Текст книги "Арбитражный десант"

– То есть, вы сознательно запугивали их, – ткнул он в сторону ошеломленных посетителей, – чтобы вытянуть деньги?

– Нет!

– Нет? – язвительно повторил полковник, давая понять Саврасенкову, сколь нелепо выглядит попытка отрицать очевидное. – Мы записали ваш разговор. Так что?

– Да. Меня попросили, – пробормотал Саврасенков. – Кто? С кроткой укоризной соблазненного тот посмотрел на Подлесного. – Ну, с этим мы после разберемся, – полковник будто ненароком передвинулся так, чтоб отгородить Саврасенкова от сверлящего взгляда Подлесного, протянул ладонь. – Удостоверение! И – за мной.

Принял безропотно переданное удостоверение и так же стремительно, как вошел, направился к двери. Совершенно сломленный, потухший Саврасенков почему-то опять поднял глаза к потолку, увидел то же желтое, такое родное пятно и – вышел следом.

Пришедший вместе с полковником штатский задержался:

– Попрошу пока побыть здесь. Вас пригласят. Надо будет отобрать от вас официальное заявление и потом… Ах да, вы же пока ничего не знаете.

Он вопросительно кивнул Лобанову.

– Я сам объясню, – Денис жестом выпроводил его.

Дверь закрылась. Пятеро банкиров остались одни. Неловкое, стыдливое молчание прервал потрясенный голос Инны:

– Но как же это понимать, Вячеслав Иванович?

Лишь после этого Кичуй и Дерясин решились посмотреть на застывшего у стены Подлесного. Его глаза оказались прикрыты. На неподвижном, как обычно лице, беспрерывно играли желваки. Посеревшая кожа на скулах натянулась.

– Я не могу понять, – Игорь с усилием разомкнул пересохшие губы, руки его потерянно забегали. – То есть это все было?…

– Учения, – отрывисто бросил Подлесный. – Нормальные учения, максимально приближенные к боевой обстановке. Хотел проверить вашу бдительность. Готовность противостоять.

– Но, Слава, – все не мог поверить в происшедшее Дерясин. – Мы же давно вместе. Взять хоть прошлый год. Сколько раз ты мог сдать, если б хотел. Но не сдавал. Наоборот, как стена как бы. Почему же?

Общий вопрос этот повис в воздухе.

– Потому что скурвился, – объяснил за Подлесного Лобанов. Он бесцеремонно выдернул из-за стола кресло Саврасенкова, отволок к двери и уселся, демонстративно перекрыв выход.

Радостно встретил пронизывающий, устрашающий взгляд бывшего комитетчика.

– Деньжат решил по-легкому «срубить», профура, – с удовольствием, нарываясь на драку, отчеканил он.

Подлесный, молчаливая угроза которого не возымела действия, скрестил руки, облокотившись о стену.

– Денис, но откуда вы-то про всё узнали? – нетерпеливо спросила Инна.

– Я рассказал, – признался Дерясин. – А чо? Он же не чужой. Потом подумал, все-таки в застенок идем. Мало ли? Пусть в банке знают.

– Но как вы догадались-то, молодчина такой? – в отличие от Кичуя и Дерясина, тяжело переживавших выявленное предательство, Инна первой уловила главное: жизни мужа ничто не угрожает. И – ожила.

– В самом деле, Дэни? – опомнился и Андрей.

– Снаряд два раза в одну воронку не падает, – ответил Лобанов. – После того как узнал насчет Игоря, позвонил Суслопарову. Так вот, по его словам, никакого заказа на убийство Керзона он никогда не давал. Так что всё это вымыслы вот этого малоуважаемого господина. Он ведь с Керзона-то тоже пятьдесят тысяч отсосал. Якобы для снятия заказа. Вот, похоже, и втянулся, сучок. Только цена возросла. Должно быть, с учетом инфляции. Так, кидало?

Лобанов подстрекательски подтолкнул Подлесного локтем. Тот отодвинулся.

– Но – я не знал, – Кичуй повел плечом. – Александр Павлович не говорил.

– Стыдился, потому и не говорил, – Лобанов пожал плечом. – На то и расчет был. А мне вот сказал, как я его вечерком достал. Тут всё и срослось.

– Но люди не могут так меняться. Не могут! – едва ли не умоляюще обратился к Подлесному Кичуй.

Столько неприкрытого страдания было в нем, что Подлесный, собиравшийся отмолчаться, не выдержал.

– А люди и не меняются! – хрипло выкрикнул он. – Я какой был, такой и есть. Только жизнь, она – перевертыш. Вот ты говоришь, раньше! – обратился он к Андрею, растерянный вид которого сверлил ему душу. – Так раньше была общая цель. Была наконец команда, идея, за которую стоять можно! Я ведь в ФСБ привык за собой мощь государства ощущать. И в банк пришел – как будто все то же, – сзади подпирающая стена, – он сбился от собственной непривычной выспренности. – Разве сейчас иное? – едва не умоляя, вскричал Дерясин.

– Сейчас? Что осталось? Где прежняя мощь? Банк приговорен. И все это, кроме тебя, Андрюха, понимают. Есть вот они с папашей, – он ткнул подбородком в прижавшихся Игоря и Инну. – Эти понятно, за что стоят. Да этот залетный короткую свою деньгу отрабатывает (пренебрежительный жест в сторону Лобанова). – «Зашибет» и свинтит. А вот с чем такие, как мы с тобой, останутся, не подумал? Да ни с чем! Пусто-пусто. Каждый торопится хоть что-нибудь наварить, а мы, выходит, при собственном благородстве.

– Это ты о себе, что ли? – восхищенный Денис аж зааплодировал. Под яростным взглядом задетого за живое Подлесного насмешливо прищурился. – От твоего благородства вонь по всей Петровке пошла. Вот уж воистину – думаем, что делаем деньги, а на деле – деньги нас делают. А кой-кого «опускают». Ты нам лучше другое, мил-друг, сообщи. Насчет того, чтоб по сто тысяч с клиента хапнуть, – это, само собой, твое ноу-хау. А вот если в мировом масштабе – идея запугивать руководство «Возрождения» откуда растет? Сам додумался или – двурушничаешь?

Он пружинисто вскочил с кресла, шагнул вплотную к Подлесному. Тихо, глаза в глаза процедил:

– На кого работаешь, оборотень?

– А пошел бы ты! – Подлесного затрясло от бешенства.

– Это если только вместе с вами, – Денис склонился в реверансе, глаз, впрочем, не отводя. – Так кто перекупил? Онлиевский? – Знать не знаю, слыхом не слыхивал. На том стою и стоять буду. А тебе, гаденыш, при первом же случае…

Инна вскочила, стараясь предотвратить неизбежную драку.

В дверь вошел пухлый сержант милиции:

– Который тут из вас…? – он помялся. – Подлесный, да. Пошли со мной. Ждут.

– Момент! – остановил их голос Кичуя. Игорь шагнул, разом перемахнув полкабинета. Требовательно, невольно подражая полковнику, протянул узкую ладонь:

– Сдайте банковский пропуск, Подлесный.

Едва Подлесного вывели, наигранное задиристое веселье Дениса сменилось разочарованием. Он даже с сожалением огладил собственный, так и не пригодившийся кулак.

– Ну, ништяк, – успокоил он себя. – К вечеру его в кутузку кинут, тоже мало не покажется.

– В кутузку? В тюрьму в смысле? – сообразил Игорь.

– В неё, родимую. По факту вымогательства, – подтвердил Лобанов.

Игорь растерянно посмотрел на Дерясина.

– А что остается? Страна должна знать своих героев. Был свой – стал чужой. Так что – пусть ответит, – Андрей ткнул большим пальцем вниз – с видом римлянина, приговаривающего к смерти проигравшего гладиатора. – Ему-то не западло оказалось с нами так, на дешевку.

– А ты что думаешь, Инночка? – обратился Игорь к жене.

– Да! – безжалостно, побелевшими губами отчеканила Инна. – И – приказом по банку.

– Что по банку? Ерунда по банку, – Дерясин, захваченный свежей идеей, замахал руками. – Немедленно – Холиной. И – в прессу. Чтоб все знали, как на нас Онлиевский наезжает. Для имиджа в самый цвет будет!

– Нет, – произнес Кичуй.

– Нет?! – в один голос вскрикнули Инна и Андрей.

– Не будет никакого заявления и – никакого уголовного дела, – жестко произнес Игорь. – Как это? Жажда мести – ничто. Имидж – всё! Вы же видели – Подлесный никогда не подтвердит, что действовал по чьему-то заданию. А поскольку нет шансов подать случившееся как акцию Онлиевского, то для клиентов это станет просто подтверждением, что банк разваливается изнутри. Раз уж сам начальник безопасности рэкетом занялся, кому тогда верить? А без веры нам каюк. Может, в этом как раз и есть фишка Онлиевского? И – оно нам надо?

Игорь напористо оглядел остальных.

– Шеф, ты – голова, – объявил восхищенный Дерясин. Легкая улыбка Инны и согласный, хоть и огорченный кивок Лобанова подтвердили это.

Растроганный Кичуй оттаял. В нем начали признавать президента – не по должности, а по уму.

Игорь и Инна вышли на Петровский бульвар. Игорь, до которого наконец полностью дошло, что угроза его жизни миновала, жадно заглатывал весенний воздух и взахлеб делился с женой ближайшими банковскими планами, по привычке склоняясь над ее лицом, а Инна то и дело придерживала мужа под локоть, пропуская очередную не замеченную им машину.

У памятника Высоцкому она остановилась. Кичуй, по инерции продолжавший фонтанировать, недоуменно огляделся:

– А почему мы встали?

– Я в женскую консультацию. А тебе пора в банк, – прежним, сухим голосом объявила Инна.

– Я думал… – Игорь смутился. – Инночка, но то, что произошло… Как ты держалась и как помогала….

– Как нормальный человек, – она высвободила руку.

– Как надежнейшая жена, – вдохновенно подправил Игорь. – И мне это дорого. Вообще – ты мне дорога. И никогда никого другого. В смысле другой. Ты понимаешь, о чём я, да?

Его голос дрогнул:

– Я хочу, чтоб было как прежде. Или – не так. Но чтоб опять быть едиными. Я, ты и – будущий малыш. Мы – семья. Да?

– Я подумаю, – Инна необидно подтолкнула мужа:

– Иди работай.

– Тогда… до вечера? Жена? – с трепетом уточнил Игорь.

Инна задумчиво проводила его взглядом.

Через час Инна позвонила на мобильный телефон Андрею Дерясину.

– Андрюша, ты Игорю пока не говорил про нас?

– Нет, все как-то неловко.

– Не надо. Ничего не надо.

– То есть как? – Андрей похолодел. – Инна, но так же нельзя! Ведь то, что между нами…

– Ничего меж нами, Андрюша, нет и не было, – внушительно произнесла она. – Пожалуйста, забудь.

Горло Дерясина перехватило. – Но ты же сама говорила, что любишь меня. Так зачем?..

– Я нужна ему, – коротко проговорила Инна и отключилась, считая сказанного достаточным.

Андрей обреченно прикрыл глаза. По прежним временам он знал: в период колебаний Инна мягка и податлива. Но, единожды решившись, становится непреклонной.

3

Центробанк, несмотря на давление общественности и заверения собственных представителей, вернуть лицензию банку «Возрождение» отказался. Правда, во время выступления в Госдуме председатель ЦБ заверил, что сам Банк России инициировать процедуру банкротства в арбитражном суде пока не собирается. И более того, если «Возрождение» сумеет подписать мировое соглашение с основными кредиторами, то лицензия будет возвращена.

Это обнадежило. Во всяком случае Рублев выглядел или старался выглядеть уверенным в успехе. – Ничего, ничего, – подбадривал он остальных. – Распродадим еще немного имущества. Зато вся страна увидит, что мы честно рассчитываемся по долгам. Да и от лишнего жира избавиться – только на пользу, – мусора в балансе полно. Очень важно, что пресса за нас и – будоражит, будоражит общество. Это – просто ключевое. Не посмеют сгубить на глазах у всего мира.

Но и здесь всё разом переменилось. Обличительный пафос средств массовой информации как-то разом иссяк. Еще вчера крупнейшие газеты, соревнуясь друг с другом, торопились выдать свежую информацию о ситуации вокруг опального банка. На рейтинговых телеканалах виднейшие экономисты и политики со вкусом обсуждали, кто из правительственных чиновников в этой мутной истории лоббирует интересы Онлиевского.

И вдруг всё стихло. Будто ничего и не было. Погремело в почерневшем небе, погрозило ураганом и – разветрилось. Газеты заполнились иными, более свежими событиями. Телевизионные новости обошлись без привычного упоминания о «Возрождении». После многодневного треска внезапное дружное молчание показалось особенно оглушительным. Впрочем в самом банке недоумение длилось недолго. Пока в президентском кабинете не появилась непривычно взъерошенная Ирина Холина.

– Кофе, пожалуйста, и покрепче, – потребовала она у вошедшей следом секретарши. Откинулась в свободном кресле.

– Кичуй! На работу возьмешь? Могу – пресс-атташе.

– Так, Господи, Ириша, с нашим удовольствием! Кого-кого! – захлопотал Игорь, полагая сказанное шуткой. – Только кто вас отпустит? У вас же ежедневная передача на ТВ. Потом – обзоры в «Коммерсанте».

– Накрылась передача. И – «Коммерсант» следом, – с мазохистским сладострастием объявила Холина. – А из «Эксперта» сама ушла. Предложили сделать обзорный материал, чтобы вашу историю показать. как бы это поделикатней? Во! Под другим углом зрения. А зрение у меня с дефектом. Бификулярное. То есть не перестраивается.

Она потянулась положить сахару в принесенную чашку и – неловко расплескала кофе по столу. Пытаясь спасти платье, вскочила.

– Ч-черт! Да что же за день такой? Всё из рук! Меня с работы выгнали. Это вы понимаете?!

– Нет, – искренне признался Кичуй. Представить себе популярнейшую рейтинговую журналистку, которую увольняют, будто простую стажерку, он не мог. – Что за осел нашелся?

– О! Всем ослам осел. Команда поступила из администрации президента. Да от этих бы чего другого ожидать? Но – чтоб наша, журналюжная тусовка, и – враз все отступились! – Ирина потрясенно замотала головой. – Даже не думала, что так бывает. Вчера еще отовсюду сю-сю-сю, Ирочка, деточка, не желаешь ли сладенького? А сейчас – глазки поросячьи отводят. Или по углам жмут: «Старуха, мысленно вместе». И тут же – чуть какой шорох – шмыг в сторону и будто сам по себе. Тараканы!

В сердцах она куснула губу. Опамятов, провела пальцем, проверяя помаду.

– В общем, Игорек, похоже, кончилась ваша информационная лафа. Не превозмогли.

– Ничего, – Кичую показалось, что он как мужчина должен утешить обиженную женщину. – Ничего, госпожа пресс-атташе, все равно прорвемся. Центробанк от иска в суд отказался, Иван Васильевич звонил из Лондона: вовсю идет согласование по вхождению «западников» в наш уставной капитал. Договариваемся, чтоб конвертировать долг перед ними в пакет банковских акций. И как будто дело движется. Так что месячишко-другой, – вернем мы свою лицензию! И вы вместе с нами воспрянете.

Он сконфуженно сбился с бодрого тона, потому что Холина разглядывала его с нарастающим разочарованием. Она с трудом сдерживала ядовитую свою натуру, чтобы не сказать гадость. И – все-таки не сдержала.

– Игореша! Вроде посмотреть – не дурак. А послушаешь – полный дурак. Ты что, до сих пор не въехал? Онлиевского хватило на то, чтоб за сутки перекрыть кислород всему демократическому общаку! А уж найти после этого способ подмять вас под себя – тут и сомневаться смешно! Так что насчет возврата лицензии – отдохни от этой мысли. Через месячишко-другой, полагаю, совсем другого гостинчика схлопочем.

4

В конце августа в московский арбитражный суд поступило заявление от вкладчика Усть-Илимского филиала банка «Возрождение» Виленкина В.С. с требованием признать банк несостоятельным должником.

Известие об этом поначалу вызвало в банке взрыв веселья, – финансовую организацию с миллиардными активами предлагалось обанкротить за задолженность в размере шестнадцать тысяч долларов США.

Однако смех быстро прекратился – арбитражный суд принял заявление к рассмотрению.

В Усть-Илимск выехали эмиссары с поручением немедленно уладить конфликт с вкладчиком, заплатив всё полностью, а, если потребуется, то и с избытком – в обмен на отзыв искового заявления. Однако ситуация неожиданно оказалась запутанной. Вклад ранее принадлежал пенсионерке – бывшему директору ДЭЗа. После дефолта она попыталась снять свои деньги, но получила письменный отказ. Уверенная, что деньги пропали, женщина в банк больше не обращалась. В июле к ней пришли и предложили вернуть потерянное, если она уступит свои права другому человеку, что пенсионерка с великой радостью сделала. А вот найти ее правопреемника, отправившего заявление в арбитраж, не удалось. То есть Виленкин В.С. действительно существовал. В те же дни он купил однокомнатную квартирку в хрущевском доме по улице Имбирная города Усть-Илимска, в которой прописался, выписавшись из поселка Хлопотное Смоленской области. Но по новому месту жительства так и не появился. В Хлопотном же его последний раз видели года за два до того. Проживающая там бывшая жена Виленкина предположила лишь, что если Витёк не сдох, то наверняка где-нибудь лечится от алкоголизма.

Банк, по инциативе Холиной, опубликовал ряд объявлений о розыске вкладчика. Сообщившему о местонахождении предлагалась даже награда.

Но на этом возможности поиска заявителя оказались исчерпаны.

Концы таинственного истца затерялись на необъятных просторах нашей родины.

5

Оставалась надежда полюбовно решить вопрос в Московском городском арбитражном суде. Игорь Кичуй отправился на улицу Новую Басманную. По вечной своей рассеянности он забыл прихватить записку с указанием фамилии судьи и номером кабинета. Потому разыскивать пришлось, что называется, на ощупь.

Часы возле гардероба отстучали пятнадцать тридцать. Опустевшие коридоры медленно остывали от горячки кипевших здесь до обеда страстей. Все еще похлопывали раздосадованно двери кабинетов, в урнах и возле них валялись скомканные сигаретные пачки, порванные протоколы, бутылочки из-под валокордина. Но уже не заскакивали судорожно в курилки секретарши, блуждающими взорами отыскивая представителей сторон, не мелькали черные судебные мантии.

Попадавшиеся Игорю немногочисленные служащие были послеобеденно сыты и умиротворенно-неспешны. Судя по обрывкам фраз, темы разговоров тоже переменились: обсуждались все больше планы на вечер.

– Извините, – Игорь остановил группку щебечущих девушек, выскочивших из-за лифта, где размещалась импровизированная курильня. – Как мне найти председателя банкротского состава суда?

Оживленные девичьи лица как по команде вытянулись брюзгливо, как у чиновников, отвлекаемых докучливыми посетителями.

– Девчат, где у нас Самосвалиха? – снизошла одна из них. – Да где обычно, – заперлась у себя. На третий подымитесь.

– Скажите хоть, как ее зовут?

– Зинаида Никандровна, – услышал он издалека. Группка растеклась по кабинетам.

На третьем этаже какая-то сердобольная душа, не останавливаясь, ткнула в сторону одной из дверей – на месте снятой таблички желтело свежее пятно.

Прислюнявив короткие волосы и поправив очки, Кичуй тихонько постучал и шагнул внутрь.

Он оказался в проходной комнатке, из которой открывался вид на внутренний, зашторенный кабинет. Там за массивным, обтянутым бильярдным сукном столом угадывался крупный женский силуэт. – Наталья! – низким голосом крикнула женщина, не поднимая головы. – Вернулась наконец, шлында? Отправляйся в канцелярию.

– Это не Наташа. Разрешите, Зинаида Никандровна? – лицо Игоря приобрело обычное в таких случаях улыбчивое, несколько заискивающее выражение. Со света он сощурился.

Перед ним сидела молодящаяся женщина. Все в ней носило отпечаток последней, отчаянной схватки с одолевающим возрастом, начиная с коротких, неестественного, пронзительно-вороного цвета волос и заканчивая легкомысленной сиреневой блузочкой, обтянувшей тучнеющее тело. Она в свою очередь с живым интересом оглядела непомерно вытянутую, но по-юношески гибкую фигуру посетителя, персиковые щеки. Быстрым небрежным движением сняла и откинула в сторону старящие очки. В глазах заплескалось девчоночье кокетство.

– Опять помощница моя усвистала куда-то, – вздохнула Зинаида Никандровна. – Не может и получаса на месте провести, чтобы не сорваться, задрыга малолетняя. Всё самой приходится, так что для личной жизни и времени не остается.

Она заметила, что взгляд юноши невольно косит на книжный шкаф, к которому был пришпилен огромный календарь с мулатками, танцующими на фоне пылающего огнями Рио де Жанейро.

– Нравится? Это карнавал в Рио. Моя несбыточная мечта, – Зинаида Никандровна томно вздохнула. – Почти как у Остапа Бендера. Всю жизнь, сколько себя помню, хотела побывать. Оттянуться, как сейчас молодежь говорит. Но не могла себе этого позволить. Вот вы были в Бразилии?

– Нет. Только в Штатах на стажировке.

– Видите, такой молодой, и уже, пожалуйста, в США побывал. А я, кроме Египта, нигде. Двадцать лет здесь, как проклятая. И – нигде.

Она чуть подалась вперед, обозначая внимание.

– Меня зовут Кичуй Игорь Сергеевич. Я президент банка «Возрождение».

Зинаида Никандровна неохотно отвела обострившийся взгляд от привлекательного личика и оглядела посетителя – на этот раз комплексно. Теперь она оценила все разом: тонкого покроя костюм – долларов за пятьсот-шестьсот, туфли, какие видела в журнале, – из новой коллекции Карло Пазолини, кажется, за пятнадцать тысяч рублей; золоченый хронометр на запястье.

– Сколько ж вам? – не удержалась она.

– В смысле возраста? – Игорь нахмурился. – Это не так важно. Впрочем, уже двадцать шесть.

Это «уже» сильно покоробило судью. Она чуть поджала губы.

– М-да, сейчас состояния быстро делаются. Так по какому вопросу?

– Зинаида Никандровна, – Игорь, не дождавшись приглашения, поискал глазами, куда бы присесть, неловко опустился на краешек стоящего сбоку стула. – К вам поступило заявление от некоего Виленкина Виктора Сергеевича о банкротстве банка «Возрождение». Кичуй тонко улыбнулся – будто бы говоря о недоразумении, которое надлежало немедленно разрешить.

– Не просто поступило, но принято к рассмотрению, – подтвердила судья. – И – почему собственно «некоего»?

– Потому что это, как бы сказать, не человек и не вкладчик. А некий фантом. Иллюзия.

– Выражайтесь поточнее! Игорь поразился происшедшей перемене: томный флер исчез. Теперь на него был устремлен профессиональный судейский взгляд. Этот взгляд, как шпага, приставленная к груди, отодвинул Кичуя на официальную дистанцию.

Комкая, Игорь потащил из папки приготовленные документы.

– Я к тому, что мы пытались найти этого так называемого истца. Но безуспешно. Вот здесь запросы, ответы, милицейские справки. Переписка, словом. – Зачем всё это? – Зинаида Никандровна нетерпеливым движением кисти потребовала убрать бумаги. – Ваши отношения с истцом суд не интересуют. Разбирайтесь с ним.

– Так рады бы, кабы он был. Мы искали. Хотели рассчитаться. Но – истца нет нигде. Понимаете, госпожа Самосвалова?

Женщина побагровела. От начальной приязни не осталось и следа.

– Самосадова, – отчеканила она. – Когда идете к судье, можно было бы потрудиться запомнить фамилию, а не повторять вслед за дурами – секретутками в миниюбках на максипопках.

Игорь заискивающе закивал. Но Самосадову тем не смягчил.

– Повторяю, разбираться с истцом – ваши проблемы.

– А чья, по-вашему, проблема, если крупнейший банк с миллиардными активами требуют признать несостоятельным за 16 тысяч?! – не сдержался Игорь.

Но чем больше он горячился, тем холодней делалась судья.

– И вообще вокруг вашего банка за последнее время слишком много нехороших разговоров. Никак не можете свои миллиарды разделить.

– Мы не делим. Не делим мы! – в уголках губ Кичуя от волнения забурлили меленькие пузырьки. – Мы как раз сохраняем. Чтоб для всех. Вот вы имели вклад в нашем банке?

– По счастью, нет.

– А другие имеют. И их десятки тысяч. И мы хотим, чтоб они получили свои деньги. Для этого банк должен работать!

– Так работайте. И мне не мешайте.

– Но послушайте, Зинаида Никандровна. Извините, конечно, – Игорь, совершенно не готовый к такому повороту, растерялся и отчаянно пытался припомнить неотразимые аргументы. – Вы же поживший, простите – мудрый человек и не можете не понимать, что банкротить такую махину за 16 тысяч долларов – это просто такой абсурд, что…

Он раскинул руки, так что Самосадова с опаской отодвинулась. – Зинаида Никандровна! Ну, давайте решим как-то иначе. Хотите, мы положим эти шестнадцать тысяч… Да что там? Сто тысяч долларов! На депозит суда.

– Деньги нужны не суду, а людям, – с особой интонацией произнесла Самосадова, но увлеченный Кичуй этой интонации не уловил:

– Так людям и пойдут. Объявится чертов истец, пусть заберет деньги. И все дела. А суд выступит как бы гарантом.

Самосадова укоризненно покачала головой: – Сразу видно, что вы банкир, денежный мешок, привыкший всё покупать. Будь вы юрист…

– Да я как раз юрист по образованию! И понимаю, что в арбитражно-процессуальном кодексе такого положения нет. Но ведь нельзя же, чтоб абсурд возобладал над здравым смыслом!

– Всё это юношеские эмоции. А суд руководствуется законом. По закону я обязана принять заявление к рассмотрению. Так что найдете истца – милости прошу.

Самосадова намекающе приподнялась. Но упоминание о законе неожиданно вернуло Кичую утраченную способность логически мыслить.

– А вот как раз насчет «найдете»! – обрадованно вскричал он. – Я ж собственно с этим пришел. У вас есть все законные основания отказать в принятии заявления! Истец должен был предупредить нас как ответчика о намерении подать в суд. Но мы никакого уведомления не получали. Так-то!

– Вы, может, и не получали. А у меня в деле имеется копия квитанции о приеме уведомления на ваше имя.

– Так фикция это, Зинаида Никандровна! Задним числом сманипулировано. Ну, где копия о вручении? Мы ходили на свой почтамт. Никакого заказного письма на адрес банка от Виленкина там не получали. Вот справка. Нетути его, потому что никто и не направлял. Это что, разве не законное основание отказать в приеме?

– Суд считает, что все необходимые формальные процедуры истцом соблюдены, – скучающим голосом отчеканила Самосадова.

Игорь опешил: – А что интересно вы сами станете делать, когда он не явится на процесс?

– Что и положено. В процессе интересы Виленкина будет представлять его адвокат. Надлежащая доверенность представлена. Можете ознакомиться, как и со всеми прочими материалами. С ним и договаривайтесь.

Она вытащила из стола несколько визиток. Щурясь, отобрала одну из них.

Кичуй взглянул и тут же понял, что договориться ни о чем не удастся. Он знал этого пожилого юриста. Прежде они вместе работали в одной американской компании. А затем пути разошлись: Кичуй ушел в банк «Возрождение», а его знакомый – в принадлежащий Онлиевскому «Аист».

– Суду всё ясно, – Игорь демонстративно рассмеялся.

– Не знаю, что там у вас за суд. Но к моему процессу советую подготовиться тщательно. Не забудьте, в частности, провести собрание кредиторов и надлежаще оформить.

– А если кредиторы выскажутся против банкротства?

– Что ж, нам лишняя работа тоже не нужна.

Щеки Кичуя порозовели от предвкушения удачи. И это судье решительно не понравилось.

– И, конечно, ключевой для суда будет позиция Центробанка, – напомнила она. – Мы согласуем. – Ради Бога. Время на это у вас есть. Слушание состоится через… – она сверилась с журналом. – Да. Через две недели. – Две недели?! Но что можно успеть за две недели? – бессильно вскрикнул Игорь. Самосадова предостерегающе нахмурилась. И он вернулся к прежнему, умоляющему тону. – Давайте отсрочим. К чему такая гонка? Ведь те же кредиторы, они по всей стране. Собрать быстро – нереально. Дайте время подготовиться! Месяц! Хотя бы месяц прошу!

– Нет, – решительно отказала Самосадова. Всё стало предельно ясно. Кичуй поднялся, вернул судье визитку, щелкнул ногтем по «бразильскому» календарю: – Что? Сбылась мечта? Теперь сможете поехать на фестиваль!

– Теперь – смогу! – неприязненно глядя на золотой хронометр, с вызовом отчеканила та. – Так что – милости прошу через две недели!

Она поднялась с официальным, окончательным выражением лица.