Текст книги "Контракт со смертью"

Июль. Первая неделя

Итак, завершилась очередная «экспедиция» – доставка гуманитарки на фронт нашим бойцам. Разработанная Витей Носовым логистика удалась на славу: приходили к точке сбора с опозданием максимум минут на пятнадцать. Были встречи, порой неожиданные, порой долгожданные, был лес за Житловкой, что западнее Кременной, нашпигованный минами. Было невыполненное обещание, хотя изначально предупреждали, что шансов на успех ничтожно. Было хорошее и радостное, но было то, отчего кулаки сжимались: дурь по-прежнему фонтанирует. Ну это в общем. О чём-то интересном поведаю, о многом придётся промолчать: в лучшем случае когда-нибудь появится в книге.

1

Принято начинать с хорошего, так что начну с главного: машина УАЗ-469, переданная подполковником запаса, артиллеристом Иваном Петровичем Пузанком доставлена его коллегам – артиллеристам отдельного артдивизиона (по количеству стволов – так целый артполк). Как всегда, с приключением, с отвлечением внимания, обходными путями – ну а пресно жить мы просто не можем. Да и не желаем.

Машину помог доставить Алексей Борисович Павлюченко из Межрегиональной общественной организации «Батальон центр» – ему особая признательность. Почти 700 километров с проблемной коробкой, с «тяжелым» рулём, реактивным гулом и т. п. – это серьёзная нагрузка.

Есть один нюанс: по-прежнему действует распоряжение о недопущении в подразделения машин от волонтёров. Их останавливают на блокпостах, высаживают находящихся в машинах, а сами автомобили банально расстреливают. Если бы только случай одного блокпоста, но когда несколько, когда то же самое делают безнаказанно ретивые комдивы, военная полиция, чевэкашники и прочие – это уже система. Знают в штабах, в военной прокуратуре, в контрразведке, даже Президенту писали – а воз и ныне там.

Не называем «героя» борьбы с техникой, поступающей от волонтёров, лишь потому, что он не привлечён к ответственности либо в силу неповоротливости бюрократической следственно-прокурорской машины, либо в силу высокопоставленных покровителей. А может, того и другого вместе. Можем назвать лишь его должность – командир дивизии, пока ещё господин полковник З. На его счету уже полдюжины подбитых машин, тяжело ранен один боец и средней тяжести второй. Вопиющий случай, скажете? Да нет, всё по обычным фронтовым (армейским) меркам типично до банальности. Интересно, а за подбитые машины ему доплачивают? Ну как за подбитый «леопард»? Или бронзулеточку на грудь?

Вообще-то этот комдив ещё тот оригинал, креативный до подмёток! Арта разнесла в хлам вражеский опорник, так героический полковник послал батальон для его занятия… колонной на технике. С ходу, с наскока, без разведки, без бокового охранения, без головного дозора, без работы с картой, не говоря уже о рекогносцировке местности. Даже беспилотник не запустили. Колонна прошла позиции батальонов фланговой дивизии (!) – те просто охренели от такой бестактности и вопиющей дерзости (ходить в атаки колоннами – тактика начала девятнадцатого века), замахали, останавливая, но та упорно двигалась вперёд.

В результате выползла на другой, девственно нетронутый опорник и… А дальше классика жанра: подбивается первая машина, затем замыкающая, а дальше не спеша, как в тире по тарелочкам, расстреливаются все остальные. Результат: штурмовой батальон приказал долго жить. Слава богу, вытащили «трёхсотых», а «двухсотые» так и остались там лежать. До сих пор. Пройдут по категории «пропали без вести». В результате полк лишился штурмового батальона. А виноват во всём, конечно, комбат. В исполнении комдива, конечно.

У него еще немало сверхгениальных, нетрадиционных, почти стратегических решений. И вот ведь как: знают же о художествах комдива наверху его прямые и непосредственные начальники, а тронуть не моги! Кем выдана охранительная грамота – чёрт его знает, да только пока такое чудо (а их немало) гробит нашу армию, толку не будет. А волонтерам на заметку: прежде чем передавать машину в подразделение, узнайте, есть ли там негодяи, которые эту машина просто-напросто РАССТРЕЛЯЮТ! Или продадут – и такое бывает.

А может быть, это не самодурство, а ретивое исполнение приказа кого-то ого-го какого ранга?

Кто-то обвинит меня в дискредитации армии. ОКСТИТЕСЬ, господа! Это комдив её дискредитирует и, даже больше – гробит. Я лишь сказал о крайностях, которые стали системой. А поведали нам об этом полковнике военные прокуроры, которые в бессилии разводят руками. Ну можно наступить на хвост какому-то комбату или даже комбригу, скрысятничавшему жалованье бойцов, а это фигура весомая, к нему без комкора или командарма на пьяной козе не подъедешь. Впрочем, он не один такой экземпляр – дураков и подлецов хватает.

Вот такая вот ложечка дёгтя (нет, пожалуй, черпак) в бочку мёда.

2

Мобилизованный Иван М., он же Ванечка, разведчик батальонной разведки мотострелкового полка. Один из тысяч солдат России. Настоящий. Не придуманный косноязычными органами пропаганды. И то самое чистое, не искажённое гримасой стяжательства, лицо нашей армии.

У нас как-то принято в обиходе несколько снисходительное отношение к мобилизованным. Мол, неподготовленные, не очень мотивированные, в панику впадающие и чуть ли не интеллектуально ущербные, раз сбежать от мобилизации не смогли или не захотели… Мобики одним словом. Чуть что, списывают на них иные командиры случающиеся неудачи – всегда «ходячая» причина под рукой, эти мобилизованные. Что греха таить – всё бывало по первой: и «пятисотыми» некоторые с позиций драпали, и неумёхи были, и с дисциплинкой нелады. В прошлом всё это, давно в прошлом, сейчас многие из них фору дадут кадровым, контрактникам, чевэкашникам.

Ваня из мобилизованных. Тогда их целая рота влилась в батальон, который с маниакальным упорством утилизировали наши стратеги под Тернами. И до сих пор там же топчемся. Через неделю от его роты остались трое. При интенсивности и бездарности тех осенних боёв – это типично. Он не стал ждать, когда придёт пополнение и сформированный батальон вновь бросят под мины и снаряды и прибился к разведчикам. Те приняли парня сначала настороженно и снисходительно, но после первых же вылазок держали за равного. Так и прижился.

Он среднего роста, но широкоплеч и крепко сбит. На вид чуть за двадцать, а седина уже щедро сыпанула на его коротко стриженную голову. С едва заметной хитринкой в снайперском прицеле карих глаз, эдакий сельский мужичок, сноровистый, цепкий.

Он встретил нас широченной улыбкой и распахнутыми во всю ширину плеч руками. Солнце палило нещадно, поэтому Ваня устроил постирушки во дворе, или, как он сказал с улыбкой: на пленэре. Хоть голый торс и признак расслабухи, но здесь тыл: как-никак целых три километра до траншей, так что можно себе позволить не только в корыте пену взбивать, но и позагорать заодно.

От плеча через всю грудь вниз витой перевязью красный шрам. Это осколок располосовал, когда броник сняли, чтобы перевязать простреленное плечо.

Он ушёл из госпиталя не долечившись, иначе угодил бы в какую-нибудь иную часть. Вот у немцев строго: после госпиталя только в свою часть, да и как иначе, если всё слажено, сбито, чувство локтя, ему цену уже знают, и он тоже. В госпитале не успели закрыть историю болезни, поэтому записи о ранении в военном билете не будет. Не будет и обещанной компенсации. Зато замполит полка ставит его в пример: вот так всем надо Родине служить. Бывший зэка, ныне отчаянный штурмовик Толян, съёрничал: «Экономия Родине какая – целых три мильёна. А если помножить на всех „трёхсотых“ – так это же целый ероплан можно купить». Толяну каверзное словцо в речь замполита ввинтить в кайф, у него жизнь измеряется атакой, а Ваня лишь только глаз прищурил и так глянул на замполита, что тот впредь их батальон обходил за версту.

Ваня – всеобщий любимец за смекалку, трудолюбие, неутомимость. Он – надёжен, и этим всё сказано. Домик стоит на отшибе хуторка, огорожен условным забором из профлиста, калитка в сад запирается черенком лопаты. Пока мы покуривали под аккомпанемент всего арторкестра, развалившись на духмяной траве, уже успевшей настояться после ночного дождя, Ваня подошёл к калитке, осмотрел острым взглядом сад и подкрадывающийся со стороны реки сосняк с густым подростом – идеальные условия для разведчика вообще и укроповского в частности. Подсунув под ручку черенок лопаты, подёргал калитку: крепок запор, с той стороны не открыть. Удовлетворённо хмыкнув, он вернулся, на костерке сварил кофе – крепкий, ароматный, но запах трав не перебил, и стал угощать. Хоть у всех кофе сидел уже поперёк горла – опились по приезде, но отказать не могли: не обижать же Ванечку.

У него уже третье ранение. После последнего был гарантирован отпуск для реабилитации, но он предпочёл быть среди однополчан. Они заценили: максимально старались облегчить его жизнь, освободили от дежурств, приносили какие-нибудь вкусняшки.

Командир страдальчески корчит свою небритую рожу и говорит, что он без Вани словно оглох и ослеп. Никакие беспилотники не заменят его чуйку, умение видеть и слышать, а тем более таскать «языков». У него целый взвод разведки, но выбыл Ванечка, и разведчики как-то сникли, будто стержень вынули. С надеждой говорит, что надеется на его выздоровление к наступлению. А что оно будет, это наступление, никто не сомневается.

Переглядываемся с Витей и как бы ненавязчиво предлагаем командиру: а может, мы сгодимся? Ну всего-то ночку и побродим, тряхнём стариной, фору молодым дадим. Командир отмахивается: да ну вас, не до шуток, вы своим скрипом всю округу на уши поднимете.

Его все зовут Ванечка. Не Ваня, не Иван, а Ванечка – знак высшего качества, а его ещё заслужить надо. Мобилизация – это лишь способ комплектования, а отнюдь не категория качества.

3

Всё раздумывал: рассказать об этом или не стоит. Ведь армия – это не махновская вольница, не ватага вольных стрелков, поэтому «поход за скальпами», пожалуй, исключение из правил. Не называю пока подразделение, позывные и имена этих людей – в следующий свой приезд испрошу их согласия, а пока то, что счёл возможным. Да и то благодаря нашим казённым пропагандистам, которые вещают о подбитых танках и самолётах, БПЛА и уничтоженных опорниках. Результат налицо: многомесячные топтания в Марьинке и Авдеевке, по всей ЛБС от Кременной до Сватово и дальше к самой границе.

Итак, натура: лес – высоченный и густой сосняк с подростом и полчищами комарья и гнуса – ну, чисто укропы! За опушкой – степь всхолмлённая, неровная, с балочками, по которым струятся речушки да малые протоки, болотца, тростник: пешим не пройти, не пробраться, не то, что на технике.

Место действия: позиционные бои малой интенсивности где-то за Кременной. Вээсушники на маковках холмов расположились. Вроде бы так себе холмики, прыщики, пупырышки, да только видать с них даль безбрежную. В общем, расслабились гайдамаки.

У этой отмороженной четвёрки засвербело в одном месте – остренького захотелось. Жизнь в лесу пресная: изредка стрелкотня, «птички», роняющие время от времени что-нибудь взрывающееся, поутру легкая увертюра пулемётов, затем вступали в дело «скрипки» – малая арта и лёгкие миномёты, басовито вторгались «тюльпаны» да «акации», совсем не в унисон начинали взвывать РСЗО. Безотносительно чья – наша или укроповская, но с завидным постоянством с утра до вечера работала арта, сортируя личный состав: кого на небеса, кого в госпиталь, а кого в список запасных до следующего раза. И так весь день с захватом сумерек.

Ночи сейчас по-прежнему воробьиные, к тому же воровские: луна появляется изредка, всё чаще прячется за тучами, звёзды тоже, к тому же ночной дождь глушил звуки, так что умеющим ходить крадучись полный фарт.

Эти четверо умели скрадывать добычу. Они вообще многое умели, хотя уже давно проходили по категории осетрины второй свежести: школа давняя, советская, и если деменция уже начинала давить память умственную, то механическая сбои ещё не давала.

Четвёрка прошла нейтралку по светлому, когда укры ужинали. Они всегда ели в строго определенное время – хоть часы проверяй. Ну как же, новые арийцы! Чем хуже немцев! Эти двадцать минут тишины позволили миновать старицу, заросшую тростником, и пройти низинкой по руслу ручья к полуразвалившейся кошаре в тылу опорника. Один наблюдал, трое спали, менялись каждые два часа, так что к полуночи выспались всласть, хотя и спали вполглаза.

Стал накрапывать дождик, затем зашуршал по траве размеренно, глуша все звуки. Сначала взяли пулемётную позицию. Один укроп спал, свернувшись калачиком на дне окопчика, второй прикорнул за «Утёсом». Ну детский сад, да и только! Разбудили нежно, так что они даже и не пытались кричать, а тем более показывать чудеса самоубийственной отваги. Взвалив на себя железяку с четверть центнера весом, пленённые укры покорно отправились под конвоем разведчика досыпать в наш в батальон, а остальные стали ждать.

Дождались. Сначала послышался легкий шорох, потом показалась худощавая фигурка. Спрыгнув в окопчик, ночной гость поинтересовался, что новенького. Его любопытство удовлетворили сразу же легкой затрещиной. Оказалось, комвзвода, проверяет позиции. Выложил всё, как на исповеди, поведал сокровенное: давно пытался улизнуть из ВСУ. Просмотрели телефон: действительно просил жену купить ему справочку о болезни, чтобы уйти из армии вчистую. Та ответила, что всё организовала, в ближайшее время его отправят в лазарет. Ну и дальше инструктаж, как изображать сумасшедшего.

Разведчики пошутили: зря потратился, мы тебя задарма даже без «спасибо» от войны избавим. Избавили: отправили в батальон с почётным эскортом.

До рассвета оставалось совсем ничего, поэтому решили взять ещё одну пулемётную позицию. Подошли неслышно, но осторожничали зря: укры тоже спали. Пришлось потревожить и их. И вовремя: послышались уверенные шаги, и показался боец в спортивных штанах и армейской куртке. Приняли его вежливо, быстро обыскали, связали руки. Как оказалось – не зря. Сказал, что рядовой, забрёл сюда случайно. Просмотрели телефон: вот он позирует на фоне наших убитых, вот рядом с нашими пленными, вот видеозапись, где заставляет пленных танцевать, стреляя им под ноги. Оказалось – командир роты, ровенский, воюет с четырнадцатого. Один из четвёрки луганчанин, питающий особую любовь к украм. Едва оттащили, но челюсть укру покрошить успел.

Надо было уходить: улов небывалый, шестеро и два пулемёта за один выход! Фантастика!

Часов в семь у укров началась лёгкая суматоха: то ли сами сбежали их бойцы, то ли повязали да утащили москали. В восемь первыми начали насыпать артой – разобрались, что к чему, теперь злобствуют.

Когда привели первых двух к комбату, тот поворчал для вида: пленные – это всегда нарушение паритета, за которым стоит наказание в виде артналёта. После командира взвода смирился и лишь посетовал, что шишка невелика. Пошутил, что надо было бы тогда брать кого покрупнее. Но когда приволокли ещё троих, да к тому же комроты – отпетого нацика, возрадовался, плюнув на неминуемое артвозмездие.

Не знаю, как реагировали в полку – там пленных обычно забирала контрразведка, но комбату передали, чтобы готовил к награждению отличившихся разведчиков. Там не ведали, что награждать нельзя: не местные, пришлые, чужие. Короче, вольные люди.

А дождик сразу же прекратился, как только группа свалилась в траншею с последним грузом. Дождь смывает все следы, а вскарабкавшееся солнце высушило то, что еще оставалось. Так наутро родилась новая история, которая наверняка пойдёт гулять по фронту. Ну что же, проверим в следующий приезд. В ту ночь на фронте под Кременной эта шальная четвёрка откусила краюшку счастья.

4

С первыми пленными пришлось общаться на второй день СВО на харьковском направлении. Они врезались в память хотя бы потому, что были первыми, да и психологически отличались от последующих, особенно сегодняшних. Из общения с ними нельзя составить полную картину психологического состояния ВСУ. Для этого, прежде всего, надо анализировать поведенческую сторону воюющей части вражеской армии и многие другие факторы в совокупности.

Нынешние мотивированы сражаться до упора. Мотивация проста: мы агрессоры, мы фашисты, мы этнически ущербны, нас надо уничтожать. Рассказы о плохой подготовке их на территории стран НАТО – разговоры в пользу бедных, как и нытье по поводу нехватки боеприпасов и т. д. Если бы всё было так, то почему же мы почти полтора года либо пятимся, либо топчемся, не считая локальных успехов, не являющихся стратегическими. Умалять достоинства врагов – изначально переоценивать свои силы и возможности, что влечёт негативные последствия.

Подавляющее большинство наших бойцов и командиров отмечают стойкость укров до фанатичности. Хотя здесь опять-таки не всё так однозначно. По стойкости части, укомплектованные жителями Восточной Украины, превосходят западенцев. Они действительно русские по крови, языку, упорству. Они выруси, оскотинившиеся русские, не могущие простить себе именно русскость. «Бандеровцы» отличаются от них упрямством (упоротостью), ограниченностью мировоззрения, сумеречным сознанием, крайней, даже запредельной жестокостью. «Их не переубедить, у них ненависть к русским на генном уровне, их надо просто уничтожать, как бешеных собак, их не надо брать в плен», – не раз и не два твердил мой знакомый, уроженец Закарпатья.

Мы сейчас другие. Мы осознали, что война идёт не с братским украинским народом, которого не существует в природе. Война с наймитами крестового похода Запада против русских и православия. Война на взаимное уничтожение и на потеху мировому каганату. Наверное, их можно принудить к миру, но слишком уж они зависимы от генетического холуйства. Пассионарность их не столько в самосознании, сколько в поклонении мамоне, в придуманном социальном лифте интегрирования в западный мир.

Всё, что здесь написано – это очень лёгкий пересказ бесед с пленными, нашими русскими солдатами с украинскими фамилиями, жителями Украины, украинскими друзьями. Я специально не взял в основу мнения коренных русских. Почему? Они слишком мягкосердечны, в них отсутствует жестокость, налицо какое-то христианское прощение и даже жалость. Увы.

5

Еще на фронте из уст многих офицеров разных служб и не только услышал мнение, что к осени хохлы передадут нам Харьков и Сумы в обмен на…. Ну, сохраним интригу: слухи есть слухи, им верить совсем не обязательно. Так, очередная конспирология. И тем не менее тема Харькова периодически возникает на фоне обострения обстановки на харьковско-белгородских рубежах, обстрелах приграничья, атак БПЛ.

Поскольку представители минобороны и пропагандистского пула всё время оперируют терминами, несущими иную смысловую нагрузку, то давайте немножко уточним терминологию.

Первое, это регулярное «прощупывание» линии обороны войсковыми подразделениями силами до ротных тактических групп, усиленных артой и бронетехникой, упорно величаемых ДРГ. Диверсионно-разведывательные группы имеют иные оперативно-тактические задачи, состав, вооружение, методы работы в отличие от войсковых подразделений. Для ликвидации ДРГ не надо «проявлять личное мужество» и с криками «За Родину» вести в атаку срочников (когда уже противника и след простыл). ДРГ не проламывает оборону, а проникает «на мягких лапках» для работы во фронтовом тылу.

Второе, это «серая зона». Она действительно очагово существовала в осенне-весенний период на донецком направлении (в основном), когда на ЛБС оставались НЕ ЗАНЯТЫЕ сопредельными сторонами участки местности с мелкими населенными пунктами. Это по сути широкая нейтральная полоса. Между Белгородом и Харьковом таких зон не существовало с первого дня СВО и не существует. Не было сплошной линии фронта с окопами, блиндажа, опорниками – это факт. Линия фронта носила очаговый характер, но незанятых населённых пунктов практически не было. В результате весенних боёв мы отступили к госгранице. Сегодня за нами остаётся узенькая полоска территории по левому берегу Оскола. Вся остальная территория занята вооруженными силами Украины. Вдоль ЛБС (госграница) размещены минные поля, система наблюдения, в селах с гарнизонами стоят войска. Из нескольких сёл в непосредственной близости к границе укры отселили население, но с таким же успехом Журавлёвку или Муром можно назвать «серой зоной». Эти селения и окрестности заняты войсками.

Третье. Харьков штурмом взять невозможно даже в перспективном будущем – силы для этого отсутствуют напрочь (пример тому Николаев, где малыми силами укры смогли остановить наши войска). Его могут только передать, а мы принять (как и Сумы) в результате договорённостей. Единственное, на что мы способны, так это занять территорию Харьковской области до областного центра и даже оставить его в окружении, но для этого необходимы военно-стратегические решения и политическая воля. Тогда будет решена (частично) проблема безопасности (относительной) нашего приграничья, включая Шебекино, Грайворона, Валуек и самого Белгорода. А пока гарантирован «пинг-понг» ракетами, снарядами, минами с вытекающими последствиями и угроза тактических прорывов со стороны ВСУ.

Четвёртое. Хохлы знают расклад наших сил, поэтому их полевые фортификации носят либо превентивный характер, либо давно апробированный способ расхищения средств. При современных средствах поражения любые сооружения вскрываются «на раз», было бы желание. У укроповской верхушки налицо когнитивный диссонанс (и бежать на Запад, и обороняться). Хотя вполне возможно, что они постараются нанести существенный ущерб нашим ВС на путях выдвижения к Харькову как предмету сделки (если таковая будет иметь место). Что касается передислокации части предприятий и т. д. в западные области Украины, то подобная «ротация» началась задолго до 24.02.2022, которая определяется не угрозой занятия нами Харькова, а рынком. В городе приобретается жильё, приобретаются автомобили, возвращаются уехавшие в Польшу. И потом бизнес всегда найдёт общий язык с любой властью.

Пятое. Пророссийские силы Харькова и области подверглись репрессиям со стороны карательных органов (зачищены основательно), поэтому в случае передачи нам города формирование системы управления будет основываться на украинском чиновничьем аппарате, насквозь беспринципном, коррумпированном, продажном. Кроме того, активизируется подполье, поскольку наши спецслужбы в силу психологии, действий в правовом поле и т. д. не смогут жестко реагировать на эту непременную радикальную составляющую социально-общественной жизни.

Это лишь малая часть проблемы освобождения Харькова. В общем, ждите. Ведь не случайно прилетел в столицу главный миротворец Роман Абрамович, выразитель компрадорского крыла олигархата и чиновничества. Это с их подачи были совершены и пролонгированы всякие сделки: зерновая, аммиачная и т. д. Война заканчивается либо полной капитуляцией противника, либо договорнячками. Капитуляция Киева возможна не взятием Харькова, а выходом к западной границе СССР.

6

Помните, как в ТГ, ВК, СМИ рассказали о подвиге Александра Мальцева, позывной «Кубань», мобилизованного сержанта из Питера (родом из Лабинска, что на Кубани), командира штурмового взвода (группы) 488-го мотострелкового полка, в одиночку захватившего опорник и взявшего в плен нескольких укропов. За этот подвиг его представили к Звезде Героя. Не успел получить – через трое суток погиб. Вшестером брали опорник, попали под миномётный обстрел, товарищи были ранены, и Александр остался прикрывать их, давая возможность выйти. Ушёл в сторону, вызывая пулемётный огонь на себя.

Вытащить тело не смогли. Хорошо хоть подтвердили однополчане его гибель – на миру и смерть красна. Не попал в списки без вести пропавших, а это для солдата сродни приговору.

Укры тоже читают наши ТГ и сайты. Нашли тело погибшего героя и прибили его гвоздями к стволу старой сосны. Мстили мёртвому. Не по-солдатски это. Не по-человечески. Ну да откуда у них понятия о человечности?

Меня коробит, когда подгребают с подленьким вопросом: а наши жестокость проявляют? Так вот наши бойцы жестокость не проявляют: рук и ног не отрубают, уши и половые органы не отрезают, глаза не выкалывают. Не было у нас этой пещерности, нет и не будет – другие мы. Да, убиваем. Да, в плен не берём. Мы их просто денацифицируем.

Когда бойцы 488-го полка увидели прибитое к сосне тело героя, без команды поднялись в атаку. Укры на это и рассчитывали – атака захлебнулась. Потом ещё трижды штурмовали позиции хохлов, но неудачно.

Когда мы уезжали, замкомполка готовился к штурму.

– Мы заберём Сашу. И этот опорник тоже возьмём.