Текст книги "Король Гарлема"

Уловив темп движения святых отцов, я отстал метров на пятнадцать и зашагал с их скоростью. Мы прошли несколько часов, и священники ни разу не остановились для отдыха.

Когда, наконец, тростник кончился, я замер на его краю, глядя на две черные фигуры, удаляющиеся в сторону города, по тропинке, вьющейся между валунов. Своим концом она упиралась в главную улицу города, которая брала начало на окраине. Полуразвалившиеся хибары, сложенные из камня, были видны и отсюда. Все, что могло понадобиться человеку – церковь, гостиница, ресторан и почта – находилось на противоположном конце улицы, более зеленом и чистом.

Я вдруг почувствовал, что хочу есть и, надрезав ножом стебель тростника, попробовал его мякоть. Она была съедобной, но не настолько, чтобы захотеть еще.

Я вытер губы и вышел из тростника. Расстояние между мной и теми, кто уносил в небольшом чемодане наследство Солы, составляло примерно метров двести. Солнце било мне в лицо. Я, сощурив глаза, продолжал следить за попами, думая о том, что пятьсот тысяч долларов – совсем немаленькая сумма. Даже за ее половину можно добыть ту информацию, которую я хотел получить от Абенклера. Главное – найти компетентных людей.

Когда тропинка, по которой шли Джузел и Симон, свернула влево, я мощным рывком достиг узкой гряды валунов, тянущихся в сторону города. Скрываясь за ними, мне удалось добраться до первых домов окраины раньше, чем это сделали церковники. Правда, при этом я изрядно выдохся и оказался не у истока главной улицы, а в начале второстепенной, идущей ей параллельно.

Больших улиц в городке было всего четыре. Плотно прижавшись друг к другу пыльными боками, они замысловатыми лентами тянулись от северной, более респектабельной окраины, к южной, их пересекали улицы поменьше.

Я бегом добрался до первого перекрестка и стал ждать, когда на соседнем углу мелькнут черные одежды. Хотелось, чтобы это произошло быстрей, ведь любой местный житель, увидевший меня, мог задать себе вполне естественный вопрос: «Какого черта этот белый торчит в самую жару на перекрестке? Откуда он вообще здесь взялся?»

Ждать пришлось довольно долго, и я уже засомневался в правильности своих предположений. Вдруг мои попы решили идти окольными путями, а не по центральной улице? Но потом на перекрестке показался, степенно шествуя, как и подобает при его сане, отец Симон и следом за ним Джузел с чемоданчиком в руке. Они продолжали разыгрывать из себя святош.

Я проследил за ними до самого ресторана. Когда они вошли в него, мне пришлось встать за угол и наблюдать за входом.

Примерно через полчаса на улицу вышел брат Джузел. Забыв про сан, он легкой трусцой направился к северной окраине. Я, решив, что лучше идти за ним, чем торчать здесь, направился следом.

Джузел свернул на одном из перекрестков и вошел в обшарпанный двухэтажный дом.

Я остался посреди пустой улицы, не зная, куда себя деть. Вокруг не было ничего такого, куда можно было бы зайти, вроде магазина или какой-нибудь пивной.

И в это время, кто-то дернул меня за штанину. Я обернулся. Передо мной стоял пацан лет десяти и что-то говорил, тыкая пальцем на соседний дом, раскрытое окно которого находилось едва ли не у самой земли. В окне произошло какое-то движение, и из его темной глубины возник женский силуэт. Он приблизился к проему, и мне стала видна голая девица шоколадного цвета, не намного старше самого сутенера, всего-то лет четырнадцати. Ее шоколадное тело было чем-то намазано и блестело. Свет дня, лившийся в комнату, сосредоточился на этой точеной фигурке, словно богиня мрака и разврата вдруг материализовалась из темноты.

Я перевел взгляд на пацана.

– Так ты, сопляк, сестренкой торгуешь?!

Негритенок закивал, радостно заулыбался и потянул меня к окну. Я подумал, что лучшего укрытия, чем комната проститутки, не придумать, и шагнул вслед за ним.

Когда мы приблизились к окну, девчонка повернулась ко мне попкой, которая оказалась куда более зрелой, чем ее обладательница и, резко нагнувшись, выставила на обозрение то, что находилось ниже лобка, поросшего короткой шерстью. Номер был не для слабонервных и я, здоровый молодой жеребец, почувствовал это всем своим мужским естеством.

Главное – не сломаться! – сказал я сам себе и перешагнул через подоконник в комнату, где кроме стула и матраса ничего не было.

Я присел на стул лицом к окну, чтобы не выпускать из вида дом, в который зашел брат Джузел. Мальчишка опять стал что-то говорить, делая знаки руками. Было похоже на то, что он требовал плату. Мне пришлось залезть в карман и достать наугад купюру. Она оказалась двадцатидолларовой.

У мальчишки вспыхнули глаза, и я понял, что эта сумма превзошла все его ожидания. Он показал ее сестре, и та, одним движением оставив меня без рубашки, прижалась ко мне маленькими острыми грудями. Видимо, я перестал контролировать ситуацию, поскольку ее узкая шоколадная ладошка неожиданно оказалась в моих штанах и, нашарив то, что ей было нужно, ловко выудила это оттуда. А через мгновение я почувствовал, что процедура отдачи любви началась. Я продолжал сидеть на стуле, а девчонка – на мне. Она слегка откинулась назад и уперлась руками в мои колени. Ее бедра ходили взад-вперед.

Когда дверь дома, в который заходил брат Джузел, открылась, я попытался освободиться от девчонки, но это оказалось не так просто. Она впилась в меня как клещ, еще быстрей заработала бедрами и выпустила меня лишь тогда, когда почувствовала, что я удовлетворен. К этому времени худой, наголо стриженый негр, который вышел из дверей с двумя канистрами в руках, уже скрылся из вида.

Я выпрыгнул из окна, держа рубашку в зубах и на ходу застегивая брюки.

Негр направлялся к реке. На меня он не обращал ни малейшего внимания и спокойно дошел до деревянного причала, установленного на сваях, где на привязи болтались с десяток больших лодок и пара катеров. Один из них оказался его. Он опустил канистры на борт посудины, затем спрыгнул туда сам и скрылся в надстройке. До меня донесся какой-то металлический звук, а через некоторое время заработал двигатель. Трубы выплюнула облако черного дыма.

Я стоял рядом, смотрел, как ветер медленно относит этот дым на середину реки, и прикидывал, что же делать. Поломать катер? Это не выход. Они найдут другой. Вон сколько лодок болтается на привязи без дела, и каждый их владелец имеет хроническое желание подзаработать.

Раздумывал я не больше минуты, а потом развернулся и побежал обратно. Остановившись у дома, в котором остался Джузел, я припал ухом к дверям и прислушался.

За ними не раздавалось ни звука. В следующий момент мой глаз уловил какое-то движение на другой стороне улицы. Я повернул голову и увидел негритенка-сутенера. Он маячил в своем окне вместе с сестрой и подавал мне знаки. Его палец указывал на верх дома, возле которого я стоял, а голова отрицательно моталась из стороны в сторону. Затем негритенок неожиданно скрылся в глубине комнаты, словно его что-то испугало.

Я насторожился и, секунду поколебавшись, толкнул дверь. Перед глазами стояла темнота. После яркого солнца мои глаза не видели ничего. Я шагнул вперед, и нога уперлась в порог. Через некоторое время перед глазами стали проступать очертания узкого помещения, в котором были три двери. Одна из них вела в правое крыло дома, другая – в левое, а средняя, видимо, наверх. Я вспомнил, куда указывал палец негритенка, достал нож, открыл среднюю дверь и осторожно стал подниматься по ступеням, круто уходящим вверх.

Наверху была площадка и еще одна дверь. Я прислушался – было тихо – и, резким движением открыв ее, бесшумно ворвался внутрь. Мой расчет на внезапность не сработал. Брат Джузел оказался предусмотрительным человеком. Он стоял в дальнем углу большой пустой комнаты, недалеко от окна, и держал в руке пистолет, который был наведен на меня. Теперь я понял, что хотел жестами сказать мне негритенок. С той стороны улицы через окно ему была видна часть комнаты и, видимо, фигура Джузела с пистолетом, который, скорее всего, засек меня, когда я шел к дому и приготовился к встрече.

– Три шага вперед и лицом к стене, – скомандовал святой брат на плохом английском.

Я сделал три шага вперед, но лицом к стенке не встал.

– Нам будет неудобно беседовать! – объяснил я это Джузелу.

Он усмехнулся и спросил:

– О чем нам беседовать, янки?

– Об отце Абенклере, например, или о живописи.

– О живописи? – Джузел опять усмехнулся и повторил: – Лицом к стене!

Когда я выполнил команду, он приказал:

– А сейчас повернись лицом ко мне, – теперь его голос звучал совсем рядом.

Едва я повернулся, как получил удар ногой в лицо. Джузел целил в подбородок, но мне удалось вовремя убрать его, удар пришелся в щеку и отбросил меня к стене. Чтобы не огорчать святого брата, я сполз по ней на пол.

– Вставай, янки! – скомандовал он.

Я открыл глаза и потряс головой.

– Вставай! – опять потребовал Джузел.

Едва я это сделал, как он подсечкой снова свалил меня на пол. Пистолет по-прежнему был у него в руке.

Потом последовал удар в живот. Мышцы пресса выдержали его, но я на всякий случай переломился в поясе и затих, сидя на корточках.

«Похоже, брат Джузел решил размяться», – мелькнуло у меня в голове. Но тут же пришла другая мысль, о том, что, скорее всего, он боится привлечь выстрелом ненужное внимание и собирается забить меня до смерти.

Его следующее движение я скорей предугадал, чем увидел, и успел соскользнуть с корточек на спину. Нога Джузела угодила носком ботинка мне в макушку, а целил он, без сомнения, в висок. Джузел сделал шаг влево, собираясь зайти сбоку, но я повернулся в его сторону и вяло выкинул вперед обе ноги. Джузел отпрянул назад. Я быстро поднялся и принял боксерскую стойку, не совсем правильную. Джузел заметил это и ухмыльнулся, продолжая держать пистолет в руке. «Этого типа на мякине не проведешь», – подумал я и неумело, перекрестным блоком отразил прямой удар ноги Джузела, потом присел, уходя от его «торнадо» и едва не бросился в контратаку, но вовремя сдержался. Пока в руке Джузела пистолет, рисковать не стоило.

Святой брат неожиданно сократил дистанцию и нанес удар рукой. Я неловко увернулся, получил по скуле и, опустив руки, попятился назад. Джузел попытался нанести еще один удар той же левой, но это было слишком долго, и я ушел на дальнюю дистанцию. Джузелу явно не хватило второй руки, чтобы добить меня. В его глазах, наконец, появились азарт и злость. Похоже, неуязвимость белого придурка задела его бойцовское самолюбие. Джузел сунул пистолет в наплечную кобуру и, наклонив голову, бросился в атаку. Моя нога выстрелила ему навстречу, пятка угодила в нос и вмяла его по самое основание.

Джузел лежал на спине. Носа на его лице не было, моя нога снесла его вчистую. Первым делом я вытащил пистолет из его кобуры, затем попытался нащупать пульс. Но жилка на запястье Джузела не показывала никаких признаков работы сердца. Передо мной лежал труп.

Через минуту я вышел из дома. Картин я там не нашел. Видимо, они были у отца Симона.

Солнце желтым кулаком лупило по пустынной улице, а из своего окна на меня с удивлением взирал юный сутенер. Я подошел к нему, потрепал по голове и протянул еще двадцать долларов. Негритенок что-то произнес, и тут же из глубины комнаты возникла его нагая сестренка. Я отрицательно помахал рукой и, показав на дом, из которого вышел, прижал палец к губам и опять сделал отрицательный жест. Я просил негритенка не распространяться о том, что белый человек был в этом доме, он, кажется, понял меня и согласно кивнул.

Я зашагал по теневой стороне улицы, небрежно сунув руки в карманы. Правая сжимала пистолет.

Улица по-прежнему была пуста, но я чувствовал, как из окон на меня смотрит не одна пара любопытных глаз. Скорее всего, многие из них никогда не видели белого.

Войдя в ресторан, я сразу увидел отца Симона. Он сидел в одиночку за столиком у стены. Я не ожидал увидеть священника прямо в зале, предполагая, что он будет скрываться где-то на задворках злачного заведения. Святой отец тоже не был готов к этой встрече, но виду не подал. Чемодан с картинами стоял у его ног.

Я прошелся по залу и сел через столик от отца Симона. Мы молча смотрели друг на друга и не предпринимали никаких действий. В ресторане кроме нас находилось еще человек пять черных бездельников, а конфликт при свидетелях не был нужен ни мне, ни священнику. Наш спор мог быть решен только с пальбой и применением силы, и каждый из нас понимал это. Отец Симон, наверное, ждал Джузела, а я просто соображал, что предпринять. Меня так и подмывало силой забрать чемодан. Священник навряд ли станет размахивать пистолетом прилюдно, но на помощь ему могут придти посетители ресторана.

Мы могли просидеть так целую вечность, и потому я предпринял некоторые действия – пересел к нему за столик. Отец Симон тут же подтянул чемодан поближе к себе.

– Отдайте картины! – заявил я.

Отец Симон взглянул на меня и ничего не сказал.

– Если вы ждете Джузела, то зря. Он не придет.

Отец Симон лишь усмехнулся, услышав такую глупость.

– Он не придет, – опять сказал я. – Мертвые не ходят.

Теперь во взгляде священника мелькнуло некоторое беспокойство, но он быстро справился с ним. Тогда я показал ему пистолет Джузела.

– Ну и что вы теперь скажете, святой отец? Джузела нет, зато есть мои друзья, которые стоят на улице. И есть картины в вашем чемодане. А еще есть труп отца Абенклера. Вы представляете, что случится, если полиция обнаружит в вашем чемодане картины, а потом узнает, откуда они. Вряд ли вам тогда удастся откреститься от убийства пастора.

– Если узнает полиция, то вы уж точно не получите картины! – наконец-то открыл рот священник.

– Но если она не узнает, то мы опять же не получим их, – сказал я. – Так что если не нам, то, значит, и не вам. Так, может, тогда поделитесь, святой отец? Ведь Джузела больше нет. Так что вам все равно достанется половина. Вы ничего не теряете.

Отец Симон задумался.

То, что я предложил, было, пожалуй, единственным выходом из создавшегося положения. Священник явно не дурак и вполне может пойти на это, но вот как быть с Солой? Такой дележ ее мог и не устроить.

– Думайте скорее, святой отец, – поторопил я Симона. – Моим компаньонам может не понравиться подобный оборот дела – получение всего лишь половины картин. Так что нам лучше обтяпать это дельце без них, а потом вы сядете на свой катер и поплывете, куда захотите. Кстати, горючим его уже заправили.

– Вы же сказали, что они ждут вас на улице, – глаза отца Симона хитро прищурились.

– Я соврал!

– Так, может, и Джузел…

– Не обольщайтесь! – перебил я священника. – Джузел мертв, мертвее не бывает. Может, вам снова показать его пистолет? Или отвести вас в дом, где лежит его труп? Заодно и поделим там картины.

– Ладно, я верю вам, – после некоторых колебаний произнес священник. – А делиться картинами в каком-нибудь укромном месте я не собираюсь. От вас можно ожидать что угодно.

– Где же мы будем их делить? – поинтересовался я.

– А прямо здесь, – сказал отец Симон и поставил чемодан на стол. – Правда, есть одна небольшая проблема – как мы будем их делить. Вы разбираетесь в живописи?

Я пожал плечами.

– Вот то-то и оно, – задумчиво произнес священник. – Я, конечно, отличу Рафаэля от Лоренца, но как определить стоимость полотна?

– Что ж, придется наугад, – сказал я.

Отец Симон вздохнул и открыл чемодан.

– Вообще-то, на нас смотрят, – сказал я.

– Ну и что? – пожал плечами священник. – Этим несчастным даже во сне присниться не может, что в каком-то вшивом гаитянском ресторане могут спокойно лежать на столе десятки миллионов долларов.

Я обвел глазами посетителей, в это время дверь в ресторан распахнулась, и в него вошла Сола. В воздухе запахло жареным.

Она остановила свой взгляд на мне, а потом перевела его на отца Симона и чемодан. Глаза Солы зло сощурились.

За ней в ресторане появились Эдгар и Джерри. Втроем они направились к нам.

– А вы все-таки обманули меня, – сказал мне отец Симон и полез в карман за пистолетом.

Я сделал то же самое.

– Сидите спокойно, святой отец. Никто не собирался вас обманывать. Просто вы думали слишком долго. К тому же не хотели перейти в другое место. Все еще может решиться по-хорошему. Я бы хотел…

Дальше мне договорить не удалось. Сола, увидев картины, вцепилась в чемодан. Отец Симон поднялся с места и выхватил пистолет, и тогда у Джерри в руках появился выкидной нож, который он всадил священнику под ребра. Отец Симон грузно рухнул обратно на стул, Туземцы, находящиеся в зале, оставив на столиках свое пойло, неожиданно поднялись и дружно бросились на нас. У двоих в руках были бутылки. На помощь неграм из-за стойки спешил бармен-мулат с большим разделочным тесаком в руках.

Я взял со стола оброненный отцом Симоном пистолет и сделал из него два выстрела под ноги нападавшим. Они остановились, а вся наша компания кинулась на выход. У дверей я обернулся и выстрелил в ногу бармену, который оказался впереди толпы, рванувшей за нами. Это остудило пыл остальных.

– К причалу! – крикнул я, выскочив на улицу.

И мы понеслись к реке. Погони за нами не было.

Катер стоял на месте. Его владелец сидел на носу и курил сигарету.

Не слова ни говоря, я спрыгнул с причала в посудину, ткнул пистолетом под нос этому типу, а затем жестом показал, чтобы он заводил мотор.

За мной на катер попрыгали остальные.

В следующий момент завелся мотор, и мы отошли. Причал некоторое время не исчезал из вида, на нем не замечалось никакого движения. Потом он скрылся за поворотом реки.

Я обернулся и осмотрел нашу кампанию. Сола сидела, не выпуская чемодана из рук. Джерри находился рядом. У него была очень самодовольная морда. Я вдруг понял, что брат и сестра, если они в самом деле таковыми являются, без сомнения, хитры, но в то же время непроходимо тупы и алчны. Сола, к тому же, смазлива и чувственна. На это Эдгар и купился. Бедняга, он хватит еще с ней горя.

Эдгар смотрел на меня.

– Что будем делать? – спросил я у него?

– Что и предполагалось. Когда появится возможность, дадим сигнал на радиобуй и будем ждать шхуну.

– Появится она не раньше, чем через неделю, к тому же еще неизвестно, сумеем ли мы дождаться шхуну. Как бы нас не отловили еще до ее прихода. Эти два психа наделали дел, – я кивнул на Джерри и Солу. – Теперь нас будут искать. А я уже было убедил святого отца отдать половину картин.

Вниз по течению катер шел гораздо быстрей, и через четыре дня справа от нас проплыл поселок, где мы нанимали лодку.

Когда поселок оказался далеко позади, я приказал хозяину посудины причалить к берегу, и он тут же это сделал. Эдгар сунул ему пятьдесят долларов и ткнул на реку пальцем, показывая, чтобы он свободен. Едва мы высадились, бедняга, наверное, уже не чаявший остаться в живых, развернул катер и на полной скорости понесся прочь.

Мы сразу двинулись в сторону от реки.

* * *

Я проснулся от грубого толчка в плечо и, открыв глаза, увидел над собой чернокожую личность в форме. Потом меня грубо сдернули с лежака и принялись пинать. Я откатился в сторону и вскочил. Их было четверо, все в форме, но мне уже было плевать на то, в чем они были. Несколько хороших пинков, полученных от этих жирных свиней в мундирах, сработали подобно хорошей дозе адреналина. Я бросился на них, со всей дури работая кулаками. Двое из них полегли под моими ударами в первую же секунду, остальные двое бросились к двери. Одного из них я подсек ногой и резко встал – у входа маячили еще двое типов в форме. Их пистолеты были направлены мне в грудь. В следующий момент меня ударили сзади чем-то тяжелым по затылку. Это было равносильно стопроцентному нокауту. Сознание стало похоже на рыбину, которая выскальзывает из рук. Я упал, и мои бока долго обрабатывали ботинки полицейских.

Потом меня подняли и надели наручники. Я повел глазами по комнате в поисках своих компаньонов, но увидел только Эдгара, тоже в наручниках.

Нас вывели на улицу, погрузили в кузов старого «Доджа» и куда-то повезли.

– Эдгар, а где Сола с Джерри? – спросил я.

Тот лишь пожал плечами в ответ.

Мой взгляд упал на часы. Они показывали пятнадцать ноль-ноль. Я тихо присвистнул. Вот это поспали!

Вчера мы добрались до большой деревни и решили сделать привал. Староста деревни привел нас в пустующий дом. Там был стол и несколько лежанок. Потом Сола с Джерри пошли купить продукты. Они принесли молоко, творог и связку бананов. Поужинав, мы сразу уснули, рассчитывая покинуть деревню часов в пять утра, но вместо этого проснулись около трех часов дня – вернее сказать, нас разбудили.

– Эдгар, похоже, у тебя наладился сон, – сказал я. – Помнишь, ты в Нью-Йорке жаловался на бессонницу, а здесь, смотри-ка, проспал больше полусуток. Тебе ничего не приходит на ум по этому поводу?

– Приходит! – хмуро произнес Эдгар.

– Мне тоже, – сказал я.

Мы замолчали. Картина вырисовывалась омерзительная, и дело, скорее всего, происходило так. Наши компаньоны подсыпали в молоко какое-то сильное снотворное, припасенное, наверное, еще в Нью-Йорке. Когда мы с Эдгаром уснули, они, забрав картины, сбежали, но, видимо, перед этим сообщили старосте, что эти белые люди – преступники. Староста связался с полицией. И вот теперь мы, два белых болвана, едем неизвестно куда. Видимо, в тюрьму, и, видимо, надолго.

«Не туда тебя несет, мистер», – вспомнил я слова капитана шхуны и посмотрел на Эдгара. Выглядел он неважно. Наверное, и мой вид был не лучше.

Часа через два пути показались какие-то постройки, обнесенные колючей проволокой. Посреди колючего забора стояли ворота. Водитель нашей машины посигналил, и они распахнулись.

Через несколько минут мы с Эдгаром стояли перед двумя черными офицерами. Еще один тип, в штатском, сидевший за столом, был переводчиком.

– Вы обвиняетесь в убийстве граждан Гаити, – обрадовал он нас.

Эдгар, стоявший рядом со мной, покачнулся. Я тоже почувствовал некоторую слабость. Это был конец. Шансы отвести от себя обвинение и свалить все на Джерри были слабы. Однако почему бы и не попробовать. Может, тогда хоть к стенке не поставят.

– Мы не убивали граждан Гаити, – сказал я. – Это сделал человек, который был с нами. Есть свидетели, которые видели, как он совершил убийство священника в ресторане, в городе Гуяр.

– Где теперь находится этот человек? – поинтересовался переводчик.

Я пожал плечами и ответил:

– Когда мы проснулись, его не было.

– А женщина? – спросил переводчик. – Куда делась женщина?

– Очевидно, ушла вместе с ним.

– Почему вы позволили им уйти?

– Мы спали. Они подсыпали нам снотворное в молоко.

Переводчик стал что-то говорить офицерам.

– Куда они могут направиться? – опять обратился он к нам.

– Об этом мы не имеем ни малейшего понятия, – вдруг заговорил Эдгар.

Я бросил на него взгляд, а он отвел глаза в сторону. Потом я подумал, что, может, и неплохо, что не найдут Джерри. Свидетели, которые были тогда в ресторане, и так подтвердят, что отца Симона убил именно он. В таком случае можно свалить на него и все прочие грехи. Если человек по непонятным мотивам убил одного священника, то вполне возможно предположить, что он убил и остальных. Если же Джерри найдут, то он, чего доброго, сможет доказать свою непричастность к появлению остальных двух трупов. Ну, а если не найдут, то Джерри вместе с Солой благополучно уплывут в Америку и будут жить там в свое удовольствие, прожигая средства, добытые нашими руками. А мы с Эдгаром будем гнить в гаитянской тюрьме.

Офицеры о чем-то посовещались между собой, а затем позвали конвойных, и нас повели в апартаменты.

Камер, как таковых, здесь не было. Вместо них стояли огромные длинные клетки с решетками, их разделяли проходы шириной метра в полтора. В клетках сидели черные люди. Настоящий зверинец.

– По-моему, мы в аду! – произнес Эдгар, когда нас втолкнули внутрь.

Я повел взглядом по лицам заключенных. Все они показались мне одинаковыми, но через совсем короткое время это заблуждение развеялось. Из глубины клетки выплыл здоровый негр, довольно упитанный для этих мест. Его гладкая рожа весьма отличалась от других черных физиономий. Это был «основной». Он что-то сказал нам, но мы с Эдгаром ничего не поняли, продолжали стоять и смотреть на него, как два истукана. Тогда чернокожий стал тыкать пальцем то на Эдгара, то на меня и разводить руками. До меня дошло, что он спрашивает, кто мы.

Как можно было ответить ему, если он понимал нас с таким же успехом, как и мы его? Я послал его весьма далеко на русском языке, и, как ни странно, здешнего авторитета это устроило. Он важно кивнул и сделал жест, как бы давая нам разрешение пройти и отыскать себе место.

Особо в клетке было не разгуляться, кроме того, не хотелось шляться по этому зверинцу. Мы присели на пол недалеко от входа, под любопытными взглядами черных преступников, чувствуя себя белыми воронами в прямом и переносном смысле.

С правой стороны от нашей клетки стояла другая, точно такая же, с левой тянулась колючая проволока, к которой вплотную подступал лес. Я вздохнул и, привалившись спиной к решетке, вытянул во всю длину ноги. Нью-Йорк казался отсюда родным домом. В этот момент я по-настоящему понял, что все, казавшееся чужим там, было, в общем-то, не таким уж и чужим. Вот здесь, действительно, все чужое, настолько чужое, что можно подохнуть, как дохнет бактерия, попав в чужую среду.

– Никогда бы не подумал, что вот так кончу, – произнес Эдгар, с тоской глядя перед собой.

– Может, еще что-то изменится, – сказал я, слабо веря в то, что говорю.

Мне в голову пришла мысль, что если не найдут Джерри, то убийство священников запросто повесят на нас. Это ведь общемировая практика. Полиции тоже надо отчитываться, а два мертвых священника – не шутка. К тому же один труп все равно висит на мне. Хоть не обидно будет. Я усмехнулся.

В сумерках из леса поползла прохлада. Я сидел вплотную к решетке, смотрел в его темноту и думал о Лерке. После первой неудачной попытки я неоднократно пробовал дозвониться до нее и оборвал все телефоны-автоматы в округе, поскольку из бара не звонил из предосторожности, но трубку никто не брал. Потом я решился позвонить Парадоксу, но его телефон был отключен. Теперь уже я, наверное, не дозвонюсь никому.

* * *

Ночью, почувствовав у себя на горле чью-то лапу, я перевернулся на бок, перехватил ее одной рукой, а второй резко ударил в область локтя. Нападавший заорал и скрючился на полу рядом со мной. Я вскочил, и в этот момент кто-то навалился на меня сзади. Мои локти дуплетом выстрелили назад, и хватка нападавшего ослабла. Потом я выкинул правый локоть впереди и сбил с ног кого-то еще, но нападавшие не унимались.

Мои кулаки работали почти вслепую. Я чувствовал, как они крошат в темноте чьи-то зубы и челюсти. Подключить ноги сперва не имелось возможности, потому что противники возникали передо мной слишком близко, но потом мне все-таки удалось это сделать, и моя голень ударила кому-то в бедро. По тому, как оно неестественно прогнулось, я понял, что сломал его. Потом где-то в стороне я услышал крики Эдгара, но помочь ему я не мог. Мне самому приходилось туго. Я вертелся как волчок, раздавая удары направо и налево. Меня тоже били, и удары эти моментами были весьма болезненны.

В конце концов я, наверное, положил всех, потому что внезапно обнаружил, что вокруг никого нет. Я сел на пол, привалился спиной к решетке и почувствовал, что выложился весь без остатка. И не мудрено – бой был долгим, и мои кулаки работали в темноте, как две скорострельные пушки. Именно потому нападавшим не удалось подмять меня.

Утром, когда принесли завтрак – какую-то размазню, по виду напоминавшую кашу, надзиратель внимательно посмотрел на мою опухшую морду, но ничего не сказал.

У Эдгара на лице была лишь одна ссадина и небольшой синяк под правым глазом.

– Легко отделался, – заметил я, с трудом шевеля разбитыми губами.

Эдгар угрюмо усмехнулся, отставил в сторону тарелку с размазней и сказал:

– Отбили все. Печет внутри.

Я внимательно посмотрел на Эдгара. Человек нес потерю за потерей. Он лишился денег, мечты, его предала любимая женщина, более того, именно она пристроила его в тюрьму. Тут недалеко и до самоубийства.

Но лицо моего босса ничего не выражало.

Я поднялся и стал ходить по клетке взад-вперед, посматривая на ее длинные железные прутья.

Когда я в очередной раз повернулся, дорогу мне перегородили худые длинные ноги. Я посмотрел на старого негра с лицом, заросшим седой щетиной, который их и вытянул.

– Хорошо дерешься, янки, – неожиданно произнес старый хрен на английском и усмехнулся. – Что на решетки смотришь, сбежать хочешь?

– Хотя бы и сбежать, – хмуро произнес я.

– Глупый ты, янки. Куда же ты сбежишь? Остров кругом. Это та же тюрьма, – кофейные глаза негра пристально смотрели на меня.

– Нашел бы куда, не сомневайся, – произнес я и добавил: – Ноги убери.

Старик поджал свои ходули, и я двинулся дальше по клетке.

* * *

День прошел без каких-либо происшествий. Нас никуда не вызывали, заключенные нас тоже больше пока не трогали. Бродя по камере, я заметил штук шесть расквашенных рож. Это была моя работа. «Очень даже неплохо», – удовлетворенно подумал я, с профессиональным интересом рассматривая развороченные физиономии сокамерников.

Старший по камере, тот самый тип, который спрашивал, кто мы такие, еще с утра вызвал надзирателей, и те уволокли из клети двоих искалеченных зеков. Они не могли идти сами. Третий заключенный ушел с ними своим ходом. Он вернулся во второй половине дня, его рука была в гипсе.

В сумерках нас покормили еще раз. Я покончил с едой меньше, чем за минуту, и подумал, что на таком курорте здоровье не поправишь.

Ночь рухнула на тюрьму неожиданно.

Я лежал на спине, поджав ноги, рядом с Эдгаром. Справа и слева от меня сопели и ворочались соседи. От них исходил непривычный запах. У меня было такое ощущение, что я лежу среди насекомых. Потом я забылся сном, но когда почувствовал возле себя легкое движение, тут же проснулся. Кто-то неслышно лег рядом со мной.

Я напрягся, а потом мое ухо уловило едва слышный шепот:

– Тихо, янки, здесь полно стукачей. Ты намекнул, что сможешь сбежать с острова, я правильно тебя понял?

– Да! – ответил я.

– А я могу сбежать из тюрьмы, но делать это мне ни к чему. Здесь никто не убегает. Нет смысла. Все равно поймают. Это остров, с него убежать невозможно. Если ты поможешь мне это сделать, то я помогу тебе убежать из тюрьмы.

– Нас двое, – сказал я.

– Троим нельзя. Двоим можно, – сказал старик и поднялся так же бесшумно, как и лег.

Остаток ночи я не спал, размышлял над предложением сокамерника. Это был шанс, но делать все нужно очень быстро, пока Сола со своим дружком не добрались до передатчика и не подали сигнал. Хотя неизвестно, когда еще придет шхуна. Вполне возможно, что ее придется ждать неделю. Но, тем не менее, поторапливаться стоило. Только как быть с Эдгаром? Оставлять его нельзя. Эти скоты будут измываться над ним.