Текст книги "Ленин. Спаситель и создатель"

Но в 1900 году Ленин подобным искусством ещё не владел, и был, конечно, поведением Плеханова, ошарашен, как, впрочем, и Потресов…

Описывая, как «чуть не потухла» «Искра», Ленин признавался сам себе:

«Никогда, никогда в моей жизни я не относился ни к одному человеку с таким искренним уважением и почтением, ни перед кем я не держал себя с таким смирением, и никогда не испытывал такого грубого пинка…, нас припугнули как детей, припугнули тем, что взрослые покинут нас и оставят одних, и, когда мы струсили (какой позор!) нас с невероятной бесцеремонностью отодвинули….

Ну, а раз человек, с которым мы хотим вести близкое общее дело, становясь в интимнейшие с ним отношения, раз такой человек пускает в ход по отношению к товарищам шахматный ход, – тут уже нечего сомневаться в том, что это человек нехороший, именно нехороший, что в нём сильны мотивы личного, мелкого самолюбия и тщеславия, что он – человек неискренний. Это открытие – это было для нас (с Потресовым, – С.К.) настоящим открытием» – поразило нас как громом потому, что мы оба были до этого момента влюблены в Плеханова и как любимому человеку прощали ему всё, закрывали глаза на все недостатки, уверяя себя всеми силами, что этих недостатков нет…[246]246
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 343, 344.


[Закрыть]

Итак, Ленин был ошеломлён, но какой же урок из всего этого он извлёк? Гадать здесь не приходится, потому что ответ мы находим у самого Ленина:

«Это был самый резкий жизненный урок, обидно-резкий, обидно-грубый. Младшие товарищи „ухаживали“ за старшим товарищем из огромной любви к нему, – а он вдруг вносит в эту атмосферу интриги и заставляет их почувствовать себя не младшими братьями, а дурачками, которых водят за нос, пешками, которые можно двигать по произволу, а то так даже и неумелыми Streber’ами (нем. „карьеристами“. – С.К.), которых надо посильнее припугнуть и придавить. И влюблённая юность получает от предмета своей любви горькое наставление: надо ко всем людям относиться „без сентиментальности“, надо держать камень за пазухой…»[247]247
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 345.


[Закрыть]

Ленин писал:

«Не будь этой влюблённости, относись мы к нему хладнокровнее, ровнее, смотри мы на него немного более со стороны, – мы иначе бы повели себя с ним и не испытали бы такого, в буквальном смысле, краха, такой „нравственной бани“ по совершенно верному выражению Арсеньева (Потресова. – С.К.)…»[248]248
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 345.


[Закрыть]

Конечно, на «крахе» всё не кончилось. Переговоры – теперь уже беседы с Плехановым и другими было точнее называть так – продолжались… Плеханов, как написал Ленин, «проявил всю свою ловкость, весь блеск своих примеров, сравнений, шуток и цитат, невольно заставлявших смеяться…» И было договорено, что журнал «Заря» – забота Плеханова, а газета «Искра» – за Лениным.

После этого Ленин с Потресовым уехали с настроением, которое Ленин описал с горечью:

«Мы решили не говорить о происшедшем никому, кроме самых близких лиц, – решили соблюсти аппарансы (приличия. – С.К.), – не дать торжествовать противникам. По внешности – как будто бы ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла, – только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие, с постоянным расчётом: по формуле si vis pacem, para bellum…»[249]249
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 345.


[Закрыть]

Как известно, латинская формула: «Si vis pacem, para bellum» переводится на русский язык как: «Хочешь мира, готовься к войне».

А на войне, как на войне!

И бой…

Ну, пожалуй, сказать, что грянул бой, будет явным литературным преувеличением. Ленин оседает в Мюнхене, и начинается изнурительная работа: переговоры о деньгах, поиски типографии, подходящих шрифтов, поездки по Германии…

Впрочем, война – это всегда тяжёлая работа. А настоящая работа всегда в чём-то похожа на войну. И Ленин работал и «воевал» сразу на нескольких «фронтах».

Переписка из Мюнхена с различными адресатами в России и за рубежом, включая Плеханова (с обращением: «Дорогой Георгий Валентинович!») и Аксельрода, – это отдельно. В августе Ленин записал – для себя: «неужели это я, ярый сторонник Плеханова, говорю о нём теперь с такой злобой и иду, с сжатыми губами и с чертовским холодом на душе, говорить ему холодные и резкие вещи, объявлять ему почти что о „разрыве отношений“…»[250]250
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 347.


[Закрыть]

Но уже в сентябре пришлось – ради дела, запихивать чувства подальше и с тем же Плехановым сотрудничать, пусть и не так, как мечталось.

Отдельное занятие – редактирование чужих статей для будущих газеты и журнала…

Параллельно – работа над собственными статьями для газеты и журнала…

При этом надо ещё и осваивать нехитрую, но утомительную работу по подсчёту числа печатных знаков в текстах статей. И, кроме всего этого, в сентябре Ленин поступает на курсы английского языка.

Разговоры о необходимости издания газеты и журнала шли среди заграничных российских социал-демократов давно – годами, но всё кончалось разговорами. Но вот в конце августа 1900 года за дело взялся Ленин, и уже через четыре месяца – в середине декабря 1900 года, в Лейпциге увидел свет первый номер нелегальной газеты «Искра» с эпиграфом из «Ответа декабристов Пушкину» Одоевского: «Из искры возгорится пламя!»

Ленин же занимался и подготовкой к изданию легального журнала «Заря», первый номер которого вышел 10(23) марта 1901 года в Штутгарте с тремя статьями Ленина. На обложке, впрочем, стояло: «Издаётся при ближайшем участии Г. В. Плеханова, В. И. Засулич и П. Б. Аксельрода». Да и как Ленин мог обозначить своё участие, если он уехал из России официально, с загранпаспортом. Раньше времени «засвечиваться» перед охранкой не стоило.

Журнал «Заря» особой погоды в российском социал-демократическом движении не сделал, а вот газета «Искра»… Она – в её первоначальном, то есть – ленинском, формате, стала именно той «искрой», из которой действительно возгорелось «пламя»…

Да, «Искра» чуть не потухла, но, всё же, разгорелась.

Разгорелась!

Первая полоса открывалась статьёй Ленина «Насущные задачи нашего движения», с многими идеями которой читатель уже знаком, поскольку они были сформулированы Лениным за годы до выхода первого номера общерусской политической газеты.

Кроме прочего, Ленин полемизировал в статье с «экономистами» и писал:

«„Организуйтесь!“, повторяет рабочим на разные лады газета „Рабочая мысль“ (орган „экономистов“. – С.К.), повторяют все сторонники „экономического“ направления. И мы, конечно, всецело присоединяемся к этому кличу, но мы непременно добавим к нему: организуйтесь не только в общества взаимопомощи, стачечные кассы и рабочие кружки, организуйтесь также в политическую партию…»[251]251
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 375.


[Закрыть]

Этот совет и призыв Ленина сегодня вновь злободневен – «голубые» профсоюзы российскую историческую ситуацию не выправят, её выправит лишь «красная» политическая партия народа.

Актуальна и следующая мысль Ленина:

«Ни один класс в истории не достигал господства, если он не выдвигал своих политических вождей, своих передовых представителей, способных организовать движение и руководить им… Надо подготовлять людей, посвящающих революции не одни только свободные вечера, а всю свою жизнь (жирный шрифт мой. – С.К.)…»[252]252
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 375, 376.


[Закрыть]

Заканчивалась же статья ярко, как и положено в программной статье:

«Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмём её, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется всё, что есть в России живого и честного. И только тогда исполнится великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева: „Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится в прах!“»[253]253
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 376–377.


[Закрыть]

Слова, вообще-то, – на века!

Символично, что «Искра» пришла в мир накануне нового – ХХ века. Несмотря на стойкое убеждение многих, что новый век начинается с нулевого года, нулевым годом заканчивается уходящий столетний цикл, а новый начинается с 1 января первого года, в нашем случае – с 1 января 1901 года. И вот в наступившем первом году нового ХХ века первые «Искры» полетели в Россию.

Это было, повторяю, символично, но прежде всего это было своевременно! Причём, самым важным и новым в партийном «предприятии», начатом Лениным, было то, что оно ещё до его начала было поставлено основательно, и поставлено именно так, как видел его Ленин. То есть, были заранее продуманы и подготовлены каналы нелегальной переправки «Искры» в Россию, продуманы способы распространения и подобраны люди… Вводился особый институт «агентов Искры», выполнявших роль полномочных представителей редакции. Это обеспечивало оперативность, многослойность работы и необходимую подстраховку. Не всё сразу наладилось – мы это вскоре увидим, но, как говорят немцы: «Хороший план – наполовину исполненный план».

Уже в марте Отделение по охранению общественной безопасности и порядка департамента полиции российского МВД (проще – «охранка») установило, что во главе «Искры» стоит Ленин. Минскому генерал-губернатору было предложено «установить наблюдение за распространением газеты, проникающей через пограничные пункты».

Возврат Ленина в Россию становится невозможным. Впрочем, не в одном «сгоревшем» загранпаспорте было дело – загруженность Ленина партийными и издательскими заботами всё возрастала и держала его в Европе надёжнее любых правительственных запретов.

Он уже выбрал судьбу, но и здесь всё было сложно… Историки партии самым странным образом не обращали внимание и на ещё одну чисто личную запись Ленина, сделанную им в 1900 году. Вместе с рассказом о том, как чуть не потухла «Искра», эта запись была опубликована лишь после смерти Ленина в первом Ленинском сборнике.

И она имела очень нерядовое для Ленина значение!

В субботу 29 декабря 1900 года – накануне не просто очередного Нового года, но накануне нового века, собрались вместе Ленин, Потресов («Арсеньев»), Засулич («Велика»), Струве («Близнец») и жена Струве.

Разговор был долгим и тяжёлым, и, оставшись один, уже в 2 часа ночи, Ленин взялся за перо и записал (жирный курсив везде мой):

«Мне хотелось бы записать свои впечатления от сегодняшней беседы с „близнецом“. Это было знаменательное и „историческое“ в своём роде собрание (Арсеньев, Велика, близнец + жена + я), по крайней мере, историческое в моей жизни, подводящее итог целой – если не эпохе, то странице жизни и определяющее надолго поведение и жизненный путь.

По первоначальной передаче дела Арсеньевым я понимал так, что близнец идёт к нам и хочет делать шаги с своей стороны – оказалось как раз наоборот. Произошла эта странная ошибка оттого, вероятно, что Арсеньеву очень уж хотелось того, чем „манил“ близнец, именно… корреспонденций, а „чего хочется, тому верится“, и Арсеньев верил в возможность того, чем манил близнец, хотел верить в искренность близнеца, в возможность приличного modus vivendi („способа ужиться“. – С.К.) с ним.

И именно это собрание окончательно и бесповоротно опровергло такую веру…»[254]254
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 386.


[Закрыть]

Не так давно Ленин испытал глубокое, душевно ранившее его разочарование в старшем товарище – в Плеханове. Ровесник Ленина – Пётр Струве, стал вторым разочарованием Ленина, и это тоже был сильный удар, обрывающий некие струны в душе… Под впечатлением своего нового невесёлого жизненного открытия, Ленин записывал:

«Близнец показал себя с совершенно новой стороны, показал себя „политиком“ чистой воды, политиком в худшем смысле слова, политиканом, пройдохой, торгашом и нахалом. … Близнец явился с верой в наше бессилие, явился предлагать нам условия сдачи, и он проделал это в отменно-умелой форме, не сказав ни одного резкого словечка, но обнаружив, тем не менее, какая грубая, торгашеская натура дюжинного либерала кроется под этой изящной, цивилизованной оболочкой самоновейшего „критика“…»[255]255
  Ленин В. И. ПСС. Т. 4, с. 386–387.


[Закрыть]

Через два неполных десятилетия Ленин и Струве станут прямыми политическими врагами, и Струве, надолго переживший Ленина, выльет на того много лжи.

Что ж, на классовой войне как на классовой войне…

Как в политическом, так и в нравственном отношении Ленин всю жизнь был полным антиподом таких, как Струве. Ленин никогда не жил и не действовал ради личных интересов. Перефразируя Станиславского, говорившего, что надо любить театр в себе, а не себя в театре, можно сказать о Ленине, что он любил революцию в себе, а не себя в революции и в политике – в отличие от Струве.

А ещё вернее сказать, что Ленин любил в себе тот мир добра, чести и справедливости, который был – он знал это, возможен, но который пока существовал лишь в умах и сердцах небольшой группы единомышленников. При этом Ильич не задумывался – кем будет в новом мире, если тот станет реальностью. Он просто работал на этот будущий мир.

Как позднее написал Маяковский:

 
Сочтёмся славою – ведь мы свои же люди,
Пускай нам общим памятником будет
Построенный в боях социализм!
 

Пётр же Бернгардович Струве и сам никогда так не мыслил, не чувствовал, и не был способен рождать подобные мысли и чувства в других… Как верно определил Ленин, под изящной, цивилизованной оболочкой «интеллектуала» крылась торгашеская натура дюжинного либерала. А Ленин осваивал интеллектуальные богатства, накопленные человечеством, для того, чтобы освободить человечество от торгашества всех струве и их «спонсоров».

После Октября 1917 года это выявилось с очевидностью обнажённого меча. Большевик Ленин встал во главе трудящихся, правый кадет Струве ушёл к Деникину и Врангелю, а затем – в злобную антисоветскую эмиграцию.

Однако накануне нового ХХ века, когда всякий невольно задумывался о том, что этот век принесёт ему, его Родине, миру в целом, контуры эпохи были ещё размыты, политические судьбы и Ленина, и Струве – неясны…

И Ленин сидел – один в декабрьской ночи Мюнхена, вдали от Родины, от родных и близких, вдали от жены, но – на расстоянии вытянутой руки от того дела, которое становилось делом всей его жизни.

Сидел и думал крепкую свою думу.

Ещё из ссылки, из Шушенского, он писал в 1898 году Потресову, сосланному в Орлов Вятской губернии:

«Меня всего сильнее возмущают любители золотой середины, которые не решаются прямо выступать против несимпатичных им доктрин, виляют, вносят „поправки“, обходят основные пункты (как учение о классовой борьбе) и ходят кругом да около частностей…

Мне кажется, что „отчуждённость от общества“ отнюдь не означает ещё непременно „изолирования“, ибо есть общество и общество…»[256]256
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 16.


[Закрыть]

Бывший товарищ по борьбе Струве уходил в рафинированное «общество», чтобы жить его мелкими интересами, а Ленина давно захватили интересы большого общества, а точнее – трудящейся части общества, и смысл жизни он видел в служении этим интересам.

Итоги прошлого были подведены, важная страница жизни перевёрнута. Перевёрнута не только им самим, но – и Плехановым, и Струве, перевёрнута теми, кто от борьбы отошёл и теми, кто к ней был готов…

И он сидел – один в ночи, понимая, что последние дни надолго определили его поведение и его жизненный путь.

Глава 16. Из «Искры» – пламя: к II съезду РСДРП

В середине апреля 1901 года в Мюнхен приехала Крупская с матерью, и жизнь – в её житейском аспекте, стала постепенно налаживаться. О том, как Владимир Ильич жил один, мы знаем, прежде всего, из его собственных писем, отправленных матери. В целях конспирации он указывал то пражский якобы свой адрес, то помечал письма Парижем, однако написаны они были в Мюнхене, а через Париж и Прагу лишь пересылались. Тон писем в целом бодрый – писано ведь матери, но вот в письме от 6 декабря 1900 года прорывается тоска:

«Какова у вас погода? – вероятно стоит хорошая зима. А здесь слякоть, осенний дождь, – если всю „зиму“ так будет, это гораздо хуже снега и морозов… Я живу по-старому, болтаюсь без толку по чужой стране, всё ещё только „надеюсь“ пока покончить с сутолокой и засесть хорошенько за работу»[257]257
  Ленин В. И. ПСС. Т. 55, с. 195.


[Закрыть].

«Болтался» Ленин по Германии не просто так, а с толком, конечно. В тот момент, когда он писал своё недовольное самим собой письмо, уже вот-вот должен был выйти первый номер «Искры»… Но дело – делом, а от невесёлых мыслей не уйдёшь, особенно когда рядом нет ни одного душевно близкого человека – если не считать редких встреч с сестрой Анной, жившей тогда в Германии.

Из письма матери от 26 декабря 1900 года житейская неустроенность Ленина и неопределённость перспектив проглядывают ещё острее:

«…Я ездил на днях в Вену (на самом деле – в Лейпциг для окончательного редактирования первого номера „Искры“. – С.К.) и с удовольствием прокатился после нескольких недель сидения. Но только зима неприятная – без снега. В сущности, даже и зимы-то никакой нет, а так какая-то дрянненькая осень, мокроть стоит… Надоедает слякоть и с удовольствием вспоминаешь о настоящей русской зиме, о санном пути, о морозном чистом воздухе. Я провожу первую зиму за границей, первую совсем не похожую на зиму зиму…

Живу я по-старому, довольно одиноко и…, к сожалению, довольно бестолково. Надеюсь наладить свои занятия систематичнее, да как-то не удаётся. Вот с весны это уже наверное пойдёт иначе, и я влезу „в колею“. Пометавшись после шушенского сидения по России и по Европе, я теперь соскучился по мирной книжной работе, и только непривычность заграничной обстановки мешает мне хорошенько за неё взяться»[258]258
  Ленин В. И. ПСС. Т. 55, с. 197–198.


[Закрыть].

А через три дня состоялось «историческое» ночное собрание с Потресовым, Засулич и Струве… И оно тонус Ленину, как мы знаем, не подняло…

Выручало то, что надо было много работать. Как писал он матери в письме от 20 февраля 1901 года: «Я вполне здоров, – должно быть оттого, что сравнительно много бегаю и мало сижу…»

В том же письме он сообщал:

«На днях кончился здесь карнавал. Я первый раз видел последний день карнавала за границей – процессии ряженых на улице, повальное дурачество, тучи конфетти (мелкие кусочки цветной бумаги), бросаемых в лицо, бумажные змейки и пр. и пр. Умеют здесь публично, на улицах веселиться!»[259]259
  Ленин В. И. ПСС. Т. 55, с. 203.


[Закрыть]

В шумной карнавальной толпе ему было, надо полагать, ещё более одиноко, но он, как видим, всё же бродил в этой толпе. Пусть на чужом пиру – но, всё же, какое-то веселье…

К тому же, приближался конец срока ссылки Крупской, и он начинает хлопотать о выдаче ей паспорта для приезда к мужу, для чего пришлось отправиться в настоящую Вену, поскольку в Праге, где он якобы жил, не было российского консульства.

То, как скучал Владимир Ильич по России и по матери видно и из весьма частых – несмотря на большую загруженность – писем ей в тот период. Даже после приезда Крупской, когда в переписку с Россией включилась и она, Ленин писал Марии Александровне достаточно регулярно. Так, 7 июня 1901 года он сообщал, что они устроились хорошо, «своей квартирой», что «Ел. Вас. (тёща. – С.К.) и Надя справляются сами без особого труда – хозяйство здесь гораздо проще…», что «обзаведение мы себе купили из подержанных вещей недорого», и что от своей издательницы М. И. Водовозовой он получил на днях 250 рублей, «так что и с финансовой стороны теперь дела недурны…»

Кто-то устраивал своё маленькое житейское «счастьице», а этот титан духа, ума и действия радовался тому, что получил копеечный, по сути, гонорар, и радовался постольку, поскольку появлялась возможность эффективнее, не отвлекаясь на житейское, работать для революции.

Эх!

Дела действительно налаживались – как партийные, так и житейские… Уже сама Крупская писала 11 июня 1901 года свекрови из Мюнхена в Подольск, что «жизнь понемногу вошла в колею»…

Жили Ульяновы в предместье Мюнхена, где неподалёку был хороший парк, купанье, а до центра ходила электричка. План же уехать на лето в деревню не удался. «Поселяться далеко нельзя, – писала Надежда Константиновна, – т. к. Володе нужно было бы каждый день ездить в город, а это было бы очень утомительно»…

К слову, она сообщала:

«Тут какое-то царство детей. Все к ним так внимательны, и детишки такие славные, здоровые. Я бывала в наших городских школах и невольно сравниваю и нахожу, что детям тут живётся куда лучше».

Спрашивается – что мешало устроить что-то подобное в России? Ведь Россия была потенциально намного богаче Германии, но именно что – «потенциально»! Перевести потенциал в свершения, возможность – в реальность, царизм не мог.

В письмах в Россию – в легальных письмах, конечно, то есть, в тех, которые она писала родственникам, Крупская не могла рассказать – чем же она занята? В том же письме от 11 июня 1901 года есть строки: «Что касается меня, то я занимаюсь совсем мало или, вернее, вовсе не занимаюсь. Куда-то время девается, а куда – неизвестно».

Время действительно «девалось», но – не без толку. После приезда в Мюнхен Надежда Константиновна приняла на себя обязанности секретаря редакции «Искры», а по сути – вообще личного секретаря Ленина. И эту свою основную партийную нагрузку она несла через две эмиграции – до окончательного возвращения в Россию.

Забот хватало – 24 мая 1901 года Ленин извещал московского агента «Искры» Николая Баумана (через четыре года он будет убит черносотенцам во время демонстрации):

«Дела наши плоховаты. Финансы – вовсе швах, Россия не даёт почти ничего. Перевозка – по-прежнему совершенно не налажена и случайна. Вся „тактика“ наша при таких условиях должна быть целиком направлена на то, чтобы: 1) собираемые в России от имени „Искры“ деньги как можно полнее направлять сюда, сводя местные расходы до minimum`а; 2) расходовать деньги исключительно на перевозку, ибо для приёмки у нас уже функционируют сравнительно очень дешёвые, не обременяющие кассу агенты в Пскове и в Полтаве…»[260]260
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 107.


[Закрыть]

Но это уже – дипломатия быстро растущего и мужающего партийного лидера, политического «полководца»: никогда не хвалиться самому, поменьше хвалить других – за исключением тех случаев, когда это полезно для дела, и побольше требовать…

Он вполне имеет право так поступать – он сам от себя требует столько же, сколько от других, и ещё «полстолька»… Он ведь хоть и «полководец», но ещё очень маленькой «армии», да ещё и «армии», разбросанной по Европе и необъятной России. Так что многое приходится делать самому. Приходы в партийную кассу пока невелики – весьма скромные суммы составляются из сотен франков, сотен рублей, а расходы…

Расходы в абсолютных цифрах тоже невелики – по приходу, но нередко превышают приход.

А дело надо делать!

Приведу ряд выдержек из ленинских писем периода становления «Искры», опубликованных в 46-м томе Полного собрания сочинений…

Из письма П. Б. Аксельроду 14 декабря 1900 года из Мюнхена в Цюрих… Неспокойно, видно, было автору письма – он писал его в двенадцатом часу ночи. Да оно и понятно – вот-вот должен был выйти первый номер «Искры», в которую было вложено так много огня ленинской души.

И он писал в ночной чужеземной тишине:

«…Мне, может быть, придётся уехать (в Лейпциг. – С.К.) на время перед выходом газеты, чтобы рассовать разные мелочи (мы здорово обсчитались в тысячах букв и выкидываем теперь многое!)…

Напишите – нанимать или лучше только предварительно присмотреть Вам комнату. Спрошу В. И. (Засулич. – С.К.) о Ваших требованиях и начну искать.

Простите за краткость – устал очень и тороплюсь.

Жму крепко руку.

Ваш Petroff»…

Ещё одно письмо П. Б. Аксельроду 24 декабря 1900 года из Мюнхена в Цюрих:

«…Журнал двигается, Г.В. (Плеханов. – С.К.) прислал статью о Струве – всего послано 6 статей…

Skubik’у (латышский социал-демократ Э. П. Скубикис, занимавшийся нелегальной транспортировкой „Искры“. – С.К.) передайте пожалуйста, что его письмо получил, … наш человек уже „там“ и адрес имеет, так что дело, о котором списывались мы с Skubik’ом, исчерпано

Жму крепко руку. Петров».

А вот что Ленин сообщал агенту «Искры» В. П. Ногину 3 января 1901 года из Мюнхена в Лондон:

«Дорогой товарищ! …Очень Вам благодарен за присылку брошюры. Насчёт переправы в данную минуту не можем взять на себя никаких определённых обязательств. Пути у нас теперь налаживаются, но не определилось ещё…»

Опять агенту «Искры» В. П. Ногину – 24 января 1901 года, всё так же из Мюнхена в Лондон:

«Дорогой товарищ! Получил письмо насчёт паспортов… Думаю, иностранный паспорт (для въезда в Россию) удастся достать (болгарский или немецкий), относительно же русского паспорта или хотя бы только бланка, т. е. паспортной книжки чистой, не надеюсь…

О продаже „Революции и контрреволюции“ (присланная Ногиным брошюра. – С.К.) мы запросим те заграничные организации, с которыми у нас есть сношения.

У нас всё дело теперь за перевозкой, которая ест массу денег вследствие новизны дела. Поэтому не могу Вам дать определённого ответа насчёт денежной помощи на фабрикацию паспортов…»

Тогда и начинала подбираться та «головка» партии, которая пройдёт с Лениным от первых номеров «Искры» до первых декретов Советской власти и до первых побед новой России.

Этих молодых ребят – Виктору Ногину в 1901 году было всего 23 года, ожидала непростая, однако напряжённая и большая судьба. Тот же В. П. Ногин (1878–1924), сын приказчика, окончивший в 1892 году городское училище в тверском Калязине, пришёл в партию в 1898 году, работал с Лениным, но после поражения революции 1905 года отошёл на полуменьшевистские позиции. Накануне Октября 1917 года Ногин вернулся к большевикам, 8 ноября 1917 года был назначен первым наркомом по делам торговли и промышленности РСФСР. Он вступал в конфликт с Лениным, выходил из Совнаркома, но, всё же, вошёл в историю как член ленинской «команды».

Честь немалая…

30 января 1901 года Ленин пишет Плеханову из Мюнхена в Женеву:

«Сейчас получил письмо, дорогой Г.В., только что вернувшись с „окончательного“ разговора с Иудой (П. Б. Струве, иначе его Ленин теперь в письмах не величает. – С.К.). Дело слажено, и я страшно недоволен тем, как слажено. Спешу писать Вам, чтобы не утратить свежесть впечатления…

…Если нам суждено и возможно добиться политической гегемонии, то исключительно при помощи политической газеты, … и когда нам с возмутительной наглостью заявляют, что политический отдел нашей газеты не должен конкурировать с политическим предприятием гг. либералов, то наша жалкая роль ясна, как божий день…

…Если большинство выскажется за, – я, конечно, подчинюсь, но только умыв наперёд свои руки».

Да, на войне, как на войне…

А вот что Ленин писал шведскому социал-демократу Карлу Брантингу 19 апреля 1901 года из Мюнхена в Стокгольм (на немецком):

«Уважаемый товарищ!

Наш товарищ в Берлине уже писал Вам по нашему поручению, что нам бы хотелось установить более тесные связи со шведскими и финскими товарищами…

…Мы были бы… весьма Вам благодарны, если бы Вы передали всем знакомым Вам финским товарищам нашу настоятельную просьбу поддержать нас…

С социал-демократическим приветом

И. Петров».

Здесь необходимо пояснение… Ещё во времена «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» при помощи Брантинга (мы с ним встретимся позже) был налажен нелегальный транспорт через Стокгольм и финский Або в Россию. Теперь эта линия вновь налаживалась, к удовольствию Ленина, как и другие линии. И 25 апреля 1901 года он пишет руководителю берлинской группы содействия «Искре» М. Г. Вечеслову («Юрьеву») из Мюнхена в Берлин:

«Юрьеву

Получил Ваше письмо.

Пожалуйста, пришлите нам поскорее точный ответ, сколько у Вас чемоданов (с двойным дном для нелегальной транспортировки. – С.К.) и каких было, сколько уехало и сколько осталось. Нам это необходимо для составления нашего отчёта и финансовой сметы…

„Харьковские дни“ (брошюра о массовой демонстрации рабочих Харькова 1 мая 1900 года, – С.К.) очень бы важно отправить как можно скорее на юг. Где их очень просят…

Нельзя ли было бы снабжать редакцию „Искры“ русскими журналами после прочтения их в Берлине… (кое-что у нас есть, но мало)».

Адресат Ленина М. Г. Вечеслов (1869–1934) – врач, после II съезда меньшевик, в 1908–1917 гг. работал в России врачом-бактериологом, после 1917 года был членом коллегии Наркомздрава РСФСР.

А вот указание агенту «Искры» С. И. Радченко (одному из соратников ещё по «Союзу борьбы») в конце апреля 1901 года из Мюнхена в Петербург:

«Получили Ваше письмо. Ваш способ распространения литературы вполне одобряем и советуем строго держаться его, не слушая ничьих советов и наветов…

Вообще даром не давайте, а за деньги распускайте возможно быстрее.

Денег Григорьеву (? – С.К.) не давайте, а посылайте всё нам. Григорьев должен добывать деньги от своей литературы, которой у него много…

Направьте все усилия, чтобы посылали в Берлин людей за чемоданами…, пароль: от Петрова…

Свяжитесь с Псковом. Мы будем посылать чемоданы Лепешинскому а Вы берите у него».

П. Н. Лепешинский (1868–1944), впоследствии крупный большевик, после Октября 1917 года работал в Наркомпросе РСФСР, был директором Исторического музея и Музея революции… Но перед тем, как создать в Москве Музей революции, надо было эту самую революцию подготовить и совершить.

Что ж, для того Ленин и его товарищи и работали.

Разными были их дальнейшие судьбы… Так, агент «Искры» Л. Е. Гальперин (1872–1951) пришёл в революционное движение в 1898 году, в 1902 году был арестован в Киеве, бежал с группой «искровцев» из киевской Лукьяновской тюрьмы… После II съезда – большевик, позднее он стал примиренцем. Тем не менее, после Октября 1917 года на новую Россию Ленина поработал и Гальперин, с весны 1918 года занявшись хозяйственной работой.

А в 1901 году – между 18 и 22 июня – Ленин сообщал Гальперину из Мюнхена в Баку:

«В Персию только недавно послано через Вену, так что о неудаче судить рано… Известите адресата в Таврисе, что он должен получить из Берлина книги…

Относительно постановки Искры на Кавказе мы уже послали Х (Л. М. Книпович. – С.К.) подробный запрос и ответа пока не имеем…

…Наша касса сейчас очень плоха…

Приложите все усилия достать денег, мы уже писали об этом через Х одному Вашему знакомому и советуем Вам попросить похлопотать об этом и ZZ (И. Х. Лалаянц. – С.К.)…

Относительно восточного берега Чёрного моря ищите путей непременно. Особенно налегайте на французские пароходы – мы надеемся найти к ним ход отсюда».

Письмо агенту «Искры» Любови Радченко…

Л. Н. Радченко (1871–1962), «Люба», «Паша», «Орша», входила в 1896 г. в «Союз борьбы», была сослана в Псков. После II съезда она стала меньшевичкой, с 1918 г. от политической деятельности отошла, однако ничего этого она, конечно же, ещё не знала, когда читала послание Ленина, отправленное ей между 17 и 27 июля 1901 года из Мюнхена в Харьков:

«Паше. Отчего давно нет писем? Как дела с техникой? …Имейте в виду, что скоро получите письмо за подписью Яблочков (В. П. Ногин. – С.К.), ключом „У лукоморья дуб зелёный“… Этот человек может также приехать к Вам. Это вполне наш человек. Постарайтесь дать ему связи с рабочими и интеллигентами…»