Текст книги "Контракт со смертью"

Кстати, сколько по госконтракту минобороны стоит простое цинковое ведро? Чуть под стол не свалился, когда сказали, что восемь тысяч рублей. Восемь тысяч! Стратегическое! Нано-ведро! В магазине в десять раз дешевле. А берцы? В магазине пять тысяч шестьсот рубликов, чиновники закупают по шестнадцать тысяч. Ну и так далее, и в том же духе. Но это так, к слову. Не считайте это критикой минобороны. Ни в коем случае! Это восхищение греховной человеческой алчностью! И наказуемой!

21

Донбасс – это всегда обретение. Силы духа. Уверенности. Новых друзей. По дороге в ЛНР ворчал и весьма нелестно отзывался о происходящем. Были к тому основания: знания умножают печаль.

В лесу под Кременной слушал командира, и на душе теплело. Молод, энергичен, умничка. Ориентируется мгновенно, принимает решение молниеносно, результаты – докладываются тут же: накрыли, уничтожили, захватили. Восхищается своими танкистами (приданными, по факту не его): выходят на сближение до трёхсот метров, точный выстрел, взрыв, горящий БТР, мгновенный уход. Снайперы, каких поискать. Отважные без меры и до безрассудства. Просит: напиши о них, сними видео, дам сопровождение в траншею, только расскажи.

Смотрю на него: шутит? Или сбрендил? Да вроде нет, серьёзно говорит и почти умоляюще. То, что какого-то там военкора укокошат, его не волнует. Главное, что будет написано о его ребятах. Спрашиваю: если накроют, то кто расскажет-то? Пожимает плечами: отказываешься? Отказываться нельзя, но особого желания лезть в пекло всё-таки нет. Вздыхает: ладно, ты своё уже получил, и обещает организовать встречу не в траншее, а чуть поближе. Замётано, следующий приезд всё сделаю, только кого же в операторы взять?

Примчались разведчики, доложили, бросился к планшету, и через минуту приказ полетел в эфир. Еще через пять обратный доклад: уничтожили. Для проверки поднял БПЛА: стопроцентное подтверждение. Губы тронула улыбка: молодцы, мужики, теперь пощупайте мне вот эту опушку. Разведчики развернулись на одном каблуке и мгновенно растворились в сетке нудного дождя. Из машины высовывается начштаба и сообщает: приказ прекратить огонь с полуночи 6-го и до 8-го числа. Командир нажимает тангенту и усмехается: огонь прекратить, работать в обычном режиме. В обычном – значит, за линией фронта разведпоиск, работа в «ножи», захват пленных. А наверху пусть умиляются тишиной и молчанием арты – спецуха знает, что делать.

«Мне бы руки развязали, так я бы давно Лиман взял», – цедит сквозь зубы командир. Это не бахвальство – он знает, что говорит. Он просчитывает врага на порядок вперёд. В дивизии давно слушают сначала его, а потом уже тех, кто выше. Артачатся, марку держат, но всё равно делают так, как он говорит. Результат – налицо, и уже комдив докладывает наверх о локальной победе на локальном участке. Мелочь, но приятно.

В штабе говорили, что к нему ездят учиться и вовсе не потому, что у него за плечами академия. Впрочем, оттуда он вышел не с красным дипломом: поставили «хорошо» со словами, что его фантазии управления войсками и на «четвёрку» не тянут. Оказалось, что «наставники» просто недоумки, не понимающие современного характера войны, но они по-прежнему в кабинетах, а командир в лесу под дождём. Улыбающийся, неунывающий, решительный, отчаянный, строптивый. Он умный. По-настоящему умный. Будущее армии, если одолеют серость и рутину.

22

Дождь моросил с самого утра, и мы промокли настолько, что уже не обращали внимание на хлюпающие берцы, мокрый броник, который становился всё тяжелее и тяжелее, и набухший бушлат. Мы пили чай (настой трав и хвои) в ресторанчике «Тигрёнок» (багажное отделение машины) и слушали командира: за двое суток они уничтожили усиленный батальон из Львова – больше полутысячи последышей Бандеры. Осталось двадцать шесть, которых уже знали поимённо по перехватам радио– и телефонных переговоров. Так вот эти уцелевшие твердили, что войну пора заканчивать, что русских всё равно никогда не победить и что самим давно пора двигать на Киев, потому что их враг не здесь, а там. Приятное прозрение и даже без радиопропаганды, что была в Красной армии в годы Великой Отечественной войны.

А вот пленный офицер из 93-й твердил, что русских надо убивать, потому что они недочеловеки, что война не закончится, даже если мы вернём им Крым и Донбасс, что Россия должна вообще исчезнуть с лица земли и что никогда настоящий украинец не будет жить на одной земле с русским. Матёрый, идейный до фанатичности.

С ним согласились: зачем щирому хлопцу жить с москалями? Нехай себе топает к Бандере…

23

Пообещал Надежде Петровне отвезти собранное библиотекой на фронт: медикаменты, упаковки воды, носки, конфеты и печенье, потом предложил, чтобы передали лично бойцам её сотрудники. Думал, откажется, ан нет, нашла добровольца, и вот уже едет с нами Оксана Оболонская. Господи, ну и дернул же меня кое-кто за язык! Хорошо, хоть что едет с нами Тата[107]107
  Тата – Васнецова Наталья Юрьевна.


[Закрыть] – проверенная, надежная, любому мужику десять очков вперед даст. Спутники в общем-то не одобрили: женщина на корабле – к беде, только Витя Носов был спокоен. Уж он-то помнил, как в марте Тата приводила нас в чувство после возвращения из-под Харькова, как цыкнула и велела нюни не распускать. Ребята из разведки носы не воротили, но не одобряли, хотя из уважения не сетовали и не ворчали. Зато по возвращении из Кременной сменили гнев на милость, смотрели на наших женщин с восхищением.

По пути в Рубежном под близкие ухи и ахи орудий облачили их в бронежилеты, каска досталась Оксане. Сфотографировались, хотя примета не одобряет этого.

В лесу, где расположился штаб командира, было почти безветренно, пахло хвоей, было сыро, едва-едва сеял дождик. Штаб – это громко: «тигрёнок» с распахнутыми дверцами, в багажном отсеке термос с чаем, на переднем сиденье рабочий планшет. У Алабая несколько одновременно работающих раций. Командир собран, но улыбчив, вперемежку с командами сыпет шуточками-прибауточками. Присутствие женщин вдохновляет: в этом сосновом лесу появление женщин сродни чуду.

Где-то рядом взвыли «грады» – до чего же противный вой с подвыванием. Командир чертыхается: эта долбаная десантура ничего лучше не придумала, как палить отсюда. Сейчас смотаются, а укры лес и накроют. Однако сменить дислокацию не велит.

Минут через семь пришла «ответка»: загрохотало и рвануло метрах в двухстах, потянуло сгоревшим тротилом и закурился дымок – занимались огнём сосны.

Тата и Оксана потягивали чай из кружек, о чём-то говорили с угощавшим их бойцом и словно не слышали начинавшуюся «грозу». Даже если и слышали, но виду не подавали под стать окружающим.

Так, чтобы наши женщины не слышали, командир едва слышно процедил:

– Сматывайтесь.

Мило попрощались, обещали ещё приехать, отчего у Алабая дёрнулась щека, и он замотал головой, словно говоря: избави Боже, только не это.

Загрузились в «бусик», двинулись на выезд, но на развилке дорог остановились: надо было дождаться курян, с которыми договорились о встрече, хотя решение никак не проходило по разряду разумности.

С земляками встретились на окраине Рубежного. Где-то рядом захлёбывался крупнокалиберный пулемёт, ему вторила скорострельная пушка – то ли БМП, то ли «зушка».

Они подъехали на хламе под названием «Нива». Нет, не подъехали – приволоклись. Посмеиваясь, вылезли, подошли, обнялись. Серёга сверкал золотым мостом (подозрительно тусклым, небось из рандоля, этого «цыганского золота»), Матвей щерил щербатый рот – половина зубов напрочь отсутствовала. Чумазые, только что с передовой, ещё возбуждённые и говорливые. Это пройдёт, это завсегда так бывает: распирает, что живы остались. Витя передал им какие-то железяки для их шарабана, коробку с сигаретами, простенький «квадрик». Я достал свою тээрку[108]108
  Тээрка (ТР) – труба разведчика. Как правило, двукратный перископ.


[Закрыть] и от щедрости души вручил им. Вот им не жалко – в дело пойдёт. Чёрт возьми: ну сколько мотаемся от Сватова до Кременной, даже бери больше – от самой «ленты» до Попасной, а белгородцев почти не встретил. Куда эти черти подевались? Витя подкалывает, что они третью линию обороны осваивают между Белгородом и Курском. Шутник: они, в отличие от его москалей, под Невским и Макеевкой с украми рубятся. Дай им Господь военного счастья!

24

Доставили в 39-й госпиталь десантников медикаменты, перевязку, коляски, постельное, моющее, домашние заготовки и вкусняшки – хоть новый госпиталь разворачивай. Как всегда, работали в команде: Союз десантников (куряне), поисковый клуб «Высота» (куряне), серпуховцы, белгородцы (Союз писателей, Белгородская областная научная библиотека, ООО «Движение»). Передали совсем немного нашим разведчикам – не каждый же день Масленица, прошлый раз передавали, в следующий раз тоже наполним закрома необходимым, а пока художник должен быть голодным.

25

Много, очень много билбордов с изображением памятников «Молодой гвардии» и портретами героев – восемьдесят лет подвигу. Хотя памяти много не бывает, и если в России молодёжь и не только даже не слыхивали о молодогвардейцах, то на Донбассе помнят и чтут. Вот ведь как получилось: бок о бок шли с безвременьем как минимум до четырнадцатого (почитай, что четверть века!), а вытравить память о мальчишках и девчонках Краснодона никакая нацистская идеология и бандеровская пропаганда на Донбассе не смогла. А вот в России и без нацизма смогли усилиями наших либеральных образованцев – достаточным оказалось исключить роман из школьной программы и не выпускать книгу Александра Фадеева, чтобы потерялось целое поколение в неведении о судьбах и подвиге своих сверстников.

В Краснодоне передавали Виталию Рыбальченко, нашему боевому товарищу ещё по четырнадцатому, маскировочную сеть, три ТР от Светланы Горбачёвой, восемь раций, а остальное по мелочам: носки, перчатки, маскхалаты, перевязка. Быть в Краснодоне и не поклониться молодогвардейцам невозможно, поэтому начали встречу с ними с площади, с братской могилы, с памятника и закончили на мемориале у того самого шурфа, места их гибели.

Как могли эти совсем ещё дети перенести страшные пытки, а изощрялись свои же, местные полицаи!! Какая в них жила силу духа – немыслимо! В день гибели – морозище за двадцать и пронизывающий ветер, а они в разорванных рубашонках и платьицах. Мы же стояли в бушлатах и куртках, да и мороза не было, только ветер, а всё равно четверти часа хватило, чтобы стылость и промозглость пронзили насквозь. Сюда надо возить «пятисотых», тусовку, всех этих паскудников – кого-то непременно вылечит увиденное, услышанное, узнанное. «Государство лишь тогда чего-нибудь стоит, когда умеет защищаться», поэтому к остальным государственное принуждение – пусть окопы копают, поля разминируют, а исправляющихся стимулировать разбором завалов. Уродов выпестовала наша власть, вот пусть с ними она и разбирается, пока не вернулись демобилизованные фронтовики. Вот тогда эту плесень они уж подзачистят.

Впрочем, мечты, мечты, где ваша сладость!.. Приходят и уходят губернаторы, министры, депутаты, а сотворённое равнодушие и всепоглощающая система лжи пышно цветёт. Вернутся фронтовики и пойдут по кабинетам, доказывая, что свои увечья получили на этой войне, трусливо названной СВО. Доказывать, что им положены какие-то льготы и выплаты, а им в ответ справочки, что за день до ранения они уже были исключены из части в связи с расторжением контракта. Всё это будет, потому что уже есть сейчас.

26

Тридцать первое декабря. Через несколько часов новогоднее обращение Президента, бой курантов, звон бокалов, а пока мы мчимся с Еленой Викторовной Сафроновой в госпиталь в Волоконовку. Уговорила отвезти специальные иглы для костных инъекций, шины (цена взлетела в три раза!), дефицитное оборудование, новогодние подарки. Нет, не уговорила – просто сказала, что надо отвезти, и не в силах был отказать, хотя шипел на неё всю дорогу.

Неугомонной «Снегурочке» приспичило отвезти всё это именно в канун Нового года, как будто шина, иглы и всякие железяки могли испортиться за пару-тройку дней. Это я так ворчал всю дорогу, но зато, когда увидел счастье в глазах докторов (военмедов, то есть военных медиков), с благоговением рассматривающих привезенное, оттаял. Праздник должен быть у всех! И Снегурочка с Дедом Морозом не только в сказке.

2023. Январь

1

Встретить бы Новый год в окопах или в блиндаже со свечами – романтично. И чтобы пахло не хвоей, а мокрыми носками, просушиваемыми на решётке блиндажной печки. Не пришлось, зато вместо блиндажа был подвал с двумя диванами, стоящими вдоль стен, с ковром на стене, тремя креслами – всё, что было найдено более-менее целыми в квартирах разбитого дома. В углу гудел генератор, за перегородкой – ретранслятор, и доносились негромкие переговоры дежурного с наблюдательными пунктами и позициями.

Были обжигающий чай и долгий разговор с комдивом. Снарядов и мин – с гулькин нос. Обещают к концу месяца поставить, а пока ищут, обменивают, даже купить готовы.

С соседями сейчас нормально: фланги прикрывают спецназовцы и чевэкашники. Снабжение тоже на уровне. Спасибо за связь: самая лучшая в бригаде, а то и в корпусе. Есть ли мобилизованные из России? Нет, только луганчане, причем многие воюют еще с четырнадцатого года. Настроение нормальное, хотя, конечно, устали: многие с февраля дома не были. У нас не пехота, и ротация – не для нас. А вот элементарные отпуска не помешали бы. Комдив устал, говорит медленно, с паузами. У него больное сердце и жуткая аритмия, и не то что об отпуске – о больничной койке помечтать, да всё недосуг. Да и не отпустит командование.

Привезенные новогодние подарки разметаются в одно касание. Не хватает для полного ощущения праздника Деда Мороза и Снегурочки. Увы, с собою артистов не было, а на роль сказочных персонажей мы уж никак не годились. Впрочем, договорились с клубными работниками, даже костюмы они приготовили, да только как услышали, что в ЛНР, – замахала администрация руками, округлив от ужаса глаза.

Может, на Старый Новый год удастся и Снегурочку привезти, и Деда Мороза?

2

В самый канун Нового года погибли семеро сыновей Абхазии. Они были воины – настоящие, отважные, мужественные, смелые. Воевали в интернациональном батальоне «Пятнашка» под Авдеевкой. Адам Лагвилава, позывной «Гюрза», 29.11.1988; Дмитрий Цвижба, позывной «Лис», 18.06.1981; Нодар Абиджба, позывной «Нодик», 2.08.1975, – все погибли в бою 22 декабря. Ещё четверо – Пуля, Дюшик, Али и Радист – погибли пять дней спустя всё там же под этой проклятой Авдеевкой. Я не знаю их имён – только позывные. Обстоятельств гибели не знаю – сын сообщил только о факте, а вот обстоятельства придётся выяснять.

Они добровольно встали на защиту России. Наверное, настанет время и в честь героев «Пятнашки», в честь этих отважных сыновей Апсны – страны Души, назовут улицы в Донецке или Авдеевке и поставят им памятники.

3

На Старый Новый год случаются чудеса. Не всегда и не для всех, но всё-таки бывает. Но то, что случилось, вовсе не чудо и не сиюминутный порыв – продумано и взвешено. Ну не могли остаться в стороне, мало показалось, что делали, – съёмки, гуманитарка, выступления в частях. Старики уходят в бой – умеющие держать оружие, умеющие не поддаваться панике, готовые на самопожертвование.

Киностудия «Огненный рубеж» в полном составе ушла на фронт. Добровольцами. Рядовыми. В штурмовое подразделение гранатомётчиками. Дар, Витя, Денис, Серёжа, Валера… Съемки фильмов по взятым грантам побоку – теперь надо искать новую студию. Монтаж отснятого – тоже на неопределённое время в стол. Все планы – коту под хвост. Сначала огорчился – ну как так можно, мужики, ну давайте сначала всё доделаем, а уж потом… Но горечь ушла, а гордость осталась. За ребят гордость – настоящие они, хоть и со своими тараканами, но НАСТОЯЩИЕ. Да хранит вас Господь! Пусть в минуту опасности накроет вас своим платом Богородица! Возвращайтесь, мужики! С Победой возвращайтесь!

4

Семён Слепаков дунул в Израиль, не заплатив девятнадцать миллионов рублей налогов, заодно обгадив вскормившую его Россию. Вот будет не оплачен штраф ГИБДД – хрен выпустят (полковника полиции (!) за ДВА неоплаченных штрафа в 1000 рублей, о которых он не знал вовсе, что неудивительно при электронном оповещении, не впустили в Абхазию), а тут такая мелочь! Всего-то девятнадцать миллионов рубликов! Это примерно от семнадцати до сорока антидроновых ружей (хотя бы парочку под Шебекино – глядишь, свалили бы БПЛА супостатов, корректирующих хохлацкую арту), порядка двухсот беспилотников, около шестисот пятидесяти тепловизоров и столько же бронежилетов по накрученной барыгами цене. Шестьсот пятьдесят броников – это снаряга на 6 (шесть!) мотострелковых рот. Можно и дальше продолжать, да только сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет.

Разговаривал с командиром подразделения, что держит оборону на белгородском направлении. Именно оборону – в окопах и опорных пунктах расположены. Ничего не просит, но сетует, что беда с антидронами. Поможем? С НИИ договорились приобрести у них антидроновое ружьё за двести пятьдесят тысяч рублей (при цене реализации миллион двести тысяч рублей), что ниже себестоимости. Двести пятьдесят тысяч – это только оплата нескольких электронных плат. Одно ружье погоды, конечно, не сделает, но всё же пугануть супостатов ему вполне по силам. Мы с двумя такими антидронами за неделю на Кременском участке «наловили» с десяток «птичек». Двести пятьдесят тысяч рублей – это по пятьсот рублей от каждого из пятисот человек или по тысяче с каждого из двухсот пятидесяти. Нас на земле обетованной не ждут, особняков и поместий в Испании или где-то в Эмиратах не имеем, налоги мы платим исправно, но придёт время – спросим с этих Слепаковых, Паниных, Меладзе и им подобных особей. Хотя позволят ли спросить?

Просить стыдно, но не милостыню просим. Мы просто сообщаем, почему приходится обращаться. Считали, что больше не будем собирать деньги – только вещами, снаряжением, продуктами. И вообще наша армия ни в чём не нуждается. Но здесь иная ситуация. Будут в достатке антидроны – в какой-то степени это снизит артиллерийскую активность врага хотя бы под Шебекино. Это не только безопасность наших защитников, но и наша.

Счёт всё тот же – карточка привязана к телефону Веры Петровны Кобзарь (председатель Белгородского отделения Союза писателей). Спасибо и извините великодушно.

5

Вернулись. Отвозили гуманитарку и немного поработали. На этот раз всё довольно пресно и скучно – ни тебе прыжков в траншею, ни ползания по едва подмёрзшей, но грязной земле, ни перебежек под свист снарядов фашистской арты и близких разрывов. Наши работали и совсем рядом – этого не отнять, но в остальном скучно, братцы, скучно.

Но сначала о будничном и рутинном. Работали в привычном составе: Виктор Носов (Курск, десантник, отмороженный на всю голову), Александр Мишнев (Шебекино, тоже десантник, думающий и «секущий» каждую деталь), его личный «бусик» (боец ещё тот!) и ваш покорный слуга. Логистика отработана до минут, поэтому без задержек сразу же в 39-й госпиталь десантуры. Груз привычный: медикаменты, бельё, продукты и всякая всячина, собранные «Фондом неравнодушные», Виктором Носовым, Белгородским отделением СП России, Еленой Сафроновой (остродефицитные ИПП – индивидуальные перевязочные пакеты, тактические ножницы и кое-что ещё), Людмилой Сотниковой (Курск). Чеснок передал курянин Шклярик Константин – безвозмездно и целую тонну! Госпиталю досталось с горсточку – всего-то пару мешков: практически весь чеснок разошёлся по «окопным» подразделениям.

Пока разгружались, привезли «вагнеровцев» – чуть меньше полусотни. Мужики жизнью тёртые, желторотых нет, распоротая одежда обнажает бинты – грязные и окровавленные, а ещё вытатуированные купола, звёзды, кресты и прочую зэковскую «нательную роспись». Сидельцы, особая психология, особая поза, руки на коленях и на виду, лица темные и осунувшиеся – понятно, что не с Мальдив вернулись. Они ещё там, их тела еще рвут осколки и пули, их ещё глушат разрывы, они только приходят в себя, привыкая к тишине, а в глазах уже блеск. Нет обречённости, нет озлобленности, нет покорности судьбе – работяги, шахтеры, только что поднявшиеся на поверхность, усталые, но готовые вновь и вновь возвращаться обратно в шахту. Для них война – работа: опасная, неимоверно тяжелая, но ведь и жизнь была греховной, так что принимают её как искупление.

Встреча мимолётна, без здравствуй-прощай, взаимно настороженна и неулыбчива, прощупывающая, и всё же это была встреча доверия: мы были на одной войне, по одну сторону фронта, были равны перед Господом и лишь повезло одному привезти лекарства для другого. Но фортуна – дама капризная и панибратства не терпит.

6

После госпиталя рванули на полигон – там нас ждал Мансур Исмаилович Абдрахимов. Да-да, наш белгородец, лидер нашего Союза десантников. Он учил штурмовые группы перед отправлением на фронт – слаживание, взаимодействие, стрелковая подготовка, тактика полевая и штурмовых подразделений, минирование и разминирование, разведка и масса других специальностей и навыков, так необходимых в городском бою. Как всегда неунывающий, он шутил, подначивал, рассказывал, и казалось, что веселее занятия, чем с рассвета до темноты бегать, прыгать, ползать, стрелять, метать гранаты, на всём белом свете просто быть не может. И никто не знал, а он виду не подавал, что еле стоит, а тем более ходит, превозмогая боль в своей распухшей ноге багряно-лилового цвета. На все уговоры отправиться в госпиталь он только отшучивался, а когда досаждали – просто отмахивался.

Бесспорно, мужество и отвага наших солдат и офицеров достойны восхищения, но мужество и терпение гвардии подполковника ВДВ Мансура Абдрахимова, стоически переносившего боль и не уходящего с полигона, равноценно мужеству и стойкости солдата на передовой. Поправляйся, Мансур Исмаилович, мы гордимся тобою!

7

Ближе к полуночи разведка вышла к позициям вээсушников с тыла. Туман лёг низко и плотно, шквалистые порывы ветра глушили все ночные звуки, и разведчики, словно скрадывая зверя, как говорится, «на мягких лапках» бесшумно подобрались к сидящим в дозоре украинцам. Руки их как по команде взметнулись вверх, а автоматы свалились к ногам, едва только с бруствера окопа соскользнули три тени. Мгновение – и оба вээсушника легли на дно окопа с заклеенным скотчем ртом и связанными за спиной руками. Гурген поднял рацию и включил «приём»: а вдруг что интересное? «Интересное» не заставило себя ждать:

– Пэрший, пэрший, я «Богдану». Тут хлопцi вирішили йти к москалям. Шо працювати?[109]109
  – Первый, первый, я «Богдан». Тут ребята решили идти к москалям. Что делать?


[Закрыть]

– Воны шо, сказылысь?! Усих «задвухсотымо»![110]110
  – Они что, взбесились?! Всех убьём!


[Закрыть]

Прошло пару минут, и в динамике раздалось:

– Пэрший, воны кажуть, шобы я шёл на х… и ты тож. Я так гадаю: пиду з ными, а ты иди, куды воны пислалы[111]111
  – Первый, они говорят, чтобы я шёл на х… и ты тоже. Я думаю идти с ними, а ты иди, куда послали.


[Закрыть].

Разведчики едва не задохнулись от смеха, зажимая себе рты ладонью и трясясь от смеха. По возвращении узнали, что к соседям пришли полтора десятка сдавшихся в плен мобилизованных.

На следующий день взяли еще двоих. Отстреливались до последнего и сдались лишь тогда, когда танк заутюжил окоп и они оказались прижатыми к стенке траншеи. Фамилии оказались русскими. Язык тоже русский. Дрались как русские. Погибли тоже как русские, не прося пощады.

Что же мы натворили?! Годы позволяли стерилизовать сознание своих же родных людей, очищать их от исторической памяти и веры, чтобы теперь во взаимной ненависти уничтожать друг друга. И творившие это великое зло по-прежнему сидят в креслах, извращая историю, стирая память, глуша и уничтожая самосознание великого народа.

8

Оставшуюся гуманитарку по-братски распределили между разведчиками и артиллеристами по потребности: сети, маскировочные костюмы, отремонтированные «птички» и средства их поражения, чеснок от Кости Шклярика. Виктор привёз ящик мандаринов, конфеты, сало в вакуумной упаковке от Людмилы Сотниковой (специально купила какой-то механизм для упаковки), перевязку, жгуты и что-то ещё – всего не запомнишь. Когда разгружали машину, притормозил «жигулёнок». Наши автоматы одним движением с плеча на изготовку, предохранители с щелчком пошли вниз: накануне вот из такой легковушки расстреляли идущих из магазина бойцов. Вот так приостановилась машина, дверцы распахнулись, и оттуда в упор очередями. Пятеро легли на стылую землю, а из чёрных пакетов покатились полторашки с водою. Так что предосторожность – штука совсем не лишняя. Из остановившейся машины вышла женщина в зимнем пальто и платке:

– Хлопцы, не дадите что-нибудь? Мне бы еды немножко…

Господи, да что же это такое? Знать бы, что будет такая встреча, так не раздавали бы продукты.

Поделились чесноком и отсыпали мандаринов: больше из съестного ничего не было. По привычке утром завтрак кипяточком, чтобы, не приведи господи, в случае ранения в живот шансы на выживание увеличились бы, а сухпаи с собою никогда не берём.

Ребята поделились трофеями для будущего музея: бронежилетом и учебником истории. Контролирующий разгрузку Патрик – совсем юный пёс даже по собачьим меркам, ещё полгода назад путавшийся под ногами пушистым клубком, теперь вымахавший в приличную собаку, сразу же взял под охрану трофеи, не дожидаясь команды.

Неожиданно материализовавшийся на безлюдной улице гражданин средних лет с двумя овчарками было двинулся в нашу сторону, но Патрик сначала стал в стойку, зарычав, а затем атаковал излишне любопытного гражданина и его эскорт. Овчарки оторопело замерли от такой дерзости, потом попятились, а затем отступили под защиту хозяина. Из ворот пулей вылетел персиково-рыжий кот и встал у ног Патрика, выгнув спину со вздыбившейся шерстью и шипя.

– Молодец, Патрик, молодец, молодец, Персик, – успокаивая, гладил собаку и кота по голове Ермак. – Сладкая парочка, так друг за другом и ходят, в обиду не дают. Как только ребята уедут, ты прощупай этого кренделя: что-то часто он стал появляться здесь со своими овчарками, будто вынюхивает.

Брюс кивнул:

– Принято.

Позывной «Брюс» у него потому, что своим лысым продолговатым черепом, выбритым до зеркального блеска, он здорово напоминает Брюса Уиллиса, «крепкого орешка», только росточком не выдался, а так крепенький и ладненький. И глаз острый, поэтому за безопасность домика отвечает он.

9

Когда перебросили всё привезенное в «Урал», Ермак гостеприимно угостил чаем. Жиденький чаёк: всего пакетик на пару кружек кипятка и без сахара. Лёша, начразведки, добродушно улыбнулся:

– Вам чай без сахара нарочно, чтобы не привыкали к хорошему, а то потом не отвадишь.

Шутит, конечно, он безумно рад нашему приезду. Во-первых, новые старые лица. Во-вторых, обязательно что-то нужное для разведчика привозим каждый раз. В-третьих, просто разговор душевный обязательно будет, хоть и на ходу. Лёшка воюет с четырнадцатого. Начинал семнадцатилетним мальчишкой, сейчас командует артразведкой. Отчаянный до безумия. Трое суток назад ходил на позиции за пять километров – связь восстанавливал. Один пошёл, пара гранат, пистолет да автомат и прямиком через поле, посадки, байрачный лесок. Дотопал, настроил частоты, чайку глоток, выкурил сигарету и обратно. А линии фронта сплошняком нет и в помине, то наши ныряют на ту сторону, то их ДРГ перепахивают зафронтовую полосу. Наткнуться на них – в два счёта, но повезло, обошлось.

Лёша пересел на топчан, поднял на руки заинтересовавшего меня кота – рыжего, ленивого, сибаритствующего. Смеётся: ему можно, он у нас героический, медалью награждённый. И впрямь на груди у кота медаль «За отвагу», номерная, без колодки, но на ремешке.

– Был тут у нас один крендель, герой вроде, медалью вот наградили, да спёкся. Сбежал, короче. Поехали за ним в Луганск, а он обратно ни в какую. Плачет, медаль, говорит, забирайте, а меня не трогайте. Не могу больше, убьют меня там, а я жить хочу. Понять можно, сломался парень, но будто мы не хотим. Оставили, а медаль забрали: сам же отказался. Вместо него кот теперь эту медаль носит. Достоин: еще снаряд не прилетел, а он уже к подвалу бежит и орёт, нас зовёт. Не поверишь, мины да снаряды еще только на вылет пошли, а мы уже в укрытии благодаря нашему Персику сидим. Так что мы ему жизнью обязаны.

Лёша ласкает кота, гладит, почёсывает за ухом, а тот умильно рожицу корчит и мурлычет, подтверждая всё рассказанное о нём.

Провожал нас только Патрик, а Персик лишь позволил погладить его на прощание и опять, блаженствуя, растянулся, на топчане. Ему можно, он с медалью, а Патрику ещё служить и служить. Может, это неправильно, что у Персика настоящая номерная боевая медаль, так от неё сам награждённый отказался. Да и не за пайку кот служит в гвардейском дивизионе – согласно своей кошачьей совести, верно и преданно, деля поровну опасности и невзгоды.

Кстати, когда Патрику пришлось вступить в схватку с появившимися собаками (не иначе врагом подосланные собачьи диверсанты), на помощь ему бросился отважный Персик, шипя и выгибая дугой спину со вздыбленной шерстью. Ватага, заливаясь лаем, трусливо бежала, а Патрик благодарно вылизал Персика, и тот умилительно мурчал и всё норовил в ответ лизнуть пса. Вот так и живут ещё два штатных бойца артдивизиона: Персик и Патрик.

10

Ещё с весны пересеклись наши пути-дороги с оренбургскими волонтёрами – Максимом Александровичем Митиным и Андреем Васильевичем Тереховым, позывной «Гюрза». Чуть-чуть помог советами, а дальше наладили всё сами. Теперь вот встретились уже за «лентой». Треть страны у них за плечами, в кузове фуры собранный всем миром груз: аптечки, маскхалаты, тушенка, пара беспилотников.

– Теперь мы к двум десяткам поездок подобрались. Первый маршрут шёл через Белгород, всё в «Газели» уместилось. Теперь другие маршруты, за плечами фура и двадцать тонн самого нужного… – Андрей задумчиво смотрит вдаль. – Нет, это не чеченская кампания, это другое, эта война со славянскими лицами… Страшно заглядывать в тот раскол, который теперь между нами, да и думать сейчас об этом некогда…

Андрей тянется к термосу, наливает в кружку тёмный, настоянный на травах чай. Он говорит ровным голосом, то с сомнением, то с размышлением, то с уверенностью.

– У нас команда. Небольшая, как обычно несколько человек, кто-то присоединился – думали турист, ан нет, воином оказался. Кто-то, наоборот, устал, сошёл с полпути, ну да силы у всех разные… Но караван продолжает идти. Организована работа по сбору, сортировке, погрузке. Дальше – дорога. О ней отдельно, всегда сопровождаем груз сами, все видим и ведем, знакомимся с людьми, видим потребности, передаем, углубляемся дальше в территорию. Последние марши все далеко от вполне мирных центров и всё ближе к «передку». Везём по адресам: электроника, медицина, печки и, конечно, сало… Запах у СВО – это запах сала, пота вперемешку с кровью и китайскими коптерами… Вообще мы уже нарекли эту войну ещё и вторым именем: войной волонтеров. У нас своё колесо получается, и ты в нём, как белка, крутишься: прибежали, привезли, заявки собрали и опять по кругу. Не задаю никаких вопросов о снабжении – сами говорят, хотя и так понятно. Ребятам в окопах нужна «птичка» – бежим за ней, нужен тепловизор – собираем деньги, везём… Много заявок от «мирняка» – ой как тяжко им выживать на освобождённой территории, разрушена вся инфраструктура, нет воды, света, газа. Дети – это вообще отдельная трагедия…