Текст книги "Арбитражный десант"

Она побежала к парадной лестнице.

– Иван Васильевич! – Холина попыталась задержать Рублева. – Положим, Вы не любите Лобанова. Но это не доказательство!

– Оставьте, Ирина! Я всегда знал: он – попутчик! – Рублев поспешил следом.

В рублевский кабинет ворвались почти одновременно.

Лобанов, дремавший в кресле, вскинул голову:

– Чего это вы, как воробьи? Не нашли, что ли, свои «сладкие» бумажки? И куда подевались?

– Вам лучше знать! – замогильным голосом произнес Рублев. – Это ж вы с Жуковичем дружки закадычные. Ишь как легко у него – «бумажки»!

– Не понял, – Денис нахмурился. – Еще раз можно – для дураков?

– Куда делись учредительные документы «Магнезита»? – напрямик рубанул Рублев.

Монгольские скулы Лобанова натянулись, глаза приобрели насмешливо-колючее выражение. Он вызывающе огляделся:

– Вот теперь предельно ясно. С профессорской, можно сказать, доходчивостью. Отвечаю на вопрос билета: «Профессор! Вы мне больше не интересны!». Он поднялся.

– Вас никто не отпускал! – поспешно выкрикнул Иван Васильевич.

– Куда ты, Дэни? – подскочил Дерясин. – Объясни им, чтоб на тебя не подумали. Но, напоровшись на колючий взгляд, отступился.

– Считай, объяснились.

Осипян проворно перегородила Лобанову дорогу.

– Мальчик! Неужели ты думаешь, что тебе позволят вот так просто забрать чужое? Вот так просто?! Не будь дурачок! Люди за куда меньшие деньги гибли. У тебя жизнь впереди. Ну, давай же верни по-доброму. И все забудется. – Давай, – согласился Лобанов. Он приподнял хрупкую Осипян под локоточки, переставил, освободив выход. Предостерегающим движением остановил шагнувшего Кичуя:

– Мне никто не может позволить или не позволить. Что считаю нужным, то и делаю. Возжелаю забрать – заберу. Засим имею честь быть.

Дверь за ним закрылась. – Вот так откровенно! – ошарашенно процедил Рублев. – Даже не попытался оправдаться. Игорь, звони охране. Пусть задержат. И сразу вызывайте милицию.

Он повернулся на звук. То упал стул, отброшенный Холиной. Ирина, до того будто пребывавшая в столбняке, яростно топнула ножкой. – Милицией травить! Крыша, что ли, у всех разом поехала?! – закричала она. – Только попробуйте. Я вам такой публичный скандал устрою, – никому мало не покажется! А Вы-то, Иван Васильевич! Ладно, эта оглашенная бабенка! Но Вас я за справедливого человека держала. И так вот…без проверки, без доказательств. Сами вы все!..

Она выскочила следом.

Кичуй с отстраненным лицом потянулся к трубке внутренней связи. Но Дерясин, опередив, накрыл ее ладонью.

– Этого категорически нельзя делать! – с внезапной твердостью объявил он. – Слышите меня?! Категорически!

Игорь растерянно глянул на тестя. Но Рублев лишь безразлично отмахнулся. Все это становилось неважным. Кто бы ни был исполнителем похищения, сами документы наверняка уже лежали в сейфе ненавистного Онлиевского.

9

Ирина нагнала Лобанова на автостоянке. Отчаянно дробя шпильками по асфальту, подбежала, когда тот открывал ключом дверцу своего «Жигуленка». Развернула за рукав.

– Постой!

И – отступила.

Посеревшее лицо Дениса было влажно.

– Что хочешь? – он быстро отвернулся.

– Я не верю.

– Да мне-то!..

– Не верю! Куда ты собрался?

– Вообще-то на хауз. Ванну принять после трудов праведных!

– Врешь. Ты ведь к Жуковичу? Так? – по глазам увидела, что так.

– Может, и съезжу. Навещу подельничка. Надо ж договориться, как навар раздербанить.

– Я с тобой!

– С чего бы?

– Сказала – с тобой!

– Да отвянь ты! Обойдусь без банковского филера. Тем паче – без содержанок!

– В рожу дам! – пообещала сквозь зубы Холина.

– Замучаешься!

Денис распахнул дверцу, втиснулся за руль, повернул ключ, – двигатель тарахтел, но не заводился.

– Опять свечи! – сквозь зубы процедил он, выбираясь. С удивлением посмотрел на Холину. С лукавым выражением та вытянула из сумочки ключи от иномарки и, прогнувшись, эффектно покручивала на пальчике. Шагнула вперед:

– Судьба!

– Сказал – нет! – Денис назло себе оттолкнул девушку. Не рассчитал. Она упала на асфальт. Послышался хруст.

Испугавшись, он опустился рядом:

– Цела хоть? – Какое «цела»? – Холина простонала. – Рука? Нога? – Денис принялся сноровисто ощупывать ее. – Хуже. Туфли накрылись. Такую шпильку загубил! Может, одна на всю Москву шпилька была, – Ирина, сидя на асфальте, вытащила из-под себя туфлю с отломанным каблуком. – У меня эту шпильку знаешь как выпрашивали? И главное, было бы из-за кого!

– Потому что лезть не надо! И вообще пойми: если у него запой, там, может, ночевать придется, пока не проспится. А это тебе не коттедж, тем паче не виллы Суслопаровские о десяти спален. Это халабуда, из тех, что сторублевые инженеры поднимали. Там и комнаты лишней для тебя не будет. Не говоря о белье.

– Сказала – еду! Еще каждая сволочь мне отказывать будет. Рожей не вышел!

Ирина гордо вскочила. Ойкнув, оступилась, и упала бы, если бы не ухватилась за Дениса.

– Ступня, – испуганно сообщила она. – Похоже, подвернула. Надо же как!

– Навязалась-таки, дурёха. Ладно, опирайся и показывай, где твоя машина. Денис резко подсел, подхватил ее под колени правой рукой и поднял на плечо, будто ребенка на демонстрации. Вскрикнул от боли, свободной рукой ухватился за бок. – Что? До сих пор ребра не срослись? – Знать бы, – процедил Денис. Закусив губу, он пошел по рядам. Подозрительно склонился к притихшей наверху ноше.

– Чего замолчала? – А что говорить? Опять битый небитого везет.

Уже в полутьме «Тайота» проехала в приоткрытые металлические ворота с проржавелой табличкой «Садоводческое товарищество «Дружба», свернула на бугристую грунтовую дорогу и, переваливаясь, будто пластун на разведке, тихонько принялась продвигаться меж рядами деревянных дач. Сидящая на месте пассажира Ирина блаженно втянула в себя воздух: потянуло особой, настоянной на запахах яблок, дачной свежестью. Лобанову было не до ароматов: свет фар едва выхватывал рытвины и ухабы. Чуть не доглядел, машина ухала в очередную колбодину.

– Где-то здесь на этой улице он обосновался, – уверенности в голосе Дениса, впрочем, не было. – Был-то всего пару раз. Да и то в горизонтали.

– Как это? – заинтересовалась Ирина. Но тут Денис, что-то расслышав, тормознул и нажал кнопку стеклоподъемника. В дачной тишине стала явственно слышна доносящаяся угрюмая музыка.

– Здесь, – успокоился он. Прислушался. – Гендель, нет?

– Скорее Бах.

– Это как раз всё едино. Главное, что не Штраус, – он хлопнул себя по щеке и заново поднял стекло: в салон начала слетаться мошкара.

Скорее угадал, чем увидел обалделое выражение на лице попутчицы. Снизошел до объяснения:

– Запой у него. Пьет под классику. Самая тяжелая фаза – как раз под Баха и под… – пощелкал пальцами.

– Бетховена?

– Нет – Бетховен для этой фазы мягковат. Под Глюка.

– Ты что, в самом деле можешь отличить Глюка? – удивилась Ирина. – Вот не подумала бы! – Бог с тобой. Я и Николаева от Крутого не больно отличу, – Денис с сожалением наморщил нос. – Просто каламбур составился: глюки – под Глюка, – потому и запомнил.

– А под Штрауса, видимо, трезвеет?

– Точно. Под Штрауса, под Шумана у него самый отходняк начинается. Но до этого далеко. Меж ними как раз еще Бетховен. А если затянется дольше, чем на неделю, то и Глинкина «Жизнь за царя» случается. Большой меломан!

Последнюю фразу не произнес – процедил, вспомнив о причине нынешнего визита.

Машина остановилась у калитки, обмотанной посередине цепью с замком. Метрах в пяти вырисовывался дощатый дачный домик.

Замок оказался накинут для видимости. Размотав цепь, поздние визитеры двинулись по дорожке, освещенной жидким светом с веранды. Галька похрустывала в темноте.

Дверь изнутри распахнулась, и в снопе света возник силуэт женщины.

– Кто тут? – тревожно спросила она.

– Это я! Дэни! – успокоительно произнес Лобанов. Взбежал на веранду.

– Господи, Дэничка! – женщина всхлипнула и прижалась к Денису. – А у нас… сам слышишь! Считай, девятый день пошел.

Денис сочувственно вздохнул. Отстранился, давая ей возможность разглядеть свою спутницу:

– Это со мной. Как там он?

– Очнулся. У него водка кончается. Так что сейчас звать будет.

– Не покупала бы.

– А то сам не знаешь. Два дня назад попробовала не дать. Так голый побежал по дачам – искать. Насилу уволокла от позора.

– Маланья! – будто в подтверждение ее слов, послышался из глубины слабый надсаженный голос.

– Почему Маланья? – удивился Денис.

Она пожала плечами:

– Поди пойми. В прошлый раз Фроськой кричал.

– Ты где, стервь?! – в голосе надбавилось напору и хрипотцы.

– Побудьте здесь обе. За стервь я сам отвечу, – Денис зашел в дом и закрыл за собой дверь.

– Господи! За что мне это наказание? – распухшее женское лицо оросилось новыми слезами. – Ведь почти выходился. И – опять этот банк проклятущий. Чтоб его раз и навсегда взорвали!

Не зная, что сказать, Ирина сочувственно провела рукой по покатому плечу.

Денис по рассохшейся лестнице взбежал на чердак, где была встроена стиснутая крыльями крыши маленькая каморка – убежище хозяина дачи.

Пахнуло луком, сивухой, прелыми, пропитанными тяжелым потом простынями. На кровати, свесив ноги, в одних трусах сидел Олег Жукович. Склоненная растрепанная голова мерно покачивалась. Рука с зажатым, до трети налитым стаканом подрагивала в такт музыке, разносившейся из приспособленного в углу музыкального центра. Справа на поставленном на попа ящике из-под яблок лежали надгрызанная луковица и плесневелая ржаная корка. Жукович, прикрыв глаза, медитировал, оттягивая сладостный момент нового возлияния.

– Ты, что ли, наконец? – прохрипел он, свободной рукой повелительно указывая в угол, где валялась отброшенная пустая бутылка.

– Я, – подтвердил Лобанов.

Голова испуганно поднялась, веки размежились. Перед Лобановым предстало оплывшее синюшное лицо. Слезящиеся глазки выглядывали из-за набрякших бурых мешков, будто замаскированные смотровые щели.

– О! Какие люди, – через силу обрадовался Жукович. – Тогда есть повод.

Он быстро потянул ко рту спиртное, боясь, что отнимут. И – правильно: Денис перехватил стакан, отобрал и отставил на ящик. Углядев единственный стул, перевернул и подсел вплотную – колени в колени.

– Говори!

– Ды ты чо это? Об чем вообще? Давай лучше за встречу. Дэнька, последний, может, друган мой на этой поганой земле, – Жукович вновь потянулся к стакану. Бесполезно: колени Лобанова, будто железным ободом, охватили его ноги.

– Говори! – требовательно повторил он, с парализующей холодностью погружаясь в расширяющиеся зрачки Жуковича. – Куда дел?

– Сверлишь! Все вы сверлите, – пробормотал Жукович, не в силах выдерживать этот жесткий взгляд. – Душу выворачиваете. Уж ты-то! Хочешь знать, как скурвился Олег Жукович? – пугаясь, закричал он. – Так получи, фашист, гранату! Он сбивчиво принялся рассказывать о визите Подлесного. Денис слушал без выражения.

– Главное, говорит, ты теперь мой агент. Понял, каков прикольчик? Заагентурить меня хотел, тварь гэбэшная! Но тут ему не обломилось. Не на того напал! – прервав сбивчивое повествование, Жукович с чувством выполненного долга потянулся к стакану, даваясь, выпил. – Главное, говорит, документы давай. Ну, я ему слепил горбатого, что, мол, у Кичуя хранятся. Каково? – Жукович тонко захихикал.

– А на самом деле где?

– У ти какой любопытный! – Жукович вдруг насупился подозрительно, погрозил пальцем. – Сие есть тайна, покрытая мраком. – Ты ему договор на продажу компании подписал?!

– Чего договор? Какой договор? Делов не знаю, начальник! Зэка Жукович идет в отказ! И ты, Жека, на меня надежу держи!

– Какой еще Жека? – Денис нахмурился. В ответ Жукович лишь хитро подмигнул. Гулко хлопнул себя по груди. Хихикнул. – Моя есть кремень!

– Похоже – продал, – определил Денис. – На чем же он тебя взял, Жучило?

Нервный смех оборвался. Из глаз Жуковича потекли крупные слезы.

– Запугал! Опять запугал, палачуга. Ты знаешь, какой он? Знаешь?! Это – танк, трактор! Переедет, да еще земелькой сверху эдак присыпет. Чтоб уж наверняка не восстал. Он из меня такое вывернул, что сам бы рад забыть.

Жукович нащупал корку, поднес к носу, обнюхал. В опухлом лице проступило короткое пьяное блаженство.

– Да ну их на хрен, Дениска! – он покровительственно приобнял приятеля. – Чего нам вообще до них, до тараканов? Разве мы для них, для рублёвых этих, люди? Нужны – привечают. А чуть что не так – в тебя пальцами тычут. А ты доказал, чтоб тыкать? Ты вот докажи сначала, тыкалка!.. Плюнь ты на них. Было б из-за кого переживать. Да кому они вообще нужны? Носятся со своим гребаным банчком. Тухлятина это всё. Обречёнка. И не обращай ты на них внимания. Будь выше! Мы с тобой, брат Денис, такого замутим. Ты не гляди, что я вроде как не в форме. Да я хоть щас могу… Ну, денек-другой еще разве выхожусь. О! – Жукович хитро потряс пальцем, заговорщически нагнулся, обдав Лобанова нестерпимым перегаром. – Ты мне сначала с Подлесным толком закончи: подписал или нет?! – вспылил Денис.

– Да шёл бы он лесом, твой Подлесный. Кишка у него тонка, Жуковича взять! А хоть бы и подписал. Плевать! Я – самостийная жизненная едининица. Я сам есть то, чего захочу. Я вещь в себе! И вам меня не постигнуть. Сверлилы!

– Когда ж ты так скурвился-то, Олег? Вроде раньше не крысятничал, – не столько Жуковича, сколько себя спросил Лобанов. – Ну, слабинка всегда проглядывала. Но думал, самолюбие не позволит перейти черту.

– Самолюбие! Словечки у них какие! – вскрикнул задиристо Жукович. Но тут же безвольно просел и – глубоко зевнул. – Чего уж тут? Молодой ты, Дэни. Хучь и ранний. Еще прямая кишка не успела изнутри дерьмом обрасти. У каждого свой запас самолюбия. Да и порядочности тоже. Я свой, похоже, исчерпал. Да и сколько можно: сидеть на деньгах и не вываляться в них? И ты, помяни меня, когда-то да вляпаешься. Ох, вляпаешься!

Он почувствовал, что посетитель собирается встать, и с внезапной силой ухватил его за руку:

– Не уходи, Дэнька! Хреново ведь мне на самом деле. Кто бы знал, как! Самого себя выносить больше не могу. Претит эта сука продажная моей тонкой меломанской натуре. Останься, а!

Последние фразы Жукович из себя выдавил. Энергия, вызванная выпитым, иссякла, язык его набряк, глаза заново заволокло мутью. Рука непроизвольно принялась шарить по постели. Нащупав подушку, он откинулся.

Лобанов спустился на веранду, где хозяйка выплакивала стильной гостье своё горе.

– Что? – вскинулась она при виде Дениса.

– Опять спит.

– Может, и вы останетесь? Я бы вам в отдельной комнате постелила, а? Отведя глаза, Денис отрицательно кивнул и взглядом поднял Ирину.

– Выходит, и ты тоже… навсегда? – проницательная женщина придержала Дениса. – Ведь никого не останется.

– Извини, – Денис виновато провел по поникшему плечу. – Ты ему скажи, как очухается, что по утру из банка приедут. Пусть себя чуток намарафетит…Чаем, может, отпои. Он быстро пошел к дороге. Следом босиком ковыляла Ирина.

Поехали обратно. Он более не разбирал дороги, и машину пару раз от души тряхнуло. Но ни водитель, ни владелица не проронили ни слова. У шоссе Денис съехал на обочину. – Так что узнал?! – не выдержала Холина.

Не отвечая, Денис вытащил мобильник.

– Алло, Андрюха! Это Лобанов…Да не мельтеши. Как раз на тебя никакой обиды. Я только от Жуковича. Он в полной отключке, так что «сдал» он или нет, толком не понял. Но с Подлесным действительно встречался, и тот по поручению Онлиевского документы от него требовал. Так что на сегодня ключевой вопрос: подписал Жукович договоры по продаже «Магнезита» или нет. В любом случае с утра бери медбригаду с капельницей, нотариуса и дуйте к нему на дачу. Откачайте чуток и, если впрямь ничего не подписал, тащите в регистрационную палату. И пусть там перепишет «Магнезит» на банк…. Хотя – с чего-то он запил. Да и документов нет. Потому полагаю: скорей всего «кондитерка» тю-тю. Можно, конечно, судиться, но это дело стремное. Впрочем, меня это больше не касается. Рублеву мой ауфвидерзейн. А тебе – удачи!

Он разъединился.

– Значит, решил не возвращаться? – тихо уточнила Ирина. – Ведь теперь на тебя думать будут.

Лобанов лишь саркастически усмехнулся.

– Я не толстовец. А насчет думать – у кого мозги к лесу передом повернутые, того не переубедишь. К тому же завтра Жучилу тряхнут и насчет меня все прояснится. А вот что хуже: сам Жучило, похоже, окончательно сломался. Таким еще не видывал.

– Мне не его, мне ее очень жалко. Главное, для чего? – Ирина, под впечатлением нового знакомства, недоуменно повела плечом. – Говорю: брось. Ей ведь, оказывается, и тридцати пяти нет. Не старая еще. Поживи для себя. Кивает согласно. Но вижу – так и будет тянуть. Откуда это ослиное стремление нагрузить себя?!

– Это не ослиное, это женское, – Денис ершисто скосился на соседку. – Осталась еще, видишь ли, такая генерация – русская женщина. Хотя элитному тусняку понять это не дано.

В носу его запершило. Денис попытался сжать ноздри, но это не спасло. Тело его сотряслось, в груди вспыхнула боль, будто внутри разорвалась граната.

– Простыл, наверное, – под встревоженным женским взглядом соврал он.

Ирина накрыла ладошкой лежащую на руле руку. Ощутила, как напряглись под ее пальцами вены.

Денис закашлялся. И она засмеялась.

– Что весёлого? – подозрительно буркнул он.

– Ничего. Просто вспомнила роскошный способ лечить простуду.

10

Ирина заглянула в зеркало, ощупала круги под глазами. Хмыкнула.

В шесть утра, почти не спавшие, но лихорадочно бодрые, они пили кофе на ее кухне. Собственно, кухня занимала в огромной зале лишь скромный уголок. Выполненный в американском дизайне евроремонт соединил в одно целое и кухню, и прихожую, и одну из комнат. Денис раскачивался в плетеном кресле, из которого были одинаково хорошо видны диван у дальнего, выходящего на Садовое кольцо, окна, и входная дверь. Он смотрел и на дверь, и на плиту, чаще – на диван. Но видел только сидящую напротив Ирину. В цветастой пижаме, бриджи которой обтягивали упругую попку, а застегнутая на нижнюю пуговицу кофточка не столько прикрывала, сколько обрамляла распирающие ее полные чаши. На самом Денисе из одежды был только накинутый на плечи полупрозрачный женский пеньюар. Ирина, глядя на любовника, то и дело прыскала. Это она уговорила Дениса натянуть свой пеньюар, который потрескивал от каждого движения мужских мышц, и теперь искренне наслаждалась собственной проделкой.

Наконец перехватила помутневший взгляд Дениса, впившийся в выпорхнувший наружу сосок. Почувствовала ответное волнение.

– Сейчас пойдем, – она впрыгнула к нему на колени, забыв, что всякое резкое движение причиняет ему боль, зарылась лицом в смоляные волосы. А ногтями – впилась в шелковую материю. Денис чуть вскрикнул: спина его за сегодняшнюю ночь покрылась глубокими царапинами. – Прости! – счастливо проворковала она. Денис провел пальцем по ее лицу. Прежде идеально чистое, теперь, лишенное косметики, оно было покрыто мелкой сыпью прыщей. – Это после Сибири. Я лечу, но – так, как было, уже не восстановить. Но это ж ничего, а? С тональным кремом почти не заметно. – А ты, оказывается, дурочка, – Денис потянул ее к себе. – Дениска! – Ирина прижалась доверительно к его уху. – Дениска, ты ведь меня не бросишь сразу? Будешь со мной встречаться? Господи! И что это с девчонкой делается? Чтоб я кого-то о чем просила, – поражаясь себе, простонала она.

– Что значит «бросишь»? Вы о чем это, леди? Напротив, сегодня же начнем метить территорию.

– Как это?

– Для начала перевезу домашние тапки. И чтоб больше сюда не ступала чужая мужская нога. Или – ты против?

– Так ты домостроевец, – счастливо прошептала Ирина. – У меня еще никогда не было мужчины домостроевца. Я их сразу исключала как класс. – Да или нет? – Да. Немедленно, ни секунды не откладывая, вези тапочки. – И бритву.

– И бритву.

– А ту, что в ванной, – на помойку!

– Положим, это брата. Между прочим, когда ты приходил, у меня как раз брат в гостях и был. Но все равно – в помойку и её. Да здравствует домострой! – И никаких других мужиков, поняла? Я не терплю полигамии.

– Никаких, – покорно согласилась она. – Дурашка! Их и так, считай, нет. А по большому счету, так и не было. Другого боюсь. Мне ведь жутко много лет. Я старше тебя…с сегодняшнего дня на целых три года.

– И только?

– Что значит «и только»? Если мужчина старше женщины на три года – это уже опасно для обоих, потому что ничтожно мало. А уж если женщина на столько же старше – это просто ураган. Который лет через десять родит смерч.

– Через десять лет и обсудим, – Денис, не в силах больше сдерживаться, потянул с нее пижаму. – А почему собственно на три – с сегодняшнего дня? – повторил он непонятную фразу.

– Да потому что… Сегодня мой день рождения! И, кажется, очень счастливый.

В дверь требовательно позвонили.

Ирина сжалась. Денис, почувствовав ее непроизвольный испуг, посмотрел на настенные часы, показывавшие половину седьмого утра. Скулы его напряглись, глаза сузились:

– Дай догадаюсь. Наверное, опять брат.

– Какая разница кто. Черт бы с ними со всеми. Никто нам сегодня не нужен. Правда? – искательно прошептала Ирина. – Открой.

– И кто бы это мог быть в такую рань? – фальшиво пробормотала она, заглядывая в глазок. – Нет! Только не это.

– А это как раз я! – выкрикнули с лестничной клетки. – Сюрприз! А ну открывай, новорожденная!

Ирина еще раз беспомощно оглянулась и со вздохом отперла запоры.

Дверь распахнулась. В нее втиснулась мокрая охапка роз:

– Поздравляю! Давай положу. Мешает пылко обнять.

Букет лег на диванчик у входа, и за ним оказался румяный, предвкушающе-радостный сорокалетний мужчина, в котором Денис без труда узнал известного телевизионного шоумена.

– Дорогая Ирэн! Извини за раннее вторжение, – с видом человека, осчастливившего другого, шоумэн потянулся с поцелуем. – В два ночи с записи вернулся. А уже на пять специально будильник поставил. Чтоб хоть в этот раз успеть первым поздравить. Увлеченный собой, он только теперь заметил незнакомого полуголого мужчину. Профессионально сориентировавшись, огорченно выпятил губу:

– Похоже, опять не удалось. Надо было занимать очередь с вечера.

Ирина, не зная, как реагировать на подобный пассаж, натянуто улыбнулась.

– А Вам идет, – вид атлетичного мужчины в женском халатике вызвал у шоумена приступ веселого, не до конца, впрочем, естественного смеха. – Можно было бы запустить в каком-нибудь реалити-шоу.

Стараясь исправить возникшую неловкость, он всплеснул руками:

– А знаете анекдотец, как француженка принимала русского, и тут возвращается муж. Она хотела их познакомить, как у них полагается…

Под жестким взглядом ночного гостя он осекся, почуяв готовую плескануть грозу. Повернулся к хозяйке. – Милая Ирэн! Будем считать, – сюрприз не удался. Похоже, у товарища дефицит чувства юмора. Засим! Он шутливо расшаркался и вышел. Дверь за ним аккуратно защелкнулась. И как будто этим привела в чувство застывшую Холину. – Вообще-то порядочные люди хотя бы здороваются. А не бирюком стоят, – процедила она, стремясь сгладить неловкое положение, в котором оказалась. Тяжелое молчание Дениса вывело ее из себя. – Ничего сверхъестественного! Человек зашел поздравить новорожденную. – И много таких еще придут? – с прежней колючестью полюбопытствовал Денис.

– Достаточно! – она яростно топнула босой ножкой. – Да кто ты такой, чтоб моих друзей разгонять?!

– Уже никто, – отрубил Денис, сбросил пеньюар и мимо нее прошел в спальню. Одетый, вышел в прихожую, натянул туфли.

Ирина стояла тут же и, проклиная собственную взбалмошность, искала слов примирения.

– Имей в виду: уговаривать не стану. Уйдешь, потом локти кусать будешь.

– Будь здорова! – он приоткрыл дверь, задержался. – Знаешь, тебе не лет много. У тебя дней рождений чересчур до хрена. Засим!

– Вот и пошел вон! Плевать хотела. Пусти свинью в приличное общество, все равно свинья!

Дверь захлопнулась. Из овального зеркала на Ирину смотрело осунувшееся женское лицо – со счастливыми кругами под глазами.

– Дура ты, Ирка, – сказало ей зеркало. – Какая же ты все-таки безнадежная дура! Ну, самолюбив. А тебе самой понравилось бы, если б к твоему мужику вот так под утро заявились… Так что тебе стоило вместо того, чтоб подливать в огонь бензину, обнять, объяснить, что никогда ничего с этим не было? И, что обидно, действительно не было. И его больше не будет!

Впрочем способ примириться оставался – для начала надо вернуть Дениса в банк. По времени банковская группа уже должна была выехать к Жуковичу. Стало быть, в ближайшее время выяснится правда. И тогда она напомнит Рублеву о беспричинно нанесенной Лобанову обиде. Ирина не сомневалась, что, убедившись в допущенной несправедливости, Иван Васильевич сам найдет Дениса, извинится и упросит вернуться в «Возрождение».

Охваченная нетерпением, она бросилась одеваться.