Текст книги "Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка"

Достоверных сведений о присутствии в Канаде заметного количества выходцев из Украины в распоряжении историков нет. В целом датировка и характеристика периодов украинской эмиграции в Канаду и Соединенные Штаты очень схожи. Первая волна переселенцев – в основном из Галиции и Буковины – приходится на отрезок с 1891 по 1914 год. За это время в Канаду по приглашению министра внутренних дел Клиффорда Сифтона переехало более 170 тысяч этнических украинцев. Изначально многие украинцы отправлялись в Бразилию или Аргентину, но благодаря агитационной деятельности Иосифа Олеськива, прозванного Иваном Франко Миссией за помощь соотечественникам-эмигрантам, отдавали в итоге предпочтение Канаде. На новом месте они в основном занимались сельским хозяйством – в отличие от США, первая волна украинской эмиграции в Канаду была преимущественно аграрной.

Период Первой мировой войны и следующие за ним два послевоенных года стали наиболее трагичным временем в истории украинской общины в Канаде. В 1914 году в соответствии с положениями Закона о военных мерах почти 6 тысяч граждан Австро-Венгерской империи украинского происхождения – мужчин, женщин и даже их детей – были интернированы в специальные концентрационные лагеря. Еще примерно 70 тысяч сохранили свободу, но их зарегистрировали как «иностранцев враждебной национальности», и они были обязаны регулярно отчитываться в полиции о своем местонахождении.

109 человек умерло в лагерях от различных болезней и травм, шестеро были расстреляны при попытке к бегству, еще несколько «сошли с ума и свели счеты с жизнью». В 1916–1917 годах острая нехватка работников в ряде секторов экономики страны заставила правительство «условно-досрочно» освободить задержанных, большая часть которых была направлена на «условно-оплачиваемые» работы в шахтах, железнодорожных бригадах и на фермах. В 1920 году большинство интернированных освободили, переведя под надзор полиции на местах проживания, но несколько «особо опасных радикалов» были депортированы правительством Канады в Европу. Только в 2005 году, после двадцатилетней борьбы украинской диаспоры за восстановление справедливости, сенат страны признал действия властей 1914–1920 годов ошибочными и реабилитировал пострадавших.

С внесением в 1923 году в Акт об иммиграции изменений, которые вновь позволили бывшим подданным Австро-Венгерской империи въезжать в страну на законном основании, начинается отсчет второй волны украинской иммиграции. Большая часть новоприбывших стали рабочими зарождавшейся тяжелой промышленности Канады, другие предпочли более традиционное для выходцев из аграрных регионов Украины фермерство. Как и в случае с США, второй поток украинских переселенцев имел явную политическую окраску. В отличие от своих предшественников, эти люди искали за океаном не хорошего заработка, а спасения от репрессий со стороны советских властей на родине. Всего за период с 1923 по 1939 год в Канаду переехало около 80 тысяч этнических украинцев из числа бывших борцов за независимость и просто несогласных с большевистской политикой.

Третья волна 1945–1952 годов пришлась на период между окончанием Второй мировой войны и началом холодной войны, которая значительно затруднила эмиграцию в Канаду с территории СССР. Третий поток эмигрантов был представлен преимущественно бывшими остарбайтерами, осевшими на юге Британской Колумбии и провинции Квебек. После распада в 1991 году Советского Союза Канада, под давлением местного украинского сообщества, стала одной из первых стран, признавших независимость Украины. Не последнюю роль в этом сыграла поддержка Рамона (Рэя) Ивановича Гнатышина, 24-го генерал-губернатора Канады и первого на таком высоком посту канадца украинского происхождения. Большой вклад – в том числе и денежный – в дело помощи исторической родине внесли и рядовые представители украинской диаспоры.

Первый поселенец из Украины прибыл в Бразилию в 1872 году, но массовая эмиграция началась после 1895 года. Т. н. бразильская лихорадка 1895–1897 годов привела в страну 20 тысяч украинских крестьян, польстившихся на обещания дешевой земли и всемерной поддержки со стороны правительства. В реальности почти полное отсутствие поддержки и непривычный климат чрезвычайно осложнили жизнь переселенцев. Выпавшие на их долю лишения даже нашли отражение в творчестве великого украинского поэта Ивана Франко. «Серед лісів тут живемо в бараці. І маємо страшенно много праці», – жаловалась на родину героиня стихотворения «Лист із Бразилії».

Часть эмигрантов первой волны вернулась обратно в Старый Свет, а распространившаяся дурная слава и деятельность Иосифа Олеськива перенаправили основной эмиграционный поток украинцев в Канаду и США. За первой волной последовали еще две: с 1919 по 1939 год в Бразилию уехало около 9 тысяч украинцев, а с 1947 по 1951 год в стране осело примерно 7 тысяч политических эмигрантов, искавших защиты от советских репрессий.

История украинской эмиграции в Аргентину, в общем, почти не отличается от аналогичных процессов в других странах Нового Света. Первые 12 украинских семей прибыли в страну из Галиции в сентябре 1897 года. За ними последовали 14 тысяч соотечественников, занявшихся в основном выращиванием табака, чая и винограда. В межвоенный период в Аргентину бежало от советской власти от 50 до 60 тысяч человек, немалую часть которых составляли квалифицированные специалисты: интеллигенция, чиновники, кадровые офицеры.

Третья волна эмиграции, начавшаяся после Второй мировой войны, была представлена бывшими членами ОУН, УПА, дивизии СС «Галичина» и бывшими остарбайтерами – в общей сложности около пяти тысяч человек. Четвертая волна стартовала с распадом СССР. В настоящий момент в Аргентине проживает примерно 300 тысяч этнических украинцев.

По разным оценкам, за пределами Польши проживает около 21 миллиона поляков. Десять из них – в США. Такое количество – с учетом потомков от смешанных браков в Соединенных Штатах постоянно живут более 20 миллионов граждан польского происхождения – делает их самой большой славянской диаспорой в Новом Свете и одной из крупнейших национальных диаспор в мире.

Первыми поляками в Северной Америке были, вероятно, смолокуры печально известной «исчезнувшей колонии» острова Роанок. Достоверно известно о том, что среди колонистов, основавших в 1607 году Джеймстаун, были поляки – стеклодув, мыловар, лесоруб и смолокур. В 1619 году поляки Джеймстауна провели первую в Новом Свете трудовую забастовку против запрета им голосовать на выборах Совета колонии. В 1658 году, спасаясь от религиозных гонений, в Америку уехала большая группа польских протестантов.

Немногочисленная тогда еще польская диаспора тем не менее активно участвовала в Американской революции. Так, бригадный генерал Казимир Пулавский считается «отцом американской кавалерии». В битве при Брендивайне действия его отряда спасли отступающую армию Джорджа Вашингтона от полного уничтожения.

На стороне молодой республики сражался и национальный герой Польши Тадеуш Костюшко. Будучи полковником инженерных войск, он способствовал победе повстанцев в битве при Саратоге, которая считается переломным моментом Войны за независимость США. Командовавший американской армией генерал Гейтс называл главной причиной одержанной победы не тактику войск, а правильный выбор позиции, «избранной неким молодым польским инженером благодаря его умению». По итогам войны Костюшко удостоился чести быть принятым в орден Цинцинната, в котором состояли только самые заслуженные деятели Американской революции.

В следующие после Войны за независимость полвека Соединенные Штаты приняли у себя некоторое количество польских изгнанников. Так, президент Эндрю Джексон согласился принять несколько сотен спасавшихся от репрессий со стороны российских властей беженцев. Впоследствии нежелание поляков ассимилироваться привело к ряду их конфликтов с гражданами США. «Мы не свободны для американизации, пока наши язык, религия и родина попраны врагами», – отвечали на упреки беженцы из бывшей Речи Посполитой. Тем не менее эмигранты достаточно активно участвовали в жизни страны. Хотя польские солдаты не сыграли важной роли в Гражданской войне Севера и Юга, первыми ее жертвами с обеих сторон стали, по странному совпадению, именно два поляка: капитан северян и рядовой конфедератов.

Отсчет массовой польской эмиграции в США пошел с начала 1870-х годов. Первая волна часто характеризуется как эмиграция «za chlebem» – переселение ради куска хлеба. В отличие от многих других диаспор, главным приемным пунктом для выходцев из Польши стал в те годы Техас, остро нуждавшийся после падения Конфедерации в рабочих руках. Приезжих нанимало т. н. Иммиграционное общество Уэверли. К началу XX века польские фермеры скупили почти всю землю в Новом Уэверли и продолжали расширять свои угодья за счет соседних областей. Именно там многие из польских эмигрантов получали свою первую в Новом Свете работу и проживали, прежде чем отправиться в другие штаты страны. В период с 1870 по 1920 год на территории США осело около 2,5 миллионов этнических поляков, как правило, уезжавших от галицких голода и эпидемий, германского национализма и принудительной русификации т. н. Царства Польского правительством Российской империи.

Из ряда других национальных общин со сходными для всех эмигрантов проблемами поляков выделяла высокая гражданская сознательность и готовность сообща действовать в интересах диаспоры и даже исторической родины. Например, Игнаций Падеревский, виртуозный пианист, композитор и представитель Польского национального комитета в США, активно использовал свою огромную популярность для пропаганды идей польской независимости. В числе поклонников его таланта был и 28-й Президент США Вудро Вильсон, который под давлением польского лобби внес в свои знаменитые «Четырнадцать пунктов» требование о создании отдельного польского государства:

«Должно быть создано независимое Польское государство, которое должно включать в себя все территории с неоспоримо польским населением, которому должен быть обеспечен свободный и надежный доступ к морю, а политическая и экономическая независимость которого, равно как и территориальная целостность, должны быть гарантированы международным договором».

Вторую крупную волну польской эмиграции относят уже к периоду после Второй мировой войны, и связана она в основном с нежеланием поляков жить в «социалистическом раю» стран Варшавского договора. На новом месте им, однако, пришлось столкнуться с другим видом дискриминации: американская массовая культура юмористически изображала поляков физическим сильными, но откровенно глупыми, на уровне умственной отсталости, людьми. Этот стереотип, исторически основанный на чрезвычайно популярных в начале XX века псевдонаучных «исследованиях» американского психолога Карла Бригама, описывавшего поляков как «необучаемых и нестабильных от природы», только подкреплялся, как ни парадоксально, выдающимися успехами польских спортсменов.

В конце 70-х годов общественное мнение начало меняться благодаря избранию этнического поляка Кароля Юзефа Войтылы папой римским и антикоммунистической борьбе польского движения «Солидарность». На волне интереса к событиям в Восточной Европе и благодаря активной поддержке американской диаспоры власти США недвусмысленно поддержали стремление Польши к политической независимости от Советского Союза. Распад в конце 80-х годов социалистического блока и падение Берлинской стены открыло для поляков Восточной Европы возможность легального отъезда в США и положило начало третьей волне польской эмиграции. Впрочем, ввиду отсутствия ярко выраженных политических или экономических причин, количество переселенцев нового потока значительно уступает предыдущим.

Идентификация именно русской иммиграции в США еще более затруднительна для историков, чем в случае с украинскими переселенцами, хотя и по той же причине. Чиновники миграционной службы не слишком утруждали себя выяснением, к какому именно этносу многонационального российского государства относит себя тот или иной эмигрант. Подданство российское, русским языком владеет – значит, «русский».

До начала XX века имперское законодательство не предусматривало процедуры выхода из российского гражданства, и потому большинство покидающих страну – особенно простые крестьяне – предпочитали действовать полулегально и даже «красть границу», нежели тратить время и деньги на получение паспортов и разного рода разрешительных документов. За полвека, между 1820 и 1870 годами, в США только официально въехало 7,5 тысяч русских. В последнее десятилетие XIX века число эмигрантов из Российской империи уже превышало полмиллиона, а в предвоенные годы американского подданства просили 2,3 миллиона человек.

Следующий период в истории русской эмиграции интересен тем, что Октябрьская революция спровоцировала сразу два миграционных потока: беженцев из раздираемой Гражданской войной страны[216]216
  Всего, по оценкам американских историков, с 1917 по 1933 год в США прибыли от 30 до 40 тысяч русских.


[Закрыть] и спешащих вернуться на родину бывших политических эмигрантов. Последних, идеалистов и мечтателей, за 1917–1918 годы набралось 20 тысяч, большинство из них вскоре столкнутся в Советской России с обвинениями в шпионаже, трудовом саботаже, «антисоветчине» и т. п. Несладко приходилось в это время и русской диаспоре в США. Обеспокоенное «коммунистической угрозой» правительство проводило в отношении русских иммигрантов предельно жесткую политику. Особенно отличился Александер Митчелл Палмер, генеральный прокурор США и вдохновитель печально известных «рейдов Палмера», направленных в основном против левых радикалов.

Поводом для проведения силовых акций послужила серия террористических актов, совершенных, по мнению следствия, русскими анархистами и левыми радикалами в восьми крупных городах США. 30 августа 1919 года по приказу Палмера конная полиция атаковала участников марша, устроенного в честь годовщины русской революции. Несколько человек погибли, десятки получили ранения. После этого облавы в местах обитания русских рабочих проводились с печальной регулярностью. Несколько сотен человек, сознавшихся в причастности к большевистской партии, были депортированы в Россию на пароходе, который пресса издевательски окрестила «советский ковчег».

Тем не менее антирусская истерия набирала обороты. Весной 1920 года Палмер всерьез заявлял об опасности коммунистического переворота. Словно в подтверждение его слов, радикалы снова совершили серию терактов, известных как «бомбардировка Уолл-стрит», в результате которых три десятка человек погибли, еще насколько сотен пострадали. Это вызвало новую волну полицейского насилия. Всего за годы деятельности Александера Палмера против «зараженных коммунизмом и большевизмом» русских было заведено около 6 тысяч уголовных дел. Такое давление со стороны властей и рядовых граждан привело к разобщению русской общины: люди боялись собираться вместе и говорить по-русски в общественных местах.

С укреплением советской власти русская эмиграция с территории бывшей Российской империи – за исключением отдельных перебежчиков и «невозвращенцев» – практически прекратилась. Вместо них в США стали организованно переезжать русские диаспоры из других стран. Так, после победы китайских коммунистов в Штаты бежало 5000 проживавших в Китае русских. После Второй мировой войны за океан – подальше от надвигающейся «красной угрозы» – перебралась часть осевших в Западной Европе белогвардейских эмигрантов.

Третья действительно массовая волна русской миграции началась после распада СССР. Ее отличительной особенностью стала т. н. утечка мозгов – отъезд за границу большого числа талантливых ученых и высококвалифицированных специалистов, покидавших родину не только в погоне за более высокими заработками, но и в поисках недоступной в современной России возможности самореализации.

5. 3. Переселенцы из стран Дальнего Востока

Сложно сказать, когда именно Новый Свет впервые посетили уроженцы Дальнего Востока[217]217
  Если забыть о заселении Нового Света первыми людьми и отбросить занимательные амбиции адептов «китайского открытия» Америки флотилией адмирала Чжэн Хэ.


[Закрыть]. Например, живший в конце XVI века испанский историк, географ и натуралист Хосе де Акоста упоминает, что якобы встречал китайцев в Мексике и просил их продемонстрировать иероглифическое письмо. Уроженцы Поднебесной прибывали в Америку на т. н. манильских галеонах испанцев, которые курсировали между Филиппинами и мексиканскими портами.

Считается, что до середины XIX века на всем Северо-Американском континенте проживало не более пятидесяти этнических китайцев – торговцев, бывших моряков и, главное, циркачей-шапито, гастролировавших по американским городам в качестве экзотической диковины. Именно такая роль досталась первой официально задокументированной эмигрантке из Китая в США – шестнадцатилетней девушке по имени Афон Мой. В 1834 году ее привезли в Нью-Йорк в качестве… экспоната музейной диорамы!

Просвещенная американская публика с любопытством наблюдала, как Мой восседала в резном ажурном кресле восточного вида. Американцы с восхищением наблюдали за тем, как она ест палочками, производит вычисления на абаке и семенит в своих шелковых башмачках «чудовищно маленькими», четырехдюймовыми бинтованными ножками. Четырьмя годами позже еще одна китаянка по имени Чин Джэн стала гвоздем программы цирка одиозного Финеаса Тейлора Барнума, жуликоватого и беспринципного антрепренера, одного из пионеров американского циркового бизнеса. В течение недели поглазеть на восточное чудо пришло больше 20 000 зрителей.

Разразившаяся в 1848 году Калифорнийская золотая лихорадка подстегнула не только внутреннюю миграцию, в результате которой на западное побережье перебралось около двухсот тысяч новых жителей, но и спровоцировала начало массовой эмиграции в США из Китая. Жители Поднебесной при этом имели ощутимое географическое преимущество перед европейцами. Последним для достижения вожделенного Золотого штата приходилось либо пересекать сначала Атлантику, а затем целый континент, либо выбирать более безопасный, но более долгий морской маршрут вокруг Южной Америки. Уроженцам же Юго-Восточной Азии достаточно было переплыть Тихий океан.

Вскоре по всей провинции Кантон висели объявления Гонконгской брокерской компании: «Американцы – очень богатый народ и будут вам рады. Они хотят, чтобы китайцы приезжали. В Америке все равны, большой человек не превозносится над маленьким человеком. Это приятная страна: в ней нет ни мандаринов[218]218
  Мандарин – искаженное португальцами название чиновников в имперском Китае.


[Закрыть], ни солдат, – зато есть отличный заработок, огромные дома, а также еда и одежда наилучшего качества. Там уже очень много китайцев, так что вы не будете чувствовать себя совсем уж на чужбине; а если все же затоскуете по родине, то сможете в любое время писать своим близким и отправлять им деньги – а мы обеспечим надежную доставку! Но вы не будете там одиноки – в Америке есть и китайские боги, и представители нашей организации. Отбросьте страх – и вы преуспеете!»

Разумеется, реальность была далека от радужных обещаний. В 70-х годах XIX века имперское правительство династии Цин провело расследование, которое установило, что за тридцать лет около 750 тысяч китайцев были похищены и проданы в рабство на колониальные плантации Южной Америки и островов Карибского бассейна. Это называлось «торговля кули[219]219
  Кули (к’у-ли) буквально переводится с китайского как «грубая сила». Первоначально так называли домашнюю прислугу и чернорабочих из числа местного населения проживавшие в Китае иностранцы. Впоследствии этот термин стал обозначать рабскую силу из Азии, завозимую в Новый Свет на смену африканским рабам.


[Закрыть]». Недобросовестные китайские вербовщики из Сямыня, Макао, Кантона и Гонконга использовали любые доступные методы – посулы, принуждение угрозами, похищение силой, – чтобы набрать достаточное количество «живого товара». Их жертвами становились должники, заключенные, оказавшиеся в тюрьме вследствие клановых разборок, а также обездоленные бедняки, искавшие работу, которая позволила бы им не умереть от голода.

К счастью, большинство китайских эмигрантов попадало все же к относительно честным миграционным брокерам, «к’о т’уу». Хотя эти «торговцы мечтой» отнюдь не были добрыми самаритянами, они все же предоставляли клиентам известный уровень защиты – например, от т. н. морских похорон. Трансокеанский пароходный рейс длился в те времена от 4 до 8 недель, и если в пути кто-то из пассажиров «третьего сорта» умирал от голода (некоторые отказывались есть непривычную еду) или болезней, то капитан приказывал выбросить тело за борт. Брокер же за дополнительную плату мог гарантировать возвращение останков умершего на родину предков. Вдобавок брокеры осуществляли доставку новостей и почтовых сообщений между переселенцами и их оставшимися в Китае семьями. Для тех же, кто стремился в Новый Свет, но не имел денег на дорогу, существовало кредитование с очень щадящей[220]220
  Однако не стоит забывать о разнице в уровне инфляции.


[Закрыть] по нынешним временам ставкой в 4–8 %. На погашение кредита у среднестатистического заемщика уходило около пяти лет.

К 1851 году счет прибывающих в Калифорнию китайцев пошел на тысячи. Знаменитых Золотых ворот Сан-Франциско еще не существовало, зато настоящего золота – прекрасного катализатора городского роста – было с избытком. Всего за три года с начала старательского бума население города увеличилось в 30 раз. При таких темпах развитие городской среды, разумеется, не поспевало за ее расширением: до 1850 года в Сан-Франциско не было даже полиции, а до 1852 года – судов и тюрем[221]221
  В 1852 году была построена тюрьма Сан-Квентин – на 68 заключенных. До того преступники год содержались на борту заякоренного посреди залива 268-тонного корабля.


[Закрыть]. На улицах, заполненных преимущественно амбициозными молодыми мужчинами, все решала грубая сила. В начале 1850-х годов 5–6 убийств в неделю было для Сан-Франциско нормой.

Суровые законы – а вернее беззаконие – Дикого Запада нашли отражение, например, в популярном китайско-английском разговорнике, изданном в Сан-Франциско в те годы. Так, в число обязательных для китайского золотоискателя фраз на английском входили: «Он напал на меня без какой-либо провокации с моей стороны», «Он захватил мой прииск», «Он вымогает у меня деньги», «Обвинение в краже мною часов – клевета», «Убитого с помощью лассо задушил грабитель» и, конечно, «Эта женщина доступна для быстрого секса».

Такие разговорники пользовались большим успехом у приезжих, которых становилось все больше. В 1853 году свыше половины населения Сан-Франциско составляли эмигранты, и весомая часть из них приехала в Штаты из Китая – вклад одной из древнейших цивилизаций мира в одну из самых молодых. Довольно скоро они заменили традиционные конические доули и шелковые фески на широкополые ковбойские шляпы, но, помимо узнаваемых голубых хлопчатобумажных рубах и широких штанов, продолжали бережно хранить еще одну китайскую традицию: вдоль хребта каждого уважающего себя эмигранта из Поднебесной висела длинная, блестевшая на солнце косичка цвета воронова крыла.

Восемьдесят пять процентов китайцев Калифорнии были заняты на золотодобыче, где они быстро заслужили репутацию прекрасных тружеников. «Они тихие, мирные, послушные, не подвержены пьянству, – писал в восхищении Марк Твен. – Среди них крайне редко встречаются беспокойные типы, ленивого же китайца не встретишь никогда». Другой писатель того времени, Джон Дэвид Бортвик, описал лагерь китайских золотоискателей как «замечательно чистый» – в противовес обыкновенно неряшливым, а зачастую и откровенно грязным становищам других золотоискателей. Особенно поразил Бортвика вечерний туалет уроженцев Поднебесной: «Многие из них выбривали начисто свои головы, а затем заплетали в косу прядь волос а-ля “свиной хвостик” на макушке». В условиях, где большинство золотоискателей не имели ни времени, ни сил на поддержание устоев цивилизованного общества, большинство китайских батраков скрупулезно придерживались высоких стандартов личной гигиены.

Кроме того, китайские золотоискатели подкупали честных людей своим благоразумием. Мало кому из них удалось сразу намыть достаточно золота, чтобы жить на него всю оставшуюся жизнь. Остальные брали методичностью. Например, когда одна из артелей китайских старателей обнаружила сорокафунтовый самородок, то переплавила его на маленькие кусочки, которые продавала вместе с намытой ими же золотой пылью. Так каждый из членов группы мог получить равную долю, а главное, множество мелких кусочков не привлекало внимания к их находке и не подвергало членов группы дополнительной опасности.

Китайцы творчески использовали технологии, почерпнутые из прошлой жизни. Так, традиционную водокачку для орошения рисовых полей они приспособили для намывания золота. Особым преимуществом выходцев из Поднебесной был их коллективизм. Слаженная совместная работа не только увеличивала безопасность всей группы, но и позволяла претворять в жизнь непосильные для одиночек масштабные проекты. На севере Центральной Калифорнии члены китайской артели обнаружили под руслом реки Юба крупную золотую жилу и сообща соорудили плотину. В Юте китайцы, наоборот, прокопали от реки Карсон до Золотого каньона целый ирригационный канал, чем существенно облегчили золотодобычу и заодно чрезвычайно впечатлили местных мормонов.

Разумеется, не все оценивали такую продуктивность положительно. В 1852 году только что избранное законодательное собрание Калифорнии, подчиняясь настроениям толпы, пыталось запретить иностранцам – французам, мексиканцам, чилийцам и, конечно же, китайцам – работать на золотодобыче, зарезервировав эту сферу исключительно за гражданами США. Упорство и дисциплина дальневосточных старателей вызывали негодование у их американских коллег, отовсюду спешивших в Калифорнию попытать счастья, – и обнаруживавших, что удача, как и везде, сопутствует прежде всего трудолюбивым.

Выходцы из Поднебесной, более прочих выделявшиеся среди американцев и внешностью, и повадками, подверглись наиболее жестким нападкам. В итоге Комитет по приискам провозгласил, что само «их присутствие – большое моральное и социальное зло». На этом калифорнийский губернатор Джон Биглер не успокоился и потребовал от законодателей ужесточить налоги для кули, а затем и вовсе «остановить поток азиатской иммиграции». В 1852 году легислатура[222]222
  Легислатура штата (от англ. state legislature) – законодательное собрание штата. В некоторых штатах также называется генеральной ассамблеей, генеральным советом или законодательной ассамблеей.


[Закрыть] штата ввела два новых налога: первый – чтобы отвадить новых китайских иммигрантов, второй – чтобы слегка «осадить» уже работающих на американских приисках китайских золотоискателей. На капитанов всех прибывающих в Калифорнию кораблей возложили обязанность вносить по 500 долларов залога за каждого прибывшего на судне пассажира-иностранца и выплачивать таможенную пошлину от 5 до 50 долларов – и поток наполнивших бюджет денег тотчас размыл непримиримо-ксенофобскую позицию властей до терпимой неприязни.

Не сумев добиться запрета на въезд китайцев в страну, представители белого лобби попытались отстранить их от золотодобычи. Главный судья штата Хью Мюррей постановил, что, раз Христофор Колумб поначалу ошибочно считал Сан-Сальвадор одним из островов китайского моря, значит, китайцы – по сути, те же индейцы. А раз они индейцы, то, согласно законам США, заниматься золотодобычей они не могут. На всякий случай Мюррей дополнительно постановил, что даже если китайцев и нельзя отнести к одной с американскими аборигенами расе, то понятие «черный» все равно уместно распространить на всех не-европеоидов.

Кроме того, ни один китаец-старатель не мог работать, не заплатив предварительно золотой пылью пошлину, размер которой правительством Калифорнии увеличивался из года в год. Впрочем, выходцы из имперского Китая того времени прибывали в США с достойным сожаления опытом жизни под властью чиновников-мздоимцев и недобросовестного правительства – например, чтобы лишний раз не встречаться с коррумпированными полицейскими или сборщиками очередных нелепых податей, китайцы применяли изобретательные системы раннего оповещения.

Однако головной болью китайских рабочих были не растущие поборы – эмигранты просто философски воспринимали их как дополнительные расходы. Настоящей проблемой стала дискриминация на правовом уровне. Выходцам из Поднебесной запретили свидетельствовать против белых в суде, что дало возможность преступникам убивать их практически безнаказанно – во всяком случае, со стороны закона. Лишенные защиты полиции эмигранты вскоре остались и без врачебной помощи – хотя китайские деньги наполняли калифорнийскую казну более чем наполовину, представителям диаспоры было официально отказано в обслуживании в медицинских учреждениях штата.

Попустительство властей вылилось в открытые угрозы китайским старателям и даже в прямые столкновения. Под давлением обстоятельств кто-то из эмигрантов вернулся на родину, вложил заработанное[223]223
  В общей сложности китайцы вывезли из Америки золотого песка на несколько миллионов долларов – огромная сумма для дряхлеющей и стремительно нищающей китайской империи Цин.


[Закрыть] в покупку земли и стал богатым помещиком. Кто-то перебрался в другие штаты, где конфликт был не таким острым, и осел там, проедая намытое золото, которого обычно хватало нескольким поколениям. Единицы смогли преодолеть все препоны и дискриминацию и создать собственные золотодобывающие компании. Вонг Ки, самый успешный из таких бизнесменов, держал на приисках 900 рабочих. Для всех остальных мечты о горах золота так и остались завлекательными миражами в финансовой пустыне: большинство едва могло скопить достаточно золота, чтобы оплатить собственные похороны. Нередки были и случаи самоубийств, чтобы не возвращаться на родину в бесчестье.

С окончанием Калифорнийской золотой лихорадки часть китайских золотоискателей успешно переквалифицировалась в строителей трансконтинентальной железной дороги «от океана до океана». Своим успехом этот запущенный в 1862 году амбициозный проект в немалой степени обязан самоотверженности и изобретательности китайских укладчиков. Самым сложным участком пути стала труднопроходимая территория Сьерра-Невады. Некоторые инженеры говорили, что проект неосуществим, ведь рабочим пришлось бы пробивать тоннели сквозь заснеженные скалистые горы, а затем тянуть железнодорожные рельсы по пустыне Мохаве…

Тем не менее железнодорожная компания «Central Pacific» стала нанимать рабочих. Поначалу укладчиков искали среди белых мужчин, но обещание высоких заработков привлекло только 800 человек, чего было, конечно же, недостаточно. Затем планку снизили до разорившихся старателей, но все откликнувшиеся кандидаты «были ненадежными и не внушали доверия». Затруднительным положением компании попытались воспользоваться ирландские рабочие, объявившие масштабную забастовку, чтобы вынудить работодателя повысить оплату труда. Это стало последней каплей, и Чарльз Фредерик Крокер, главный подрядчик «Central Pacific», отдал приказ нанимать китайцев. В Калифорнии в 1865 году их проживало уже около 50 000 человек, из которых 90 % были крепкими молодыми мужчинами.

Уловка сработала, и белые укладчики вернулись к работе, теперь, правда, с требованием не нанимать китайцев. Справедливости ради стоит упомянуть, что предрассудки относительно китайских рабочих были характерны не только для «низов» – суперинтендант компании Стробридж тоже был недоволен перспективой работать с выходцами из Поднебесной. «Не я буду управлять китаёзами!» – громогласно возмущался он, аргументируя свой отказ тем, что новые сотрудники, дескать, «слишком субтильные» для такой тяжелой работы. Чарльз Крокер, и глазом не моргнув, парировал, что нация, построившая Великую Китайскую стену, с парой железнодорожных насыпей уж как-нибудь да справится.