Текст книги "Экипаж колесницы"

И тут, ко всему прочему, она заявила, что бухать ей нравится и бросить ее никто не заставит – судьба у нее, видишь ли, такая! Ох, зло меня взяло! Я ей, сучке, хочу нормальную жизнь создать, а она передо мной выкобенивается – бухать ей нравится! Хотел по роже съездить, чтоб привести в чувство, но, думаю, голова оторвется, если хорошенько врежу. Одеяло сдернул, а она лежит, голенькая. Что тут на меня нашло, сам не пойму; может, подсказал кто оттуда, но перевернул я ее кверху задницей и, как реально глупой малолетке, всыпал ремня. Окси, бедная, дергалась, прощения просила, но отпустил я ее, только когда пообещала во всем меня беспрекословно слушаться, и тут начался полный цирк – вся в слезах; жопа красная, как революционный флаг, она кинулась раздевать меня. Я чего угодно ожидал, но это было нечто – она такое вытворяла!.. Клянусь, оказывается, все мои бабы были фригидными. Это не описать словами и сравнить не с чем, но когда мы закончили, я минут двадцать лежал не то, что пошевелиться – моргнуть сил не осталось! Она как всю энергию из меня высосала, а сама сияет; гладит меня, целует… да, еще она сказала фразу (я просил объяснить, но она не стала); я, говорит, тогда перепутала судьбу и смерть. Что это означает, не знаю, но оно и не важно – так, любопытно в контексте.

За завтраком она рассказывала о себе, так что теперь я в курсе всего, начиная с детства и до того, как ее отчислили из училища, и она ушла в загул. Потом мы вернулись в Бровары и сообщили родителям, что дочь уезжает начинать новую жизнь; они жутко обрадовались – видно, им порядком надоели ее выходки, и они решили, пусть лучше чудит в другом городе. Правда, на меня они смотрели, как на сумасшедшего, но я ж не обязан ничего объяснять – вот, любим мы друг друга, и все тут…

Такая получилась безумная история со счастливым концом.

Пойду будить Окси, а то скоро ехать к Е.Б. на «смотрины». Не дай бог, она ей не понравится, потому что я к ней уже как-то, вроде, и даже привык.

* * *

Смотрины прошли на «ура». Е. Б. только глянула на Окси, довольно кивнула и отправила ее покурить, а мы остались в комнате. Не знаю уж, как она там чего определяет, но сказала, что ожидала гораздо худшего и что мне очень повезло; теперь, говорит, когда ты закончил обучение… (если честно, мне до сих пор не ясно, в чем оно заключалось – в том, что я неделю проторчал в том доме и чуть не сошел с ума? Впрочем, это не важно – закончил и закончил).

Так вот, дозрел я, оказывается, до знакомства с теорией. Я прикололся, нужно ли конспектировать лекцию, а она говорит – пожалуйста, только не надо нести знания в массы, потому что у нас нет задачи просвещать народ. Помнишь, говорит, большевиков – «…идея, овладевшая массами…»; вот, посмотрели просвещенные массы, определили – ни фига не то, что обещали, построили ребята, и смели их. А мы, говорит, работаем тихо, без глупой политической помпы, потому что, чем сильнее человек верит в собственные возможности и чем больше энергии вкладывает в достижение своих примитивных целей, тем проще им манипулировать. И дала мне ручку с бумагой, так что дальше привожу наиболее значимые фрагменты по тексту «лекции» (всю ее целиком привести не могу, так как половину сокращений сам не разберу – она ж читала не «под запись» как в институте, а лилось из нее, типа, поток сознания). Вообще, интересная теория, и, главное, мне она нравится. Так вот:

…любые наши мысли, слова, поступки – короче, все, рождающее эмоции в окружающих, приводит к выделению энергии, имеющей, как положительные, так и отрицательные значения. Энергия эта собирается в облака, накапливающие соответствующий потенциал.

…В мире поддерживается энергетический баланс – в противном случае, энергия одного знака, достигнув критической массы, вызовет Большой Взрыв, ведущий к гибели цивилизации, а, возможно, и планеты в целом. Следовательно, даже говорить о возможности создания на Земле общества всеобщего благоденствия (условно, рая), либо общества тирании, базирующейся на преобладании низменных инстинктов (условно, ада), абсурдно.

…В процессе жизнедеятельности общности людей, происходит также расходование энергии обоих знаков, а, следовательно, для недопущения перекосов должно происходить ее равнозначное пополнение, которое необходимо провоцировать определенными действиями.

…Понятия добра и зла условны и введены с единственной целью, дать название полярности энергии, а отнюдь не для придания действиям качественных характеристик. Это, как в шахматах – есть просто белые и черные фигуры; и играть черными не менее почетно, чем белыми – в этом ведь суть игры (в нашем случае, суть развития цивилизации).

…Накопление энергии определенной полярности происходит, как по территориальному принципу, так и вокруг отдельных личностей, естественным или искусственным путем, получивших сверхспособности. Исторически сложилось, что по территориальному принципу концентрируется преимущественно положительная энергия (храмы и т. д.), а отрицательная – по личностному. Хотя в последнее время это деление сглаживается (появляется все больше здравствующих святых и, соответственно, храмов Сатаны), но до полного равенства еще очень далеко.

…Понимание идей, изложенных выше, не меняет сущности самого человека (как абрикос, привитый на сливу, не меняет, ни корневой системы, ни кроны той сливы); таким образом, человеческий разум не способен принять того, что проповедующий идеи, противоположные его собственным, является его партнером, а не врагом. Именно поэтому на уровне обычных людей и происходит абсолютно бессмысленная борьба, так называемых, добра и зла, и мы должны принимать в ней самое непосредственное участие, с учетом нашей ориентации.

В чем это участие должно заключаться? Говоря в общем, в том, чтоб сеять «неразумное и недоброе», но, как мы уже знаем, вечное. Конкретное применение себе каждый находит сам, исходя из наклонностей «сливы», на которую привит «абрикос».

Здесь я задал вопрос про Окси, и Е.Б. ответила, что процессы, обуславливающие повышенный выброс энергии другими людьми, требует от «координатора» (так я теперь называюсь) тоже определенных энергетических затрат (типа, стартовый капитал в бизнесе). Данным потенциалом отдельные личности могут обладать изначально, но, к сожалению, я к ним не отношусь, а заполучить его можно тремя способами: 1. Отобрать у кого-либо (чего я не могу, в силу отсутствия опыта); 2. Получить из внешнего источника (Е.Б. сказала, что мне еще рано «окунаться в источник» – для этого сначала надо проявить себя); 3. Получить в подарок, а сделать его мужчине может только женщина, так как у них способность перекачки энергии является врожденной.

Короче, как я понял, Окси – это мой «аккумулятор», моя «АЗС». Жаль, я не уточнил, как происходит сама перекачка, хотя полагаю, через постель; не зря ж женщина при этом «отдается» – может, здесь не только моральный, но физический смысл? Только почему-то, когда мы трахались в Киеве, Окси меня самого обсосала до нитки. Ладно, сейчас она проснется и мы решим, у кого какая роль – главное, делает она все классно.

Еще я спросил, для чего конкретно нужен «стартовый капитал»; Е.Б. ответила – для вывода из строя тормозов (черт, все как в автомобиле – и заправка, и тормоза!). Тормоза эти различны у носителей энергии различных знаков; для отрицательных – это совесть, а для положительных – здравый смысл. Если вдуматься, похоже на правду: совесть заставляет подумать о других, а здравый смысл – о себе.

Вот, собственно, и все. В итоге получается, что теперь я, вместе с Е.Б., играю за черных. Хотя почему теперь? Оглядываясь назад, могу сказать, что всегда имел предрасположенность именно к этому цвету фигур; скорее всего, Е.Б. и заметила ее, когда согласилась поработать со мной.

Закончив лекцию, она объявила, что мне еще предстоит сдать экзамен. Наверное, рожа у меня была очень глупая, потому что она долго смеялась, но предупредила, чтоб я не боялся, так как теперь у меня все будет получаться; будут исполняться самые сумасшедшие желания; потенциальные враги станут помогать мне или просто уходить с дороги. (Как это может выглядеть, я себе с трудом представляю).

Е.Б. подвела меня к окну, долго разглядывала копошившихся внизу людей и, в конце концов, показала пальцем на высокого парня с девушкой (по виду, похоже, еще школьников); она сказала, что это и есть моя экзаменационная работа; сделай, говорит, с ними что-нибудь, и срок установила до Нового года, то есть три месяца.

Я так и сел. Что сделать?.. Вот, в принципе, что? Ну, какие-то парень с девкой – я их даже не знаю! Как я смогу хотя бы просто найти их в большом городе, если видел только со спины? Но Е.Б. сказала, что все у меня получится, если хорошо подумаю и не буду забывать про Окси, потому что без нее я, типа, ноль без палочки (спасибо, благодетельница). Только как мне найти ту парочку, так и не сказала.

Сейчас, вот, записал все и сидел полчаса, как первоклассник кусал ручку – бред полный; невозможно их найти.

А если, например, их вообще не искать и к Е.Б. больше не ходить? Что будет? Теоретически я подкован, Окси со мной, и все у нас с ней, вроде, неплохо (по крайней мере, на обратном пути мы заходили, купить пожрать, так она попросила мороженое, а не вина). Если схема Е.Б. рабочая, никто ж не мешает мне тихонько трудиться на себе, без всяких сверхзадач, а если не рабочая, то, в принципе, я ничего и не потерял, кроме времени – денег-то я Е.Б. не платил. А то экзамен какой-то – найди того, не знаю кого; сделай с ним то, не знаю что…

Глава восьмая
ЭКЗАМЕН

Человек в спортивном костюме, одиноко сидевший на гимнастической скамейке, посмотрел на часы.

– Все, время! – хлопнув в ладоши, он встал, – молодцы, ребята, а ты, Валер, все-таки очень жестко играешь. Это ж баскетбол, а не хоккей!

Ребята устало поплелись в раздевалку, лишь один из них задержался; вытерев пот и облизнув сухие губы, он мрачно посмотрел на тренера.

– Зато все подборы – мои.

– Согласен. Но это ж тренировка! Зачем долбить своих?

– А я всегда играю одинаково.

Тренер махнул рукой и подхватив мяч под мышку, как арбуз, пошел в крохотную комнатку, где хранил инвентарь, отдыхал, ел, дремал между занятиями – короче, почти жил, а Валера направился в другую сторону, к раскрытой двери, из которой слышались негромкие голоса.

Воды не было, и на душевой висел замок, однако никто не возмущался – им ведь объясняли, что денег на это у школы нет; слава богу, хоть крышу починили, а то весной лужи стояли по всему спортзалу.

Ребята натягивали одежду прямо на потные тела и спешили домой. Наклонившись, Валера почувствовал, как в глазах потемнело, и резко выпрямился, привалившись к стене; ноги, честно отбегавшие три часа, отказывались работать дальше, а руки противно дрожали. Он тупо уставился на свои кеды, думая, как же развязать затянутые на узел шнурки.

…Играю я жестко… зато эффективно! Козел… Мне б только до аттестата дотянуть – пойду в армию, и в ЦСКА! Почему нет?.. Собравшись с духом, он все же развязал шнурки, побросал в сумку мокрую форму – тело почувствовало свободу и не хотелось сразу заточать его в свитер и джинсы. Валера опустился на скамейку, наблюдая, как ребята покидают раздевалку.

Как таковой командой, где один за всех и все за одного, они не являлись – все учились в разных школах, где у них была своя жизнь, свои друзья, а здесь… это правильное название – «секция», ведь половина приходили просто побросать мячик в кольцо; побросают месяца три и уходят. Нет, были, конечно, и фанаты, грезившие спортивной карьерой – они-то и составляли костяк, но общей атмосферы это не создавало. Валера относился к фанатам, поэтому его уважали, но единственным другом являлся Витька, с которым они учились в одной школе и жили рядом – он был из той, настоящей жизни.

– …Ну что, пошли?

Валера повернул голову и увидел, что Витька уже остался один; он стоял в куртке, с сумкой на плече.

– Идем, – Валера стал быстро одеваться.

Спустившись по пустой лестнице, они вышли на темную улицу. После душного зала воздух казался удивительно легким – только взмахни руками и взлетишь туда, где на высоте девяти этажей призывно горели красные буквы «Marlboro! Попробуй настоящую Америку!». Валера еще помнил, как на этом самом месте красовался другой слоган – «Слава КПСС».

Летать, конечно, никто не пытаться, но морозный воздух возвращал к жизни, рождая чувство, то ли очищения, то ли необузданной свободы; к тому же рекламы окрашивали снег в яркие праздничные цвета, и ребята брели по этой радуге, с радостью сознавая, что до понедельника избавлены от изматывающего кошмара, до сих пор звучавшего в ушах стуком мячей, резкими свистками Михалыча и противным визгом резиновых подошв по деревянному полу. Такое настроение было самым обычным – оно пройдет уже завтра, и в понедельник они понесутся в зал, бросив учебники, с единственным желанием – играть, рвать соперника и побеждать!

Гулко подпрыгивая на ледяных кочках, мимо проехал пустой троллейбус, утащив с собой тягучие усталые мысли.

– «Город» мы должны выиграть, – уверенно сказал Валера.

– Должны, – Витька поежился, – пошли быстрее, а то ноги мерзнут. Завтра у нас первый что?

– Химия, вроде, – Валера пожал плечами, – мне без разницы – я ничего делать не буду. Надоело, спасу нет.

– Да брось ты – полтора года промучиться осталось. Потом найдем вуз, где баскетбол в фаворе…

– Да я сдохну за полтора года! – Валера плюнул под ноги.

– Никто не сдох, а ты сдохнешь?..

Они остановились у арки, ведшей во двор.

– Пока, – Витька протянул руку, и через минуту его длинная фигура растворилась в темноте; хлопнула дверь и стало тихо.

Валера дошел до угла и автоматически свернул в переулок, летом утопавший в зелени, а сейчас тополя нагло срывали с прохожих шапки голыми обледеневшими ветками. Несмотря на поздний час, в окне на третьем этаже горел свет; правда, стекло замерзло и сквозь его молочную белизну не просматривался даже привычный кусок потолка, трехрожковая люстра и крохотный фрагмент шкафа. Валера стоял, задрав голову и пытался угадать, что скрывается за ледяными узорами. …Неужто Юлька еще учит?.. Она что, дура? Она и так все знает. Может, читает – она любит книжки… или телек смотрит?.. Нет, тогда б свет мигал… а, скорее всего, ложится спать – раздевается, расчесывает волосы…

Он сам не знал, любит ли Юлю – это было некое промежуточное состояние между тем, когда уже закончилось дерганье за косички, но еще не сделан решающий шаг, именуемый, секс. Называлось это состояние – «ходить с девушкой», и они ходили – в компании, на дискотеки, в видеосалоны с совсем недавно разрешенными американскими фильмами; все было здорово, и целовались они в подъездах… только, вот, период этот сильно затягивался.

…Есть ведь и Вика Орлова, и Ирка Дорохова… – Валера вздохнул, потому что прекрасно понимал – легче и проще, чем с Юлей, ему не будет ни с кем; она сама садилась к нему за парту, всегда давала списать, а, главное, никогда не приставала с идиотскими предложениями, вроде, той же Дороховой. …Статью о спорте написать в их дурацкую газету!.. – вспомнил Валера, – неделю ведь таскалась!.. В кино б я с ней, может, и сходил, а тут… будто не знает, что не умею я писать! С такой свяжешься – башню снесет… умная, блин!.. Юлька хоть и отличница, но нормальная…

Мороз больно дергал за уши, и Валера понял намек; да и какой смысл стоять под окнами в двенадцать ночи?..

Он пошел обратно, но у Витькиного дома его окликнули – во главе появившейся из-за угла компании, Валера узнал Вовку Винта из параллельного класса. Винт считался главным местным хулиганом, и за ним всегда следовала свора отмороженных малолеток, которые могли, и избить, и ограбить, и машину изуродовать, в общем, к ним очень подходило новомодное слово – беспредельщики. С Винтом Валера особо не дружил, но они никогда и не цепляли друг друга – точек соприкосновения было слишком мало, чтоб выяснять отношения.

– Здорово, – Винт остановился, пританцовывая озябшими ногами, – холодно, блин!..

– Здорово, – пожимая протянутую руку, Валера усмехнулся, – куда армию свою ведешь?

– Да так, козлов одних ищем. Они вчера выступили не по делу, а сегодня испарились, суки. Тут уж, хоть кому в рыло дать, чтоб душу отвести, – он шмыгнул красным от холода носом, – а ты с тренировки?

– Откуда ж еще?..

– Не знаю – может, от Юльки, – Винт подмигнул, – дина́мит она тебя, да? Но ты, главное, качайся, и она тебе, точно, даст.

– Кто это меня дина́мит? – Валера, конечно, возмутился, хотя и был согласен с Винтом; только зачем говорить об этом вслух? А тут еще кто-то из малолеток издевательски хихикнул, – ты Юльку не трогай, понял?.. – для пущей убедительности, он скинул с плеча сумку.

Физически Валера был сильнее Винта и, в отличие от многих, не боялся его; единственно, смущала ждавшая команды «стая», но конфликт разрешился сам собой, потому что на противоположной стороне, вспыхивая голубой мигалкой, остановилась милицейская «канарейка».

– Ишь, как ты за нее! – Винт похлопал Валеру по плечу, – ну, чего нам махаться между своими – мне Таньки хватает, а ты обхаживай дальше свою отличницу. Пошли, пацаны, – он двинулся вперед, и «стая» следом, обтекая Валеру с двух сторон.

Танька Смирнова – это был сильный козырь. Она училась с Валерой с третьего класса, и он видел, как смешной глазастый лягушонок превращался в первую красавицу школы; может, у него шансов было ничуть не меньше, чем у Винта, но Валера считал, что красавицы слишком много ставят из себя, а, вот, половина пацанов Винту завидовали.

– Удачи, мстители, – Валера смотрел вслед удалявшейся банде и вдруг подумал: …Завтра, точняк, по физике спросят…

Домой он зашел по-хозяйски, открыв дверь ключом; шумно бросив сумку, включил свет в прихожей. На кухне урчал холодильник, но, пока Валера разделся, и он затих. В квартире было пусто – для одних подобная ситуация явилась бы праздником, для других предвещала ночной кошмар, а Валера не видел в ней ничего особенного. Его мать работала ревизором на железной дороге и, как минимум, два раза в месяц уезжала проверять какие-то загадочные ОРСы, откуда привозила, то модные шмотки, то продукты, которыми не торговали в простых магазинах. Такие командировки занимали два-три дня, а раз в квартал она обязательно уезжала с отчетом на целую неделю (как, например, сейчас), и аж до следующей среды Валере предстояло жить одному.

Отец его испарился много лет назад, поэтому Валера с пятого класса имел ключ от квартиры, который мать сначала вешала ему шею, под рубашку, а теперь он лежал в кармане, на красивом брелке с фонариком. Валера умел жарить яичницу, варить пельмени, смешивать макароны с тушенкой и еще кое-что, по мелочам; кроме того он мыл пол, поливал цветы, сам стирал спортивную форму методом замачивания с последующим полосканием, и даже гладил ее (правда, не всегда удачно). Но сегодня ему ничего не хотелось делать.

Брезгливо глянув на папку с тетрадями, Валера прошел в ванную. Время было самое подходящее, потому что ночью люди спят, и вода подавалась на пятый этаж с нормальным напором.

Откисал под теплыми струями он долго; потом отыскал в холодильнике оставленные матерью котлеты; не задумываясь о завтрашнем дне, съел сразу три – без хлеба, без макарон и почувствовал, что сыт. Часы показывали уже четверть третьего, но спать не хотелось, и Валера включил телевизор. В такое время работал лишь один канал, и кто там в кого палил из окна разбитого дома, было совершенно не понятно; щелкнул пультом и экран погас. Вздохнул, глядя на красный глазок видика, стоявшего на тумбочке (мать подарила его на день рождения).

Это была замечательная штука – настоящее чудо техники, от которого можно не отходить сутками, если б не одно «но» – смотреть было нечего. Два десятка кассет, занимавших отдельную полку, давно надоели; деньги, которые мать выделила на пополнение фильмотеки, он истратил, пару раз сходив с Юлькой в кафе, а с видеопрокатом получилась какая-то совсем глупая история.

В ближайшей округе он был всего один – в гастрономе, и когда там работала Ленка из соседнего дома, не возникало никаких проблем, но два месяца назад Ленку уволили и вместо нее взяли какую-то Надю. Валере она сразу не понравилась, а он ей, похоже, наоборот, потому что в первый же день она пожаловалась, как скучно по вечерам одной просматривать новинки. Валера только криво усмехнулся и этим подписал себе приговор – когда Надя заглянула в паспорт и увидела, что ему, такому здоровому, еще нет восемнадцати, то просто перестала давать нормальные фильмы, советуя смотреть мультики. Теперь приходилось ездить в другой прокат, аж за четыре остановки, а на это не всегда хватало времени.

Но вчера произошло интересное событие – зайдя за хлебом, Валера по привычке остановился возле набитой кассетами стеклянной витрины, и тут к нему подошел бородатый мужик лет тридцати и шепотом сообщил, что в пятницу привезет классные фильмы, которые может дать посмотреть, ничего не оформляя – под честное слово.

Валера так и не понял, за что такая честь, и, вообще, откуда мужику известны его проблемы, но очень кстати вспомнил: …Завтра ж пятница! Хотя уже не завтра, а сегодня… потому что часы показывали три.…Блин, на химию опаздывать нежелательно – Машка меня и так не шибко любит… Он быстро залез в постель, закрыл глаза… и сразу в кольцо полетели тяжелые желтые мячи; на трибунах, возникли сотни девушек, одна симпатичнее другой, и все в сине-красных цветах ЦСКА. Валера знал, что может выбрать любую из них или даже забрать всех!.. Правда, для этого требовалось попасть один-единственный трехочковый… и вот он взлетает над какими-то козлами в белой форме, рука провожает посланный над головами мяч, и тот, не коснувшись щита, юркает в кольцо! Трибуны взрываются ревом, вся команда бросается к нему, а он находит в беснующейся толпе Юлю – она прыгает вместе со всеми, размахивая сине-красным шарфом. Шикарный сон!..

Валера повернулся на другой бок и сладко зевнул. Площадка, вместе с восторженными трибунами, исчезла, словно опустился занавес, и стало тихо. Оглядевшись, он увидел, что остался один, а впереди был, действительно, занавес, на котором вдруг стал проступать рисунок.

Валере часто снились паруса – именно они, словно птицы, уносили его в мир снов, и хотя он никогда не плавал даже на крошечной яхте, ему казалось, что это должно быть потрясающее ощущение, находиться во власти стихии, когда все сливается воедино – парус, ветер и человек. Наверное, если б он жил у моря, то занялся б не баскетболом, а парусным спортом.

Он заворожено смотрел на проступавшие очертания и совершенно неожиданно пришел к выводу, что паруса – это никакие не птицы, а всего лишь куски тряпки, закрепленные на деревяшках рей, и принялся искать в рисунке другой смысл; линии стали искривляться, превращаясь в женские силуэты, застывшие в совершенно невозможных позах. Силуэтов он обнаружил два; их волосы собирались в единый хвост, султаном поднимавшийся вверх.

…Правая похожа на Юльку, – сообразил он, – профиль, шея, изгиб тела, когда она встает на цыпочки… только она ж голая! И почему они, как тени – нет, чтоб в цвете, как настоящие… …А кто ж слева?.. Блин, да Танька Смирнова! Вот уж кто мне сроду не снился!.. Картина продолжала дополняться – на ней появилась костлявая рука, соединившая обе фигуры и за волосы тащившая их в бездонную черную дыру. Валера успел ухватиться за Юлину ногу и полетел вместе с ними…

Проснулся он от яркого солнца, светившего прямо в глаза. Испуганно взглянул на часы. …Блин! Половина одиннадцатого!.. Вот это я поспал!.. Опрометью бросился в ванную, но на полпути остановился. …Ну и припрусь я на два последних урока, и что скажу?.. А Машка еще решит, что я специально прогуливаю ее долбанную химию – лучше вообще не ходить. Ну, например, ногу вчера на тренировке подвернул, а к врачу не дошел! Возможно такое – да запросто!..

Довольный собственной изобретательностью, Валера не спеша вернулся в комнату, и хотя прекрасно выспался, снова лег. …Но это ж тогда и завтра можно не ходить – нога ведь не проходит за один день; а дальше воскресенье… Классно – три выходных! Матери нет – можно делать все, что угодно… эх, Юльку б сдернуть! Завтра суббота – чего ей в школе париться?..

Планы стали громоздиться, сменяя друг друга, и это было очень приятное состояние. Потом Валера снова вспомнил про мужика из проката. …А если он уже приезжал и ушел?.. Да нет, вряд ли он попрется с утра пораньше – позавчера, так был после обеда, когда я с занятий шел… Интересно, кто он – хозяин или поставщик?.. Пойду, узнаю у этой крысы – она-то, небось, знает его; как раз на три дня наберу фильмов и буду балдеть. Класс!..

Быстро одевшись, Валера выскочил на улицу.

Надя подбирала кассеты двум пацанам, по виду, семи – восьмиклассникам. …Точно, крыса! – Валера останавливаясь в сторонке, – может, правда, стоило трахнуть ее?.. – подумал он так буднично, словно когда-нибудь уже спал с женщинами.

– …Доброе утро, молодой человек.

Резко обернувшись, Валера увидел вчерашнего бородача, в том же кожаном пальто.

– Решили школу проникнуть? – он улыбнулся.

– А вы откуда знаете? – смутился Валера.

– Догадался, – улыбка переросла в смех, но смех какой-то хороший, не высокомерный и не издевательский, – я тоже не сильно жаловал это заведение, и ничего. Пойдем, – он взял Валера под руку и отведя подоконнику, открыл сумку, полную кассет, – это тебе на выходные. В понедельник принесешь, – он протянул две безликие коробочки – ни названий, ни содержания, как это принято в прокате…

– А что там? – Валера повертел коробочки в руках.

– Фильмы. Скажешь потом, понравилось или нет.

– А деньги или что?.. – Валера сунул кассеты в карман.

– Брось ты, – бородач похлопал Валеру по плечу, – деньги – пустое. Кстати, фильмы коллекционные – такие вряд ли найдешь, так что можешь друзей позвать или девушку, если есть.

– Конечно, есть! – Валера гордо вскинул голову. Бородач смотрел так понимающе, что Валера ни с того ни с сего брякнул, – вот, с уроков бы ее завтра еще сорвать…

– А фантазии, как это сделать, не хватает, да? – бородач подмигнул, – могу поделиться опытом: комсорг у нас была в институте; ничего так девочка, но общественную жизнь всегда ставила выше личной. Жалко мне ее стало и подговорил я группу, вроде, на вылазку все едем, а ей куда деваться – она ж комсорг, должна стихийные мероприятия в нужное русло направлять. И, вот, приезжает она, как положено, с рюкзачком, а на берегу одна палатка стоит, и там я. Ну, двое суток мы из этой палатки и не вылезали. Так что напряги фантазию. Пока.

Бородач направился к выходу, а Валера еще несколько минут растерянно хлопал глазами, переваривая информацию. …Но сейчас-то зима, – подумал он, – да и разве с нашим классом договоришься?.. А мужик классный! Интересно, каких он там фильмов мне насовал?.. Кассеты неудобно оттопыривали карман, и он сразу зашагал к дому.

– …Эй, прогульщик!

Испуганно оглянувшись, Валера увидел на остановке Винта. Встреча была неожиданной, но совсем не опасной.

– Здорово, – подойдя, Валера протянул руку, – я не прогуливаю – я ногу на тренировке подвернул, усек?

– Дык, понятное дело, – Винт засмеялся, – а я, вот, тупо свалил – у нас контрольная по физике. У вас, кстати, в понедельник будет – Танька сказала. А это что? – он похлопал Валеру по карману.

– Кассеты свежие взял – сам еще не знаю, что там.

– А у тебя что, видик есть? Везет… – Винт вздохнул, – слушай! Пиво с меня – может, пойдем к тебе, вместе глянем, а?

– Я ж не пью…

– А, ну да – ты ж спортсмен, – Винт хлопнул себя по лбу, – тогда не знаю – хочешь мороженое?

– Хорош прикалываться, – у Валеры было прекрасное настроение, и он засмеялся, – а, правда, пошли – мужик сказал, фильмы какие-то коллекционные, типа, фиг где найдешь таких.

– А матери нет?

– Ага, вот бы я тут гулял, – Валера покрутил пальцем у виска, – в командировке она – на неделю свалила.

– Везет… – Винт завистливо покачал головой, – хоть бы мои куда-нибудь свалили! Стоумовые, блин – все воспитывают, а сами… отец – инженеришко сраный; зарплаты только на неделю и хватает, а мать вообще сократили, на хрен! Скоро жрать в доме будет нечего, а они все жизни учат – образование, говорят, это твое будущее… не, может, при их социализме так и было, а теперь ходят, вон, с голой жопой, а я выйду на улицу, тряхну пару лохов и на жизнь, типа, заработал.

Они уже зашли в подъезд, поднялись по лестнице.

– Посадят когда-нибудь, – открыв дверь, Валера включил свет, – разувайся, проходи.

– Посадят… – Винт сбросил куртку, – во-первых, не всех сажают, а, во-вторых, что на зоне чалиться, что жить, как они – те же яйца, только вид с боку. У Таньки, вон, отец классно устроился – у него свой деревообрабатывающий цех. Мебель какую-то клепают, магазин собирается открывать. Думаешь, от образования у него такие баблищи? Тоже наворовал, небось. Так он и жизни не учит, а бабки Таньке кидает, как попросит.

– Это правильно, – закончил дискуссию Валера. Собственно, он тоже не видел особого проку в образовании, только, в отличие от Винта, делал ставку на спорт.

– А крутой мордобой есть? – Винт плюхнулся на диван.

– Сейчас увидим, чего тут есть, – Валера достал одну из кассет и сунул в магнитофон.

Фильм начался, будто не с начала – без названия и без титров. Огромный волосатый детина сходу принялся крушить людей, заливая экран кровью и оставляя после себя горы изуродованных тел. Почему он это делал, не понятно, так как никто ничего не говорил, слышались лишь гулкие удары, гортанные выкрики живых и стоны умирающих. Валера не любил «крутой мордобой», но почувствовал, как втягивается в действие, и уже не важно было не только, за что они бьются, и даже кто победит в конечном итоге – увлекала сама кровь. Крупные планы разбитых, растерзанных лиц; пули, разрывающие плоть; здоровые тесаки, кромсающие человеческое мясо, и кровь – всюду, в каждом кадре!..

Валера чувствовал, что у него самого возникает потребность кого-то ударить; и не просто ударить, а чтоб хлынула кровь! Сознание сопротивлялось безумному желанию; он пытался найти повод, почему должен это сделать, но пока не находил – только пока… Скосил взгляд на Винта – тот сидел заворожено, с приоткрытым ртом, иногда даже двигая руками в такт главному герою. Это было жуткое зрелище.

Как пролетело время они не заметили и перевели дыхание, лишь когда экран погас, отпуская их из своего плена.

– Класс! – выдохнул Винт, – я такого никогда не видел! Я, прям, зверел!.. Слушай, у тебя еще есть?

Валера смотрел на темный экран и не мог вспомнить ни одной конкретной сцены – перед глазами была только кровь и мертвые тела, причем, казалось, что их мало – хотелось, чтоб их было больше, больше…