Текст книги "Симбиоз"

– Ничего себе, – присвистнул Логан, когда я отмотала и оторвала длинную полоску марли. – А дефибриллятора у тебя, случайно, не найдется? Кажется, после старины Беннета мне требуется разряд.

Я собиралась ответить, что полный набор забыла дома, но не успела: будто из-под земли передо мной выросла Виктория, длинноногая, как паук-сенокосец, и деловито выхватила бинт.

– Я помогу. Ник, давай руку.

Сперва раздосадованная ее вмешательством, я, однако, велела себе успокоиться. Для нее эта перевязка имела значение куда большее, чем для меня, а чтобы просто потянуть время, можно было придумать и что-нибудь другое. Я закинула сумку на плечо, глянула на Аббадона – тот не проявил к крови Ника никакого интереса – и медленно побрела к выходу из аудитории.

* * *

Нари выглядел официально, как в день нашего знакомства, и хотя это мне не понравилось, нужно было признать, что костюм все же был лучше, чем форма его ведомства, в которой я так боялась его застать. Шаг мой окончательно превратился в черепаший – приближаясь к нему, я старалась смотреть куда угодно, лишь бы мимо его глаз, и судорожно вспоминала, какую именно бумагу Николь советовала не подписывать.

– Привет, – Нари окинул меня тревожным взором. – Рад, что ты в порядке.

– Да…

– Залезай в машину, у нас много дел.

– Очень много? – упавшим голосом переспросила я, с неохотой падая на кожаное сиденье.

– Достаточно, – отрезал он. – И начать придется с неприятного.

Я стиснула ладони в замок и уложила их себе на колени – мне вдруг остро захотелось, чтобы в салоне очутился Аббадон. Уменьшился в размере, что уже проделывал у меня дома, и забрался на заднее сиденье; чтобы хоть кто-то присутствовал при этом разговоре, чтобы я была здесь не одна.

– Как так вышло, Андреа? Мы с твоим отцом не покладая рук работали над тем, чтобы изловить преступника. Опасного и хитрого, о чем я не раз тебя предупреждал. И вот спустя месяцы выясняется, что ты общаешься с ним, более того, ты вмешиваешься в операцию по задержанию, хватаешь предметы, о которых ничего не знаешь…

– Почему же, я знала, – слабо возразила я. Поерзала и добавила еле слышно. – Жаль только, что правду открыл мне не ты.

– Распространяться об истинной проблеме одержимых строго запрещено, – Нари нахмурился, не ожидав от меня ответного обвинения. – Будь ты хоть женой, хоть матерью, хоть священником – я не мог тебе сказать.

– Мне не нравится такое определение. Ты ведь знаешь, что мы никем не одержимы!

– Хорошо, о проблеме симбионтов.

– Зачем нужно было обманывать? Называть это психическим заболеванием? Объяснил бы, что секретная информация…

– Заболевание – официальная версия, которой отныне будешь придерживаться и ты. Если сестра или друзья, или соседка поинтересуются твоим мнением, ты озвучишь именно ее. Люди побаиваются психов, а секреты манят их испокон веков. Поняла меня? – я понуро кивнула, и Нари чуть смягчился. – Андреа, мы с тобой оба не выше закона. Ограничения о неразглашении придумали не просто так, их необходимо соблюдать, чтобы обеспечить безопасность нашим близким. Я очень надеялся отгородить тебя от этого.

– Что теперь будет? – впервые за четыре дня я ощутила нечто похожее на голод. – Вы не позволите мне жить, как раньше? Не позволите вернуться домой? Посадите куда-нибудь, где будете долгое время наблюдать за мной?

– Не говори глупостей. Тебя поставят на учет и сразу отпустят. Вся процедура займет не больше пяти часов. Вчера в Даллас прилетел Джованни – начальник штаба и старший помощник директора ФБР. Очень важный человек, – уточнил он, встретив мой неуверенный взгляд. – Тебе придется с ним побеседовать.

– Сейчас?

– Да.

Мы немного помолчали. Я позволила себе расцепить руки и чуть расслабиться: судя по выбранному Нари направлению, дорога лежала в полицейский участок, а поездка туда предвещала мне максимум неприятное столкновение с отцом. В воображении, вдоволь разгулявшемся на подготовительном занятии профессора Беннета, все было гораздо страшнее: там Нари приезжал в окружении других сотрудников ФБР, обязательно вооруженных, надевал на меня околиозную маску, как бы она ни выглядела, и увозил в какую-нибудь секретную лабораторию.

– Я только до сих пор не могу взять в толк, – прервал Нари затянувшуюся паузу. – Почему ты покрывала Франциско, зная, что он в розыске?

– Он привел неопровержимые доказательства.

– Доказательства чего?

– Того, что ты соврал насчет него. По меньшей мере один раз, – я приникла к окну. – Мне хотелось разобраться.

– И как? – было заметно, что Нари рассердился. – Много что удалось разобрать?

– Достаточно, чтобы понять, что он не представляет опасности для меня и моей семьи.

– Опрометчивый вывод. Он говорил тебе, что приговорен к пожизненному сроку на Сан-Клементе? Говорил, почему? Конечно, не говорил, иначе ты бы трижды подумала, прежде чем иметь с ним дело. Десять лет назад разразилась война, подробности которой мало кому известны, потому что в ней фигурировали симбионты. Пожалуй, я даже не нарушу правила, рассказав тебе, ведь ты больше не относишься к числу неосведомленных. В войне я не участвовал, тогда еще только собирался поступать в Академию ФБР. Уже после ее окончания, отобравшись в группу, специализирующуюся на симбионтах, я пролистывал отчеты погибших разведчиков, стараясь как можно лучше изучить врага изнутри. Там были снимки с места событий, списки пострадавших, внешние признаки преступников, и знаешь, что запомнилось мне больше всего? Фотография тощего мальчишки, крылатого, с когтями и красными фонарями вместо глаз, стоящего среди груды обгорелых развалин, а под ними – изувеченные человеческие тела. Перечислить тебе его приметы?

Я очень быстро качнула головой и стукнулась лбом о стекло. Отодвинулась с досадой и посмотрела на Нари.

– Почему? – он, казалось, уже не мог остановиться. – Боишься разочароваться в своем новом друге? Который и стал-то таковым исключительно ради того, чтобы беспрепятственно проникнуть в кабинет шерифа округа.

Я рассеянно бегала глазами по его лицу, тщетно пытаясь установить былую неуловимую связь, которая присутствовала с самого первого дня, как мы познакомились, помогая нам с легкостью понимать друг друга.

– Что?

– Немногие симбионты способны столь искусно перевоплощаться в других людей. Перевоплощаться так, чтобы поверили даже близкие; это кропотливый труд, ведь нужно учитывать пропорции фигуры, манеры поведения и, разумеется, тембр голоса, – нам пришлось бы очень сложно, если бы все симбионты умели, как Франциско, подражать чужим голосам. Сколько он изучал тебя, чтобы обвести вокруг пальца мистера Фишера? Месяца хватило?

У меня не было никакого лунатизма. Разумеется, не было, и как я сразу не поняла, ведь это было так очевидно! Прошлым утром я не приходила к отцу на работу. Приходил кто-то другой.

– Что? – с нажимом повторила я, хотя прекрасно слышала каждое его слово.

– Мне нужна была помощь твоего отца. Я передал ему важные материалы, касающиеся пособников Франциско, чтобы он подключил своих подчиненных. Вчера Франциско уничтожил эти материалы. С нововведениями в системе безопасности ему ни за что не удалось бы провернуть такое, но он нашел единственную возможную лазейку, которую я не учел. Мистер Фишер позволил впустить его безо всяких проверок. Тяжело заподозрить дочь в том, что она всего лишь качественная копия.

Бурная речь его, наконец, обрела смысл, и я снова отвернулась, потому что мне нечего было на нее ответить. Зеленый пейзаж за окном все чаще перебивался вертикалями кирпича, от однотипности которых становилось тошно. Весь город мне в момент опротивел, и очень сильно захотелось домой. К Рене. Я с ожесточением прокручивала в голове слова Николь, которым прежде не придавала никакого значения, про то, что Франциско облегчил им с Бенедиктом жизнь. Подвох все же существовал – я ждала его, искала в каждом движении, но, как выяснилось, совершенно с противоположной стороны, ведь раньше мне казалось, что использовать меня попытается именно Нари. Переживая осмысленную и вполне контролируемую симпатию к нему, я все равно готовила себя к его резкой отстраненности, холодности и даже исчезновению, но не задумывалась, что будет, если удар нанесет не он, а Франциско. И удар этот оказался гораздо болезненнее.

Нари притих, видимо, догадавшись, что мне нужно время, чтобы переварить все услышанное. Раздражение его отпустило, он сделался прежним: осторожным в высказываниях, чутким и доброжелательным. Однако это было совершенно бессмысленно, ведь ничего больше нельзя было вернуть в привычное русло. До самого полицейского участка – сорок минут пути – мы почти не говорили.

По прибытии я выбралась под мягкое июньское солнце, постояла, опустив глаза, и вскоре почувствовала, как Нари дотрагивается до моего плеча.

– Андреа, я понимаю, что настал не самый простой для тебя период…

– Нет! – тотчас ощетинилась я. – Пусть ты теперь думаешь про меня по-другому, но в моей жизни ничего не изменилось! Я в порядке!

Аббадон неожиданно выплыл из-за плеча, нарочито вальяжно стрельнул алыми глазами, будто желая напомнить о своем присутствии, однако я успела закончить свою тираду прежде, чем засомневалась в ней. Нет, конечно, многое изменилось. Я с радостью поплакалась бы Рене или даже Франциско, не будь он последним негодяем на земле, а вот жалость со стороны Нари почему-то была мне в тягость.

– По-другому? – он посмотрел с удивлением. – Я не хотел для тебя этой участи, но вовсе не изменил свое отношение к тебе. Мне приходилось работать с разными симбионтами, и среди них были очень порядочные, приятные и законопослушные экземпляры. Сейчас ФБР не ведет за ними слежку. Они изредка приезжают отмечаться и живут в свое удовольствие.

– Прекрасно. Тогда давай поскорее покончим с этим, чтобы и я начала жить в свое удовольствие.

Нари продолжил вести увещевательные беседы, призванные, должно быть, снять с меня напряжение и убедить в безопасности, но действовали они слабо. Во-первых потому, что я почти не сомневалась: он говорил подобные слова каждому симбионту, которого собирался поставить на учет. Во-вторых, мне попросту не хотелось верить снова. Он прошел сквозь чешуйчатое туловище Аббадона, поднимаясь по лестнице, – я не могла проделать то же самое и сделала вид, что ступени с правой стороны нравятся мне больше, чем с левой. Столкновения с демоном в узких пространствах на глазах у посторонних частенько вводили меня в состояние смятения, но Нари не оборачивался, а потому не замечал мою необычную ломаную траекторию.

– Твои мысли доказывают несостоятельность человечества как разумного вида. Ты противоречишь сама себе.

– Умолкни, – шепотом бросила я Аббадону.

К счастью, Нари не услышал.

Временное пристанище Джованни Махоуна располагалось на последнем, шестом этаже. Отец работал на пятом, и выше я никогда не поднималась. Последний пролет лестницы был светлым, очень чистым, будто по нему вообще редко ходили; преодолев его, мы очутились в таком же чистом коридоре. Я вновь едва не врезалась в Аббадона, то плетущегося позади, то подрезающего меня на поворотах, и сделала очередной зигзаг. Нари открыл вторую по счету дверь. В этом незнакомом кабинете были большие окна, а за ними, как жирные рыбы в аквариуме, плавали рыхлые облака. К вечеру они сделались тяжелыми и горбатыми, налились чернотой, предвещая дождь, который удушливый Даллас ждал с нетерпением. Я перешагнула порог и сразу встретилась с цепким взглядом человека, которого Нари называл старшим помощником директора ФБР. У него были сухие, привыкшие командовать губы, крупный орлиный нос и блеклые узкие глаза. Возраст не поддавался точному определению, колебался между значениями четвертого и пятого десятков. Нари поприветствовал его рукопожатием, что-то коротко и тихо сказал ему и вышел за дверь.

– Присаживайтесь.

Я послушно устроилась на самом краешке стула, стараясь не выдать свое волнение. Мне не понравилось, что Нари покинул кабинет, хотя он и предупреждал, что беседовать с Джованни мы будем наедине.

– Андреа Фишер, я правильно запомнил? Вы представляете, для чего вас вызвали?

– Да, кажется…

На рабочем месте у Джованни царил безупречный порядок – он спрятал последнюю папку, с которой работал, в выдвижной ящик стола, и теперь перед ним остались лишь записная книжка в твердом переплете, да закрытый ноутбук.

– Чтобы нам с вами скорее найти общий язык, – он вытянул руку. – Позволите?

– Зачем? – вырвалось у меня.

Это явно не была попытка поздороваться: ладонь лежала горизонтально, точно он просил мою руку для поцелуя или требовал что-то вернуть.

– Чтобы увидеть вашего компаньона, – спокойно ответил Джованни.

– А-а, – односложно буркнула я, хотя ничего в голове моей не прояснилось. Как он собирался посмотреть на Аббадона, будучи обычным человеком? – Пожалуйста.

Я подержалась за его горячую руку и отпустила. На всякий случай обвела напряженным взглядом кабинет, однако ничего в нем не изменилось. По-прежнему напротив сидел Джованни, порхал под потолком Аббадон, и все. Мужчина спокойно, даже безразлично, покосился на моего демона.

– Благодарю.

– А вы?.. – вдруг из-за стола высунулась лоснящаяся голова с острыми ушами. – Вы – симбионт?!

Черный как смоль, крупный доберман внимательно уставился на Аббадона и повел острым подбородком – опустил его. Кровавые глаза не позволили мне предположить, что передо мной обыкновенная собака.

– Да, мисс Фишер, но сегодня речь пойдет не обо мне. Мельхом! – ледяным тоном скомандовал Джованни.

Оскалившись, доберман вновь разлегся где-то под столом так, что его перестало быть видно. Несколько секунд я безуспешно вытягивала шею, пытаясь зацепиться глазами хотя бы за его диковинную косматую макушку, а затем с живым интересом обернулась на Аббадона. Домашних питомцев мы не заводили с тех пор, как погиб наш волнистый попугайчик: после его смерти двенадцатилетняя Рене плакала несколько дней, и папа, порядком испугавшись ее слез, не решился брать нового.

– Даже не мечтай, – разгневанно рыкнул демон.

Я тотчас потупилась – глупо было ожидать, что и он согласится хотя бы ненадолго обернуться собакой. Зато взгляд Джованни, прежде безразличный и неподвижный, неожиданно тронуло любопытство. Он придвинул ближе свое кресло.

– Ваш контакт с камнем случился пятого июня?

– Да, четыре дня назад.

– Вы уже пользовались способностями своего компаньона?

– Нет.

– Не нужно обманывать. Покажите руки, – я подчинилась. Он еле заметно нахмурил редкие брови. – После нашей беседы я попрошу вас пройти в соседний кабинет, где агент Кирби осмотрит ваше тело.

Я пожала плечами. Наверное, сам Джованни не имел права требовать у меня снять футболку, а безликая Кирби была женщиной.

– Простите мое недоверие, – внезапно смягчился он. – Новоиспеченные симбионты часто врут, боясь признаться, что уже заимствовали у компаньона какие-либо его силы, хотя, подчеркну, в этом нет ничего страшного. Мы не наказываем за естественную любознательность. Итак, продолжим, – он что-то отметил в записной книжке. – Испытываете ли вы страх в связи с присутствием…

– Нет.

– Конечно, – медленно протянул Джованни. Отложил ручку. – Вам ведь уже помогли адаптироваться, – мне безумно хотелось отвернуться, но мужчина копался в моих глазах с таким напором, будто, как Аббадон, был способен читать мысли. – Где вы очнулись после обморока?

– В квартире…

– В чужой, не так ли?

– Да.

– Кто в ней был?

Я поглубже вдохнула воздух, решив не лгать этому серьезному человеку с демоническим доберманом в ногах: наверняка ведь Нари уже все рассказал.

– Франциско. Он приходил первые два дня, приносил мне воду… потом я его не видела, – и очень скоро решение мое дало трещину. – Дверь в подъезд была открыта. Когда мне стало лучше, я просто ушла.

Нари не мог знать, что я видела товарищей Франциско и не мог знать, как именно я добралась до дома. Этот кусочек вполне мог остаться моей тайной.

– Адрес запомнили?

– Нет, что вы. Здание было высокое, стояло на перекрестке, и парк виднелся из окна, – примета с парком родилась прямо на ходу. Я не знала наверняка, зачем разбавляю правду выдумкой, но проникновенно продолжала. – Я кое-как добралась до ближайшей станции метро и поехала домой.

– Какая станция оказалась ближайшей?

– Гм… Союзная.

– Франциско Вуд объяснял вам, как устроен симбиоз?

– Да.

– Как долго на тот момент вы уже его знали?

– Ну… около трех месяцев.

– Он пытался настроить вас против бесперспективных людей?

– Нет! – с удивлением воскликнула я.

– Вы состояли в любовной связи?

– Нет же!

Джованни откинулся на спинку кресла и холодно качнул головой.

– К сожалению, мисс Фишер, поговорить о нем нам придется. Вы, разумеется, не знали, что Франциско Вуд находится в розыске… – я настороженно кивнула, надеясь, что хотя бы этот факт Нари сохранил в секрете, и сразу поняла, что не ошиблась, потому как Джованни благосклонно продолжил. – Наверняка вы ощущаете себя обманутой, и воспоминания о нем вам неприятны, однако сейчас каждая деталь может оказаться значимой, и именно вы способны предложить нам неоценимую помощь. Напомните, вы ведь проживаете с сестрой и отцом?

– Да.

– Да, шериф округа… ему не сообщат, – заметив обеспокоенное выражение на моем лице, произнес Джованни. – Мы уведомляем родителей, что их ребенок страдает одержимостью, только если он несовершеннолетний. Так вот ваш отец уже стал жертвой преступной группировки симбионтов, в составе которой находится Франциско. Он не пострадал физически, но понес определенный моральный ущерб от мошеннических действий с их стороны.

– Чем я могу вам помочь? – сквозь зубы выдавила я.

– Чуть позже. Для начала вы должны получить первичные инструкции. Ступайте в соседний кабинет, мисс Фишер. Я пока подготовлю документы, – он склонился над новеньким серебристым телефонным аппаратом и зажал центральную кнопку. – Говорит Махоун, отправьте ко мне Риверса. Где он? Хорошо, – теперь он набрал комбинацию цифр. – Мерилин, Нари у тебя? Пусть зайдет.

Я сползла со стула и на негнущихся ногах вышла в коридор. Потерянно оглянулась. Справа и слева располагались две одинаковые двери. В какую именно из них мне велели следовать, было неясно. Вдруг левая дверь распахнулась.

– Нормально? – обеспокоенно спросил появившийся из-за нее Нари.

– Кажется…

– Давай, – он подтолкнул меня к кабинету, из которого только что вышел. – Мерилин тебя не обидит.

Я хотела поблагодарить его за то, что он не посвятил своего руководителя в подробности наших с Франциско отношений и что в принципе остался неравнодушным к моему положению после всех недоговорок и притворства, однако на этом последнем этаже мне везде мерещились камеры, из которых наблюдали пытливые глаза Джованни, поэтому я промолчала и послушно переступила очередной кристально чистый порог. Агентом Мерилин Кирби оказалась короткостриженая брюнетка с Бомонт-стрит, которая изо всех сил старалась не допустить гражданских до места столкновения симбионтов. Завидев ее, я стыдливо уперлась взглядом в пол: насколько иначе могли сложиться обстоятельства, послушай я ее в тот день!

– Андреа? – она опустила жалюзи, и в помещении воцарилась полутьма. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально.

– Разденься, пожалуйста, до нижнего белья. Всего на пару минут. Мне нужно проверить твой кожный покров.

В кабинете присутствовал слабый медицинский запах, однако на столе не было ни шприцов, ни подозрительных ампул, а Мерилин не носила латексные перчатки и лицевую маску. Она не походила на врача. Я смиренно позволила себя осмотреть. Вооружившись фонариком, бьющим сильным белым светом, она прошлась по всем изгибам моего тела, с особой скрупулёзностью исследуя руки и ноги.

– Я должна предупредить тебя о последствиях чрезмерного использования способностей твоего компаньона, – наконец затараторила она, отстранившись. – Начнем со строго запрещенной трансформации…

Я навострила уши, приготовившись слушать и запоминать. На меня обрушилась строгая инструкция длиною в два часа, которая так или иначе сводилась к тому, что любая демоническая сила наносит колоссальный ущерб организму, а попытка трансформироваться в пятидесяти процентах случаев оборачивается летальным исходом, и что ограничения симбионтов, в первую очередь, установлены ради их же безопасности, и только во вторую – для спокойствия населения. Запрещалось действительно многое, практически все, потому как любая способность могла повлиять на людей вокруг. Повлиять хотя бы косвенно, например, вызвать удивление, подозрения или опасения – подобное в обязательном порядке обещало расцениваться, как нарушение.

– … мелкие провинности отследить нелегко, но к однажды пойманному доверия не будет уже никогда. Что разрешено? Андреа, ты ведь не нуждаешься ни в каких способностях! Ты – благополучная юная девушка, учишься в престижном вузе, живешь в любящей семье… спортом занимаешься? Профессионально? Учти, в этом аспекте, как и в других, нельзя прибегать к помощи своего компаньона…

С пугающей скоростью Мерилин заполняла какие-то бланки и не прерывала при этом свои механические наставления, определяющие поведение идеального симбионта, а таким мог считаться только законопослушный и ответственный; наблюдая за ней, я думала, что она, должно быть, и сама продала душу дьяволу, чтобы успевать писать, говорить и поправлять складки на своей рубашке одновременно.

– …человеческое общество – довольно хрупкая система. Ощущение неполноценности, недоверие, страх и вытекающие из всего этого беспорядки – вот, от чего мы обязаны оградить его…

За инструктажем последовали истории, призванные на примере убедить меня в справедливости запрета о неразглашении. Это были выдержки из жизни незадачливых симбионтов, вопреки указаниям поделившихся секретом со своими близкими. Заканчивались все они одинаково, тем, что эти самые близкие отворачивались от них, а жизнь симбионтов рушилась по всем фронтам.

– …попытался объясниться с матерью. Не знаю, что именно он показал ей в качестве доказательства, но сердце у нее остановилось. Думаешь, единичный случай? Как бы не так. Если не физическое здоровье, то психическое портится очень сильно. Хочешь спросить про поколение помоложе? Была у нас девушка, двадцать пять лет, замужем. Рассказала все супругу, продемонстрировала – он выдержал. Несколько дней они пытались жить по-прежнему, а затем он ушел: так и не примирился с мыслью, что родная жена теперь может летать, сквозь стены ходить, да невидимой становиться.

Я в очередной раз кивнула, расположившись в кресле поудобнее.

– Я сохраню это в тайне. Обещаю.

– И?

– И-и… постараюсь как можно реже пользоваться способностями своего компаньона?

– Как можно реже и исключительно в одиночестве, – сдержанно улыбнулась Мерилин. – Помни, что следы от вашего с компаньоном взаимодействия могут заметить твои сожители. Не стоит волновать их лишний раз, заставляя созерцать шрамы на твоем теле, – она отложила бланки. – Сейчас соберем биометрические данные: пальчики, слюну… будет не больно. Для симбионтов предусмотрена отдельная база, к которой имеет доступ только наш отдел. Ты же понимаешь, для чего? Воровство, хулиганство, мошенничество – подобная сила развращает и открывает немало путей для беспринципных людей. В обычные тюрьмы таких сажать нельзя. На наше ведомство ложится огромная ответственность…

Фигура у Мерилин была мальчишеская, как и прическа, прямоугольная и подтянутая, зато лицо обладало точеными нежными чертами. Я слушала ее так внимательно, как профессору Беннету и не снилось на сегодняшнем занятии. Все у нее получалось структурировано и складно. Она не сюсюкалась, но и не была излишне строга, а главное, она отвечала на каждый мой неуверенный вопрос, помогая собрать в голове полную картину произошедшего и примириться с неминуемым будущим.

Теперь я была сильнее большинства людей на планете – раз. За мной просто обязаны были приглядывать – два. И, что бы ни говорил Франциско, это было справедливо.

– Давно не видела новеньких… – пробормотала Мерилин, провожая меня с охапкой бланков обратно к Джованни. Она не ждала от меня ответа и обращалась, наверное, к самой себе. – Столько лет – и всегда попадались только опытные симбионты…

– Почему? – с любопытством спросила я.

– А? – она вскинула растерянные глаза. – Извини, я задумалась. Передай эти бумаги агенту Махоуну, хорошо?

Вернувшись в кабинет Джованни, я сразу ощутила прилив усталости. С Мерилин время пролетело довольно быстро, однако это не отменяло того факта, что мне, с самого утра не бравшей в рот ни крошки, приходилось бледной тенью ползать по участку битый час подряд. Даже отец уже давно должен был покинуть его в связи с окончанием рабочего дня.

– Отлично, – сведения на переданных Мерилин бланках Джованни определенно удовлетворили. – Благодарю вас за честность, мисс Фишер. Здесь вам нужно будет поставить свою подпись, – я с ужасом посмотрела на внушительную бумажную стопку на краю стола, предназначавшуюся, по видимости, мне целиком. – Однако сперва прочтите дополнительные инструкции… – толстая синяя папка легла сверху. – Затем мы сходим в медицинский кабинет на первом этаже, где вы сдадите некоторые анализы. Если есть вопросы, я внимательно слушаю.

Вопросов у меня не было. Сочувственный взгляд Нари говорил о том, что читать и подписывать придется именно сейчас. По крайней мере, он был здесь. Стоял у кресла своего руководителя, скрестив на груди руки, и уходить на этот раз не собирался. Они продолжили вести негромкую беседу, которая была прервана моим появлением, как только я со вздохом подтянула к себе синюю папку. Мгновенно стало ясно, что прочесть и вникнуть в ее содержимое целиком попросту невозможно: текст кишел тяжелыми терминами, неизвестными аббревиатурами и отсылками к статьям уголовного кодекса, который, похоже, я обязана была знать наизусть. Почти наверняка эта злосчастная папка в более официальном, задокументированном виде повторяла назидания Мерилин, и лучше бы мне пришлось еще сто раз выслушать ее, чем штудировать маленькие черные буквы на упакованной в прозрачные файлы бумаге. Я стала листать быстрее и вскоре уже готова была перейти к секретным формам, ожидающим моей подписи.

– Извините… что вот это значит?

Глаза у меня болели, а голова отяжелела, и я все чаще дергала Джованни. Он спокойно отвечал, будто бы не замечая моих мучений.

– Что в случае серьезных нарушений с вашей стороны и последующих попытках скрыться, мы имеем право установить плотное наблюдение за вашими родными, вплоть до их ареста.

– Как это? При чем здесь…

– Разве вы собираетесь нарушать, мисс Фишер?

– Нет! Но…

– Тогда не беспокойтесь. Это формальность.

Я в отчаянии посмотрела на Нари. Он только кивнул.

После меня бумажная стопка заметно растрепалась – подвинув ее к Джованни, я с облегчением опустила гудящую правую руку. Тот не выказал к стопке ни малейшего интереса.

– Прекрасно. Анализы подождут, сейчас о деле.

– Да, – Нари встряхнулся, разомкнув наконец руки, и продолжил за него. – Андреа, нужно, чтобы ты назначила встречу Франциско.

Я безропотно достала телефон и сделала звонок, заранее включив громкую связь. После долгих гудков произнесла:

– Он не берет трубку со вчерашнего дня.

– Предсказуемо, – Нари вновь посмотрел на Джованни. – Он уничтожил материалы, и теперь его здесь ничего не держит. Андреа ему больше не нужна.

Лучше бы он этого не говорил. Я отвернулась, чтобы никто не заметил, как у меня сперло дыхание от обиды, и постаралась переключиться на движение серых облаков. Однако они будто специально замерли.

Джованни раздосадовано бросил ручку, и она покатилась по столу. Наверняка он очень редко позволял себе подобные эмоциональные жесты, они совершенно ему не подходили и казались инородными, прорвавшимися из-за тысячи замков.

– Почему вы не взяли его, когда был шанс?!

– Я уже объяснял, – достаточно сухо произнес Нари.

– Да, – Джованни вмиг вернул себе самообладание. – Мисс Фишер, напишите здесь все телефоны, по которым вы когда-либо связывались. И я должен уточнить у вас еще несколько деталей. Вам знаком симбионт по имени Габриэль Палмер?

– Нет, – пробурчала я, не отрывая носа от очередного листа бумаги.

– А Бенедикт Эванс?

– Тоже нет.

Вряд ли нас делало знакомыми то, что я видела их по одному разу в жизни. Все равно ведь понятия не имела, кто они такие.

Я начеркала три номера – все, которые были в моих контактах под именем Франциско. Начеркала с ожесточением, словно надеялась таким образом ему отомстить. Джованни жадно уставился на лист бумаги своими блеклыми глазами, будто собирался сейчас же выучить их наизусть, и позволил себе оторваться лишь на секунду, чтобы напомнить мне про медицинский кабинет на первом этаже.

– Идите. Риверс вас проводит. Потом можете быть свободны… – я спешно поднялась с места, – на сегодня.

Нари закопошился, выискивая в куче подписанных мною документов какой-то определенный. Мне стоило больших усилий воздержаться от подталкивания, так сильно хотелось покинуть удушливый кабинет начальника штаба.

– Еще, Андреа, – голос Джованни остановил меня у самой двери. – Если Франциско объявится, свяжитесь с кем-нибудь из агентов. Можете позвонить отцу, и он нас соединит. Попробуйте договориться с ним о новой встрече. По неофициальным данным он виновен в гибели семидесяти человек. Надеюсь, это значит для вас то же, что и для меня. Преступники, тем более убийцы, обязаны сидеть в тюрьме.

* * *

Как выяснилось позднее, Нари знал, что отделом по борьбе с симбионтами руководит такой же симбионт. За месяц до войны Джованни Махоун, служивший тогда в должности помладше и занимающийся охраной вице-президента, познакомился в штате Колорадо с начитанным доброжелательным коллекционером, представившимся именем Питер. После контакта со «слезой Преисподней» Джованни плохо себя почувствовал, вызвал такси, однако до гостиницы, в которой временно проживал, не добрался: потерял сознание на полпути. Очнулся он в обители Питера, где тот объяснил ему, что с ним случилось и кем он теперь является. Сбежал Джованни спустя четыре дня, выяснив, что его новый знакомый, показавший ему редчайший камень – виновника произошедших с ним изменений, – задумал травлю бесперспективных, и, вернувшись домой, принялся кропотливо изучать способности своего демона. На это у него ушло чуть больше двух месяцев. Затем он предоставил штабу всю информацию о симбиозе, которую сумел раздобыть путем рискованных экспериментов над собой же, и предложил помощь в розыске и задержании агрессивных симбионтов, в чем весьма преуспел и за что был награжден Медалью Почета.

Биография у Джованни была героическая, и мне бы восхититься ею, как восхищался Нари, однако я еще долго не могла отделаться от странного гадкого ощущения в ладонях после встречи с ним. На контрасте с благожелательной Мерилин, искренне беспокоившейся за всеобщую безопасность или хорошо сыгравшей эту беспокоящуюся роль, он казался сухим, недобрым и заинтересованным исключительно в своих победах.