Текст книги "Король Гарлема"

– Никому! – сказал я.

Абенклер посмотрел на меня, кротко вздохнул и произнес:

– В том-то и дело. Я мог бы их вам даже подарить, но мне нужно подумать и посоветоваться.

– Сколько вам нужно для этого времени? – спросил Эдгар.

– Ну, хотя бы до завтра, – ответил Абенклер.

Когда святая компания удалилась в церковь, мы устроили совещание.

– Надо брать картины и уходить! – горячилась Сола.

– И пастор направит по нашему следу полицию, – сказал Эдгар. – Далеко ли мы тогда уйдем?

Сола промолчала.

– Связать покрепче этих святых отцов и запереть в доме, – предложил Джерри.

– На следующий день прихожане обнаружат отсутствие пастора и начнут его искать. И найдут они его быстро, – сказал я. – А нам надо немало времени, чтобы добраться до океана. И еще неизвестно, сколько придется ждать шхуну. Так что мы должны все сделать чисто.

– Тогда, может быть… – Джерри провел пальцем по горлу.

– Не стоит торопить события. Давайте подождем до завтра, – предложил Эдгар. – Может быть, пастор расщедрится и в самом деле подарит нам картины.

– Я не могу ждать ни до завтра ни до сегодня, ни даже часа! – неожиданно взбунтовалась Сола. – Я сойду с ума. Картины принадлежат мне! – у Солы, похоже, начиналась истерика.

Некоторое время я не принимал участие в споре и рассматривал одну из картин, изображающую лес, поднимающийся до середины горы, но после слов Солы повернулся к компаньонам и сказал:

– Я знаю, что надо сделать. Все очень просто. Ночью мы изымем шедевры из рам, а мазню оставим на своем месте. Абенклер в жизни ни о чем не догадается. Кропотливая, конечно, работа и, если учесть присутствие в доме трех посторонних, связана с некоторым риском.

– Я об этом уже думал, – произнес Эдгар. – Когда мы этой ночью разъединяли раму, стоял страшный треск, и это просто чудо, что пастор не проснулся. А теперь в доме появились еще четыре лишних уха. Нет, это не годится.

– Мы можем начать прямо сейчас, – предложила Сола.

Эдгар покачал головой.

– Святые отцы могут придти в любой момент. Представьте, что они подумают, застав нас возле распотрошенной картины. А эти ребята, надо заметить, совсем не дураки. Отец Симон явно тот еще пройдоха.

– Надо потрошить картины вне дома, – сказал я.

В конце концов мы решили дождаться ночи, затем вынести все картины одновременно, чтобы лишний раз не скрипеть дверями, и уже на улице изъять шедевры. Между тем, руки у кампании так и чесались. До обеда, пока не было святых отцов, Сола, Эдгар и Джерри неприкаянно слонялись по дому и неизменно оказывались возле картин.

В отличие от остальных, я был почти спокоен, если не считать легкого, непонятно от чего возникшего чувства тревоги.

К часу дня пришли из церкви святые отцы. Лица Абенклера и Симона были набожно-постными, а рожа брата Джузела имела туповато-сонное выражение, которое исчезло, когда он сел за обеденный стол.

– Что-то не нравится мне этот брат Джузел, – сказал я после обеда Эдгару, когда мы стояли на веранде и смотрели вслед святошам, опять направляющимся к церкви. – Не тянет он на секретаря. Уж больно у парня зверская рожа.

Эдгар сделал последнюю затяжку, бросил окурок в траву и сказал:

– Может быть, но теперь уже все равно. Завтра мы уберемся отсюда.

– Сколько там, как ты думаешь? – спросил я, имея в виду наследство.

– Очень много. Сам посуди, картинку вроде той, что мы с тобой обнаружили, вряд ли приобретешь и за пятьсот тысяч долларов. Она стоит гораздо дороже. А их там семнадцать. Вот и прикинь.

Я прикинул и присвистнул. Получалась немалая сумма.

– Что вы будете делать с такими деньгами, Эдгар?

– Сола где-то островок присмотрела. Совсем крошечный, полторы мили в длину, но очень живописный. Что ты так на меня смотришь?

Я пожал плечами.

– Ничего.

Эдгар продолжал распространяться про остров, но я его не слушал, а когда он закончил, я сказал:

– Чтобы завести семью и детей, не обязательно покупать остров. Нужно иметь женщину, в которой ты уверен, и место, куда бы ты мог ее привести. У тебя есть бар. Конечно, это немножко хлопотно, но скажи, где и кому более или менее приличные деньги достаются без хлопот? Человека, который хотел бы иметь остров, я еще не встречал, – помедлив, добавил я. – Правда, один мой друг в Москве знал такого.

– И что, купил он себе остров? – немного помолчав, спросил Эдгар.

– Купил! – ответил я, – Пожить только не успел.

На веранде появилась Сола в легком белом платье.

С того времени, когда мы отчалили на яхте из Нью-Йорка, она заметно похорошела, несмотря на то, что постоянно нервничала. Не так просто ходить возле миллионов, трогать их руками и не иметь возможности взять. Видимо, родной климат шел ей на пользу.

Я отвел взгляд от Солы и уставился на далекие отроги гор, потом вошел в дом и застукал там Джерри, который, сняв со стены картину, пытался разобрать рамку.

– Повесь картину! – сказал я.

Джерри и ухом не повел, как будто меня и не было.

Он попался под горячую руку. А кроме того, я с самого первого дня, когда его увидел, все ждал повода, чтобы съездить ему по физиономии. И вот он появился.

От моей оплеухи Джерри пролетел метра два и, ткнувшись своей курчавой головой в угол, затих там.

Я повесил картину на место. На ней были изображены какие-то развалины, наполовину поглощенные джунглями. Интересно, что за шедевр кроется под этой мазней?

Я какое-то время смотрел на картину, а потом подумал, что Джерри пора бы и подняться. Оглянувшись, я едва успел перехватить руку с кухонным тесаком, который Джерри намеревался вогнать мне в спину. Отобрав у него нож, я схватил парня одной рукой за роскошную шевелюру, а второй принялся обрабатывать его корпус. Закончив это занятие, я отпустил волосы Джерри, и он, рухнув на пол, свернулся клубком у моих ног.

– Что с ним? – спросил Эдгар, войдя вместе с Солой в дом.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Принялся потрошить картины. Никак нельзя было остановить. Пришлось применить силу.

Сола склонилась над Джерри, а Эдгар поднял с пола нож и вопросительно посмотрел на меня.

– Да! – сказал я. – Стоило промедлить секунду, и этот тесак торчал бы у меня в спине.

– Что ты с ним сделал?! – глаза Солы засверкали, как вспышки электросварки.

Тут уж рассвирепел и я.

– Послушай, девочка, святые отцы могут придти в дом в любую минуту, а этот… – я указал руками на Джерри. – Этот ваш протеже, неизвестно с какой целью взятый в экспедицию, стал потрошить картину. Он мог бы испортить все дело. Разве тебя больше интересует здоровье этого ублюдка, чем сокровища?

* * *

Мы начали в половине второго ночи, рассчитывая управиться часа за два-три. Сола стояла у дверей в спальню Абенклера, Джерри – у комнаты, где спали Симон и Джузел. Если кому-то из них приспичит выйти, Сола или Джерри должны были нас предупредить. Выносили картины на улицу и извлекали из них шедевры мы с Эдгаром.

С первой и второй картиной нам пришлось провозиться, с третьей дело пошло быстрее, остальные мы щелкали, как орехи. Извлеченные полотна мы клали одно на другое, а мазню, прикрывающую их, бросали рядом с пустыми рамками, собираясь заняться ею позже.

Последнюю картину мы извлекли в четвертом часу утра. Прежде чем свернуть полотно, Эдгар поднес его ближе к лампе и заявил:

– Малые голландцы.

– На сколько потянет? – спросил Джерри, вышедший вместе с Солой на улицу.

– Трудно сказать, надо каталоги смотреть, – ответил Эдгар. – Пошли в дом. Надо их спрятать.

Джерри подхватил лампу и пошел первым, за ним Сола и Эдгар с картинами в руках. Я замыкал шествие. Едва мои ноги переступили порог комнаты, как что-то холодное и твердое уткнулось мне в затылок. Что именно – догадаться было нетрудно. Я сразу вспомнил свирепую рожу Джузела, и в этот миг она возникла из темноты совсем с другой стороны. Значит, пистолет держал кто-то другой. Я надавил затылком на ствол, чтобы затем резко повернуть голову в сторону. При таком приеме ствол пистолета, скользнув по затылку, обычно проваливался в пустоту. Оставалось лишь перехватить руку, в которой он был зажат, и взять ее на излом. Но коротышка Симон оказался калачом тертым. Он отдернул пистолет и сделал шаг в сторону.

– Стойте спокойно, молодой человек! – услышал я у себя за спиной его шепот. – А то я вас продырявлю. – Он говорил на английском, хотя за все время пребывания в доме ни разу не показал, что знает его.

– Руки!.. – сказал в это время брат Джузел, тоже шепотом и тоже по-английски.

Я протянул вперед руки, и он надел на них наручники. Святые отцы правильно рассчитали, кого надо обезвредить в первую очередь.

Затем Джузел нырнул в темноту и через мгновение оказался возле стола, освещенного лампой.

– Доброе утро, джентльмены! – сказал он, а затем мощным крюкообразным ударом отправил Эдгара в нокаут.

Джерри дернулся было в сторону, но и его настигла длинная рука брата Джузела.

Сола вскрикнула. Тут же откуда-то возник отец Абенклер. Он принес с собой две керосиновые лампы, поставил их на стол и стал рассматривать добытые нами картины.

Пока отец Симон держал мой лоб на мушке, брат Джузел усадил меня на стул и очень умело привязал к нему, еще раз подтверждая, что я не ошибся в своих подозрениях относительно этого типа. Наручники он с меня снял.

Потом Джузел выволок из темного угла бесчувственного Джерри – бедняге досталось второй раз за неполные сутки – связал его и бросил возле меня.

Джузел работал сноровисто, видимо, ему не впервой было проделывать такие вещи, и вскоре вся наша компания была связана и лежала на полу. Мне единственному была оказана честь сидеть на стуле. Джузел, понимая, что из всех присутствующих именно я представляю наибольшую угрозу, приторочил меня к стулу, лишив возможности даже перекатываться по полу.

Отец Абенклер обвел нас сочувственным взглядом и произнес:

– Ну что же, леди и джентльмены, вы хорошо поработали и нашли то, что искали. Признаться, я целую неделю верил в то, что вы энтомологическая экспедиция, но потом у меня возникли подозрения. Вели вы себя совсем не как ученые, во всяком случае, в моем представлении. Естественно, у меня разгорелось любопытство, да так сильно, что я стал подслушивать ваши разговоры. Должен же я знать, что за люди находятся в моем доме. Не часто, нет! – пастор выставил впереди себя ладони, как бы желая оградиться от ненависти, вспыхнувшей в глазах Солы.

Глаза Эдгара не выражали ничего, мои тоже, поскольку я особенно ничего не терял. Джерри еще толком не пришел в себя.

– Всего лишь несколько раз, – продолжал пастор. – Но мне этого вполне хватило, чтобы понять цель вашего пребывания в моем доме. Я просто сопоставил то, что знал сам, и то, что узнал из ваших разговоров. По острову до сих пор ходит немало слухов о сокровищах диктатора, спрятанных неизвестно где. Их даже пытались искать, но безрезультатно. Никому могло придти в голову, что они находятся в этом скромном доме. Спрятать состояние в доме священника, это очень остроумно, – Абенклер замолчал, взял со стола одну из картин и, поднеся ее к лампе, удовлетворенно хмыкнул, затем заговорил снова: – В конце концов я понял, что дело близится к развязке. Поскольку искать уже практически негде, то либо вы в течение одного-двух дней найдете сокровище, либо его здесь просто нет. На всякий случай я вызвал себе помощников.

– У вас что же, святой отец, имеется связь с преступным миром? – поинтересовался Эдгар.

– Почему же с преступным? – ответил Абенклер. – Не скрою, когда-то отец Симон и брат Джузел вели более чем бурную жизнь, но Бог никого не отталкивает. И если заблудшая душа покаялась и припала к его стопам… Храм Господень велик, там есть место для всех.

– Что-то ненадолго они припали, – заметил я.

– Эти картины будут достоянием церкви. Так что все, что сегодня сделали брат Джузел и отец Симон, они совершили во благо церкви, а не ради себя.

Я хотел было выразить сомнение по поводу слов, сказанных Абенклером. Какая тут к черту церковь, когда к лапам святых отцов прилипла сумма порядка десяти миллионов, и это как минимум. Вот это я понимаю – храм! Тут тебе и блеск, и грех, и грязь, и очищение. Но потом я решил оставить свои мысли при себе.

– А что вы сделаете с нами? – спросил Эдгар.

– Вам придется пережить некоторые неудобства, а через сутки вас освободят. Мы не собираемся отдавать вас в руки правосудия, а тем более убивать. Церковь милосердна. В данный момент вы очень опасны, поэтому вам придется потерпеть, но для собственного же блага. Да пребудет с вами Господь, – закончил свою речь Абенклер, и святая троица стала упаковывать картины.

Покончив с этим, служители церкви удалились, оставив нам вместо лампы свечу и заперев дверь. Наследство уплыло у нас из-под носа, вернее, уже из самих рук. Причем самым неожиданным образом. Три священника, три, так сказать, Божьих агнца, отобрали его у нас.

* * *

Какое-то время мои компаньоны молчали, видимо, осмысливая происшедшее.

Первой пришла в себя Сола. И не мудрено, ведь ее не посылали в нокаут, как Эдгара или Джерри.

– Надо их догнать! – сказала она. – Мы не можем позволить им уйти, – Сола принялась извиваться всем телом с тщетностью червяка, насаженного на крючок, затем издала короткое рычание и затихла, но не надолго.

Минутой позже она подкатилась к Эдгару.

– Ляг на живот! – сказала она ему. – Я попробую перегрызть веревку.

Эдгар послушно перевернулся на живот. Сола с такой яростью принялась за дело, что мне показалось, будто в этот момент она может перегрызть даже металлический прут. Но это лишь казалось. Через какое-то время она прекратила это занятие и констатировала:

– Не поддается!

Минут через пять она снова набросилась на путы, сопровождая работу челюстей рычанием, но опять ее энтузиазм не принес никаких плодов. Она откатилась от Эдгара и впала в оцепенение.

Я посмотрел на свечу, от которой осталось чуть больше половины. Ее пламя было неподвижно, как нарисованное, и только по стволу беззвучно текли капли воска.

Никто из нас не издавал ни звука. Где-то за окном, окрашенным черным светом ночи, струилось время, но здесь, в доме, его словно и не существовало вовсе. Здесь ничего не двигалось, только по-прежнему тек со свечи воск. Мой взгляд снова замер на языке пламени.

– Мать вашу! Сидим тут, как чугуны. Свеча же есть! – сказал я по-русски.

– Попробовать можно! – сразу понял меня Эдгар.

– Нужно, а не можно, – поправил я его.

Шансов на то, что связанный по руками и ногам человек сможет воспользоваться свечей и пережечь веревку, было мало, но все же…

– Кто попробует? – спросил Эдгар.

Его вопрос повис в воздухе. Свеча стояла не на столе, а на тумбе, которая была гораздо выше его, и проделать требующуюся процедуру мог только высокий человек. Я отпадал, потому что был привязан к стулу. Оставался Джерри.

– Джерри, ты! – предложил я. – Остальные не смогут.

Джерри шевельнулся и стал перекатываться к тумбе. Достигнув ее, он встал на колени, а потом во весь рост и повернулся к ней спиной.

Свеча стояла на середине тумбы. Джерри, благодаря своему высокому росту, свободно сел на нее и стал осторожно ерзать, постепенно приближаясь к свече.

– Стоп, Джерри! – сказал я, когда он был уже рядом с ней. – Теперь подними немного выше руки. Вот, теперь хорошо!

Я боялся, что Джерри уронит свечу, и тогда нам придется сидеть здесь до второго пришествия, но он остановил руки в точности над ней. Теперь ему нужно было только немного потерпеть. Я уже было расслабился, полагая, что нам удастся освободиться, когда Джерри внезапно отдернул руки от свечи, едва не уронив ее. Затем он снова поднес их к пламени и через несколько секунд опять отдернул. Свеча колыхнулась.

– Падаль, а не мужик! – не выдержал Эдгар. – Пошел вон оттуда!

Джерри сверкнул на него белками своих глаз, но послушался.

Итак, попытка воспользоваться свечей ничего не дала. Джерри боялся боли, а Сола и Эдгар гораздо ниже его по росту и им, чтобы взгромоздиться на тумбу, нужно подпрыгнуть. От толчка свеча может упасть.

Мы опять оцепенели на некоторое время, потом Эдгар предложил:

– Свечу с тумбы можно попытаться взять зубами.

– Ну и кто это сделает? – спросил я.

Эдгар молча шевельнулся на полу, но Сола, до этого безучастно наблюдавшая за тем, как Джерри пытается пережечь веревки, вдруг заявила:

– Я это сделаю сама! – и быстро подкатилась к тумбе.

Взять с нее свечу было не просто. Для начала предстояло схватить ее зубами, прежде чем она упадет, поскольку свеча держалась только на воске, который прилип к тумбе. В то же время хватать ее резко тоже не следовало, чтобы не погасить огонь. Связанному по рукам и ногам человеку сделать это было вдвойне трудно. Но это еще не все. Со свечкой во рту, в связанном виде надо было подняться с тумбы так, чтобы при этом не погасло пламя, а затем добраться до моего стула. В том, что Сола пережжет веревки именно мне, я не сомневался.

Сола встала с пола, затем легла боком на тумбу и очень медленно прикоснулась ртом к свече. Мы замерли. «Это хорошо, что за дело взялась Сола, – подумал я. – Если бы это стал делать Эдгар и уронил бы свечку, то она бы никогда не простила бы ему этого».

Соле удалось взять свечу зубами. Горячий воск тек ей прямо на щеку, а пламя свечи колыхалось рядом с левым глазом. Я ждал, что Сола вот-вот вскрикнет и выпустит свечу изо рта, но этого не произошло. Она медленно поднялась с тумбы. Теперь ей нужно было как-то добраться до меня. Прыгать или перекатываться по полу она не могла – тогда обязательно погасла бы свеча.

Я несколько раз дернулся на своем стуле, пытаясь хоть немного сдвинуться с места, но из этого почти ничего не получилось.

Сола села на пол, затем легла на спину и, извиваясь и отталкиваясь пятками, стала приближаться ко мне. Пламя свечи время от времени опасно колыхалось, но не тухло, может быть, благодаря пожеланию пастора Абенклера: «Да пребудет с вами Бог».

Наконец Сола доползла до меня, и я почувствовал запястьями тепло свечи. Теперь дело оставалось за малым – стерпеть. И не только мне, – в себе-то я нисколько не сомневался, – но и Соле, которой капли расплавленного воска текли едва ли не в рот.

Когда первая веревка пережглась, я почти не ощутил этого. Когда Сола пережгла вторую, путы чуть ослабли, но освободить руки мне по-прежнему не удавалось, хотя я очень старался. У меня были свои резоны не дать уйти пастору Абенклеру, пожалуй, еще более весомые, чем у Солы.

Сола принялась жечь третью веревку. Я напряг плечи и, когда веревка лопнула, наконец, освободил руки а, затем развязал ноги. Руки в районе запястий сильно жгло, но мне было не до этого.

Я прошел на кухню и нашел там нож, тот самый, который Джерри хотел загнать мне в спину. Орудуя этим ножом, я освободил сначала Солу, а потом Джерри и Эдгара.

– Надо их догнать! – тут же сказала Сола.

Затем все бросились к вещам.

– Деньги на месте! – удивленно отметил Эдгар, достав из рюкзака свой бумажник.

– Зачем им твои жалкие бумажки, когда в руках миллионы! – сказал я и добавил: – Берем только самое необходимое и идем налегке. Иначе их не догнать.

* * *

Я первым вошел в комнату, за которой находилась дверь, ведущая наружу, и в свете свечи увидел чьи-то ноги. Они нелепо и смешно торчали из-за шкафа. Было такое ощущение, что кроме этих ног там ничего нет. Никакого тела, или, того хлеще, трупа. Но тело было, и принадлежало оно пастору Абенклеру.

«Эх, пастор», – подумал я и вспомнил его слова: «Бог принимает всех в свой храм», Богу неплохо было бы перед этим биографию спрашивать, поскольку люди – изрядные свиньи. Мой взгляд упал на стоптанные ботинки пастора со стертыми каблуками, и мне на мгновение стало его жаль.

– Видимо, не сошлись во мнении насчет того, куда девать картины, – кивнул на тело пастора Эдгар и добавил: – Кем становится тело после того, как его покинула душа? Кучей дерьма в изношенных ботинках!

И в это время пастор вдруг издал слабый стон, а потом пошевелился. Я склонился над ним.

– Вы живы, святой отец?

Пастор сделал попытку поднять голову и опять застонал.

Мы перенесли его на диван. У него была разбита голова, и Сола довольно умело сделала перевязку, а затем подступила к нему с допросом:

– Куда они направились?

– В город, – ответил пастор.

– Что они будут делать дальше?

– Найдут лодку и покинут его.

– Они хотели убить вас?

– Похоже, что да.

– Тогда почему не убили нас?

– Вы им не страшны, поскольку находитесь на нелегальном положении и не сможете обратиться к властям. К тому же при необходимости они смогли бы свалить на вас мою смерть.

Сола отошла от пастора и сказала:

– Возможно, мы сможем их догнать.

Все сгрудились возле запертой входной двери. Я вынес ее двумя ударами ноги, а затем подошел к пастору.

– Есть разговор.

– Алекс, нам пора, – поторопила меня Сола.

– Мне нужно минут десять, – сказал я.

– Нам некогда ждать – произнесла Сола.

– Ну так идите, – произнес я и обернулся.

Вся компания молча переминалась у дверей. Каждый понимал, что забрать картины без меня почти нет шансов.

– Мне надо поговорить с ним с глазу на глаз, – сказал я.

– Постарайся побыстрей, Алекс, – сказал Эдгар и первым вышел на улицу.

Когда мы с Абенклером остались одни, я коротко рассказал ему историю с китайцем. Он равнодушно выслушал ее.

– Святой отец, я знаю что вы были буддийским монахом в одном монастыре в Индонезии, – сказал я тогда.

Абенклер даже глазом не моргнул. Он продолжал смотреть на меня с каким-то сонным выражением лица.

– После нападения на монастырь вы и еще несколько человек остались живы, – продолжил я. – Вам удалось захватить одного из нападавших и допросить его.

Абенклер продолжал молчать, тогда я сказал:

– Святой отец, теперь те люди, которые напали на монастырь, идут по моему следу. Если они меня найдут, я сообщу им о вас.

Абенклер некоторое время молча смотрел на меня, а потом произнес:

– Это было нетрудно.

– Что именно? – спросил я.

– Захватить одного из нападавших. Мы с двумя братьями натолкнулись на него за стеной монастыря, когда все было уже кончено и убийцы расслабились. Он оказался руководителем этой банды. Куда труднее было с ним уйти. Убийцы были прекрасно оснащены, но они не знали окрестностей монастыря так, как мы. Поэтому нам удалось ускользнуть.

– Что сказал вам этот тип?

Абенклер устало прикрыл глаза.

– Это длинная история, а вы торопитесь.

– Ничего, я выслушаю. Это интересует меня гораздо больше, чем картины.

– К тому же в нее трудно поверить, – продолжал пастор. – Но мы развязали язык пленнику не болью. Боль – хороший метод, но человек при этом может соврать. Способ, который применили мы, исключает подобное…

– Рассказывайте, – прервал я пастора.

– Это целая организация. Когда-то ее жертвами становились известные личности – политики, начальники разведок, премьеры и даже президенты. Либо ими манипулировали, либо их убирали. Но тогда у организации были другие цели. Согласитесь, звучит неправдоподобно – главы стран, разведок в качестве объектов воздействия.

Голос Абенклера был слабый, и мне приходилось слушать его, низко склонив голову.

– Так это происходит уже давно?

– Да.

– Как называется организация?

– Ее можно назвать дьяволом или капиталом, как угодно. Это был тайный сговор владельцев крупнейших состояний Америки, Европы, Японии, перед которыми стояла задача расширить рынки сбыта. В частности, для военной промышленности. И они в этом преуспели. За прошлый век произошло немало войн, к развязыванию которых они имели самое прямое отношение.

Я смотрел на пастора и не мог понять, какое отношение все это имеет ко мне. Если это, конечно, правда.

– Я вижу, ты не очень веришь в то, что я рассказал, – заметил Абенклер мои колебания.

– Не очень, – признался я.

Абенклер вздохнул.

– Знаешь в чем сила дьявола? В том, что очень трудно доказать его существование и распознать его. Твой китаец сделал это, и его тут же убили. Он поделился узнанным с тобой, и ты тут же стал опасен для организации.

– Но китаец узнал лишь, за что убили Брюса Ли. По нынешним временам это мало кому интересно.

На губах пастора появилось что-то вроде усмешки.

– Брюса убили за то же самое, за что и монахов в монастыре, за проявление сверхъестественных возможностей. Теперь другие времена, у организации более могущественный противник – Бог. И если дьявол старается быть неузнанным, то Бог стремиться к обратному. Как заблудшая душа может обратиться к Богу? Только уверовав в то, что Он есть. Но для этого ей нужно узреть Его. А чудеса и есть проявление божественного. Они подтверждают наличие Бога.

На лбу Абенклера выступил пот.

– Чудеса! – произнес он и снова закрыл глаза.

Я молча ждал, и через минуту пастор заговорил снова:

– Когда человек соприкасается с чудом, он до дна проникается им и начинает жить другой жизнью. Его перестают терзать потребительские страсти. И это неудивительно, ведь ему показали нечто такое, что дороже всех вещей и денег мира. Ты понимаешь меня?

Я кивнул.

– В мире стало больше чудес. И однажды человек перестанет покупать. Ну, не все, разумеется, но большую часть того, что он сейчас приобретает. Узрев Бога, он просто не заметит игрушку ценой в пятьдесят тысяч долларов и не залезет в кредитную кабалу. Говоря короче, организация заподозрила, что в мире намечаются совсем не нужные им тенденции. Она опасается, что если не подавить это в зародыше, то рано или поздно потребительское общество рухнет. Кем они станут без него?

Я ошеломленно молчал. Все, что поведал пастор, смахивало бы на смачную газетную байку, если бы не присутствие логики и фактов, с которыми я лично соприкоснулся и которые могли быть объяснены только тем, что рассказал пастор.

– Теперь организации трудней. Их врагом стал простой человек. И если политик, дипломат или другая известная личность всегда на виду, то простого человека, обладающего сверхъестественными возможностями, попробуй отыщи. А сейчас таких появляется все больше. Я думаю, не подними газеты шумиху вокруг факта левитации в нашем монастыре, монахи бы до сих пор были бы живы.

– Но почему об этой организации никто не слышал?

– Я уже сказал, что сила дьявола заключается в умении убедить человека в том, что его, дьявола, не существует, – сказал Абенклер устало. – Что тебе еще нужно, чтобы ты поверил? Чтобы об этом во всеуслышание заявила группа экспертов? Узнать это по телевизору в утренних новостях или из газет? Такого никогда не произойдет. Они не допустят.

– Кто-нибудь с ними борется? – спросил я.

Абенклер слабо пожал плечами.

– Ты хочешь найти себе союзников? – спросил он. – Ну, разве что Бог.

В двери заглянул Эдгар.

– Алекс, ты скоро?

– Сейчас, – ответил я и спросил у Абенклера. – Как вы себя чувствуете?

– Неважно, – ответил он. – Если бы я был просто пастором Абенклером, то, скорее всего, уже умер бы. Но до этого я был буддистом-практиком. Буду бороться. Отсюда есть другая дорога, – неожиданно добавил он. – Она короче, чем та, по которой пошли Симон и Джузел. Вы сможете их догнать.

Это была последняя фраза. Больше Абенклер сказать ничего не смог. Он ушел, и хотел бы я знать, куда именно.

* * *

Мы шли, освещая дорогу фонарями. Джерри я заставил идти впереди всех, исходя из того, что его взяли в экспедицию из-за знания местности.

– Давай, Джерри! – сказал я и показал ему нож. – Если ты будешь идти медленно, то я начну тыкать им в твою черную задницу.

Где-то часа через полтора мы достигли зарослей сахарного тростника и, при помощи фонаря отыскав тропу, про которую рассказал мне Абенклер, углубились в них. Идти стало трудно. Тропа была узкой, и пространство над ней сливалось в темноте с массой толстых стеблей.

Рассвет пришел неожиданно. Он застал нас в тростнике. К этому времени мы здорово устали и заметно сбросили скорость, несмотря на хорошую видимость. Нам пришлось остановиться на двадцать минут для отдыха, а потом мы пошли снова. Наша команда старалась двигаться осторожно и не поднимать шума. Все мы понимали, что имеем дело с головорезами, которые, если понадобится, прикончат нас без колебаний.

Я размышлял о том, что предпримут Сола и Эдгар. Столкнуться лоб в лоб с Джузелом и падре Симоном здесь, в тростнике, значило приговорить себя к смерти. У них пистолеты, у нас только кухонный нож. Значит, компаньоны попытаются придумать что-нибудь другое. Например, отобрать картины у святых отцов в городе. Но опять же, как они это сделают? Может, рассчитывают на меня? Ну что же, они это могут, но только мисс Дювалье придется раскошелиться.

Я догнал Солу и спросил:

– Как ты собираешься забрать картины у этих бандитов?

Она взглянула на меня и ничего не ответила, и я вдруг заметил, что она здорово устала. Мы продолжали двигаться рядом, и тут Сола неожиданно сказала:

– Не имею ни малейшего понятия, как это сделать.

– Могу попробовать, – сказал я.

– Сто тысяч долларов, – светло-карие глаза Солы выжидающе посмотрели на меня.

– Я собираюсь вернуть тебе, по крайней мере, пятнадцать миллионов долларов. Находясь на нелегальном положении в чужой стране, не имея оружия…

– Сколько ты хочешь? – оборвала меня Сола.

– Пятьсот тысяч долларов.

– Я согласна.

– Тогда я пойду один, иначе мы их упустим.

– Один ты не справишься, – сказал Эдгар, вытирая пот со лба.

– Я пока не собираюсь нападать, просто прослежу за ними. Встретимся у причала. Постарайтесь идти быстрей.

* * *

Я шел быстрым шагом, временами переходя на легкий бег. Как вернуть картины, я пока не знал. На моей стороне была только неожиданность, поскольку святые отцы не подозревали, что мы идем по их следу. Но для того, чтобы ею воспользоваться, времени было в обрез. Ведь эти деятели, конечно же, постараются, как можно быстрей убраться из города. Дело они затеяли очень серьезное.

Церковникам понадобится лодка. Река здесь – единственная связь с большим миром. Найти лодку не проблема, но какое-то время на это уйдет. К тому же, протопать такое расстояние – не шутка. Отец Симон не молод, и дорога должна утомить его. Не исключено, что они остановятся в местной гостинице. Если застать их там врасплох, то появится шанс отбить наследство Солы. Но вполне возможно, что в городе у них есть свой человек, и тогда гостиница ни к чему.

Как бы то ни было, святых отцов нужно было догнать прежде, чем они окажутся в городе, поскольку искать их там могло оказаться делом хлопотным.

Я настиг их через полчаса после того, как тропа, по которой я шел, слилась с другой тропой. Солнце уже стояло высоко в небе.

За зелеными стеблями тростника вдруг мелькнуло и исчезло черное пятно. Я замедлил ход и прислушался. До моего слуха донесся слабый, ритмично повторяющийся звук шагов, и я пошел медленнее, стараясь не приближаться и в то же время не отдаляться от силуэтов в черном, мелькавших среди зеленой массы.

Брат Джузел мог оказаться хорошим бойцом, только вряд ли ему удалось бы продержаться против меня больше пяти секунд. Но у этого головореза в сутане пистолет, и он воспользуется им, едва меня обнаружит.