Текст книги "Тайные общества русских революционеров"

Глава 2. Революционный террор

Питомцы ветреной Судьбы,

Тираны мира! трепещите!

А вы, мужайтесь и внемлите,

Восстаньте, падшие рабы!

Александр Пушкин

Предтечи народовольцев

«Террор» в переводе с латыни означает «ужас». Террористические методы могут иметь разный характер: от запугивания до убийства.

Будем различать террор четырех видов: революционный, контрреволюционный, государственный и криминальный. Последний может проявляться и в связи с первыми тремя, но прямого отношения к нашей теме не имеет.

Отдельные люди или организации вынуждены вступать на путь террора от бессилия. Это вынужденная мера. Обычно к ней прибегают, что называется, не от хорошей жизни. Ее используют в тех случаях, когда другими способами нельзя достичь желаемой цели.

Цареубийство принято считать особо тяжким преступлением. Однако в России благодаря такой акции взошли на престол Екатерина II и Александр I. Убийство царя ни в коем случае не означало свержения самодержавия. Всегда были претенденты на трон. Самодержавие держалось не на одной конкретной личности, а на всей системе государственной власти и, вообще говоря, на общественном согласии.

Декабристы были готовы на цареубийство, но считать их террористами вряд ли корректно. Они стремились совершить государственный переворот, не прибегая к помощи народных масс и даже опасаясь их. Запугать они хотели только сенаторов и царя, чтобы они согласились провозгласить если не республику, то конституционную монархию.

Буташевич-Петрашевский М.В.

Масоны отчасти пользовались методом морального террора. Их руководители заинтересованы были в формировании общественного мнения о необычайном могуществе данных тайных обществ. Жертвой таких слухов стал, в частности, князь А.Б. Голицын. Но производить революцию в России подавляющая часть масонов не собиралась ни при каких условиях.

Казалось бы, либеральные реформы Александра II, а прежде всего отмена крепостного права в 1861 году, должны были погасить искры грядущего революционного пожара. А вышло наоборот!

О причинах такой странной ситуации мы поговорим позже. А пока вспомним о некоторых тайных революционных организациях того периода.

Прежде всего упомянем кружок петрашевцев. Его члены так себя не называли, а просто встречались и дискутировали в нелегальных кружках, основателем и вдохновителем которых был сын видного петербургского врача М.В. Буташевич-Петрашевский, окончивший Царскосельский лицей.

Был он большим оригиналом. Рассказывали, что однажды он явился в Казанский собор, переодетый в женское платье и прикрыв свою бороду. К нему подошел квартальный надзиратель.

– Милостивая государыня, вы, кажется, переодетый мужчина.

И услышал в ответ:

– Милостивый государь, а мне кажется, что вы переодетая женщина.

Смущенный полицейский остолбенел. Петрашевский скрылся в толпе.

Деятельность петрашевцев была инициирована общим подъемом в Европе революционной пропаганды, популярностью трудов социалистов-утопистов и анархистов: Сен-Симона, Фурье, Кабе, Луи Блана, Прудона. Сказалось и влияние свержения Бурбонов во Франции в 1848 году с последующими революционными вспышками в Западной Европе.

У Петрашевского собирались по пятницам, обсуждая различные проблемы, преимущественно социально-политические. Доклады носили просветительский характер. Некоторые из присутствующих не разделяли радикальных революционных идей. Поэтому особо острые «запретные» темы Петрашевский предпочитал обсуждать в узком кругу. В числе петрашевцев были замечательные мыслители: писатель Ф.М. Достоевский и естествоиспытатель Н.Я. Данилевский (впоследствии написавший работу «Россия и Европа» и обстоятельное опровержение дарвинизма).

Раскрыли этот «полутайный» кружок в 1847 году. Подъем революционного движения на Западе, вызвавший серьезное беспокойство в правящих российских кругах, должен был усилить конспирацию у петрашевцев. Однако они словно забыли об осторожности, проводя порой достаточно острые политические дискуссии. Возможно, этому способствовали агенты «охранки» (например, провокатор П.Д. Антонелли), втершиеся в их ряды (III отделение Собственной его императорского величества канцелярии, орган политического надзора и сыска в 1826–1880 годах. Исполнительным органом был Отдельный корпус жандармов, шеф которого возглавлял Третье отделение. После упразднения функции переданы Департаменту полиции МВД). А ведь тогда реакция ужесточалась и карали порой только за нелестные отзывы о государе. Некоторым петрашевцам знакомые сообщали, что за кружком ведется слежка и вскоре его члены будут арестованы.

Тем не менее на «пятнице» 1 апреля 1849 года у Петрашевского обсуждались острые проблемы: положение крестьян, недостатки российского судопроизводства, свобода печати. По-видимому, участники дискуссии полагали, что за подобные разговоры их не станут арестовывать, судить и тем более выносить суровый приговор. Однако уже 21 апреля граф А.Ф. Орлов представил Николаю I большой список петрашевцев. Царь ознакомился с ним и произнес:

– Я все прочел. Дело важно, ибо ежели было только одно вранье, то и оно в высшей степени преступно и нестерпимо. Приступить к арестованию, как ты полагаешь. Точно лучше, ежели только не будет разгласки от такого большого числа лиц, на то нужных… С Богом!

Покарали петрашевцев с необычайной суровостью, не отвечающей малости их вины, если не отсутствию состава преступления. Двадцать одного из них присудили к смертной казни. 22 декабря 1849 года их вывели на плац и подготовили к расстрелу. Они держались достойно, хотя пережили ужасные минуты (об этом вспоминал Ф.М. Достоевский). В последний момент казнь заменили каторжными работами.

По Петербургу пустили слухи о раскрытии заговора врагов России и русского народа, стремившихся убить царя и всю его семью. Конечно же, ничего подобного не было и в мыслях петрашевцев. Они были сторонниками постепенных преобразований общества путем конституционных реформ. Разве что однажды один из них, В.П. Катенев, показав на портреты французских политиков, висевших на стене, засмеялся: «Почему бы не повесить и нашего царя?»

Жестокая расправа с петрашевцами серьезно напугала вольнодумцев, которые устраивали кружки, где, помимо всего прочего, свободно обсуждались социально-политические проблемы. Теперь если уж создавались тайные общества, то с самыми серьезными намерениями. Они были сначала преимущественно просветительскими и дискуссионными, а затем – террористическими.

Революционные организации породили, расширили и укрепили особые государственные структуры, призванные с ними бороться. Репрессии порождали протесты. В ответ правительство ужесточало контроль над обществом. Царю докладывали о существовании опаснейших заговорщиков. На нужды тайной полиции выделялись крупные средства. В разжигании «революционного психоза» и даже в террористических актах были весьма заинтересованы представители карательных органов.

Сложилась парадоксальная ситуация: борцы против существующего государственного строя способствовали его усилению и ужесточению. Эти мероприятия обычно называют реакционными, вкладывая в это негативный смысл. Однако они являются в значительной степени реакцией на тайные общества революционеров.

На первый взгляд кажется, что радикальные идеи, рожденные в результате буржуазных революций в Западной Европе, давали энергичный толчок социально-экономическому и культурному развитию России. Однако и тут не все так просто. На общественное сознание положительно воздействовали, будоража его и поднимая острые вопросы, прежде всего опубликованные художественные и публицистические произведения. Кроме того, в страну в немалом количестве завозили нелегальную литературу, издававшуюся в Париже, Лондоне, Женеве…

Но все это относилось почти исключительно к «образованным сословиям». Сравнивая петрашевцев с декабристами, Ф.М. Достоевский писал:

«И те и другие принадлежали, бесспорно, совершенно к одному и тому же господскому, “барскому” так сказать, обществу, и в этой характерной черте тогдашнего типа политических преступников, то есть декабристов и петрашевцев, решительно не было никакого различия.

…Вообще тип русского революционера, во все наше столетие, представляет собою лишь наияснейшее указание, до какой степени наше передовое, интеллигентное общество разорвано с народом, забыло его истинные нужды и потребности, не хочет даже и знать их и, вместо того, чтобы действительно озаботиться облегчением народа, предлагает ему средства, в высшей степени несогласные с его духом и с естественным складом его жизни…»

Мысль верная, но лишь отчасти. За то столетие тип русского революционера эволюционировал. Вначале это были почти исключительно дворяне. Затем среди них стало появляться все больше разночинцев, а также рабочих. Преобладала образованная или полуобразованная молодежь. А в конце века сформировались профессиональные революционеры.

Каракозов Д.В.

Что касается средств улучшения положения народа, то и тут не все так однозначно. Да, конечно, интеллигенция была оторвана от народа. И это характерно не только для России. Так было и есть практически везде. Даже в СССР, где поначалу интеллигенция была, в сущности, народной (хотя там были и представители дворянства), в дальнейшем, во время хрущевского правления, значительная ее часть откровенно встала на сторону номенклатуры и Запада.

«Царская охота»

Всего лишь через пять лет после поистине эпохального события – отмены крепостного права в марте 1861 года – прозвучали выстрелы Каракозова, пытавшегося убить царя. Это событие стало одной из отправных точек революционного террора.

Это не было спонтанным решением одиночки. Дмитрий Каракозов, происходивший из обедневшей дворянской семьи, во время учебы в Московском университете вступил в революционный кружок, организованный еще в 1863 году. Возглавлял эту тайную организацию его двоюродный брат и одногодок Николай Ишутин. В нее входили студенты университета и Петровской сельскохозяйственной академии, преимущественно разночинцы. Их вдохновляли идеи Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова, а также западных социалистов.

«Ишутинцы» мечтали, сохранив традиционный российский уклад, перестроить его на принципах социализма. По их мнению, российское общество должно быть перестроено на началах крестьянских общин и кооперативных артелей. Для этого надо было сокрушить существующий строй, свергнуть царя. Однако такие намерения приходилось скрывать от большинства участников кружка. Ишутин понимал: в народе радикальные меры не найдут поддержки.

Почему? Население по большей части бедствует, едва сводя концы с концами; находящиеся «при власти» неправедно богатеют, нередко за счет казнокрадства. Разве плохо отказаться от такого государственного устройства?

В данном случае, как это часто бывает, сказывалась распространенная в массах легенда о том, что верховный правитель хорош, а дурны его подчиненные, чиновники. Отчасти мнение было справедливое. Тем более что убийство царя само по себе могло бы принести народу не освобождение, а дополнительное порабощение. Кто знает, какой человек воссядет на трон? И почему бы ему быть добрее своего убиенного предшественника?

Однако все это оставалось в области мечтаний. В сущности, кружковцы никак не были связаны с народом. Пора было бы переходить к практическим действиям. Но как это сделать и что предпринять? В сущности, они были слабы для серьезных выступлений. Именно это подвигло их на индивидуальный террор.

На основе своего кружка Ишутин стал сколачивать глубоко законспирированную организацию с характерным названием «Ад». Ближайшей ее задачей стало цареубийство и уничтожение предателей, после чего, как предполагалось, народ встряхнется от вековой спячки и сбросит иго эксплуататоров. Или, во всяком случае, на престол взойдет государь более либерального направления и проявивший больше заботы о русском народе.

В марте 1866 года Каракозов выпустил в Петербурге рукописную прокламацию «Друзьям рабочим» с призывом к революционным выступлениям. Чтобы «из искры возгорелось пламя», он решил убить царя.

4 апреля, когда Александр II выходил из Летнего сада и садился в свою коляску, Каракозов выстрелил в него и промахнулся. Согласно официальной версии, точному попаданию помешал стоявший рядом мещанин Осип Комиссаров. Возможно, так оно и было. Все-таки в русском народе преобладали «царисты».

Государь записал в дневнике об этом событии: «Гулял с Марусей и Колей (детьми. – Р.Б.) в Летнем саду… выстрелили из пистолета, мимо… Убийцу схватили… Общее участие. Я домой – в Казанский собор. Ура – вся гвардия в белом зале…»

Каракозова схватили, пытали, судили и повесили 3 сентября на Смоленском поле в Петербурге. (О том, что его пытали, в частности, лишением сна, свидетельствовал П.А. Кропоткин, слышавший об этом от одного офицера.) Ишутина арестовали, судили, приговорив к смертной казни, заменив ее пожизненными каторжными работами. После ареста он прожил всего 7 лет, не дожив до сорокалетнего возраста. Его организацию разгромили, а ее участников репрессировали.

«Выстрел 4 апреля был нам не по душе, – писал Герцен. – Мы ждали от него бедствий, нас возмущала ответственность, которую брал на себя какой-то фанатик. Мы вообще терпеть не можем сюрпризов ни на именинах, ни на площадях: первые никогда не удаются, вторые почти всегда вредны. Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами». (Последнее замечание было опровергнуто последующими историческими событиями, вплоть до нашего времени.)

Ему ответил неистовый революционер-анархист М.А. Бакунин: «Я так же, как и ты, не ожидаю ни малейшей пользы от цареубийства в России, готов даже согласиться, что оно положительно вредно, возбуждая в пользу царя временную реакцию, но не удивлюсь отнюдь, что не все разделяют это мнение и что под тягостью настоящего невыносимого, говорят, положения нашелся человек, менее философски развитый, но зато и более энергичный, чем мы, который подумал, что гордиев узел можно развязать одним ударом. Несмотря на теоретический промах его, мы не можем отказать ему в своем уважении и должны признать его “нашим” перед гнусной толпой лакействующих царепоклонников».

Не совсем прав Бакунин, предполагая «теоретический промах» у террориста. Да, безусловно, ответом на покушение было ужесточение карательных мер со стороны правительства. Но именно этого добивались некоторые теоретики терроризма.

Александр II

По их мнению, обострение борьбы между революционерами и их противниками должно привести в конце концов к открытому столкновению, социальному взрыву. Индивидуальный террор провоцирует аналогичные меры со стороны государства. Таким путем предполагалось вызвать дестабилизацию общества, страх перед новыми покушениями, растерянность и смуту.

Кроме того, громкие террористические акции напоминали властям и народу, а также просвещенным гражданам других стран, что в России действуют тайные общества революционеров, бросивших вызов самодержавию. Слабых духом это заставляло трепетать, а сильных вдохновляло на революционные подвиги (или на противодействие им).

На ситуации в России могла сказываться «психическая эпидемия» покушений, прокатившаяся в предшествующие годы по миру. В Америке был застрелен президент Линкольн. Рабочий Гедель, а затем доктор Нобилинг стреляли в императора Германии. Испанский рабочий Монкаси попытался убить короля Альфонса ХII. Повар Пасанате бросился с ножом на итальянского короля.

В период либеральных реформ Александра II большинство идейных революционеров отвергали метод террора. А желающих совершить цареубийство даже ценой собственной жизни было, по-видимому, немало. П.А. Кропоткин, член тайного кружка народников, свидетельствовал:

«Из южных губерний приехал однажды в Петербург молодой человек с твердым намерением убить Александра II. Узнав об этом, некоторые чайковцы долго убеждали юношу не делать этого; но так как они не могли переубедить его, то заявили, что помешают ему силой. Зная, как слабо охранялся в ту пору Зимний дворец, я могу утвердительно сказать, что чайковцы тогда спасли Александра II. Так твердо была настроена тогда молодежь против той самой войны, в которую она бросилась потом с самоотвержением, когда чаша ее страданий переполнилась».

Если у кого-то была надежда запугать покушениями царя и вынудить его пойти на уступки, она ни в коей мере не оправдалась. Как бы ни относиться к русским царям, трусостью они не отличались. В частности, во время покушений на его жизнь Александр II проявлял спокойствие и мужество. (Однажды на охоте он выстрелил в медведя, ранив его. Зверь смял охотника, бросившегося вперед с рогатиной. Царь подошел к медведю и застрелил его в упор. Кстати, отдавая должное царю, полезно вспомнить и о мужестве медвежатника.)

Либеральные реформы Александра II и относительная свобода печати вызвали, скажем так, «предреволюционное брожение» в российском обществе. Они возбудили в среде образованных сословий надежды на дальнейшую модернизацию государственной системы, вплоть до принятия конституции (к чему стремились главным образом демократы-западники) или укрепления местного самоуправления и сельских общин, о чем мечтали славянофилы и революционеры-народники.

Время шло, а дальнейшего развития реформы царя-Освободителя не имели. Не потому, что Александр II был упоен самодержавием или ему не хватало государственной мудрости. Он находился в трудном положении, опасаясь, что будут поколеблены устои российского общества, начнется борьба за власть, а там еще народные бунты, революция, распад державы.

…Утром 2 апреля 1879 года, проходя по Дворцовой площади, царь увидел странного господина в чиновничьей фуражке и с напряженным взглядом, шедшего ему навстречу. Правая рука этого человека находилась в кармане пальто. Он достал из кармана револьвер и выстрелил в царя. Сохранив присутствие духа, Александр II быстро повернулся и бросился бежать. Он не забыл правила: в таких случаях следует двигаться не по прямой, а зигзагами. Это спасло ему жизнь. Террорист продолжал стрелять в него, но не успевал прицелиться. Лишь одна пуля слегка разорвала царскую шинель.

(Тот, кто полагает, будто Александр II струсил, не в состоянии отличить глупую браваду или полную потерю самообладания безоружного человека, остолбеневшего перед убийцей, от четких разумных действий того, кто умеет владеть собой в экстремальных ситуациях.)

Нападавшего схватили. Им оказался Александр Константинович Соловьев – убежденный народник, несколько лет проводивший революционную пропаганду среди крестьян различных губерний Центральной России. Суд над ним был скорый: приговорили к смертной казни через повешение.

Казалось бы, стрелявший в царя должен быть закоренелым злодеем или убежденным анархистом-террористом, бесшабашным разрушителем общественных порядков. В действительности было не так. Н.А. Морозов, с которым они вместе «ходили в народ», называл его «застенчивым и молчаливым». И добавлял: «Соловьев мне особенно нравился своей мягкой вдумчивостью и приветливостью. Его молчаливость явно не была результатом ограниченности. Нет! Когда его спрашивали о чем-нибудь, он всегда отвечал умно или оригинально, но и он, как я, и даже несравненно больше, любил слушать других, а не говорить им что-нибудь свое».

Покушение на Александра II не было отчаянным решением одиночки. Соловьев был членом тайной организации «Народная воля» (о ней речь впереди). В начале марта 1879 года он вместе с сообщниками – А. Михайловым, Т. Квятковским, А. Зунделевичем и Г. Гольденбергом – обсудил план цареубийства. Последний недавно приехал в Петербург из Харькова, где убил местного генерал-губернатора Д.Н. Кропоткина, и теперь был готов «расправиться» и с императором. Однако было решено, что совершить этот акт должен русский, а не поляк или еврей, чтобы не вызвать взрыв национальной вражды.

На более широком совещании активистов «Народной воли» этот план после недолгой, но горячей дискуссии был одобрен. Иначе быть не могло, ибо Соловьев заявил, что исполнит данную акцию в любом случае, а после покушения примет яд (он так и сделал, но не отравился или потому, что ему помешали, или по причине плохого качества отравы).

Странно, конечно, что ни одна пуля из пяти не достигла цели, даже не задела царя. Поистине его хранило Провидение (до поры до времени). В печати так и писали: произошло чудесное спасение помазанника Божия благодаря заступничеству свыше.

Учтем: для Соловьева сторонник террора Николай Морозов достал большой револьвер. Его приобрел близкий к чайковцам состоятельный доктор Веймар (он участвовал в освобождении Петра Кропоткина), поплатившийся за это каторгой. Соловьев ежедневно ходил в тир, упражняясь в стрельбе. Он был уверен и говорил друзьям, что промаха не даст. И вдруг – ни одного попадания в живую цель!

Судя по всему, на Соловьева воздействовала его совесть – нравственный закон, укоренившийся в душе. Но одно дело целить в мишень, другое – в безоружного человека. У профессионального убийцы или у негодяя рука не дрогнет. А честный человек может промахнуться невольно, сам того, казалось бы, не желая. Даже если рассудок оправдывает преступление высшими общественными целями, подсознание может воспрепятствовать ему и помешать совершить убийство из высших принципов морали.

Так или иначе, а царь остался невредим, террориста утром 28 мая повесили на Смоленском поле в присутствии четырех тысяч зевак. Ему было 33 года. Полиция объявила розыск его сообщников…

По мнению Петра Кропоткина, Александр II был храбр перед реальной опасностью, «но он беспрерывно трепетал перед призраками, созданными его собственным воображением. Единственно чтобы охранить свою императорскую власть, он окружил себя людьми самого реакционного направления, которым не было никакого дела до него, а просто нужно было удержать свои выгодные места».

Но ситуация для царя была не так проста. В его ближайшем окружении не было единства. С одной стороны на него оказывали давление влиятельнейшие представители имперской власти, привилегированные слои общества, недовольные либеральными реформами. С другой – не менее влиятельные силы стояли за дальнейшие постепенные преобразования и установление в конце концов конституционной монархии. Высшее дворянство претендовало на свою долю «самодержавия», тогда как революционеры стремились либо свергнуть любую власть (анархисты), либо установить народовластие (неведомо какое), либо – меньшинство – полагали, что социализм победит в России после установления буржуазной демократии.