Текст книги "Коридорные дети"

Они его допустили…

Вообще-то, Мишка, у меня уже нет сомнений, что мы теперь живем в государстве, которое можно назвать итальянским словом. Людей бьют на митингах, стоит только чуть открыть рот. И не понимают, что они могут развалить страну, потерять ее в нынешнем виде. Никто не задумывается о том, что будет, когда советское поколение Путина уйдет. На его место прийти некому. Нас, нынешних сорокалетних, уже почти нет, а тем, кто помоложе, еще нужно подрасти. Вообще, вся эта пурга творится именно потому, что наше поколение вырезали, как ягнят. Пустота не может набить морду дорвавшимся до власти подонкам…

Как вы помните, Соловей не любил социальные сети – но иногда без них не обойтись. Редко, но безработный журналист публиковал что-то серьезное у себя в аккаунте:

«Все, нет больше в России ни одной редакции, в которую мне хотелось бы постучаться и предложить сотрудничество. Кончились. Поэтому публикую здесь свое интервью с Айдером Муждабаевым. Вы можете как угодно относиться к его позиции, но поймите – нет теперь в России такого СМИ, где она могла бы быть озвучена. В этом проблема, в этом суть. Мне говорили «не наш формат», «зачем эти вопросы», «слабое интервью» (или наоборот, «жесткое») – но никто не предложил доработать, что-то добавить или убрать. Все сидят в своих рамках и делают вид, что они независимые, оппозиционные, либеральные. Как же мне стыдно за вас, коллеги… Вы дорожите своей работой больше, чем профессией.

А Айдеру хочу сказать спасибо. Он сразу сказал, что это интервью никто не опубликует, но все-таки нашел время поговорить со мной, неизлечимым мечтателем…»

Стоп! Айдер Муждабаев категорически против находиться в одной компании с Жириновским, Прилепиным, Меньшовым и прочими ребятами аналогичного содержания. Кроме того, он не читал эту книгу и вряд ли когда-нибудь прочитает ее. У Айдера практически не осталось в России друзей и единомышленников. Поэтому, уважаемые читатели, переверните пожалуйста книгу и хотя бы попытайтесь посмотреть на свою страну его глазами. Вдруг, он прав? А если нет, то не переживайте, это вы живете в правильном, а Айдер Муждабаев в перевернутом мире.

«Путина не существует»

Заместитель директора первого крымскотатарского[3]3
  Автору известно, что словари рекомендуют дефисное написание слова, но он с ними не согласен.


[Закрыть] телеканала ATR, в 2015 году изгнанного из Крыма за несогласие стать частью российской пропаганды, Айдер Муждабаев – о том, почему в России почти не осталось приличных людей и кто сегодня повторяет судьбу академика Сахарова.

– Айдер, так называемая российская оппозиция в изгнании: в ней есть какая-то сплоченность или каждый тянет одеяло на себя?

– Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я себя политическим эмигрантом не считаю. Я крымский татарин, и для меня Крым, Украина всегда были ментальной родиной, хотя по понятным причинам я не мог там родиться.

– Тогда для чего проходят «Форумы свободной России» в Вильнюсе, в которых вы принимаете участие?

– Смысл этих форумов в том, чтобы рассказывать правду о нынешней России. Причем сами русские, я не имею в виду этническую принадлежность, должны говорить эту правду. А не приглаживать углы, как это делает, например, живущий в Лондоне Ходорковский. Кроме того, русские политэмигранты не должны втюхивать внешнему миру псевдоидею о каком-то оппозиционере Навальном, который на самом деле – почти такой же Путин, просто с другим лицом. Не нести омерзительный бред про надобность какого-то повторного «референдума» в Крыму, а честно говорить: да, моя страна совершила преступление, нам за него отвечать – и мы должны это преступление прекратить.

– Что за конфликт произошел у вас с Маратом Гельманом в Вильнюсе на «Форуме свободной России» в декабре прошлого года?

– У Марата Гельмана – конфликт с собственной совестью. Он никак не может определиться, на каком стуле сидит, а когда две половины сидят на разных стульях – обычно образуется дыра, в которую все проваливается. У меня с ним никакого конфликта нет, потому что я его вообще не воспринимаю после некоторых действий и слов. Он человек, на мой взгляд, лживый и двуличный. Уверен, что Марат Гельман до сих пор сохраняет связи с людьми, близкими к Кремлю. И именно такие люди, как он, превращают российскую оппозицию в перфоманс, тематическую тусовку. Сначала Навальный превратил оппозицию в антикоррупционную тусу на фоне реальной войны и тирании – а Гельман доделает из этого шапито.

– Ваша позиция по отношению к тем, кто уехал, понятна, но вы неоднократно говорили, что в самой России практически не осталось приличных людей. Кто же вправе считать себя приличным человеком в наше время?

– Некоторое время назад в России проводили социологический опрос, и, кажется, девяносто семь процентов респондентов ответили: они не верят, что покушение на Скрипалей было организовано агентами ГРУ Значит, приличных людей в России осталось три процента, не более. Конечно, можно привести довод, что люди боятся отвечать честно. Но мы же говорим о приличных людях, а если ты боишься ответить на такой вопрос – то ты уже не совсем приличный.

– Страх за свою семью не оправдание?

– Если человек боится, когда к его виску приставлен пистолет или убивают его детей, то это другая история. Но когда боишься просто высказать свое мнение по телефону… Здесь двух мнений быть не может: поймите, реальная вероятность реформ в России уже давно равна именно этим трем процентам, которые стремятся к нулю. Большинство россиян принимают нынешнюю реальность и спокойно в ней существуют. Включая и таких людей, как Евгения Альбац, читатели ее The New Times. Скажу больше: нынешняя Россия – это русский шовинистический рейх, где даже политики как бы либерального толка пытаются либо не замечать, либо разными способами оправдывать войну с Украиной и «присоединение» (как они называют временную оккупацию) Крыма.

– Вы упомянули Михаила Ходорковского, заметив, что он «сглаживает углы». Это единственная претензия в его адрес?

– Если слово «претензия» здесь уместно (поскольку мне от него ничего не надо), то нет, не единственная. Просидев десять лет в путинской тюрьме, человек выходит и говорит фактически его словами: «Я бы пошел воевать в Чечню, и Крым я не отдам». Чем такой «оппозиционер» отличается от Путина? Как и Навальный с его «небутербродом». Цветом волос? Дужками очков? Может быть, в России находят какую-то разницу, я ее не вижу…

Я тоже боролся за освобождение Михаила Ходорковского, он мне присылал приветы из тюрьмы, благодарности, но потом человек вышел и сказал мне: твоя родина, твои предки, твоя судьба мною переломаны, потому что я так хочу. Кем я после этого могу его назвать? Людоедом. Человеком, который считает для себя возможным за компанию пожирать чужие жизни и судьбы. Большинство россиян сегодня и являются таким «нормальным» племенем людоедов. И я говорю не про русский этнос как таковой (я, кстати, не очень понимаю, что это такое), а про тех, кто поддерживает Путина, его «русский мир» в России – или делает это, живя в Тель-Авиве, Калифорнии, Лондоне…

– Люди, которые скинулись на штраф The New Times, – они приличные, но их обманули?

– Сбор денег для The New Times – это афера с любой точки зрения, то есть некое действо, которое не соответствует тому, как его обставили. Таким путем нельзя достичь заявленной цели; тем не менее, к этому пути призывают, заранее зная, что результат будет в лучшем случае нулевым, а если заглянуть на день вперед – отрицательным. И эту «логику» в любой другой стране ни один нормальный человек просто не поймет. Собирать деньги, чтобы финансово поддержать путинский режим и при этом считаться его оппозиционерами… Тут Оруэлл отдыхает. Среди тех, кто пожертвовал личные средства на этот штраф, видимо, есть приличные люди, есть просто отчаявшиеся, есть те, кто не видит других авторитетов и выхода из сложившейся ситуации… Но я бы на месте Альбац на собранные излишки купил бы каждому из них веревочку и мыло. Нет, это не жестоко. Просто такие вещи нужно выбивать из головы только шоковыми аллегориями – иначе отрезвление не наступит никогда. Большего счастья для Путина, чем такие «акции протеста», не существует. Они там, в Кремле, думали, что бы еще такое организовать, чтобы окончательно растоптать гражданское общество, те самые три процента приличных людей, – а тут это общество само придумало, как себя уничтожить: просто надо собрать денег на «веревки и мыло».

А в следующий раз штраф будет равняться стоимости гильотины.

– Во Франции граждане вышли на улицы из-за повышения цен на бензин. В России постоянно повышается стоимость топлива, но никто не протестует, предпочитают, как вы говорите, собирать деньги на «веревки и мыло». В чем тут загадка?

– В рабском устройстве общества, которое является прямым наследием средневековой Московии, Российской Империи и Советского Союза. Это общество, где все люди четко знают, что такое страх, и как нужно себя вести, когда к власти приходит «сильный правитель». Вспомните, на этой территории почти всегда по-настоящему протестующих были единицы, и их почти никто не поддерживал. А если и поддерживали – потом предавали. И их, и их идеи. Этот народ вышел на улицы только однажды, в начале 1990-х годов – когда нечего стало жрать. И никаких других приоритетов, кроме этого, в массовом российском сознании я не вижу. Да их, если себя не обманывать, и не было никогда.

– Значит, в начале девяностых холодильник победил телевизор?

– В то время у российского общества буквально на несколько лет перестала быть основной идея о том, что «мы должны править миром, у России нет границ». Но это происходило лишь до того момента, пока Ельцин не рявкнул на Чечню и не совершил марш-бросок в Сербии. Русский медведь поел западных консервов, выпил гуманитарный спирт Royal – и вспомнил, что он медведь, а не какая-то домашняя европейская зверушка. Если вы подберете медвежонка в лесу, он у вас и сосочку пососет, и даст себя погладить – но как только вы его выкормите до взрослого возраста, он и вас съест, потому что это совершенно беспощадный зверь, он ничем не приручается, кроме силы. Так же и с Россией. Ее путинский вариант не является каким-то нонсенсом – кроме того, что во всех остальных Россиях была хоть какая-то идеологическая составляющая, кроме примитивного шовинизма и желания выпить-пожрать. А эта Россия – абсолютно про пожрать, прийти к кому-то на халяву выпить, а после «насрать в рояль» и набить морду хозяину. Пока у них это получается, но скоро по морде получат они.

– Сегодня кто-нибудь среди российских политиков, журналистов, общественных деятелей хотя бы отдаленно вам напоминает Андрея Сахарова?

– Судьбу Андрея Сахарова сегодня разделяет Борис Стомахин, который сидит в тюрьме и на которого абсолютно всем наплевать (нелегально перебрался в Украину после освобождения. – Прим. авт.). И в первую очередь наплевать либеральной тусовке, той же Евгении Альбац, которая, как я узнал, отказывалась публиковать колонки Валерии Новодворской в его защиту, когда Валерия Ильинична была жива. Это, конечно, потрясающе! Поступок цензора из НКВД, а не редактора либерального журнала.

– Вспомню еще одно ваше высказывание: «Сегодня приличный человек должен или воевать с режимом – или уезжать». У меня двое детей и жена в декрете. Что мне делать?

– Уезжать, искать для этого возможности, если их сейчас нет. Хотя, по большому счету, бежать из России нужно было еще лет пять назад минимум. Ведь главная проблема не в Путине. Путина не существует, он просто человек, шедший по улице, где его нашли, подняли над собой и теперь на него молятся. Путин – это материализация чувственных иллюзий большинства жителей России. Страны, в которой давно нечего делать, потому что ее не существует – и о судьбе которой сегодня бессмысленно рассуждать. Это примерно то же, что в 1940 году рассуждать о судьбе Германии. Все, кончилась Германия, нужно ждать 1945 год. Ждать и бороться за него.

– Когда в России наступит отрезвление – разве кто-то покается за происходящее, как это сделали в Германии?

– Да все будут каяться. Будут стоять в очереди за окорочками и тушенкой – и каяться. Правда, боюсь, что большая часть тушенки будет китайской, но это уже другая история, требующая отдельного разговора.

А потом случились коронавирус, обнуление, протесты в Хабаровске, народное восстание в Беларуси, отравление и посадка Навального – но Россия так ничего и не поняла. Ребята, сегодня уже не важно, кто вы… патриоты или либералы, правые или левые, алкоголики или трезвенники… вы/мы являемся заложниками… кто-то болен стокгольмским синдромом, кто-то верит, что впишется в систему, кто-то положил хрен и наблюдает за всем со стороны… но страна реально в заложниках…

Хотя… сладких снов тебе, моя прекрасная Родина! Больше ты мне не интересна. Пока я писал все это, мой друг Миша умер. И слова потеряли свое первоначальное значение. В них теперь нет былого, важного нам всем смысла, который, казалось, как-то мог еще повлиять и исправить…

На этом и остановимся. Точка.

Памяти Михаила Дрогина