Текст книги "Контракт со смертью"

Вместо послесловия

Больше года, как идёт война, названная специальной военной операцией. Это не гибридная война, а самая настоящая с использованием всех возможностей военного потенциала, захватом территорий, разрушением городов и сёл, с убитыми, ранеными, искалеченными, десятками и сотнями тысяч бегущих от войны. Так принято во всём мире: идут не войны, а специальные военные операции. В лучшем случае прокси-войны, то есть войны чужими руками. Только мы не наносящая, а принимающая удар страна. Это ополчившийся Запад решил раз и навсегда покончить с поднявшейся с колен Россией, используя маргинальную Украину. Немыслимо, но ему удалось переформатировать сознание миллионов русских, изменив им язык, культуру, сознание методами нейролингвистического программирования, позволив им ощущать себя сверхнацией, имеющей право уничтожать других. Многое обнажилось: язвы системы, лица причастных, просчёты, ложь, предательство, косность мышления и просто глупость человеческая. Причём эти факторы, на наш взгляд, оказались настолько велики, что не позволили России завершить блестяще начатую операцию в первые недели, начав череду спланированных уступок, отступлений, поражений. Эта чёрная сила, лишив Россию возможности стяжать лавры победителя на поле брани, тем самым лишает её будущего и будущего человечества, втянула её в страшную по своим последствиям изнурительную войну с сатанинским Западом. Справимся с многослойным предательством и безразличием, с ложью и равнодушием, с бездарностью и глупостью – справимся и с внешним врагом. При безвольности власти наша победа возможна только благодаря Господу. Впрочем, как и всегда на Руси – всё вопреки, а не благодаря.

Благодаря предателям интересов России нанесен нокаутирующий удар по её престижу. Внутреннее разочарование во власти, в её военной составляющей мы переживём – не впервой. Фактически тактические военные неуспехи России не только ударили по её престижу, но и резко сократили число вероятных союзников, которых и так было с горсточку. И вернуть их веру в нашу силу удастся нескоро.

В тысячи семей пришла беда: смерть близких, искалеченные тела и души. Разрушены дома и прежняя жизнь. С душ содрана ржавчина равнодушия. Мы определились, мы разделились, мы объединились, мы стали другими.

Общество продемонстрировало свою неоднородность что в социальном плане, что в идеологическом, что в культурном. Идейно-нравственное объединение происходило по горизонтали на уровне микросоциумов и лишь единично по вертикали вокруг той или иной политической фигуры, притягивающей даже социально-антагонистические группы. Причём стержневой мотивационной доминантой являлась необходимость защиты России, её выживания в глобальной агрессивной среде. И это при отсутствии государственной нравственно-идеологической доктрины.

Как бы мы ни старались избегать этого слова, какие бы негативные смысловые оттенки ни несло оно, но следует признать, что за спасение страны взялся простой обыватель, который размыт между так называемыми нижними социальными слоями и средним классом. Именно на плечи обывателя легло бремя мобилизации, кровавые штурмы, окопная жизнь. И именно он же добровольно взялся за решение проблемы обеспечения армии всем необходимым: снаряжением, обмундированием, специальной оптикой, медикаментами, продуктами.

Критерием отнесения к обывателям как социальной группе в данном случае является материальная составляющая – невысокий или средний достаток. При этом именно в этой среде, вопреки бытовавшему мнению об общественной пассивности обывателя, оказался достаточно большой слой с обостренным чувством патриотизма, самосознанием, верой, нравственными ценностями. Невероятно, но он оказался пассионарным. Он оказался элитой нации, лучшей связующей её частью, её основой. Осознать бы это властью. Впрочем, в две тысячи четырнадцатом осознали, потому, испугавшись пассионарного подъема, постарались обуздать его, выбив из-под ног идеологическую основу – национально-социальную идею Новороссии.

Средний и крупный бизнес тоже не остался в стороне, хотя о его вкладе в помощь армии, волонтёрстве широкому кругу известно в меньшей степени. Во всяком случае, он свободен от крикливости, добрые дела делал незаметно, не привлекая внимание и даже как-то с оглядкой. Впрочем, вся предыдущая деловая жизнь заставила быть в тени. А вот доля его в общей массе сделанного значительна: основные поставки беспилотных летательных аппаратов, специальной оптики, антидронов, автомобильной и иной техники и всего дорогостоящего шли как раз от бизнеса. Только об этом не кричалось и даже не озвучивалось публично. Более того, бизнес в массе своей оказался патриотичнее чиновничества. Последние открыто проявляли себя лишь по отмашке губернаторов или в рамках спущенных свыше проектов. Патриотизм за зарплату, как и финансируемое из бюджета волонтёрство, – что может быть более неэтичным и даже безнравственным. Но чиновничество всегда отличалось особой психологией.

Почему неожиданна реакция так называемой творческой интеллигенции, фактически ничего общего не имеющей с действительно интеллигенцией как выразительницей дум и чаяний народа, как носительницей культуры? Она вполне ожидаемая еще с октября девяносто третьего года прошлого столетия. Избалованные материальными благами и обласканные представители условно-научной и творческой среды не служили Отечеству, а обслуживали благодетеля, коим выступали бюрократия и распорядители национального богатства. Эта публика, привыкшая к своей продажности, всегда эпатировала, всегда находилась в услужении и всегда дистанцировалась от общества и государства в силу своей необразованности. При этом считала себя элитой. Глубочайшее заблуждение!

Сейчас идут кровопролитнейшие бои – отражается попытка Киева наступать от Херсона до Белгорода. И всё-таки выстоим. Нам нельзя не выстоять. Не имеем права. И победим.