциско сразу согласился подписать бумаги о неразглашении. Он заверял министров, руководителей, директоров и прочих господ в элегантных костюмах, представляющих важные должности, что «слезы Преисподней» больше не существует. Что она сгинула вместе с Питером, рассыпалась пеплом где-то на Сан-Клементе.

Правда предназначалась лишь для малочисленной группы избранных.

– Камень еще у Франциско?

– Да.

– Вы не думаете… – Нари суетливо оглянулся, – где-нибудь спрятать его? Запереть за пятью замками, бросить в Марианскую впадину?..

– Поверь, надежнее, чем у Франциско, не будет нигде.

В нашем мире не осталось ни одного верховного демона, а значит, способа избавиться от «слезы Преисподней» отныне не существовало. Хотя Франциско искренне верил, что в момент его смерти Денница освободится, и он успеет передать ее ему. Аббадон эту теорию воспринимал скептически. Он без устали напоминал, что гибель Питера не повлекла за собой освобождение демона Бериота, и вряд ли в нашем случае получится иначе.

– Она такая крошечная.

Я склонилась над посапывающей в коляске девочкой, названной в честь бывшего руководителя Нари, которого тот, несмотря на все их разногласия, до самого конца считал образцом для подражания. Над Джоанной Риверс.

– Ей скоро уже полтора месяца будет.

– У твоей дочери будет самое веселое детство из всех, обещаю, – кончиком пальца я дотронулась до ее мягкого лобика.

– Уже представляю.

– Что именно?

– Как она, подросшая, бегает за тобой и просится полетать.

Я широко улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается волна удовольствия. Да, мне очень хотелось, чтобы так и было.

– Во сколько Франциско заберет тебя?

– Часа через два, но я, наверное, пойду уже сейчас. Хочу заехать… по делам, в общем.

– Подожди, я позвоню Мери, и отвезу тебя, – Нари сразу понял, о каких делах речь.

Бывая в Далласе, я просто не могла не зайти на кладбище.

– Не надо. Ты редко бываешь дома, вот и проведи там хотя бы один полный день. Кстати, почему вы решили пустить корни именно в Далласе?

– Сперва так в очередной раз получилось по работе, затем… прикипел я, что ли. Еще давно, когда ты мне здесь все показывала.

Мы переглянулись и коротко рассмеялись. Не возникло никакой неловкой паузы, не полезли в голову непрошеные мысли, что было бы, если бы тогда мы все же решили быть вместе; казалось, нет ничего естественнее, чем наша с Нари дружба. Мы уже много раз доказывали друг другу свою преданность, свое безоговорочное доверие, и я знала, что в Далласе, несмотря на продажу отцовской квартиры, давно уже очищенной от следов пожара, и тяжелые воспоминания, есть место, в котором меня всегда будут ждать.

– Ты-то не собираешься возвращаться? У тебя же учеба вот-вот начнется.

– Нет, хочу остаться в Монтгомери. Франциско будет делать мне порталы в университет.

– Каждый день? – нахмурился Нари. – Разве вам это не вредно?

– Кому как, – уклончиво ответила я. – Передавай Мери привет, хорошо? Увидимся через неделю.

Выбравшись из парка, я достала телефон, чтобы заказать такси. Можно было воспользоваться крыльями – эту способность официально внесли в список разрешенных, с поправкой на высоту, которая не должна была превышать заявленную, и удаленность от аэропортов, но ориентироваться в городе, созерцая его сверху, у меня по-прежнему получалось плохо.

Учеба и впрямь должна была начаться с понедельника. Я сумела восстановиться в университете, но из-за пропущенного года больше не имела возможности посещать занятия вместе со своими старыми друзьями: они уже перешли на заключительный курс. И все равно я с нетерпением ждала встречи с ними, хотя бы мимолетной, хотя бы на обеденном перерыве.

Франциско появился на кладбище ровно в шесть вечера, как и обещал. Я частенько подшучивала над ним, мол, открыв для себя безграничный запас порталов, он может теперь вообще не шевелиться и стать толстым и ленивым; он подыгрывал, хотя на деле использовал их достаточно редко. Не говорил, почему, но я догадывалась, что дело в Питере, который любил делать порталы под каждый свой шаг и на которого он старался не походить даже в мелочах.

Порталы, к слову, попали в список запрещенных способностей, однако далеко не все симбионты умели обращаться с ними, и потому проблем с этим у ФБР практически не было. После выхода декларации для симбионтов я сразу заявила Нари, что мы с Франциско не готовы полностью отказаться от столь выгодного способа перемещения; в течение двух месяцев он беспрестанно ворчал, а затем успокоился: ему и самому было выгодно, что расстояние не влияет на частоту и удобство наших встреч.

Знал про наши маленькие привилегии и Август Кокош, которому после битвы на Сан-Клементе присвоили звание майора. Это был единственный человек, с кем острый на язык Габриэль не позволял себе спорить, и единственный представитель вооруженных сил, завоевавший доверие Франциско. Он сделался желанным гостем в нашем доме – доме, принадлежавшем раньше Бенедикту. Как выяснилось позднее, он написал завещание, где указал наследниками своего имущества Франциско и Гвинет, – тех, кто рисковал оказаться на улице после войны. К несчастью, девушка погибла на острове, как и он сам, но тот факт, что он подумал и про нее, оставшуюся чужой для большинства в группе, делал ему огромную честь.

Впрочем, всем нам и так было прекрасно известно, каким человеком был Бенедикт. Я поднялась с земли, чтобы поприветствовать Франциско.

– Как дела у Нари?

– Хорошо. Ты должен пойти со мной на следующих выходных: у них с Мери такая красивая девочка!

– На следующих не могу, – покачал головой Франциско. – Мы с Люком собирались проверить Гренландию.

Я помрачнела и опустила взгляд на низкорослую траву.

– Рано или поздно Дакота найдет его. У него теперь связи, возможности – зачем еще и вам тратить свое время? Здоровье? Ты же помнишь, какие проблемы были у Люка после Сан-Клементе…

– Потому что мне пришлось сообщать Дэниз, жене Себастьяна, что он больше не вернется, – резко ответил Франциско. – Потому что Николь умерла. Потому что Эрик расчётлив и опасен, – я поежилась, и он мгновенно смягчился. – Не волнуйся, Люк чувствует себя гораздо лучше. Годовой перерыв поставил его на ноги. Идем домой?

Я в последний раз посмотрела на два маленьких белых надгробия из мрамора и отвернулась. Жаль, их не удалось расположить рядом с третьим. С маминым.

Портал Франциско перенес нас во двор с одиноким кустарником, хлипким забором и старой калиткой. Уже несколько месяцев миновало, как мы перекрасили дом в серо-зеленый цвет, чтобы он сливался с соседским садом, заменили оконные стекла, сделали ремонт во всех комнатах и кухне, но именно двор мне захотелось оставить без изменений.

– Вернулись? Вовремя, я есть хочу, – раздался вызывающий голос, как только мы переступили порог. – Да, есть. Если вы не забыли, моему ничтожному организму теперь требуется завтрак, обед и ужин!

– Гэб! – радостно воскликнула я, взбегая по лестнице. – Откуда ты здесь?

Габриэль вышел из комнаты с пультом от игровой приставки, которую я подарила ему очень давно, еще когда он мучился от безделия, и с ворчанием подставил лицо, позволяя чмокнуть себя в небритую щеку. Он по-прежнему чуть прихрамывал на правую ногу: после битвы за Сан-Клементе она оказалась сломана в нескольких местах, и долгое время ему приходилось использовать костыли. Этот период стал настоящим испытанием и для него, и для нас. Отвращение к собственной слабости делало его еще более несносным, чем обычно; в какой-то момент мне даже показалось, что он готов свести счеты с жизнью, и тогда я в панике побежала советоваться с Франциско, как же уберечь его от необдуманных поступков. Он, тщательно поразмыслив, обратился к Августу. Теперь Габриэль работал в тюрьме, куда раньше страшился попасть. Мы не виделись уже несколько недель, потому что нас с Франциско, как и любых гражданских, больше не допускали на тщательно охраняемую территорию Сан-Клементе, а у него редко получалось вырваться.

– Мне дали отпуск, который, кстати, скоро закончится, потому что я почти двое суток до вас добирался. Вот если бы можно было использовать портал…

– Никаких порталов, Гэб, – отрезал Франциско. – Я не дам тебе камень, и закончим на этом.

– Почему?! – мгновенно взвился тот. – Я поклялся тебе, что буду послушным, как ваш Дакота, выслуживающийся перед людьми! Что никому не причиню вреда! Как ты можешь бросать меня в таком положении, практически оставлять калекой, когда у тебя на руках есть лекарство?!

– Гэб, Нари отправит тебя за решетку, если ты вновь станешь симбионтом, – примиряюще заметила я. – Зачем оно тебе сейчас? Чтобы не испытывать голод?

– Он ни о чем не узнает! – парировал Габриэль.

– Да? А что насчет Августа?

Услыхав имя грозного майора, которого он втайне опасался и перед которым ежедневно отчитывался на Сан-Клементе, Габриэль скис и произнес уже гораздо менее резким голосом:

– Андреа, войди хоть ты в мое положение.

– Я понимаю, Гэб, правда. Но тебе не кажется, что ты уже почти научился обходиться без кровавых подношений? Посуди сам: у тебя есть работа, на которой ты добился уважения своими знаниями, а не силой, и на которой к твоему мнению прислушиваются; есть возможность жить без оглядки на прошлое и свободно перемещаться по улицам – те же симбионты, в отличие от тебя, вынуждены тратить много времени и нервов на регистрацию и ежемесячные проверки. В конце концов, у тебя есть семья. Мы всегда будем поддерживать тебя, Гэб. Неужели ты хочешь отказаться от всего, чего достиг своими руками и своей головой, в угоду зависимости от симбиоза?

Габриэль с сомнением нахмурил бесцветные брови. Он растерял пламенное желание спорить, хотя упрямый огонек в его глазах так и не погас. Я потрепала его по голове, обрадованная тем, что мои доводы возымели хоть какой-то эффект.

– Пошли, обыграю тебя в гонки.

– Ты? Меня? Если только с помощью своего демона.

Эпилог

Стояла глубокая ночь. Прохладная, беззвездная; такая ночь, в которую удобнее всего слушать. Слеза впервые заговорила, когда с гибели верховного Дентары Анто миновало тринадцать месяцев, и с каждым новым днем голос ее звучал все громче и отчетливее. Громче для Аббадона – люди не могли разобрать ее речь, хотя Франциско порой ощущал легкие вибрации, которым, впрочем, не придавал значения. Вот и сейчас он проснулся, сам не зная, почему. Аббадон перевел на него тяжелый взгляд.

– Вам с Андреа нужно быть осторожными. Нарушенные мной и Мантрэссапой ключевые запреты, приведшие к гибели верховного, принесли свои плоды. Слеза больше не ищет людей – она указывает на свое местоположение демонам.

– Зачем?

– Мне это неизвестно. Раньше она разговаривала только в Инкхигхаиме. Раз теперь ее слышно здесь… возможно, наши миры наслоились друг на друга.

– И чем нам это грозит?

Аббадон взмахнул крыльями, спускаясь с потолка, и приблизился к кровати, где мирно посапывала Андреа и сидел с серьезным лицом Франциско. Он дотронулся чешуйчатой рукой сперва до нее – она не проснулась. Затем потянулся к нему. Длинные синие когти должны были пройти насквозь, и человек, и демон этого ждали, но по истечении секунды оба отпрянули друг от друга. Франциско округлил глаза.

– Я почувствовал. Будто бы порыв ветра… как же так?

– Если миры и впрямь наслоились, вскоре мы перестанем быть для вас призраками.

– Через сколько?

– Несколько лет у вас точно есть в запасе. Быть может, я ошибаюсь, и этого не произойдет никогда.

– Тогда не говори ей. Она заслужила отдых.

Аббадон еле заметно опустил подбородок, выражая свое согласие, и вспорхнул обратно к потолку, чтобы вновь перевернуться вверх ногами и продолжить вести дозор над своим симбионтом, с которым он решил остаться ровно на столько, сколько позволит ему его самый длинный путь.