Текст книги "Семь клинков во мраке"

36
Шахты Бессонной

Я хотела бы сказать, что это был человек.

Почти человеческого роста, почти человеческого телосложения, на двух ногах. Хотела бы сказать, что тут ничего необычного, просто очередной злобный мужик, которого мне придется прикончить. С мужиком-то я справлюсь.

Я неплохо научилась их убивать.

От мужиков кровь не стынет в жилах.

Не знаю, как еще его описать. Оно стояло у границы света усохшей, хрупкой тенью. И даже не глядя на него, я ощутила, как моя кровь обращается в лед. Тот нож, засевший внутри, провернулся, послал волну холода по телу, лишая возможности шелохнуться.

Если шелохнусь, оно увидит.

Оно помотало головой туда-сюда, и этот жест выглядел… неправильно. Голова дергалась, покачивалась неестественно, как чайник на палке. Оно что-то искало? Или просто так двигалось? Или пыталось придумать, как получше меня убить?

– Э-э-эге-е-е-е-ей!..

И если от его вида у меня застыла кровь, то от голоса чуть, на хер, сердце не остановилось. Он был неправильным, совершенно неправильным, словно блеющая овца пыталась произнести человеческое слово. Я не могла понять, зовет ли оно кого-то, приветствует или просто вопит.

Оно снова покачнулось, встало ко мне спиной. Я решила еще раз рискнуть.

Нашла в себе последний клочок тепла, заставила его перенести меня за скалу. Прижала к груди Какофонию, как дитя любимую куклу. Он горел в ладони, и в другой раз это ощущение меня снова испугало бы. Но не тогда.

Тогда он был мне нужен.

Я зажмурилась. Смотреть на эту фигуру, похожую на иссохшее дерево, было невыносимо, даже думать о нем было невыносимо. Но стоило расслышать шаркающий шаг, как я уже не могла думать ни о чем другом.

Шаги. Голос.

– СЛАВА!

Из блеющего, квакающего рта вылетело единственное слово. Но эхо его не подхватило. Пещера хранила молчание, словно боялась перечить этому существу.

– …слава… слава р… славаславаславаСЛАВАславаславаслава… р… Рево… Рево… слава р…

Оно разговаривало? Кричало? Бормотало? Я не понимала. Слова выскакивали неуверенно, словно существо пыталось догадаться, что же они означают, прочувствовать их смысл.

– …утро десятого… срочно. СРОЧНО. Плетьплетьплеть… личность. Слава… скажи жене… жене… женеженеженежене… скажи жене… Долгих лет. Женелетлетженеженелет.

Не знаю, как я понимала его речь. Как вычленяла слова из безумной, блеющей тарабарщины, что лилась из его рта. Но я их разбирала.

И тут до меня дошло.

– …слава… р… р… Революции…

И если сперва кровь обратилась в лед, теперь она запылала огнем. Меня охватила паника, древний животный страх, который продолжил в нас жить, даже когда мы выстроили города, бурлил в венах, умоляя бежать, кричать, упасть и забиться в рыданиях.

Что б меня драли, я поняла, что это за существо.

Может, это инстинкт придал мне храбрости выглянуть из-за скалы, стремление увидеть врага. Может, это страх подсказывал, что нужно знать, где враг, чтобы сбежать от него. Но, думаю, в глубине души я понимала – это было нездоровое любопытство.

Я никогда не видела Скрата вблизи.

Он стоял посреди прогалины, под серебристым светом. И это был мужчина.

Вернее, когда-то им был. Высокий, смуглый, обнаженный – за исключением потрепанного синего мундира. С головой, двумя руками, двумя ногами. И это все, что осталось в нем человеческого.

Его конечности усохли, вывернулись, изогнулись под неправильными углами, отрастив лишние суставы. Тело тряслось, содрогалось, покачиваясь с ноги на ногу, словно он не привык стоять. А голова… голова была задом наперед, словно кто-то взял его за подбородок и нос, а потом растянул их в разные стороны. Челюсть отвисла, открывая месиво из обломков зубов и извивающегося языка. Глаза повылезали из орбит и бешено вращались, не мигая.

Существо выглядело так, словно натянуло человека как костюмчик, но так и не сообразило, как же он должен сидеть.

– Скажи моей… моей жене… женеженежене… Долгой жизни… Генералу… утром десятого…

Оно говорило, не шевеля губами. Оно изрыгало слова из глотки, свесив язык. Меня передернуло.

Призвать Скрата непросто, а вытащить его в наш мир – уж тем более. Он с большой вероятностью сразу же просто-напросто взорвется и угробит всех в радиусе мили. Иногда он слетает с катушек и начинает убивать, визжать и жрать все, до чего только дотянется. И, если каким-то чудом ничего такого не случится, он все равно не выживет в нашем мире.

Ему нужен сосуд.

Сосуд вроде агента Неумолимого.

Человек, которого искал в Старковой Блажи Кэврик. Человек, которому охеренно не повезло нарваться на Враки Врата. Человек, который перестал быть человеком. Теперь он стал кое-как слепленным мешком из мяса, в котором разгуливал Скрат.

Я пожалела бы несчастного ублюдка – если бы не была уверена, что проклятая дрянь прикончит меня в секунду.

Один взгляд на него выбьет тебя из колеи, даже вызовет отвращение, но ты не знаешь, на что он способен. Пусть выглядит он хрупким, Скрат не принадлежит этому миру. Штуки вроде пуль и клинков ему нипочем. Он способен прыгать выше и бежать быстрее любого человека, разрывать валуны на куски, выдирать деревья из земли, и глазом не моргнув…

– Слава… слава р… слава… Генералу… жене?

Его лицо исказилось. Он не мог вспомнить слова. И разочарованно запрокинул голову.

А, еще они вопят.

– АаааааааААААААААА!!!

Очень, сука, громко.

Я зажала ладонями уши, чувствуя, что они вот-вот взорвутся фонтанами крови. Зажмурилась, чтобы глаза не выпали из глазниц. Пещера содрогнулась, взвыла вместе с существом, ринулись волны камней, пологи пыли. Все во мне вопило, умоляя бежать. И я не сдвинулась с места лишь потому, что мышцы так и не отпустило.

Спустя некоторое время голос умолк. В пещере вновь воцарилась тишина. Сквозь звон в ушах я расслышала, как существо пошаркало и огляделось.

– …эй…

Оно зашагало в темноту на нетвердых ногах.

– …эге-ге-ге-ге-е-е-е-ей…

Оно постепенно затихало, скрываясь из виду.

– …эйэйэйэйэйэйэйэйэй…

Пока наконец не исчезло.

И только тогда я набралась храбрости заговорить.

– Блядь.

Ну, или пискнуть. С губ сорвался приглушенный шепот, который я не сумела сдержать.

– Блядь, блядь, бля-а-адь.

Вот зачем сюда явились Гальта и Тальфо. Они не поджидали меня. Они ловили его. Враки, должно быть, все просрал, и они гнались за ним всю дорогу до этих пещер. Это существо – порождение всех смертей в Старковой Блажи.

Враки явно хотел его вернуть. Но когда он оказался тут, Гальта и Тальфо наверняка решили, что не стоит спускаться в пещеры за существом, способным с легкостью порвать их.

Или меня.

Ах ты мразь, Гальта. Сказала, что пощадит, и бросила меня этой твари.

Я разозлилась бы сильнее, если бы не знала, что все это на самом деле означает. Одного Скрата удержать сложно. Двух – невозможно. Враки не смог починить этого, поэтому и отпустил.

А значит, он готов призвать нового.

И все дети, которых он похитил, уже совсем скоро…

Я помотала головой, отгоняя эту мысль. Думать об этом не было времени. По крайней мере здесь. Нужно на хер убираться отсюда, и плевать на Скрата.

Я открыла барабан Какофонии, пересчитала патроны. Геенна. Изморозь. Руина. Хороши каждая сама по себе.

А против Скрата? Кто, блядь, знает? Но, с другой стороны, когда придется стрелять в эту тварь, я, скорее всего, буду уже мертва.

Пригнувшись, я как можно быстрее поспешила прочь из пещеры. Где-то во мраке блеял и шаркал Скрат. Он даже не пытался скрыться. И ты, верно, думаешь, что это меня несколько утешило.

Тогда ты, наверное, совсем меня не слушаешь.

Скраты – не из этого мира. Они не вписываются. Звуки, которые они издают, неправильные, и природа не знает, что с ними делать. У них нет эха, отголосков, ничего. Он произносил слово – и оно звучало как будто в тысяче миль. Произносил другое – и оно раздавалось как будто совсем рядом. Проклятая тварь могла быть где угодно. На другом конце пещеры. Прямо за спиной.

Или, блядь, прямо перед носом.

Тени всколыхнулись. Я нырнула за ближайший камень. Выглянула и увидела его – усохшую фигуру, что шаркала по тропе и болтала искореженной головой на слишком тонкой шее, то появляясь, то исчезая за камнями. Выждав самую долгую минуту в своей жизни, я наконец осмелилась пошевелиться.

Что бы из этого ни вышло.

Скрат непредсказуем. Их нельзя найти по звуку. Нельзя почуять их запах. И если ты видишь, как он к тебе идет, значит, ты уже, на хер, мертв. Лучшее, что можно сделать, – это ждать, пока по спине пробегают мурашки, пока проворачивается внутри тот нож, который подсказывает, что все плохо, и надеяться, что ты выберешься отсюда целиком, а не по частям.

И из всего дерьма, о котором я себе твердила, я могла верить только в это. Наши знания о Скратах – сомнительные – приносят отрубленные конечности. На протяжении тысячи лет ученые мужи Империума могли собирать крохи сведений лишь с тел тех, кто пал жертвой Скрата. И я понятия не имела, правдивы ли они, помогут ли они мне.

Я привыкла обходиться без помощи. Привыкла, когда все против меня. И жаль, не могу сказать, что это хоть сколько-нибудь избавляло меня от страха.

Очень жаль.

Я разогнала все мысли – они только разожгут панику, и я начну ошибаться. Я не стала слушать блеющий, булькающий голос твари – ему все равно нельзя верить. Я выпустила все наружу судорожным выдохом – страх, ненависть, желание свернуться клубком и зарыдать, – чтобы внутри не осталось ничего, кроме великой пустоты, ждущей, когда ее заполнят.

Чтобы, когда туда вонзится тот нож предчувствия, я его ощутила.

– …будет… будет… продвижение… Генерал наградит… защитит… увидишьвидишьвидишьВИДИШЬвидишь…

Голос доносится едва различимым шепотом, такой далекий, словно с другого конца света.

– …жизнь… лучшая… детидетидетидети… ты увиди-и-И-И-ишь… жене… моей жене…

Теперь я расслышала его на другом конце пещеры, сразу за валунами. Голос, который ревел, блеял, но не вызывал эха. Я вытолкнула из себя страх, вгляделась в темнеющую в стене дыру.

– …последне… последне… ОБЕЩАЮ… нас счастье… ждет… мы… счастье… такое счастье… ты и я и я и я…

Оно повторялось, застряв на одном слове, и каждый раз оно звучало с новой стороны. Я пропускала все мимо ушей и двигалась дальше, не сводя глаз с цели. Дыра была все ближе, и я, кажется, даже могла в нее пролезть. Я осмелилась прибавить ходу. Сердце бешено колотилось. Кровь стыла в жилах. Я вдруг ощутила укол страха. Я вдруг…

Замерла.

Сердце пропустило удар. Кровь заледенела. Ноги приросли к месту.

И я поняла, что он смотрит прямо на меня.

– …счастье… нас ждет счастье…

Я медленно, так медленно, что расслышала хруст собственных позвонков, развернулась. А вот и он. Стоял прямо за мной посреди тропы. Он неустойчиво пошатнулся, конечности-ветки покачнулись на несуществующем ветру. Голова запрокинулась назад-вперед, но один вылупленный, немигающий глаз следил за мной.

– …моя жена…

Язык вывалился. Обнажилось месиво зубов и десен. И голос взвизгнул:

– ЖЕНА!!!

Скрат вскинул руку, и она невозможно вытянулась. Захрустели кости, натянулась кожа, и ко мне потянулись длинные, словно ножи, пальцы. Моя кровь была ледяной, тело окоченело, и я не могла пошевелиться.

Не могла.

Зато он мог.

Не знаю, я или Какофония направил его ухмыляющееся дуло на эту дрянь, и мне было плевать. Я спустила курок. Мелькнула яркая вспышка. Патрон Геенны, вспыхнув, пролетел сквозь пальцы Скрата прямиком в его раздутую башку.

И исчез.

Рука твари, невозможно быстрая, метнулась обратно и поймала пулю в воздухе. Такого не должно быть. Но ведь не должно быть и самого Скрата.

Пуля взорвалась в его ладони, сквозь сжатые пальцы хлынули потоки пламени. Там, где иначе разверзся бы огненный ад, остались жалкие алые ленты. Когда Скрат разжал руку и уже бесполезная пуля застучала о камни, на его руке не осталось повреждений. Кожа почернела, покрытая сажей, не более, и тварь это совсем не потревожило.

Он просто пялился на ладонь, как будто не верил глазам. Ему не было больно. Однако нечто, последний клочок человека, которого он носил, словно костюм, знало, что больно быть должно. И все же не было. Так неправильно. И тварь это знала. Знала, что ей здесь не место, что она здесь лишняя.

И поэтому…

– АаааааааАААААААА!!!

Скрат заорал.

Камни содрогнулись. Свет померк. Пещера взвыла следом.

А я бросилась бежать.

Я больше не сдерживала страх. Я отпустила его на волю, литься по венам в сердце, заставлять меня двигаться. Страх нес меня вперед по тропе, к выходу из пещеры. Я не слышала ни стука сердца, ни топота ботинок по камню, ни судорожного дыхания.

Я не слышала ничего, кроме его вопля.

Я оглянулась. Он за мной гнался. На слишком длинных ногах, кривых, изогнутых, трещащих, он бежал за мной огромными прыжками. Язык его болтался на ветру, словно стяг, а из горла рвался крик. Он занес руку, швырнул ее в мою сторону. И она выросла на двадцать футов, пока я успела только выругаться. Я пригнулась, и она пролетела у меня над головой к скоплению массивных сталагмитов.

И прошла прямо насквозь.

Рука, всего лишь мышцы и кости, прорвала камни, словно хлопковую ткань. Они покатились мне под ноги; я бежала слишком быстро и споткнулась.

Я ударилась о землю, упала на четвереньки, перевернулась. Вскинула Какофонию обеими руками, прицелилась вдоль тропы. Увидела его среди умирающего света и ускользающих теней. Как его зубы и язык блестят слюной. Как невозможно длинные руки и и ноги тянут ко мне его искореженное тело. Как в меня впивается его дрожащий, слезящийся взгляд.

Я спустила курок.

Изморозь ударила Скрата в грудь. Лед расцвел, покрывая его кожу прозрачными заплатками. Тварь замедлилась. И когда эти зубы оказались так близко, что я увидела черную дыру, в которой захлебнулся крик, его наконец сковало полностью.

Почему сработало, я не знаю. Может, Скрат понимал, что должен делать лед. Или, может, Какофония просто-напросто сильнее гнусной магии, призывавшей тварь в наш мир. Я не могла ответить на этот вопрос. И спроси ты, волновало ли меня это, я бы врезала тебе по лицу и бросила умирать.

Я бросилась бежать.

Не успела сделать и пяти шагов, как лед затрещал, и из-под него вырвался крик. К десяти шагам на пол посыпались обломки, и тварь опять рванула за мной. Но мне было все равно. Не могло не быть все равно.

Я успела.

Передо мной разверзлась дыра в стене. Ее поддерживали древние деревянные балки – по всей видимости, запасной вход, который революционеры начали строить и уже не успели завершить.

Очень заботливо с их стороны.

Я подтянулась, влезла на выступ и ринулась в темноту. Под ногами застонал камень, свет позади померк. Мрак поглотил все: меня, звуки, свет, и я перестала видеть даже собственную ладонь у себя перед носом.

Не говоря уже о ладони Скрата.

Вокруг лодыжки обернулись пальцы. Я запнулась, упала. Перевернулась на спину. И ничего не увидела.

– …больно… больно слишком… нужен новый…

Но зато услышала.

– …новая кожа… новая тело… новый новый новый…

И почувствовала, как он меня тянет.

– …моякожакожакожакожакожаКОЖАКОЖАКОЖА…

Остался один патрон. Руина. Попаду в лицо и, может, тогда он меня отпустит. Но я не видела, далеко ли он. Я не могла прицелиться, не могла…

Какофония полыхнул жаром в руке, шепнул злой секрет, который понимала лишь я.

И я поняла, что целиться незачем.

Не в Скрата.

Я скользила по полу, Скрат подтягивал меня все ближе, обратно в пещеру. Я подняла Какофонию выше, туда, где должен быть свод туннеля. И спустила курок.

И тут настал полный атас.

В яркой вспышке выстрела я на мгновение увидела вылупленные глаза и высунутый язык Скрата. Патрон угодил в деревянную балку потолка. Руина взорвалась волной звука. Ударила в стены, отправила меня в полет и заставила тварь разжать пальцы.

Скрат завопил.

Но гора была громче.

Всхлипнули, ломаясь, балки. Застенала, содрогаясь, земля. Взревели, падая, валуны. И потолок начал рушиться. Я поднялась на ноги, рванула прочь. Меня окружили клубы пыли. Я бежала. Доски трещали, и сверху на них валились обломки камней. Я бежала. Впереди забрезжил холодный свет.

Я не останавливалась, пока не подкосились ноги, пока не кончилось дыхание и я не упала на колени в песок, хватая воздух ртом.

А когда я оглянулась, туннеля уже не было – только груда камней. Гора укрепилась вновь, и даже сквозь ее оглушительный стон все равно доносился голос Скрата.

Он кричал.

Я помедлила, глядя на камни, слушая вопли существа за ними. Сердце никак не желало биться, словно ждало, что я развернусь – и передо мной вновь возникнет Скрат. В безмолвной агонии шли секунды. Затем они превратились в минуты. А потом крики все-таки стихли.

И мне остались только вой ветра и собственный смех.

Не знаю почему. Смешно-то не было. Может, просто потребовалась разрядка, и с таким звуком мои нервы распутывались из своего безумного клубка. Может, я просто не знала, что еще делать.

Поэтому я продолжала смеяться.

Я развернулась и пошла прочь от горы, вниз по склону, утопая ботинками в песке. Ветра стонали вокруг, как будто Плевелы возражали против моей грубости.

А я не могла остановиться.

Все шла и шла. И с каждым шагом становилось труднее. Все тяжелее было поднимать ноги. Как будто что-то ценное во мне вытекало, оставаясь в отпечатках моих ног на песке.

И я все смеялась. И это было больно.

Я взглянула на свои руки. В одной – Какофония. В другой – моя кровь.

Вот все, что у меня осталось. Кусок металла и куски меня.

Ни магического палантина. Ни списка. Ни зацепок. Ни Лиетт.

Лиетт.

Почему-то в тот момент я ее хотела. Хотела, чтобы она была рядом, хотела коснуться, ощутить что-то кроме холода, кроме боли. Часть меня думала, что я подниму голову и увижу ее, ждущую меня, готовую простить. Та часть меня нуждалась в ней, нуждалась во многом другом.

Но когда я подняла голову и увидела пустоши Плевел, она умолкла.

И я осталась ни с чем.

Лиетт ушла. Кэврик – тоже. Ушел Джинду, имя, от которого у меня ныли шрамы, кошмарный сон, который я не могла прогнать. Гальта ушла. Тальфо. Враки…

Я не знала. Я не знала, куда он ушел. Его не оказалось там, где он должен был быть, где я должна была его убить, где я должна была спасти его жертв. Я не знала ни где он, ни как его искать, ни как… как…

Я не помнила, когда упала на колени. Когда охрипла от смеха. Когда по щекам и шрамам заструились горячие слезы.

Страх меня покинул. Бурлящий в крови поток, что в темноте туннелей заставлял мои ноги двигаться и сердце колотиться, просто-напросто… вытек, словно кровь из раны. И с ним – ненависть, печаль, злость. И когда все они исчезли, внутри не осталось ничего. Не за что держаться.

Незачем вставать.

Какофония выпал из руки, вдруг став неподъемным. Голова налилась тяжестью, запрокинулась, и я взвыла в ночь. Все равно пустота. Словно сил не осталось даже на крик.

И я задумалась, так ли все будет, когда я вычеркну из списка последнее имя, когда всажу последнюю пулю в последнюю голову. Все это время я верила, что после у меня что-то останется – дом, который я назову своим, и кто-то в нем. Но что, если вот оно? Все? Некого застрелить, не за кем охотиться, некого убивать.

Что, если все это лишь пустота?

Я ощутила тепло. Опустила взгляд. Из бока сочилась кровь. Рана опять вскрылась. Из-за Скрата? Или падения? Я не помнила. Не помнила, когда кровь успела обагрить мой живот. Я знала, что раной надо заняться, залатать ее, но не помнила как.

Я поднялась на ноги, хоть не чувствовала их под собой. Развернулась к горизонту, хотя почти не видела его за темнотой в уголках глаз. И пошла дальше.

Хоть и не видела в этом смысла.

Боль способна замедлить время. Она может украсть у тебя часы, дни, годы жизни – когда ты либо ее страшишься, либо ждешь, когда она уйдет. Поэтому я не знала ни сколько прошла, ни где оказалась, когда вновь раздался вой.

– Сэл…

Далекие голоса на ветру звали меня по имени, отражаясь от стен кружащей сажи и грязи.

– Сэл.

Значит, вот куда я направлялась. К голосам, которые звали меня к черному столу, ответить за все преступления, предстать перед ними.

– Может, блядь, подождешь?!

Правда, они были ужасно грубыми.

Краем глаза я заметила движение. Сквозь вихри ко мне приблизилась огромная тень. Я приготовилась, ожидая, что сейчас меня унесет какой-нибудь жуткий дух.

Дух, наверное, не смердел бы так сильно.

Ко мне величавой походкой подобралась Конгениальность. Остановилась, склонила голову набок, рассматривая меня. В птичьих глазах не отражалось эмоций, но я готова была поклясться, что смотрела она почти осуждающе.

А этого я точно не собиралась терпеть от птицы, которая бросила меня, потому что погналась за сраной индейкой.

– Сэл!!!

Голос звучал издалека. Фигуру окутывали тени. Но я знала его походку, бодрый шаг человека, который не боится выглядеть недостойно. Он вынырнул из пелены, размахивая руками; на его лице, измазанном грязью и потом, отражалась тревога.

Кэврик все-таки остался.

– Отыскал… птицу… – Он затормозил, хрипло дыша, и указал на Конгениальность. – Не смог найти тебя… и Лиетт. Вепрь исчез… последовал за птицей. Не знаю, что стряслось. – Он уставился на огромную рану в моем боку. – Ох, чтоб меня. А что стряслось?!

Я посмотрела на Кэврика. Улыбнулась.

И рухнула на него.