Текст книги "Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка"

3. Под имперским каблуком

3. 1. Последнее Великое Переселение: национальные особенности колонизации

Освоение европейцами – а впоследствии и жителями Азии – континентальных просторов Нового Света иногда называют последним Великим Переселением народов. Несмотря на известную претенциозность, это сравнение вполне справедливо. По разным оценкам, с середины XIX века, когда миграция приобрела массовый характер, и до конца первой трети XX века в страны обеих Америк перебралось 18 миллионов человек из Англии и Ирландии, 11 миллионов итальянцев, 10 миллионов жителей германских земель, более 6 миллионов обитателей Пиренейского полуострова, свыше 3 миллионов восточноевропейцев – украинцев, поляков и русских – и примерно 2 миллиона скандинавов…

Причины, побудившие многие миллионы людей покинуть привычные обжитые места и отправиться в неизвестность Нового Света, можно – очень условно – разделить на две большие группы: экономические и социальные, или, перефразируя Всеобщую декларацию прав человека, эмигранты искали в новом мире спасения от «страха и нужды».

Экономические мотивы эмиграции понятны. Каждый человек стремится если не к богатству, то к благосостоянию и стабильности. Резкое увеличение – не в последнюю очередь благодаря завезенным из Нового Света сельскохозяйственным культурам – производительности крестьянского труда в Европе спровоцировало рост населения и привело к образованию избытка рабочих рук. Демографическая нагрузка не только повышала социальное напряжение, но зачастую провоцировала рецессию и даже стагнацию экономики ряда европейских государств.

В качестве иллюстрации можно привести пример одного из Гебридских островов, жители которого к концу первой четверти XIX века погрязли в долгах и перестали платить и налоги, и за аренду земли. Инспекция со стороны местного лендлорда показала, что причиной просрочки платежей стало перенаселение, разорвавшее отлаженные в течение многих лет производственные цепочки. Землевладелец проявил нетипичную для своего времени прозорливость – он оплатил из собственного кармана перевозку «лишних ртов» в Канаду, что не только восстановило доходность его островных владений, но и повысило ее более чем втрое, а с учетом выплат новоявленными американцами «эмигрантской ссуды» – впятеро.

Неудивительно, что отчаянной борьбе за место под родным солнцем многие европейцы предпочитали разрекламированные американские просторы. Однако зачастую людей толкала на кардинальные перемены не погоня за звонкой монетой, а наоборот – бегство от более страшных, чем банальная бедность, напастей. Не следует забывать, что за красивой фразой о «стремлении к свободе» зачастую кроется желание избежать дискриминации или даже репрессий. Именно эти соображения – возможность без страха и притеснений исповедовать свою религию – привели на американские берега будущих отцов-основателей США.

Аналогичными мотивами руководствовались переселенцы из истощенных застарелыми религиозными конфликтами немецких земель. Поляки искали спасения от гнета имперской администрации, ирландцы поначалу бежали от граничащих с геноцидом английских репрессий, а позднее – от усугубленного безразличием правительства Великого голода 1845–1849 годов. Многие из китайских мигрантов, вопреки распространенному в американской литературе мнению, ехали не столько за калифорнийским золотом, сколько спасались от воцарившихся на их родине хаоса и беззакония…

В совокупности оба мотива, и стремление к благосостоянию, и погоня за счастьем, привели к уникальной ситуации, когда некоторые из национальных диаспор в Америках превосходят по численности население «донорских регионов». Так, в США ирландцев значительно больше, чем на их родном Изумрудном острове. Аналогичным образом обстоят дела с испанцами и португальцами. Количество граждан США с английскими корнями вполне сопоставимо с численностью населения Туманного Альбиона. Немецкая община Соединенных Штатов хоть и вдвое уступает в размере населению Германии, но зато опережает его по скорости прироста.

Следует отметить, что при общей схожести мотивов и методов колонизации на схемы заселения различных регионов Нового Света накладывали отпечаток особенности национального и политического уклада жизни каждого из участвовавших в процессе заселения Америки народов и менявшиеся с течением времени приоритеты их правительств.

3. 2. Дублоны для дураков: грандиозная жадность испанцев

…из сказанного видно, что природа уготовила золоту роль губителя занятых его добычей людей.

Бартоломе де лас Касас. История Индий

Многие тонны драгоценных трофеев, отправленных конкистадорами «первой волны» на родину, в одночасье превратили провинциальные до того Пиренеи в один из богатейших регионов Европы. Захлестнувшая Старый Свет «золотая лихорадка» тысячами погнала авантюристов за океан. В своих мечтах многие легковерные переселенцы всерьез рассчитывали, едва сойдя на американский берег, тотчас же повторить успех Кортеса и Писарро.

В реальности же добыть себе состояние и титул мечом становилось с каждым годом все сложнее: основные завоевания были уже совершены, а главные индейские сокровищницы – разграблены. Тем не менее охотники за удачей не теряли надежды найти в Новом Свете обещанные молвой золотые горы. И некоторым это действительно удалось.

В 1545 году крещеный индеец Диего Гуальпа заночевал на склоне горы, которую его соплеменники за почти идеальную коническую форму называли Прекрасной. По легенде, наутро он обнаружил под кострищем потеки расплавившегося от жара серебра и сообщил об удивительной находке своему хозяину Хуану де Вилларроэлю. К тому моменту испанцы вот уже два года разрабатывали неподалеку старые инкские шахты[121]121
  Они находились в местечке под названием Colque Porco, где в 1543 году, как считается, впервые в Южной Америке началась добыча серебра испанцами.


[Закрыть], в которых добывали в основном олово и свинцовую руду, и открытие гораздо более легкодоступного месторождения серебра произвело фурор.

Разведка показала, что магматические породы «красной» конусообразной вершины богаты железом, медью, оловом, свинцовыми рудами, но главное – буквально пропитаны серебром в виде хлоридов и сульфидов. Уже в 1546 году у ее подножия возник шахтерский поселок Потоси. Первоначально его население состояло всего из полутора сотен испанцев и трех тысяч их индейских слуг. Менее чем за два года слава о Серро-Рико – «Богатой горе» – привлекла в Потоси 15 тысяч новых жителей и превратила его в настоящий город. Местные легенды гласят, что будто бы здешние горнопромышленники подковывали своих лошадей исключительно серебром, а в середине XVII века по случаю крестного хода на праздник Тела и Крови Христовых власти разобрали брусчатку центральной улицы и временно замостили ее серебряными слитками[122]122
  По велению императора Карла V девиз Потоси звучал так: «Сокровище мира, зависть королей». Сервантес устами своего героя употребляет название города как синоним беспредельного богатства.


[Закрыть].

С увеличением добычи росло и население. В 1560 году шахты обслуживали уже 60 тысяч человек, а к концу XVI века в Потоси насчитывалось уже до полутораста тысяч горожан. Однако даже такого количества рабочих рук не хватало для удовлетворения потребностей Испанской империи в драгоценном металле, и на выработку «лунных слез», как поэтично называли серебро аборигены, власти принудительно направили десятки тысяч местных индейцев. Смертность среди шахтеров превышала все мыслимые пределы, за что несчастные туземцы окрестили темный зев главного входа в подземелье «пастью дьявола» – менее чем за век в ней сгинули все окрестные племена, и новых работников приходилось сгонять в Серро-Рико со всей страны.

Впрочем, огромные жертвы[123]123
  Местные историки утверждают, что за все время существования – включая современную нелегальную добычу – «Богатая гора» поглотила около 8 миллионов человек.


[Закрыть] не смущали колониальную администрацию. Доходы от месторождения и его значение в экономике вице-королевства возросли настолько, что в 1572 году в Потоси построили собственный монетный двор, действовавший без перерыва более двух веков. Сырья для чеканки добывалось более чем достаточно – по оценкам ученых, недра Серро-Рико давали до 80 % всего добываемого в испанской Америке серебра и свыше 50 % всей мировой добычи этого благородного металла. По разным оценкам, на протяжении XVI века с пяти рудников в окрестностях Потоси ежегодно вывозилось около 300 тонн серебра, а за все время там было добыто более 60 тысяч тонн. Из-за потери такого объема породы вершина «красной» горы за прошедшие четыре столетия просела на четыреста метров, от былой красоты и поражавшей очевидцев геометрической безупречности не осталось и следа…

В том же 1543 году, когда испанцы возобновили добычу серебра в покинутых инкских шахтах Боливии, португальцы наконец нашли в Бразилии следы золота – рыбаки одного из туземных племен изготовляли из него крючки для ловли. Однако первые золотые россыпи были обнаружены лишь в 1577 году на берегах Rio des Mortes, Реки Смерти. В 1696 году первое крупное рудное месторождение было открыто бандейрантом[124]124
  От порт. bandeirantes (знаменосцы) – в XVI–XVIII вв. участники экспедиций за рабами, «охотники на индейцев». Впоследствии переключились на поиск месторождений золота, серебра, алмазов.


[Закрыть] Антонио Родригесом Аржаном в горах на территории современного штата Минас-Жерайс. Возникшее поселение старателей, не мудрствуя лукаво, назвали Вила Рика, или Богатый город. К 1730 году там проживало 40 тысяч человек, десятилетием позже – вдвое больше[125]125
  По количеству жителей Вила Рика превосходил современный ему Нью-Йорк в два с лишним раза.


[Закрыть]. В 1823 году он получил статус имперского города и был переименован в Ору-Прету (Черное золото).

Бразильская «золотая лихорадка» по праву считается самой массовой, самой продолжительной и самой продуктивной в истории человечества. Отток населения в золотодобывающий регион (только в Минас-Жерайсе было открыто 80 с лишним месторождений драгоценного металла) практически обескровил остальные отрасли бразильской экономики, включая лидировавшие до того плантации по выращиванию сахарного тростника. К середине XVIII века до половины бразильского населения перебралось поближе к новому источнику богатства. На приисках трудились 400 тысяч португальцев и более 500 тысяч африканских рабов. Интересно, что, в отличие от своих перуанских коллег, бразильские власти почти не использовали в шахтах труд индейцев.

С начала добычи и до конца XVIII века из-под земли было добыто больше 1000 тонн золота (втрое больше, чем за время клондайкской «золотой лихорадки»). По оценкам историков, на пике продуктивности на долю месторождений Минас-Жерайса приходилось приблизительно 50 % мировой добычи «желтого металла». В начале XIX века геологоразведка[126]126
  Вскоре права на разработку приобрела британская компания «The Saint John d’El Rey Company», превратившая рудник в один из самых крупных, глубоких и успешных в мире.


[Закрыть] обнаружила в местечке Морру-Велью близ Нова-Лимы богатейшую и по объему, и по насыщенности – до 15 граммов на тонну породы – золотоносную жилу в стране. За двадцать лет ее разработка принесла более 30 тонн золота, а всего к настоящему моменту более 250 тонн.

С момента открытия приисков Минас-Жерайса золото долгое время составляло главную статью бразильского экспорта (притом что 90 % экспорта минерального сырья из Южной Америки все равно приходилось на боливийское серебро Потоси). Однако не только драгоценным металлом развернули широкую торговлю португальцы, но и драгоценными камнями. Первые алмазные трубки были обнаружены все в том же штате Минас-Жерайс в 1729 году. С традиционной уже удручающей прямолинейностью область их залегания окрестили Диамантиной, или Бриллиантовым округом. В попытке избежать процветавшей в золотодобывающей отрасли коррупции и контрабанды власти еще до начала разработки придали территории закрытый статус – без особого, однако, успеха. Впрочем, Бразилия все равно стала первым крупным поставщиком алмазов в Европу и, по разным оценкам, до начала губительной для этой отрасли конкуренции с южноафриканскими месторождениями успела выбросить на рынки Старого Света около 3 миллионов карат неограненных камней.

Еще одной драгоценной находкой испанской Америки стала платина. Впрочем, как раз с пониманием ее ценности произошел забавный казус. Впервые на «белое золото» обратили внимание в начале XVI века старатели Новой Гранады (территория современной Колумбии). За исключительную тугоплавкость они назвали тяжелый, похожий на серебро металл платиной: «plata» на испанском языке означает «серебро», тогда как слово «platina» можно перевести как «никчемное серебро», «серебришко». Из-за недостатков плавильных технологий испанцы некоторое время считали платину… вредной примесью. Правительство колонии даже велело сбрасывать «бесполезный довесок» к «по-настоящему ценному» серебру в море! Впрочем, заблуждение продлилось недолго, и уже в 1735 году в Колумбии – опять же, с легкой руки британских компаний – началась промышленная добыча платины.

Итак, военные трофеи Писарро и Кортеса, столь поразившие воображение их современников, стали тем не менее лишь первым «вкладом» Нового Света в экономику Старого. К счастью для Европы, испанцы быстро сменили оставшиеся не у дел шпаги на кайло и заступы, и через Атлантику в Севилью хлынули целые реки живительного для европейского товарооборота золота.

К моменту начала конкисты Европа отчаянно нуждалась в притоке оборотных средств. Захват османами Восточного Средиземноморья, Египта и черноморского побережья привел к почти полной изоляции европейских рынков от источников пряностей (в основном перца) и экзотических предметов роскоши из стран Востока. Конечно, все это можно было закупить у новых монополистов – турок, но, даже если отбросить нежелание большинства христианских государей идти на сделку с идеологическим противником, появление в цепочке такого могущественного посредника автоматически означало серьезное поднятие цен на необходимые европейцам товары.

Продукция, которую европейские купцы могли предложить своим восточным «партнерам», – лес, продовольствие, медь, сукно (тогда еще недостаточно высокого качества) и другие мануфактурные изделия – не покрывала и половины взвинченных османами цен. При этом, хотя порожденный дефицитом высокий спрос и оправдал бы дополнительные вложения, возместить необходимую разницу золотом или серебром европейские торговцы не могли. Тому было две причины. Во-первых, это было незаконно, поскольку Святой престол прямо запретил продажу «врагам церкви» длинного перечня стратегически опасных товаров – разумеется, именно тех, которые представляли для османов живейший интерес. А во-вторых, и самое главное, в бедной[127]127
  На тот момент технология извлечения серебра из руды при помощи ртути еще не была изобретена и потому часть центральноевропейских месторождений этого благородного металла оставалась недоступной.


[Закрыть] на залежи благородных металлов Европе попросту не было достаточной для покрытия разницы денежной массы[128]128
  Не улучшала торгового баланса и необходимость ежегодно оплачивать османское «миролюбие» крупными суммами откупных – большей частью тоже в звонкой монете.


[Закрыть].

Сложившаяся ситуация была очень опасной для западных стран – вместо необходимых для назревавшего экономического роста оборотных средств на деле происходил их отток в пользу Османской империи и временно потерянного для европейцев Дальнего Востока. Пессимистичный взгляд на проблему открывал неприглядную ретроспективу, и только экстренное вливание золота и серебра могло спасти Европу от наступления «Нового Средневековья». Таким образом, поиск морского пути в Индию, приведший к началу эпохи Великих географических открытий, в действительности был лихорадочным поиском денег.

К счастью для Европы, технический прогресс в одночасье и кардинально перевернул большую торговую игру и поставил теперь уже османов в неудобное положение. Изобретенное португальцами судно нового типа – каравелла – позволило им вновь выйти на индийский рынок и, более того, пустить весь поток дорогих дефицитных товаров в обход турецкой блокады. Новая «дорога пряностей» вкупе с новым же Великим шелковым путем отныне проходили вдоль западноафриканского побережья до Лиссабона, моментально превратив португальскую столицу в богатейший город Старого Света.

Изменение привычных маршрутов изменило баланс сил и внутри самой Европы. Открытие Васко да Гамы заставило Венецию «оцепенеть от ужаса», ведь уменьшение роли Средиземноморья как главного торгового пути означало неизбежный скорый упадок торговых республик. Итальянские купцы спешно переводили капиталы на север, что, в свою очередь, привело к образованию не только новых экономических связей, но и новых форм торговых отношений. Так, в 1506 году в Антверпене открылась первая в Европе биржа, под сводами которой могли разместиться и всласть отдаться своему ремеслу сразу несколько тысяч негоциантов, для чьих торговых операций тоже, кстати, требовались новые деньги.

Таким образом, американские рудники не просто обогатили горстку испанских феодалов, они оказали огромное влияние на всю европейскую историю. Разумеется, оценка степени и характера такого влияния вызывает великое множество споров. Так, профессиональные экономисты, поборники количественной теории денег, уверяют, будто зависимость бурного экономического роста Европы от вливаний американского золота сильно преувеличена. И с точки зрения реалий XXI века они отчасти правы. Однако их оппоненты-историки не менее обоснованно указывают, что попытка измерять экономику пятисотлетней давности аршином современной финансовой системы противоречит ведущему принципу исторического исследования – принципу историзма. Кроме того, невозможно отрицать, что последовавший сразу за разграблением индейской Америки XVI век действительно был для Европы веком процветания, тогда как даже временное прекращение поставок золота и серебра в первой трети XVII века совпало с падением товарооборота и умеренным кризисом…

Как бы то ни было, внезапная смена торговых приоритетов и легкий доступ к оборотным средствам, очевидно, позволили и отстающим игрокам сделать неожиданный рывок вперед. Богатства Нового Света пополнили казну многих европейских государств, в том числе и прямых противников Испании. Иронично, что способ, каким они получили доступ к американскому золоту, не слишком отличался от методов самих конкистадоров – иными словами, конкуренты попросту грабили испанцев!

Ярким примером может стать деятельность английских пиратов, в особенности «укротителя иберийского льва» сэра Фрэнсиса Дрейка. 26 сентября 1580 года его флагман «Золотая лань» возвратился в Плимут, не только завершив первое английское кругосветное плавание, но и доставив в Англию драгоценностей с американских рудников на более чем полмиллиона песо, сто тысяч из которых принадлежали лично испанскому королю. По очень приблизительным оценкам, стоимость привезенных Дрейком сокровищ превышала двухлетний бюджет английского королевства. Эти средства позволили полностью погасить внешний долг государства, учредить Левантийскую, а впоследствии и знаменитую Ост-Индскую компании – основу колониальной мощи будущей Британской империи[129]129
  Историками подсчитано, что за период царствования королевы Елизаветы английские пираты принесли своей стране «доход» в 12 миллионов фунтов – огромная по тем временам сумма.


[Закрыть].

Экспедиция Дрейка имела огромное значение не только для его родины. Адмирал если и не был первым, кто завез в Старый Свет картофель, то как минимум способствовал распространению в Европе этой сельскохозяйственной культуры. В Германии некогда даже стоял памятник, изображавший пиратского адмирала с цветком картофеля в руке. Надпись на монументе гласила: «Сэру Фрэнсису Дрейку, распространившему картофель в Европе. Миллионы земледельцев мира благословляют его бессмертную память. Это помощь беднякам, драгоценный дар Божий, облегчающий горькую нужду».

Говоря о вывозимых испанцами из Нового Света ценностях, которые круто изменили сначала европейскую, а затем и всемирную историю, не стоит забывать о появлении новых товаров: картофеля, табака, кукурузы, какао, ванили, коки и т. д. и т. п. Так, внедрение картофеля и кукурузы повысило производительность сельскохозяйственной сферы настолько, что появилась возможность высвободить часть занятых на производстве продуктов питания рабочих и перенаправить их в другие отрасли экономики, в частности на ускорение развития зарождавшейся промышленности. «Не будь картофеля, не было бы и капитализма!» – уверял германский историк и политик Фридрих фон Раумер.

Кроме того, создание испанскими колонистами новых рынков даже знакомых и привычных товаров зачастую оказывало серьезное влияние на расклад политических сил Старого Света. Например, появление огромных плантаций сахарного тростника на Антильских островах свело на нет экономические преимущества от завоевания османами в 1517 году Египта, который долгое время был главным поставщиком сахара. Так, помимо смертельного отравления османской экономики дешевым перуанским серебром, неожиданное разрушение испанцами еще одной вражеской монополии ускорило падение турецкой империи… Что, в свою очередь, дало резкий толчок к развитию ряда европейских регионов. И т. д. и т. п.

Разумеется, постоянные вливания денежной массы и ускорение денежного оборота не могли не вызвать небывалой для Старого Света инфляции, известной под названием «революция цен». К началу XVII века цены – прежде всего на продовольствие и товары первой необходимости – поднялись в Англии вчетверо, во Франции потребительская корзина подорожала в 2,5 раза, а в Италии – вдвое. В самой же Испании цены выросли почти в пять раз! «Я узнал здесь поговорку, – писал в 1603 году французский путешественник по Пиренейскому полуострову: – “Все в Испании дорого, кроме серебра”».

Но если промышленно развитые страны получали от повышенной инфляции прибыль, то для по сути аграрной Испании критичный разрыв между производственным потенциалом и покупательной способностью означал неизбежные – и большие! – убытки. Какое-то время американские сокровища и военно-политические успехи скрашивали картину и маскировали реальное положение дела, но при всем внешнем благоденствии XVI столетие для Испании стало веком подспудного регресса.

Дорожала не только еда или промышленные товары, стремительно дорожало главное хобби Габсбургов – война. Непрекращающаяся конфронтация с Францией, Нидерландами, Османской империей, германскими протестантами, алжирскими пиратами и т. д. ставила богатейшую империю планеты… на грань банкротства. Да, в испанских портах беспрестанно разгружались тонны и тонны перуанского серебра, жемчуга, пряностей и прочих товаров, но на деле лишь малая часть этих сокровищ доставалась королевской казне. Исследование испанских монет при помощи спектрометра выявило удивительный факт – заметные примеси американского серебра появились в чеканке метрополии лишь с начала XVIII века, в правление Филиппа V! Десятилетиями, пока соседи завидовали удаче и богатству испанцев, родина надменных конкистадоров из «империи, над которой никогда не заходит солнце», незаметно скатилась до статуса огромной всеевропейской таможни.

Чрезмерные военные и представительские расходы, приоритет политических задач над экономическими и стремительное – благодаря изгнанию из страны огромного числа морисков[130]130
  Мориски (букв. «маленькие мавры», «мавританишки») – официально принявшие христианство жители некогда завоеванных арабами территорий и их потомки. Вместе с марранами (крещеными евреями) причислялись к притесняемому сословию «новых христиан».


[Закрыть] и отъезду в Новый Свет множества молодых мужчин – сокращение экономически активного населения усугублялось недальновидной политикой протекционизма метрополии за счет колоний. Любые попытки заокеанских поселений инвестировать в производства, способные конкурировать с аналогичными пиренейскими предприятиями, немедленно объявлялись вне закона.

Так, например, королевским указом было запрещено разбивать плантации винограда и даже оливковых деревьев – притом что сама метрополия была не в состоянии удовлетворить нужды колоний в вине и масле. В итоге сложилась абсурдная ситуация: при сохранении формальной монополии на торговлю с Америкой Испания в действительности контролировала лишь 5 % товарооборота собственных заокеанских владений, тогда как все остальные поставки осуществлялись прямыми ее врагами – французами, голландцами, англичанами и немцами.

Когда в 1555 году император Карл V отрекся от испанской короны и всех заокеанских колоний в пользу своего сына Филиппа II, государственный долг страны банкирским домам составлял внушительные 20 миллионов дукатов. За время своего правления Филипп трижды объявлял частичный дефолт… и занимал деньги снова. Ему удалось поднять доходы казны вчетверо, но к моменту его смерти общая сумма долгов королевства превысила 100 миллионов!

К середине 20-х годов XVII века Испания находилась на грани катастрофы. Снижение поступлений золота из Нового Света, перехват в 1628 году голландцами Пита Хейна Серебряного флота, везшего в трюмах почти двадцать тонн драгоценных металлов, массовые внутренние восстания и отделение в 1640 году Португалии ознаменовали собой конец Испанской империи. Один из свидетелей этого краха с горечью резюмировал: «И богатство Европы, и бедность Испании явились результатом одного события – открытия нами Америки».