Текст книги "Контракт со смертью"

16

Не раз приходилось слышать стоны мобилизованных (!), что нет того или иного, что плохие офицеры, что не хватает БК и прочее. От солдат кадровых подобного НИКОГДА не слышал. Ничего идеального не существует, и каково общество, такова и армия: гниль и моральное разложение общества не могли не затронуть армию и остальные институты власти и управления. Но к каждому солдату командира не приставишь, и в бою зачастую боец самостоятельно принимает решение. Вывел солдат своих товарищей из окружения – стал командиром. Сумел организовать контратаку – стал командиром. Смог удержать бойцов от паники – стал командиром. Нечего оглядываться и искать плохих-хороших командиров: сам будь достойным.

Это краткий пересказ слов генерала, приводившего в чувство подрастерявшихся бойцов. Не бежавших, нет, просто дрогнувших. А офицеров действительно не хватает: пуля не выбирает по званию и должности, но так уж случается, что командиров выбивают первыми.

И ещё пример из жизни армий ЛДНР. Специально не называю ни полк, ни батальон – сейчас они воюют на загляденье. Но был момент, когда ещё не выкристаллизовавшийся в единый монолит батальон не пошёл в атаку на занятие села. А когда по нему ударили из миномётов – побежал.

Впереди метелил новоиспечённый комбат из мобилизованных: сам побежал и бойцов своих за собою повёл. Остановили короткими очередями из пулемёта над головами. Комбат пыхтел, пылая лицом, и прерывисто зачастил, что их накрыли минами, что там ад и они туда не вернутся, что сначала нужна арта и танки. Гриша уложил его «двоечкой», а остальных развернул и приказал возвращаться. Из толпы выделялся невысокий молодой паренёк. Он ничего не говорил, а только тщательно протирал свой автомат и улыбался уголками губ. Оказалось, комзвода, вынужден был отступать, коли комбат приказывает, да и оставаться со взводом не имело смысла: позиции батальона взводом не удержать.

– Принимай батальон, взводный, и дуй обратно. О вашем снабжении позабочусь.

Конечно, Гриша не просто превысил свои полномочия – наглым образом присвоил себе право казнить и миловать.

Комбата мы доставили в штаб, в батальон отправили «мотолыгу» и два БМП с БК и продуктами. А батальон потом воевал отменно с новым комбатом.

17

Мобилизованные просят «квадрики», тепловизоры, «ночники», ПБСы, прицелы и все остальное, что им НЕ НУЖНО до прихода в часть. Они еще не знают, где, кем и как будут воевать и будут ли вообще, но по персональному танку подай уже сейчас.

Может быть, слишком жестко и даже жестоко, но ничего тем, кто не на передовой, давать не надо. Совсем. Это в окопе (в дозоре, в рейде, в разведпоиске) необходимы «теплаки». Это наблюдателям нужны «ночники», да и то с удаленностью от передовой в несколько сот метров, иначе в индикатор прилетит пуля снайпера (читай: в лобешник). Не каждый может работать с коллиматором, но просят чуть ли не через одного. Антидрон отнюдь не для отстрела ворон – работает только по «квадрикам» на определенной высоте и не автоматной очередью, а лучом.

Да, всё это по-прежнему необходимо, но подходить к распределению надо ответственно, вручать чуть ли не под роспись и требовать возврата в случае, если часть отводят в тыл.

Много доблестными защитниками было брошено при отступлении, включая штатную технику, не говоря уже о даром полученной оптике и о прочем, а что-то даже оказалось на рынке (и такое бывает. Смотрите «Авито» и «Барахолку»), а всё потому, что достаётся даром.

Вообще-то в первую очередь для «мобиков» как воздух нужны самые обыкновенные лопаты. Ещё лучше, если это будут БСЛ – большие сапёрные лопаты. Повторял и повторяю: спасение жизни в окопах, выкопанных не в нитку, а с углами и выступами в полный профиль. За два месяца в нашей группе не было потерь вообще, потому что никогда не размещались в зданиях, домах культуры, казармах и т. д. Как бы ни были усталыми и измотанными – лопаты в руки и копать. При артобстреле милейшее дело укрыться в окопе или окопчике: осколки пройдут мимо, ну а если накроет прямым попаданием – такова уж судьба, она дама капризная и избирательная.

18

Считайте, что это ворчание возрастное.

Обратили внимание: словно пчёлы на мёд потянулись в наши края политологи, функционеры общественных организаций всех уровней, в том числе правозащитники, блогеры и прочие, для формирования нужной картинки. Позируют перед телекамерами, вещают порой откровенную хрень, нагоняют страх и ужас. Всё бы ничего, персоналии давно известны и по вредности так себе, но когда прибегают к услугам откровенно одиозных особей – это уже перебор. Будьте щепетильны, господа.

Как чёрт из табакерки выскочил в Белгороде некий Александр Брод (в правозащитных кругах «бизнесмен от правозащиты»). Правозащита – бизнес доходный, и фейс становится узнаваемым. Еврейский мальчик успешно осваивает журналистскую стезю, основывает газету «Тарбут» (на иврите – «культура»), руководит фондом, затем московским бюро международной (с центром в США) еврейской общественной организации «Объединение комитетов в защиту евреев в бывшем СССР» (UCSJ), а через год на его базе создал НПО «Московское бюро по правам человека» (МБПЧ). Потекли гранты, начались скандалы и скандальчики, травля (организована Сванидзе) авторов учебника МГУ «История России. 1917–2009», учёных, историков, политологов Мухина, Миронова, Шафаревича и других.

Деятельность А. Брода вызвала резкое отторжение правозащитников и экспертов по межнациональным отношениям, и они обратились к российским, зарубежным и международным НПО с просьбой «не воспринимать его как представителя правозащитного и антирасистского движения в России и не экстраполировать представления о нём на остальных… работающих в области прав человека…».

Сейчас этого гастролёра (вспомним Хлестакова, «чиновника» из Петербурга!) обласкивает местное ТВ и некоторые чины – обещал же перевести на английский факты преступлений украинских нацистов. Запад не знает, что творит киевский режим начиная с 2014-го? Или не желает знать? Или персонально для Зеленского переводить собрался? Так ему лучше на иврите или на идише – единокровные лучше поймут друг друга. Или причина благожелательности наших СМИ в том, что он как-никак числится членом Совета при Президенте РФ.

Поворчим ещё? Поворчим…

В самом начале Собора (ХХIV Всемирный Русский народный собор) слово держал высокий чин из Министерства просвещения, убивающий и добивающий это самое просвещение. Эдакий комиссар ЧК со стеклянным взором патологического убийцы в кожанке и с маузером в руке. Отчеканил бездушно и бездумно и демонстративно направился вон из зала, провожаемый долгим и мудрым взглядом Патриарха. Простоявший всё пленарное заседание Великий Артист, Великий Поэт, Великий Гражданин сказал с горечью:

– Видел? Слышал? Этот добьёт то, что не добили его предшественники… Взгляд палача.

Спорить не стал, хотя тут и не поспоришь: отвратительный человечишка.

А почти под занавес на Соборе выступила девушка, студентка МГИМО. Симпатяга, ладно говорила и складно, внимали с благоговением: вот оно, наше будущее! Есть кому страну вверить! И вдруг бойко и пафосом: «…гвозди бы делать из этих людей – не было б в мире крепче гвоздей! – как сказал Владимир Маяковский!» Слава богу, что хоть слышала, что был такой поэт-трибун, а вот об авторе этих строк наверняка не слышала – о поэте Николае Тихонове. Зато те дяди и тети, что проверяли и выверяли каждое слово заготовленного текста, обязаны были знать автора. Но не знали!

В дебилизации сознания молодёжи вина лежит вот на этих чиновниках, на тетях и дядях, умиляющих своей необразованностью.

Вот так и деградируем мы в своем невежестве.

В общем, как-то так…

19

Мы вернулись. Была не просто ординарная доставка гуманитарки. Нет, на этот раз помимо обычной передачи медикаментов в госпиталь десантной дивизии, коробки передач и других деталей для «уазика» в артдивизион, «посылки» от нашей самой главной областной библиотеки коллегам в Луганске, иконок, что передала Елена Викторовна Сафронова, оптики для нашей военкоровской группы, работающей на фронте, нам пришлось заниматься нашими земляками, мобилизованными в сентябре. Они угодили в самое пекло между Кременной и Сватово, отбивали атаки под непрерывным миномётным и артиллерийским огнём, в жестоких контратаках сбивали спесь с гонористых ясновельможных панов. И судьба у них сложилась по-разному: кто-то погиб, кто-то попал в плен, кто-то был ранен, кому-то удалось выбраться, кто-то пошёл по графе «пропал без вести». Но никто, повторяю, НИКТО не дрогнул, не струсил, не изменил присяге. Ими можно и надо гордиться. И досужие сплетни, что наши мобилизованные (добровольцы по сути, ибо никто из них не штурмовал границу соседних, отнюдь не дружественных, стран, а отправился на войну) добровольно сдались в плен, ложь от начала до конца! Да, были пленены – кто отстреливался до последнего патрона и не рассчитал, не оставил последний для себя; кого-то взяли раненым или контуженым; кого-то повязали сонными…

Собственно, мы искали белгородцев, двух Дмитриев – Лучанинова и Быстрикова, а ещё Эдуарда Безуглова. По просьбе родственников искали: они узнали, что часто бываем за «ленточкой». Найти Эдуарда не удалось: контуженого, его доставили в сватовский госпиталь, потом вроде бы эвакуировали в Старобельск, и дальше следы терялись. Главное, что жив, а остальное ерунда: найдём. Быстрикова отыскали по старым «следам»: его разыскал две недели назад наш друг под Ямполовкой. Воевал, ходил в атаку, эвакуировал раненых товарищей. Передали заботу о нём и его однополчанах остающимся друзьям.

А вот Дима Лучанинов погиб при защите Невского – небольшой поселушки верстах в двадцати северо-западнее Кременной. Да и села-то почти не осталось – дома разрушены или сожжены, а в оставшихся из прежних жителей никого: кого убили, кто сам ушёл. Даже собаки и кошки и те исчезли. Дима погиб в бою – уходили последними, прикрывая товарищей, вскарабкался на борт бэтээра, но осколки взорвавшейся мины вспороли «броник», не оставив шансов. За сутки до гибели он вывозил раненых на БМП, потом она вышла из строя и её отогнали в рембат. Мог бы остаться в тылу, дожидаясь починки, но он ушёл обратно – не мог оставить друзей, которые нуждались в его помощи. За неделю до его гибели передавал ему вещи от родных. Взял комбат – он был в курсе «гуманитарки». Самого Диму не застали – ещё не вернулся из разведки. Засняли на камеру, как ребята принимали посылки, шутили, смеялись… Ещё напишу о нём – русском воине Дмитрии, великого ратного духа простом русском парне, вставшем на защиту России… Нашего Воина Белого Города.

20

Ну а теперь о привычном. До Луганска пролетели «в одно касание», изредка притормаживая, входя в поворот почти на боковых колёсах: то на правых, то на левых. Короткая остановка только на так называемом блокпосте – сооружении местных пацанов. Летели со всех ног, издали завидев нашу машину, один так вообще чуть ли не голышом. Следом примчался старший братец с курткой в руках и строго-заботливо укутал младшего. Бежали и кричали: «Дядя Витя приехал! Дядя Витя!», а резкий порывистый ветер разносил вдоль улицы их слова, словно почтальон долгожданные весточки. Дядя Витя – это Носов Виктор Константинович, ветеран советской десантуры из Курска, душа нашей команды, генератор идей и заботливая нянька. «Рыжики» скороговоркой доложили обстановку, поделились сельскими новостями, отчитались о прочитанной главе нового учебника истории (давешнее Витино задание). Скоренько разгрузились, Виктор Константинович обстоятельно, насколько позволяло время, объяснил, что, кому и сколько следует отгрызть гранита науки, отсчитал полтора десятка страниц принесенного учебника:

– Учите, хлопцы, приеду – проверю!

Они уже знали, что этот суровый с виду дяденька в тельняшке от своих слов не отказывается и раз сказал, что проверит – значит, проверит. На следующий день, когда проезжали мимо, орава с дюжину мальчишек кричала, махала руками, улыбалась во весь рот и орала:

– Ура русским десантникам!

Может быть, это рождается новая Россия? Не Украина, нет, а именно новая Россия с сознанием великоросса!!!

21

Первомайск в этот день накрывали щедро и масштабно, так что пришлось дожидаться наших старых знакомых на блокпосте: их путь пролегал через этот луганский Сталинград. Стылость вперемежку с сыростью укутывала плотно, и выкуриваемые раз за разом сигареты не согревали. И даже мысли о близком ночлеге тоже не добавляли тепла. Наконец-то показалась прежде наша, а теперь дивизионная «буханка», размалеванная для маскировки и закутанная в масксеть. Трое суток щупавший позиции дивизиона «квадрик» супостата так и не обнаружил нашу суперколымагу. В общем, и макияж кстати, и сетчатое манто впору пришлось.

Подгоняемые ветром и цейтнотом времени, разгрузили машинку Вити Носова, сложив короба, коробки и мешки возле борта «уазика», сфотографировались для отчёта. Для него же (отчёта) Лёша толкнул пылкую речь, полную благодарности, ему вторил комдив, после чего на предельной скорости перегрузили привезенное в «буханку». Тяжело далась погрузка коробки передач – тяжеленная, я вам скажу, штука, но ребята осилили сами, оттерев нас плечом:

– Мы сами!

Комдиву поднимать тяжести не с руки: аритмия забила, сердечко пойманной в силки птицей бьётся, а он виду не подаёт. Лёша по секрету пошептал на ушко, что майора колбасит до потери сознания (пару раз отключался напрочь, прибежавший фельдшер еле откачал), но в госпиталь идти категорически отказывается:

– А кто немчуру да пиндосов давить будет?

Ему показано срочное шунтирование (или стентирование? Не знаю, чем отличается одно от другого, и вечно путаю), но он упрямый, с позиций не уходит. Так и воюет с пилюлями в кармане для измочаленного в лоскут сердца.

Укутанный, как капуста, я и то умудрился озябнуть, а Лёшка в одной хэбэшечке и даже плечами не ёжился – закалочка! Бушлат его в ветошь посекли осколки, один рукав целым остался, но как-то не по Уставу офицеру с одним рукавом щеголять. Обещать не стал, но обязательно бушлат ему привезу.

Мы очень спешили, да и они торопились, так что треть часа пролетели мгновенно, только и успели что в глаза друг другу заглянуть. Договорились, что в следующий раз приедем только к ним и на несколько суток.

22

Витя Носов – десантник редкой сентиментальности. Пройдётся по тылам, набедокурит, а потом расчувствуется и прослезится. На этот раз вёз он с собою письма. Тетрадочный листок с несколькими строками, свёрнутый треугольником. Фронтовым треугольником. Форма оттуда, из Великой Отечественной, а содержание – нынешнее. Форма и содержание – разница в восемьдесят лет, а всё единое. Марксистская диалектика формы и содержания. Письма курских третьеклассников…

Все начинаются одинаково: «Здравствуйте, дорогие солдаты!» Ну а дальше искренние детские пожелания, идущие от сердца. Разные почерки и слова вроде бы разные, а одинаковы по силе теплоты, душевности, любви, надежды.

«…Я знаю, что в наше время очень трудно. Я хочу Вам пожелать счастья, успехов в жизни и много хорошего!! Мы любим Вас и ждём с победой!»

«…Я Вам желаю, чтобы Вы выиграли эту войну и весь мир был добрым и весёлым… За Вас держу кулачки… Очень хочу, чтобы в мире было только добро, и Вы все остались живыми…»

«…Желаю Вам счастья, здоровья, чтобы Вы победили США, не умерли. Не знаю, когда закончатся американцы, главное, чтобы Президент не умер. Я верю в Вас, защищайте нас, мы Вас любим…»

«…Я знаю, что тебе сложно в это время. Сейчас нам всем очень трудно. И мы всем классом стараемся поддерживать вас. Вы всегда защищали нашу страну Россию. Вам я передаю большой привет, и я всегда верил в вас и вашу храбрость, силу и трудолюбие, стойкость…»

«…Я искренне надеюсь, что мы победим. Так и будет. Русские всегда побеждали… Мы освободили кучу стран от немцев…»

«…Мы все хотим, чтобы вы были здоровыми. Я желаю вам удачи и чтобы вы были уверены в себе. И чтобы смелость ваша никогда не кончалась… И я хочу, чтобы это письмо помогло и поддержало вас…»

23

Саша Ваздар тоже примчался на блокпост – и гуманитарку забрать, и нас препроводить к десантникам. Джип у него – работяга и воин: в таких переделках побывал, что и не расскажешь. И всегда выносил своих седоков целыми и условно-невредимыми. Зато у него все бока прострочены натовским калибром 5,65, взрывом смят задний бампер и кузов. Последний раз суппорт замяло (немыслимо!) взрывом мины, и ему пришлось на практически горящих тормозных колодках уходить из-под обстрела.

Пока ребята разгружали-перегружали машину, накоротке обсудили дальнейшие планы по розыску наших мобилизованных белгородцев. Они держали оборону от Сватова до Кременной: Ямполовка, Терны, Невское, Макеевка, Райгородок – сёла и хутора, о которых будут они вспоминать после войны. Это если доведётся выжить, а нет – так их матери, вдовы, дети будут вспоминать и поминать своих сыновей, отцов, братьев…

Никогда не видел его неунывающим: ни в четырнадцатом, ни сейчас. Поджарый, энергичный, вечно на взводе – эдакий живчик жизнерадостный. Даже когда сына вытаскивал из мясорубки – не унывал, только почернел лицом. Дорого далось спокойствие – так сердечко хватануло, что едва не распрощался с этим светом.

Переданным иконкам обрадовался: отдам в подразделения, ну а ТР (труба разведчика) оказалась просто запредельно ценным подарком. Хотя тээрка китайская, двукратная, так себе, но наших не достать, к тому же цены взвинтили до небес. Для сравнения: китайская (поставляется в Народно-освободительную армию Китая) стоит (ВНИМАНИЕ!) две с половиной тысячи рублей. Нечто подобное раньше могли запросто склеить в кружке юных пионеров из картонки и двух зеркальцев. То, что могли делать в кружке юных техников, сегодня не под силу нашей оборонке. Прогресс, твою мать!

Лидер одной из партий, который обещал надеть свой десантный берет и тельняшку в случае если прольётся хоть капля русской крови (море крови русской уже пролили, а берет и тельник так до сих пор и ищет), разродился очередной идеей: создать Фонд помощи армии и флота. Лучше бы статью в Уголовный кодекс ввели о привлечении спекулянтов и барышников к уголовной ответственности за взвинчивание цен, а сами цены зафиксировали. А то получается, что через фонд будут поступать наши денежки прямиком в карман барыг.

Миша Вайнгольц просит сфотографировать его вдвоём с Саней. Ловлю себя на мысли: чёрт возьми, а ведь за столько лет у нас нет снимка вдвоём. Доверять Мишке такое ответственное дело, как фотографирование, – верх безответственности, о чём ему говорю, но он только хмыкает и отчаянно дымит сигаретой. Предупреждаю: если напортачит – убью, но Мишка флегматично заявляет, что природу не обманешь и нечего грешить на такого мастера высшего класса, как он.

24

Госпиталь не был конечной и самой главной целью, хотя ему предназначалась львиная доля груза. Да и как иначе: свои, десантники, и бывший старшина разведроты просто обязан был оставаться верным традициям десантного братства. Мы здесь уже не первый раз: можно сказать – завсегдатаи. К счастью, раненых было чуть-чуть: может всё-таки десантура воевать малой кровью. Самое востребованное – жгуты и кровоостанавливающее. Наши жгуты – эксклюзивные, самые востребованные в доблестной Красной армии: проверяли на разрыв, тянули по три бойца с каждой стороны и… выдержали! Персональным сладостям для Татьяны и Оксаны обрадовались чуть ли не больше, чем медикаментам. Сластёнам давно обрыдла каша из сухпайка, а тут огромная банка мёда и пастила. Вкусняшки специально изготовили для них куряне, упаковали заботливо и строго-настрого наказали передать лично в руки. Танечки, увы, не оказалось – была на задании, так что всё приняла Оксана, обещав клятвенно дождаться подругу, чтобы порадовать гостинцами. Ловлю себя на мысли, что порой простое участие, вот такие домашние выпечки или фруктовые вкусности, участливый взгляд или слово согревают душу больше, нежели всякие высокопарные речи. Эти парни и девушки не просто санитары, фельдшера, врачи – они настоящие десантники: обязательные прыжки с парашютом, владение автоматом и ножом, марш-броски и «качалки» на спортплощадке и все остальное из арсенала десантуры. Но они еще врачеватели и спасатели. По первому зову мчатся на передовую, вытаскивают раненых, доставляют их в госпиталь и опять обратно. Санитарная «буханка» в пробоинах, как в конопушках, корпус фары вспорот осколком, бампер смят салфеткой – движется на честном слове. Зачастую с утра до утра мотаются без перерыва на сон и отдых, но не скулят и не ноют. Порой по возвращении тельник настолько мокрый, что хоть выжимай. Трудяги, незаметные и незаменимые.

Обговорили список медикаментов на следующую гуманитарку, произнесли дежурные благодарности на камеру (не лежит душа к этому ритуалу, но требуют обстоятельства), фотография на память, короткое прощание и снова в путь. До встречи, дорогие наши защитники!

25

Взгляд зацепил его сразу. Слишком уж он был нетипичен на этой луганской улице у придорожного кафе, выбиваясь из общего ряда своим спокойствием и основательностью. Он даже курил как-то по-особенному, зажав сигарету между безымянным и средним пальцами. Может быть, потому, что фаланга указательного напрочь отсутствовала, а оставшейся сигарету не удержать. Его внутренняя непоказная независимость ощущалась в посадке головы, в спокойном пристальном взгляде и даже в распахнутой куртке, свидетельствующей не столько о небрежности, сколько о независимом характере её владельца. Потягивая с прихлёбом кофе из бумажного стаканчика, он смотрел вдоль улицы, словно кого-то поджидая.

Однозначно где-то и когда-то пути наши пересекались – что-то знакомое показалось в этом прищуре, в этой линялой бороде, вытравленной табачным дымом, но где и когда – память отказывалась подсказывать.

Подошёл к нему, присел рядышком, закурил, пара фраз о погоде (только что прошедший ливень плавно перешёл в небольшой дождь), и вот уже потекла неторопливая беседа. Оказалось, что пути-дорожки действительно пересекались: в четырнадцатом мы возвращались, перетаскивая «языков» через нейтралку, а он как раз в составе группы обеспечивал наш выход. Короткая встреча, ночью, в свете зажжённого фонарика, а всё-таки врезалась в память.

Он теперь на «Урале» работает. Оружие с собою не берёт – РГД в кармане, а стрелять фаланга ампутированного осколком пальца не позволяет, потому и рулит по фронтовому бездорожью без автомата. Если что – самоподрыв и потопала душа в рай. А может, и в ад – грешил немало, но это уже как архангел решит. Из Новочеркасска возвращается: менял резину на зимнюю: старая лысая в смерть, по грязи елозит, а тут осень вперемежку с зимой, так что шуточки в сторону.

И вдруг словно солнышко прорвалось сквозь насупленные тучи.

– Дед Сашка? – спросил у него полуутвердительно.

– Он самый. А ты никак Седой? – степенно ответил казак и взглянул с хитрецой. – Признал я тебя. Только ты помоложе да порезвее был тогда… Седой – один из прежних позывных (их было достаточно, так что вычислять не стоит). Был резвее – это точно: годы берут своё. А вот память не вытравить. Ну а насчёт моложе – так я и сейчас вроде не развалина на диване годочки пролёживать. – Тебе сколько? – Он прищурился, словно оценивая.

Услышав ответ, усмехнулся:

– Дык я на дюжину годков молодше буду, папаня.

Мы расхохотались: повеселил казак, и будто светлее стало это хмурое, зябкое и мокрое утро. А и впрямь дождь стих, и небо стало проясняться.

Фото на память – тогда такой услуги не было. Обнялись, пожелали встречи, не веря, что она случится. Война – штука такая, что загадывать смешно. Живи, дед Сашка, буду молиться за тебя!

26

На ночь ребята «подогнали» просто шикарный отель. Большей радости, чем горячая вода и возможность вытянуться даже на полу, а тем более на кровати, представить невозможно. Вот ведь натура человеческая: чуть улыбнулась удача нечаянным и нежданным счастьем в виде гостиничного номера и безмятежной ночной тишиной, как напрочь забываем о войне, о предстоящей дороге, об опасности.

Утром Миша стоял на гостиничном крыльце, щурился, как сытый кот, и даром что не мурлыкал. А что? Жизнь удалась: добрались до полуночи, «рубанули» банку холодной каши из сухпая, чайком согрелись, душ, хрустящие простыни на широченной кровати – что вдоль, что поперёк. Лафа. Напротив, в паре шагов, сидел большой рыжий кот. Даже не кот, а котяра откормленный и тоже щурился. И от его умильной мордашки и яркой рыжести вылизанной до блеска шерстки градус настроения медленно, но уверенно пополз вверх. Солнечный кот, и настроение под стать ему становится.

Миша решил, что этот рыжий пройдоха крайне нуждается в усиленном питании, и от щедрот душевных отдал ему весь наш суточный запас колбасы, аккуратно порезав ее на элегантные кусочки. Можно подумать, что эта зараза привыкла есть исключительно на тарелке с вензелями из сервиза саксонских королей.

Рыжая бестия изысканно лизнул кусочек колбаски, нежно взял его в рот, тщательно прожевал и вопросительно посмотрел на Мишку. Выражение его морды было презрительно высокомерное.

– Дай-ка я этому нахалу пинка для ускорения отвешу. Ты глянь-ка на него: ещё выкобенивается, блохосборник.

– Ты что? Это же директор отеля! Ему по рангу надо быть таким, – горячо возразил Миша под смех охраны.

Лощёный откормленный баловень нашу колбасу так и не доел.

За щедрость свою и лишения нас колбасы Мишку посадили на голодный паёк до самого дома.