Текст книги "Тайные общества русских революционеров"

Покушения на железной дороге

Охота на царя продолжалась. Теперь ее организовал Исполнительный комитет «Народной воли». Это был тщательно законспирированный центр целой сети тайных групп. Он призван был в момент восстания (которое считалось неизбежным) координировать действия всей этой сети для победы революции по всей стране.

Как писала Вера Фигнер, партия не ставила своей целью террор сам по себе. Однако создается впечатление, что в действительности такое объяснение выдавало желаемое за действительность.

Возможно, так большинство этих наиболее решительно настроенных людей скрывали от самих себя правду: нет никакой надежды на то, что в ближайшие годы или даже десятилетия в России свершится революционный переворот. О том, насколько иллюзорными были надежды на восстание русского народа, можно судить по интересным и бесхитростным воспоминаниям одного из рядовых народников – А.О. Лукашевича, о которых речь впереди.

Исполнительный комитет «Народной воли» да и почти все члены тайной организации были молоды, полны революционного энтузиазма по западным образцам (заимствованным из книг). Они не собирались ждать народных выступлений, которых могли и не дождаться, пытаясь искусственно создать революционную ситуацию.

Цареубийство они рассматривали как нечто судьбоносное, едва ли не мистическое, придающее особую напряженность своей деятельности, едва ли не смысл своей жизни. В императоре Александре II они видели не человека, убить которого – тяжкое преступление. Они представляли его как символ, как олицетворение всей системы самодержавия. В таком отношении к человеку, причем не преступнику, можно усмотреть проявление самовнушения.

В психологии, как мы уже говорили, это называется установкой. Когда она укореняется в сознании, переходя на более глубокий эмоциональный уровень (подсознание), то начинает определять поведение и подчинять своей воле рассудок. Теперь уже все доводы рассудка работают на установку, нацелены на ее реализацию. В этом отношении у людей определенного эмоционального и умственного склада само по себе участие в тайном обществе при постоянной опасности ареста и казни содействовало закреплению установки.

Вызывает удивление поспешность, с которой были организованы покушения на царя. Казалось бы, зачем торопиться? Не лучше ли спокойно выжидать удобного момента, выжидать не месяцы, а годы, пока будет созревать революционная ситуация и народные массы возрадуются цареубийству и поднимут всероссийский бунт?

Мне кажется, спешные покушения организовывались из чувства бессилия, отсутствия реальной перспективы для революции. Сознательно или интуитивно народовольцы более всего опасались не ужесточения режима самодержавия, усиления полицейского террора, а, напротив, продолжения либеральных реформ, ибо в таком случае революционная ситуация сошла бы на нет. А они мечтали о революции. Такой была их наиболее сильная установка. Ради нее они шли на преступление, оправдывая его «высшей целью».

Подготавливая взрыв в Зимнем дворце, рассудительный Степан Халтурин хотел использовать как можно больше динамита, чтобы покушение удалось. Эмоциональный Андрей Желябов возразил: в таком случае погибнут слишком много невинных людей. И услышал в ответ:

– Человек пятьдесят перебьешь, без сомнения. Так уж лучше класть побольше динамиту, чтобы хоть люди недаром пропадали, чтобы наверное свалить и самого и не устраивать нового покушения!

Кибальчич Н.И.

То, что был принят вариант Желябова, вряд ли можно считать торжеством гуманизма. В любом случае счет погубленным жизням шел на десятки, но это не останавливало террористов. Они оба – очень разные по характеру и складу ума – вели себя, можно сказать, как психически больные с маниакальной установкой – убить царя во что бы то ни стало, каких бы невинных жертв это ни стоило.

Теперь мы знаем, что разработаны специальные психотехнологии, превращающие нормальных людей в жестоких террористов. Но в те времена ничего такого не было. Все совершалось стихийно.

Как это ни дико может звучать, но «охота на царя» стала для террористов-народников, помимо всего прочего, захватывающей авантюрой, смертельно опасным приключением. Было создано четыре группы, каждая из которых независимо от других готовила совершить убийство Александра II. Три из них готовили покушения по пути возвращения царя из Крыма в столицу (под Одессой, Харьковом и Москвой), четвертая – в Зимнем дворце.

О том, насколько самоотверженными были террористы, можно судить по поведению Веры Фигнер. Она могла бы в Петербурге оставаться руководителем, но предпочла отправиться в Одессу, чтобы стать еще и исполнителем акции. Как она признавалась: «Для меня была невыносима мысль, что я буду нести только нравственную ответственность, но не участвовать материально в акте, за который закон угрожает товарищам самыми тяжелыми карами».

Ее упрекнули в том, что она ищет «личного удовлетворения» (вот ведь как!), а не предоставляет организации право распоряжаться ее жизнью. Но просьбу все-таки удовлетворили. В начале сентября 1879 года она приехала с грузом динамита в Одессу. Здесь ее встретил Н.И. Кибальчич. Они сняли квартиру на Екатерининской улице под именем супругов Иваницких.

«Вскоре приехали Колодкевич и Фроленко, а позднее Лебедева, – вспоминала Фигнер, – наша квартира была местом общих встреч и свиданий; на ней происходили все совещания, хранился динамит, сушился пироксилин, приготовлялись запалы, совершались пробы индукционных аппаратов – словом, совершались все работы под руководством Кибальчича…».

Мероприятие было непростым. Пришлось ей добиваться того, чтобы «верный человек» занял место железнодорожного сторожа на одном из участков дороги. Как дворянка, она смогла добиться этого, представив дело так, что ходатайствует за своего дворника, жена которого страдает туберкулезом и нуждается в здоровой обстановке вне города. Когда в будку сторожа доставили динамит и стали готовиться заложить заряд под рельсы, выяснилось, что царский поезд пройдет через Харьков.

Там взрыв готовили А. Желябов, И. Окладский и А. Якимова. Под железнодорожное полотно заложили мину, а провода протянули далеко в поле, где и залегли террористы. Поезд прошел, но взрыва не последовало. По одной из версий, Желябов неправильно соединил электроды, по другой – провода были повреждены после закладки по какой-то случайности.

Оставался третий пункт покушения – под Москвой. В доме, который сняла Софья Перовская, расположенном возле железной дороги, находился «командный пункт». Как происходили события, дал письменные показания участник покушения А.Д. Михайлов:

«Наступил критический день 19 ноября. Время прибытия двух царских поездов в Москву было назначено 10 и 11 часов вечера. Не было тайной для многих москвичей, что царь прибудет в 10 ч. Это подтверждали и другие, более веские данные, заставлявшие обратить взоры на первый поезд. Но царский поезд промчался в начале десятого и был принят за пробный, иногда следующий впереди царского. Второй поезд, шедший в 10 часов с небольшим, совпал со временем, назначенным для царского, и пострадал».

В поезде, потерпевшем аварию, находилась придворная прислуга. «Это была неудача, – писала Вера Фигнер, – но факт сам по себе произвел громадное впечатление в России и нашел отклик во всей Европе».

Последнее утверждение показательно. Оказывается, для народников имела немалое значение реакция, которую вызывали их акции в Западной Европе. Это можно объяснить тем, что именно европейская модель общественного устройства, буржуазная демократия были для них ориентиром. А вот в России подобные акции вызывали далеко не однозначную и преимущественно негативную реакцию.

Так, эхо взрыва под Москвой отозвалось в Одессе. Служащий магазина учебных пособий Алмазов явился в полицейский участок с пачкой номеров газеты «Народная воля» и прокламациями, посвященными взрыву царского поезда. Он сказал, что эти бумаги его просила спрятать соседка, курсистка Богуславская, опасавшаяся обыска в своей квартире. Тотчас жандармы нагрянули в ее квартиру. Там арестовали Александра Квятковского, обнаружили динамит, запалы и среди бумаг какой-то план комнат, на одной из которых был поставлен крест.

Тогда никто не догадался, что это означает. Только через два месяца, после взрыва в Зимнем дворце, стало понятно, что на этом плане отмечена столовая, в которой собиралась царская семья.

Трагедия во дворце

Вечером 5 февраля 1880 года в караульном помещении, расположенном под царской столовой в Зимнем дворце, прогремел страшный взрыв. Это было очередное покушение на жизнь императора. Но и на этот раз он не пострадал благодаря счастливой случайности: задержался к обеду. Погибли и получили ранения более полусотни ни в чем не повинных людей.

Обнорский В.П.

Расследование показало: организовал взрыв рабочий, производивший ремонт в здании. Он ухитрился пронести в караульное помещение не менее двух пудов динамита. Его искали по приметам: высокий молодой человек с правильными чертами лица, привлекательный, с мягкими манерами. По профессии столяр-краснодеревщик, из крестьян. Однако след его затерялся.

Преступника арестовали в Одессе два года спустя как одного из организаторов покушения на местного военного прокурора, отличавшегося жестокостью. Военно-полевой суд приговорил его к смертной казни. Он назвался Степановым и был казнен в марте 1882 года. В действительности это был Степан Николаевич Халтурин.

Этот незаурядный человек отличался умом, энергией, силой характера. Он стал террористом не сразу. Сначала, увлеченный социалистическими идеями, вел революционную пропаганду среди рабочих Петербурга. Он и слесарь В.П. Обнорский в конце 1878 года создали в Петербурге тайную организацию – «Северный союз русских рабочих». Она имела сходство с профсоюзом (в нее допускались только рабочие), в идеологии имела социал-демократическое направление и не предполагала террористической деятельности.

Можно сказать, это была первая попытка создать партию рабочих для осуществления социалистической революции.

В ее программе пролетариат определялся как передовой авангард трудящихся, а конечной целью ставилось «ниспровержение существующего политического и экономического строя государства как строя крайне несправедливого».

Учитывалась и отечественная специфика: предполагались замена государственной структуры федерацией свободных общин с внутренним самоуправлением на началах русского обычного права, общинное землевладение, создание ассоциаций рабочих, распоряжающихся продуктами своего труда и орудиями производства.

Организация быстро обрела популярность. В каждом рабочем квартале создавались кружки со своей кассой и конспиративной квартирой. Руководители кружков составляли Центральный комитет союза. Он собирался дважды в неделю. Члены организации принимали активное участие в стачках, выпускали прокламации. Союз решено было превратить в общероссийский; в Москве организовали его филиал. Но достаточно быстро, в начале 1879 года, почти все его руководители были арестованы. Тогда от этой организации отказался Халтурин, желавший радикальных действий. Он вступил в «Народную волю» и стал террористом.

Оставшиеся на свободе активные деятели Союза выпустили в марте 1880 года газету «Рабочая заря». Было распространено около тридцати ее экземпляров, а остальной тираж был конфискован; организаторов типографии арестовали. На этом «Северный союз русских рабочих» прекратил свое существование.

Неудачи показательны: дело было не только в суровом полицейском режиме, но и неготовности большинства трудящихся к революционным выступлениям. Рабочие были готовы при случае отстаивать свои права, требовать повышения заработной платы. Лишь немногие из них, преимущественно самые образованные, стремились изменить политический строй, выступать против самодержавия. Остальных вполне бы устроило нечто вроде свободных профессиональных союзов.

Царское правительство, ужесточая репрессии против таких организаций, как «Северный союз русских рабочих», тем самым способствовало обострению ситуации, созданию и сплочению хорошо законспирированных групп террористов…

Халтурин был не из тех, кто готов неспешно выжидать благоприятных условий для политических выступлений. Он хотел действовать незамедлительно, решительно и радикально. Возможно, решение убить царя возникло у него после первых покушений на жизнь Александра II. Однако, скорее всего, оно стало следствием неудач просветительской работы среди рабочих. Как знать, если бы в России правительство разрешало открытые объединения рабочих, не было бы острой нужды в тайных обществах террористического толка.

Степан Николаевич, родившийся в 1856 году, получил начальное образование в Училище для распространения технических и сельскохозяйственных знаний в Вятке, освоил профессию столяра и с 1875 года работал в Петербурге. Потерпев неудачи в деле пропаганды социалистических идей, он пришел к мысли, как выразился Л.А. Тихомиров, «протестовать посредством убийства царя». Другой революционер – Г.В. Плеханов, также знавший Халтурина, писал: «Все внимание его было поглощено общественными вопросами». И поначалу Степан Николаевич с возмущением говорил ему:

– Чистая беда, только-только наладится у нас дело – хлоп! – шарахнула кого-нибудь интеллигенция, и опять провалы. Хоть немного бы дали вы нам укрепиться!

Выходит, на цареубийство склонили его, пусть даже косвенно, террористы «Народной воли», действия которых вызывали жесткую ответную реакцию властей. По свидетельству Плеханова, Халтурин пришел к мысли: «Смерть Александра II принесет с собой политическую свободу, а при политической свободе рабочее движение пойдет у нас не по-прежнему. Тогда у нас будут не такие союзы, с рабочими же газетами не нужно будет прятаться».

Для рассудительного человека такой вывод по меньшей мере странен. Разве не ясно, что на трон взойдет другой царь, а его действия вряд ли станут либеральными. Судя по всему, Халтурину хотелось продолжать революционную деятельность в любом случае: если уж не вышло мирным путем, так провести акцию боевую, чрезвычайную, способную потрясти если не государственные устои, то хотя бы народ. Возможно, его нетерпение объяснялось тем, что врач нашел у него туберкулез, который в то время для небогатого человека был равносилен смертному приговору.

Поступил в мастерские Зимнего дворца Халтурин без особых трудностей. Он был хорошим специалистом, у него было немало знакомых среди коллег-столяров. С весны до осени 1879 года он трудился в Новом Адмиралтействе, а также на царской яхте «Александрия». По фальшивому паспорту на имя крестьянина Олонецкой губернии Степана Батышкова он поступил на работу в Зимний дворец 10 сентября 1879 года.

От своих новых коллег Степан Халтурин не смог скрыть своих знаний, явно превышавших уровень простого рабочего. Кого-то он просветил относительно вращения Земли, кому-то помог составить смету на выполненный заказ, кому-то прочел выдержки из повести Вольтера. Как видим, охрана дворца не очень-то заботилась о том, чтобы выискивать подозрительных людей.

О том, какими были порядки во дворце, написал, быть может, с некоторыми преувеличениями Л.А. Тихомиров: «Нравы и обычаи новых сотоварищей поражали Халтурина. Прежде всего удивителен был беспорядок в управлении, распущенность прислуги… и страшное повальное воровство сверху донизу превосходили всякое вероятие. Дворцовые товарищи Халтурина устраивали у себя пирушки, на которые свободно приходили, без контроля и надзора, десятки их знакомых. В то время как с парадных подъездов во дворец не было доступа самым высокопоставленным лицам, черные ходы во всякое время дня и ночи были открыты для всякого трактирного знакомца самого последнего дворцового служителя. Нередко посетители оставались и ночевать во дворце… Даже Халтурин принужден был ходить воровать съестные припасы, чтобы не показаться подозрительным. Впрочем, нельзя было и не воровать… у русского царя дворцовые камердинеры получали по 15 р. в месяц».

Сначала Халтурин хотел расправиться с царем, как говорится, по-простому, зарубив его топориком. Но соучастник покушения А.А. Квятковский, член Исполнительного комитета, его отговорил. Ведь Александр II был не робкого десятка и достаточно сильным для того, чтобы дать отпор. Тогда возник другой план. Подвал, где жил он с другими столярами, находился под помещением дворцового караула, а выше была царская столовая. Решено было положить динамит в печь комнаты столяров с тем, чтобы в то время, когда царь придет в столовую, произвести взрыв. Готовили динамит революционеры на конспиративной квартире.

Перед возвращением Александра II из Крыма дворец стали спешно приводить в порядок, усилили охрану. Периодически проводили осмотр многих помещений, в том числе и «общежития» столяров. Дело было ночью, и неожиданный визит охраны заставил Халтурина сильно поволноваться. У него под подушкой лежали пачки с динамитом. Однако проверяющие проявили халатность и провели только поверхностный осмотр.

Значительные трудности были связаны с доставкой взрывчатки во дворец. Приходилось приносить ее небольшими порциями в корзине, положив сверху белье и крахмальные рубашки, складывая в сундук с личными вещами.

Однажды мимо Халтурина, работавшего в одной из комнат дворца, прошел Александр II. Это был единственный случай, когда террорист встретился почти лицом к лицу с тем, кого хотел убить.

По предложению Желябова решили ограничиться двумя пудами динамита, хотя Халтурин хотел взорвать три пуда, чтобы действовать наверняка. Количество жертв при этом невинных людей, как мы знаем, его не волновало. В чем-то он был прав: когда речь идет об убийстве царя, десять или двадцать погибнут вместе с ним людей, для террориста не имеет значения: цель оправдывает средства и жертвы.

Выбрать день покушения и устроить взрыв было непросто. Требовалось стечение благоприятных обстоятельств. В частности, когда царь должен был ужинать в столовой, у столяров в подвале должен был оставаться один Халтурин. Покушение наметили на начало февраля. Запалом служили трубки, наполненные специальным составом. Было устроено так, чтобы взрыв произошел через несколько минут после того, как Халтурин покинет дворец.

Вечерами в темноте Желябов приходил на Дворцовую площадь и прогуливался, ожидая Халтурина, которого должен был сразу же после взрыва препроводить на конспиративную квартиру и помочь скрыться от полиции. Несколько дней мимо него проходил Халтурин, хмуро произнося: «нельзя было» или «не вышло».

Зимний дворец

Наконец 5 февраля Халтурин подошел к Желябову, поздоровался и спокойно сказал: «Готово». И тут же грянул оглушительный взрыв. Огни во дворце потухли. Тьма накрыла Дворцовую площадь. Раздавались крики, бежали люди. Тревожно звеня, промчалась пожарная команда. Террористам долго оставаться здесь не было смысла. Желябов отвел Халтурина на квартиру. Там Степан, едва стоявший на ногах, спросил, есть ли оружие, добавив: «Живым я не сдамся».

Его успокоили: квартира минирована такими же динамитными бомбами, которые он взорвал.

Когда выяснилось, что царь не пострадал, Халтурин впал в отчаяние. Его успокаивали: мол, взрыв потряс всю Россию и отзовется на Западе.

При взрыве разрушился свод между подвалом и первым этажом, рухнуло несколько перегородок. В «малиновой» комнате лишь приподнялось три щита паркета, а в «желтой» (столовой) появились трещины в стене и вылетели отдушины воздушного отопления, разбились бокалы и тарелки. Царской семьи в этих комнатах не было. Погибли 11 человек, в основном, солдаты, находившиеся на гауптвахте. Раненых было 56.

В прокламации «Народной воли», выпущенной в связи с покушением, говорилось: «С глубоким прискорбием смотрим мы на погибель несчастных солдат царского караула, этих подневольных хранителей венчанного злодея. Но пока армия будет оплотом царского произвола, пока она не поймет, что в интересах родины ее священный долг стать за народ против царя, такие трагические столкновения неизбежны».

Профессия – революционер

Покушение в Зимнем дворце могло стать предупреждением для террористов: слишком дорого оплачивается «охота» на царя, а результаты ее сводятся лишь к недопустимым жертвам ни в чем не повинных людей и ужесточению репрессий. Но, встав на путь вооруженной борьбы, народовольцы уже не сошли с него.

Что двигало ими? Стремление отомстить за казненных и отправленных в тюрьмы и на каторгу товарищей? Надежда на то, что цареубийство всколыхнет народ на восстание? Вера в справедливость своего смертного приговора Александру II? Отчаяние из-за крушения иллюзий о революционной ситуации в стране и скором торжестве революции?

По-видимому, сказывались в той или иной мере все эти факторы. Но едва ли не более всего влияла инерция – необходимость продолжать начатое дело. Оно уже длилось для некоторых народовольцев 5 лет, а то и больше; стало неотъемлемой частью их жизни, придававшей ей насыщенность, содержание, смысл.

Создание «Народной воли» можно толковать как оформление в России организации профессиональных революционеров. Безусловно, и до этого существовали различные тайные общества и революционные кружки, были отдельные личности, полностью посвятившие свою деятельность низвержению существующего строя. Но даже «Земля и воля», пожалуй, лишь подготавливала почву для формирования хорошо законспирированной организации, имеющей оружие и взрывчатку, свои тайные лаборатории и мастерские, своих боевиков, а также широкую сеть сторонников, охватывающую практически всю Европейскую Россию.

К этому времени тайная полиция обрела огромные возможности и опыт в борьбе с политическими преступниками. Была учреждена слежка не только за революционерами, но и за многочисленными «неблагонадежными» лицами. Из этой среды вербовали предателей – подкупом, запугиванием или шантажом, внедряя туда своих агентов.

Но и революционеры постоянно совершенствовали методы своей работы. Одним из наиболее талантливых конспираторов был Александр Дмитриевич Михайлов. Он писал, имея в виду период становления «Земли и воли»:

«В кружке народников, который лег в основание проекта организации революционных русских сил и в который я… вошел как член-учредитель, все мои помыслы были сосредоточены на расширении практической выработки и развития организации. В характерах, привычках и нравах самых видных деятелей нашего общества было много явно губительного и вредного для роста тайного общества; но недостаток ежеминутной осмотрительности, рассеянность, а иногда и просто недостаток воли и сознательности мешали переделке, перевоспитанию характеров членов соответственно организации мысли. И вот я и Оболешев начали самую упорную борьбу против широкой русской натуры. И надо отдать нам справедливость – едва ли можно было сделать с нашими слабыми силами более того, что мы сделали. Сколько выпало на нашу долю неприятностей, иногда даже насмешек! Но все-таки в конце концов сама практика заставила признать громадную важность для дела наших указаний, казавшихся иногда мелкими. Мы также упорно боролись за принципы полной кружковой обязательности, дисциплины и некоторой централизованности. Это теперь всеми признанные истины, но тогда за это в своем же кружке могли глаза выцарапать, клеймить якобинцами, генералами, диктаторами и проч. И опять-таки сама жизнь поддержала нас – эти принципы восторжествовали. Я часто горячился в этой борьбе…»

По словам видного народовольца Л. Тихомирова (ставшего позже монархистом), Михайлов хорошо понимал, что осторожность, осмотрительность и практичность составляли для существования революционной организации необходимые условия. Этих качеств он требовал от каждого революционера. Сам был чрезвычайно осмотрителен и практичен и постоянно замечал ошибки других и указывал на них. Не признавал никакой небрежности, считая это нечестностью по отношению к организации, недостаточной преданностью революционному делу.

Например, когда один товарищ иногда заходил проведать жену свою, находившуюся под надзором, Михайлов возмущался:

– Он шляется к жене, где его стерегут и могут забрать; наконец, его могут проследить на другие квартиры!

Такие поступки он считал преступной подлостью. В данном случае его особенно огорчало, что она исходила от человека, которого он глубоко уважал. Против подобной неряшливости Михайлов постоянно выступал и, по словам Тихомирова, «оставался каким-то ревизором революционной конспирации». Даже сам порой говорил совершенно серьезно: «Ах, если бы меня назначили инспектором для наблюдения за порядком в организации!»

Порой ему предоставляли право такого наблюдения, и тогда он следил по улицам за товарищами, чтобы убедиться в их осторожности. Однажды его соратник А. Квятковский заметил эту слежку, чем несказанно обрадовал Михайлова. Но зато беда, если кто-нибудь не обращал внимания на то, что за ним наблюдают. За такую провинность он не уставал упрекать, повторяя, что революционеру необходимо соблюдать конспирацию не только ради собственной безопасности, но и для того, чтобы невольно не выдать товарищей.

Иногда на улице он мог неожиданно заставить своего спутника читать вывески и рассматривать физиономии на разных расстояниях. Если оказывалось, что человек близорук, следовало указание: «Ну, брат, очки покупай непременно». И не просто давал рекомендацию, но и добивался, чтобы она была исполнена.

Один близорукий заявил, что доктор запретил ему носить очки под страхом ослепнуть совсем. Михайлов настаивал: «Ну, откажись от таких дел, где нужно посещать конспиративные квартиры. Делай что-нибудь другое». Но тут выяснилось, что этот человек нужен именно как связной, посещающий подобные квартиры.

– Ну, тогда непременно нужны очки или пенсне. Обязательно!

– Покорно благодарю, я не желаю ослепнуть.

– Ослепнешь?! – вспылил Михайлов. – Тогда выходи в отставку. Нам из-за твоих глаз не проваливать организацию. – И обратился ко всем товарищам с предложением: – Обязать его носить очки необходимого номера.

Впервые входя в квартиру к товарищу, он тотчас осматривал все углы, простукивал стену, чтобы убедиться, достаточно ли она толста, прислушивался, не слышно ли разговоров соседей по квартире, выходил с той же целью на лестницу. Делал замечание: «У вас народу столько бывает, а ход всего один – это невозможно».

Еще хуже, если квартира была без воды. Значит, дворник будет лишний раз заходить, а кто не знает, что ему полагается докладывать полиции о всяческих подозрительных лицах. Особенно внимательно следил Михайлов за «знаками» – сигналами безопасности, которые снимаются, если квартира в опасности. По его мнению, квартиры, где их нет, не следует посещать.

Он не обращал ни малейшего внимания на шутки и насмешки в свой адрес, которые позволяли себе некоторые революционеры. Иногда хозяева раскритикованной им квартиры не хотели даже говорить с ним, но он все-таки преспокойно заходил к ним, чтобы убедиться, что его указания выполнены. Если не все обстояло благополучно, он весьма обстоятельно повторял свои соображения нахмуренным хозяевам. «Ну что, вы кончили? Больше ничего?» – торопили они его, желая, чтобы незваный гость поскорее убирался. «Да, я кончил, только теперь уже время обедать. Я бы остался, если не возражаете».

Михайлов говорил это совершенно откровенно, с чистым сердцем. Он не допускал мысли, что кто-нибудь посмеет всерьез рассердиться за исполнение человеком обязанности охранять безопасность тайной организации. Конечно, соблюдать конспирацию, меры безопасности скучно, выслушивать замечания неприятно. Ничего удивительного, что у людей по этой причине портится настроение. Но сердиться за правильные замечания на того, кто их сделал, совершенно несправедливо. С таким же успехом можно обижаться на доктора, поставившего неприятный для вас диагноз. Порядочному человеку самому будет стыдно, если он позволит себе поссориться из-за дельных указаний. Так рассуждал Михайлов. Он был профессиональным конспиратором и требовал этого от своих товарищей.

И хотя ему приходилось ежедневно с кем-нибудь ругаться, а то и ссориться, он пользовался огромным авторитетом и большим уважением у всех членов организации.

Вот свидетельство Тихомирова: «Из конспирации А.Д. (Михайлов. – Р.Б.) создал целую науку. Он… выработал в себе способность одним взглядом отличать знакомые лица в целой толпе. Петербург он знал, как рыба свой пруд. У него был составлен огромный список проходных дворов и домов (штук 300), и он все это помнил наизусть. Покойный Халтурин передавал нам однажды, как он следил за А.Д. (у Халтурина тоже были эти привычки – контролировать других); тот немедленно заметил его. Халтурин с приятной улыбкой знатока рассказывал, до чего ловко А.Д. изыскивал случаи смотреть позади себя, совершенно естественно, то будто взглянуть на красивую барыню, то поправивши шляпу и т. д.; в конце концов, он исчез – “Черт его знает, куда он девался”. А нужно сказать, что Халтурин тоже был мастер выслеживать.

Проходными дворами и домами А.Д. пользовался артистически. Один человек, спасенный А.Д. от ареста, рассказывал нам, как это произошло. “Я должен был сбежать с квартиры и скоро заметил упорное преследование. Я сел в конку, потом на извозчика. Ничего не помогло. Наконец мне удалось, бегом пробежавши рынок, вскочить в вагон с другой стороны; я потерял из виду своего преследователя, но не успел вздохнуть свободно, как вдруг входит в вагон шпион, прекрасно мне известный: он постоянно присутствовал при всех проездах царя и выследил меня на мою квартиру, откуда я сбежал. Я был в полном отчаянии, но в то же мгновение совершенно неожиданно вижу – идет по улице А.Д. Я выскочил из вагона с другого конца и побежал вдогонку. Догнал, прохожу быстро мимо и говорю, не поворачивая головы: “Меня ловят”. А. Д., тоже не взглянувши на меня, ответил: “Иди скоро вперед”. Я пошел. Он, оказалось, в это время осмотрелся, что такое за мной делается. Через минуту он догоняет меня, проходит мимо и говорит: “Номер 37, во двор, через двор на Фонтанку, № 50, опять во двор. Догоню”. (№№, впрочем, я уже позабыл.) Я пошел, увидел скоро № 37, иду во двор, который оказался очень тесным, с какими-то закоулками, и в конце концов – я неожиданно очутился на Фонтанке… Тут я в первый раз поверил в свое спасение. Торопясь, я уже не следил за собой, а только старался как можно скорее идти. Скоро по Фонтанке оказался другой заворот, а за ним № 50: прекрасное место, чтобы исчезнуть неожиданно. Вхожу во двор, смотрю, а там уже стоит А. Д.; оказалось, что двор также проходной в какой-то переулок. “Выходи в переулок, – говорит Ал. Дм., – нанимай извозчика, куда-нибудь поблизости от такой-то квартиры”, сам же выбежал на Фонтанку и осмотрелся. Пока я нанял извозчика, он возвратился и отвез меня на квартиру… где я и остался».