Текст книги "Ленин. Спаситель и создатель"

Но тишина, чистый воздух, прогулки, ежедневные долгие заплывы в озере – на что Ленин был мастер, оказались и здесь отличным средством расслабления и восстановления сил, физических и моральных.

А они были Ленину ох как нужны – в очередной раз! Ведь он ежедневно вёл свой бой, и, несмотря на то, что его «полевой формой» была недорогая пиджачная пара, «оружием» – перо и чернильница, а «боеприпасами» – переписка с товарищами по партии и книги, бой это был жестокий, изнурительный и ежедневный.

Если просмотреть даже краткую хронологию жизни и деятельности Ленина, помещаемую в конце каждого тома Полного собрания сочинений, да ещё прочесть все его письма за тот же, охватываемый данным томом, период, то складывается вполне определённая картина.

И это картина непрерывной работы – год за годом…

Конечно, все люди – если они не паразиты и бездельники, работают повседневно, но есть работа и есть работа. Причём, в отличие от многих других работ, крест профессионального работника на дело народа был и для Ленина, и для его товарищей добровольным!

А, впрочем, так ли уж и добровольным? У Маркса есть точная, я бы сказал – безжалостно точная мысль:

«Идеи, к которым разум приковывает нашу совесть, это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им…»

Это – как раз то, о чём русский народ сказал попроще, но тоже неплохо: «Охота пуще неволи».

Ленин был человеком идеи. Нынешние его хулители, очернители и сказители баек о «пломбированном вагоне» понять, о чём сейчас было сказано, не смогут, поскольку антиленинцы, антисталинцы, антисоветчики, антикоммунисты и высокая идея – вещи несовместные! Но и не для них всё это говорится, не для них пишется эта книга…

Так вот, Ленин был человеком идеи – большой, великой, человечной идеи. Мог ли он не подчиниться идее, если иначе он просто разорвал бы своё сердце!?

Он ей и подчинился!

В анкетах и прочих подобных опросных листах Ленин в графе «профессия» указывал «литератор» или «журналист». А как ещё он мог ответить на глупый, вообще-то, по отношению к Ленину, вопрос о профессии? Профессия у него была штучная, редкостная, о которой в анкете не напишешь. Представители этой профессии в истории человечества пересчитываются на пальцах, к тому же – на пальцах чуть ли не одной руки, а называется эта профессия «социальный реформатор»!

Лютер, Пётр Великий, Наполеон, Маркс, Энгельс…

Ленин…

И Сталин.

Вот, собственно, и всё!

Но мир в 900-е годы ХХ века ещё не знал, что в нём уже есть, уже живёт и действует тот, кому предстоит возглавить эпохальную социальную не реформу даже, а эпохальную социальную революцию.

Оппоненты Ленина в партии понимали, что Ленин – это сила даже сам по себе, а уж в соединении с партийной массой, а тем более – с рабочей массой, это сила побеждающая. Поэтому попытки примирения – через того же Носкова, были, но 11(24) сентября 1904 года, уже после «отпуска», Ленин пишет письмо Носкову:

«Уважаемый товарищ!

Вы опять повторяете, что пожелание, чтобы я вступил в редакцию ЦО, выражено „Центральным Комитетом“. В свою очередь, и я должен повторить, что это, по малой мере, неточно…

Вы полагаете, что моё вступление в редакцию ЦО „обеспечило бы почти полный мир в партии, которого я так хочу“. Это Ваше „почти“ очень характерно!..»[318]318
  Ленин В. И. Третий съезд РСДРП. Сборник произведений и документов. М.: Госполитиздат, 1955. С. 95–96.


[Закрыть]

Временно прерву знакомство читателя с ленинским письмом… В пьесе замечательного белорусского советского драматурга Макаёнка «Затюканный апостол» главный герой – Малыш, метко замечает, что слово «почти» – это почти слово: «умный» и «почти умный», «живой» и «почти живой»… Судя по приведённым выше ленинским строкам, он тоже хорошо понимал эту особую функцию слова «почти» в русском языке и в русской жизни.

Впрочем, продолжу:

«Да, я хочу мира в партии, я предлагал мир печатно в декабре 1903 г. в своём „Письме в редакцию „Искры““… Я предлагал мир ещё раз официально в Совете партии в январе 1904 года… Замечу, что вопреки нынешней моде говорить о мире лицемерные фразы, понимая под миром полную уступку меньшинству, …я совершенно определённо указывал в Совете, чту я разумею под миром в партии. Я… прямо заявил, что под миром разумею очищение идейной борьбы от местнических счётов, дрязг и нечестных приёмов борьбы. Пусть ЦО будет у меньшинства, ЦК у большинства, – предлагал я тогда, – призовём всех к прекращению всякого бойкота, всякой местнической, кооптационной дрязги и давайте спорить по-товарищески о наших разногласиях, … давайте приучать партию к честному и достойному разбору её внутренних споров…

После того, как редакция, захватившая Совет, отвергла со смехом моё предложение мира, я заявил тогда же, что единственным честным выходом считаю съезд…»[319]319
  Ленин В. И. Третий съезд РСДРП. Сборник произведений и документов. М.: Госполитиздат, 1955. С. 97.


[Закрыть]

Ленин тогда оказался, по сути, перед фактом недостойной фракционности того же типа, что и фракционность троцкистов и «правых» бухаринцев, с которой в 20-е годы пришлось иметь дело уже Сталину.

В одном Сталину было легче – его конфликт с «лидерами» происходил не в подполье, и в своей борьбе с оппонентами Сталин мог опираться на прочное большинство в партийной массе, широко информируемой о сути конфликта через легальную партийную печать.

Однако корни легальных дрязг 20-х годов уходили, как видим, в нелегальные 900-е годы.

В письме Носкову Ленин подробно остановился на оценке меньшинства, на его попытках окончательно овладеть ЦК, кооптировав туда Дана и Троцкого, и т. д., а закончил письмо так:

«Вашего сожаления о том, что нам не пришлось повидаться, я разделить не могу. После ваших проделок с т. Осиповым (Розалия Землячка. – С.К.) и Вашего отношения к данному слову (договор 26 мая 1904 г.) я никаких отношений с Вами, кроме чисто официальных и исключительно письменных, иметь не желаю.

Член ЦК Н. Ленин»[320]320
  Ленин В. И. Третий съезд РСДРП. С. 101.


[Закрыть].

Ленин если рвал с кем-либо политически, рвал и лично. Как уж тепло он относился к Юлию Цедербауму («Мартову»), но когда их политические пути разошлись, разорвались и их товарищеские отношения. Ленин мог порой хитрить, но лицемерие и Ленин лежали в непересекающихся проскостях.

Усиливающийся раскол настроения не поднимал, и чтобы как-то развеяться, женевские большевики стали устраивать вечера. «Очень разгоняли они навеянную всей этой склокой с меньшевиками тоску, – вспоминала Крупская, – и весело было слышать, как залихватски затягивала Зверка (Мария Эссен. – С.К.) какого-нибудь „Ваньку“ и подхватывал песню высокий лысый рабочий Егор… Ильич веселел: эта залихватость, эта бодрость рассеивала его тяжёлые настроения».

Как вспоминала Крупская, рабочий Егор отправился было «поговорить по душам» с Плехановым – даже воротнички по этому случаю надел, но вернулся разочарованный, с тяжёлым чувством. И «Зверка»-Эссен утешала его: «Не унывай, Егор, валяй „Ваньку!“…»[321]321
  Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. С. 273.


[Закрыть]

Сложившееся положение в РСДРП и позицию Ленина хорошо характеризует письмо, которое Владимир Ильич в декабре 1904 года направил из Женевы в Россию, озаглавив его «Папаше от Ленина»…

«Папаша» – это Максим Максимович Литвинов (1876–1951), а точнее, Макс (Меер) Валлах, после Октября 1917 года крупный советский дипломат, с 1930 по 1939 год нарком иностранных дел СССР. К тридцатым годам Литвинов оброс жиром телесным, да и духовным, не был чужд привычек сибарита, однако начинал он свою жизнь в революции очень даже по-боевому.

Родился Литвинов в еврейском Белостоке и воспитывался в еврейских хедерах, однако натуру имел скорее казацкую – молодым он и похож был на запорожца со своими пышными усами. Полицейская ориентировка 1902 года сообщала о нём: «рыжий шатен, роста 2 аршина 6 вершков (169 см. – С.К.), телосложения здорового, глаза голубовато-серые, лицо круглое, лоб широкий, нос прямой…»

Отслужив недолгую военную службу вольноопределяющимся, Макс уже в 1899 году становится социал-демократом, его кооптируют в Киевский комитет РСДРП, а в апреле 1901 года он оказывается за стенами киевского Лукьяновского замка.

В тюрьме знакомится с программой ленинской «Искры» и полностью её принимает.

Из Лукьяновской тюрьмы не смог убежать никто на протяжении целой четверти века. Однако в августе 1902 года Макс вместе с десятью «политическими» товарищами, среди которых был и знакомый читателю Гальперин, совершает дерзкий побег прямо из прогулочного двора.

Между прочим, в числе бежавших 11 «искровцев» был Николай Бауман («Грач»), позднее убитый 18 октября 1905 года черносотенцем во время демонстрации, организованной Московским комитетом партии.

Вскоре Макс оказывается в Пруссии, и биография его на несколько лет становится вполне захватывающей… Он – агент «Искры» и партийный «техник» с очень тонкой специализацией: закупка и переправка в Россию оружия, а также литературы.

У каждого крупного большевика имелось по нескольку псевдонимов, но у Макса Валлаха, несмотря на то, что литературными трудами он не занимался, их было особенно много: «Папаша», «Феликс», «Граф», «Ниц», «Лувинье», «Кузнецов», «Латышев», «Теофилия», «Максимович», «Гаррисон», «Казимир»… Причиной этой вереницы кличек был вынужденно пёстрый образ жизни и вынужденно частая перемена мест.

Вот этому-то «Папаше» Ленин и писал из-за границы:

«Дорогой друг! Спешу ответить на Ваше письмо, которое мне очень и очень понравилось. Вы тысячу раз правы, что надо действовать решительно, революционно и ковать железо, пока горячо. Согласен также, что объединять надо комитеты большинства, Необходимость русского центра и здешнего органа ясна теперь всем нам. Рядовой (А. А. Богданов, тогда большевик, – С.К.) работает вовсю, привлёк участников, отдаётся целиком сам и всеми силами ищет миллионера с немалыми шансами на успех. Наконец, Вы тысячу раз правы также, что надо действовать открыто…»[322]322
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 417.


[Закрыть]

Говоря о необходимости «ковать железо, пока горячо», Ленин имел в виду не форсирование революции, а назревший партийный съезд, и даже не столько его, сколько необходимость расставить все точки над «i» в отношениях с меньшевиками и создать крепкий партийный центр. Он описал «Папаше», как ему видится организационная сторона, очень живописно рассказал о том, что уже делается и пояснил:

«Я считаю совершенно бесполезным предъявлять ультиматум ЦК и Совету. ЦК лицемерит, я теперь ни секунды не сомневаюсь, что они всецело продались меньшинству и идут всецело и безусловно на подделку съезда. Не надо делать себе иллюзий. Теперь, когда все центры у них, они имеют тысячи средств и они уже начали это. Мы докажем это печатно, анализируя решения Совета… Мы конечно, стоим и будем стоять за съезд, но надо трубить повсюду, что они уже подделывают съезд и что мы разоблачим подделку. Фактически же я теперь отвожу девятое место съезду, а первое – органу и русскому центру. О нелояльности смешно говорить, когда нас прямо толкнули на это, войдя в сделку с меньшинством. Это ложь, что тайная организация меньшинства распущена, нет, в эту тайную организацию вошли три члена ЦК, вот и всё. Все три центра составляют теперь тайную организацию против партии. Этого только дурачки не видят. Мы должны ответить открытой организацией и разоблачить их заговор…»[323]323
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 418.


[Закрыть]

Здесь всё более-менее ясно. Позиция меньшевиков определилась, несмотря на их стремление утаить шило в мешке, значит, большевикам надо сказать об этом гласно и создавать свою партию – если меньшевики будут раскалывать РСДРП и дальше.

Осенью 1904 года прошли три партийные конференции: кавказская (четыре организации), южная (Одесский, Екатеринославский и Николаевский комитеты) и северная (Петербургский, Московский, Тверской, Рижский, Северный и Нижегородский комитеты). Конференции сформировали Бюро комитетов большинства (БКБ), подтвердившее руководство Ленина. Термин «большевики» начинал приживаться и становился в партийной среде обиходным.

29 ноября (12 декабря) 1904 года в Женеве прошло собрание заграничных большевиков примерно в том же составе, что и августовское «совещание 22-х». Все смотрели на развитие событий и текущие задачи примерно одинаково, было решено издавать отдельный орган партийного большинства – газету «Вперёд», и намечена редакция: Ленин, Воровский («Орловский»), Ольминский («Галёрка») и Луначарский («Воинов»).

Вацлав Вацлавович Воровский (1871–1923), придя в революционное движение в девятнадцать лет, быстро поверил Ленину и так было всю его не очень долгую, но насыщенную, как у каждого крупного большевика, жизнь. После Октября 1917 года он стал одним из «отцов-основателей» советской дипломатии и в 1923 году, будучи генеральным секретарём делегации СССР на Лозаннской конференции, пал 10 мая от пули террориста-белогвардейца Конради. Провожать его гроб в Москву собралось более ста тысяч человек, а в Москве к могиле на Красной площади его провожало уже полмиллиона…

Псевдоним «Галёрка» принадлежал Михаилу Степановичу Александрову (1863–1933), старейшему партийному деятелю, литератору, историку, члену РСДРП с 1898 года, ставшему известным под другим своим псевдонимом – «Ольминский». Начинал Ольминский как народник, был одним из организаторов той Лахтинской народовольческой типографии, где печатались работы Ленина времён «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». В 1894 году сидел в тюрьме, в 1898 году был сослан в Якутскую область, где пробыл до осени 1903 года, а после эмиграции в 1904 году примкнул к Ленину.

Женатый на Екатерине Долговой-Александровой, Ольминский разошёлся с ней, когда та превратилась в ярую меньшевичку. Сам он стал крупным большевиком, участвовал в издании легальных и нелегальных большевистских газет и журналов, вёл работу в Баку, в Саратове, в Москве, активно участвовал в Октябрьской революции. В 1919 году был ранен при взрыве бомбы в здании Московского комитета РКП(б) в Леонтьевском переулке. Позднее был первым руководителем Отдела истории партии (Истпарта) ЦК РКП(б), редактировал журнал «Пролетарская революция». Урна с прахом Ольминского захоронена в Кремлёвской стене на Красной площади.

Тридцатилетний тогда Анатолий Васильевич Луначарский (1875–1933) принадлежал в начале 900-х годов к вполне уверенным большевикам, но позднее «шатался» и был вновь принят в РСДРП(б) в составе группы «межрайонцев» на VI съезде в августе 1917 года. Он стал одним из создателей социалистической культуры, первым наркомом просвещения РСФСР, и после смерти, как и Воровский, и Ольминский, был похоронен на Красной площади.

В целом состав редакции обещал быть вполне крепким и даже блестящим, к тому же – в то время – вполне боевым.

Сразу после захвата меньшевиками «Искры» осенью 1904 года Ленин поручил Владимиру Бонч-Бруевичу организовать специальное издательство, задачей которого был выпуск партийной литературы большевиков, и 22 декабря 1904 года (4 января 1905 года) в Женеве вышел первый номер большевистской газеты «Вперёд», редактируемой Лениным. Итак, он снова имел свой печатный орган для сплочения своей партии – как он её себе представлял!

22 декабря 1904 года (4 января 1905 года) Ленин пишет и в январе 1905 года печатает в Женеве отдельной брошюрой «Заявление и документы о разрыве центральных учреждений с партией»[324]324
  Ленин В. И. ПСС. Т. 9, с. 117–125.


[Закрыть].

Начал Ленин с сообщения о том, что в № 77 «Искры» три члена ЦК, говоря от имени всего ЦК, вызывают на третейский суд «тов. N (Розалию Землячку. – С.К.) „за ложное заявление с целью дезорганизовать партию“…», и что это якобы ложное заявление сделано «через члена ЦК, не принимавшего участия в выработке декларации», то есть – через Ленина.

Получив полномочия от «тов. N», то есть – от Землячки, Ленин заявил, что считает себя «вправе и обязанным принять участие в третейском разбирательстве» и обвинил членов ЦК Глебова (Носкова), Валентина (Гальперина) и Никитича (Красина) в «незаконных, неправильных и морально недопустимых действиях по отношению к их сочленам по ЦК и по отношению ко всей партии».

Далее Ленин, подробно обосновал свои обвинения трёх членов ЦК как «в систематическом обмане партии», так и «в ряде ни морально, ни формально недопустимых действий по отношению к своим сочленам по коллегии».

Ленин заявлял, что «они разрушили всякую основу партийной организации и дисциплины, предъявив мне (через т. Глебова) ультиматум о выходе из ЦК или прекращении агитации за съезд», а закончил так: «Они не имели права кооптировать в ЦК трёх новых товарищей (примиренцев), не проведя кооптации через Совет, как того требует устав партии в случае отсутствия единогласия, а единогласие отсутствовало, ибо я заявил протест против кооптации».

А 26 декабря 1904 года (8 января 1905 года) Ленин написал Розалии Землячке в Россию:

«Дорогой друг! …На-днях получил… протоколы северной конференции. Ура! Вы работали великолепно и Вас (вместе с папашей, мышью и другими) можно поздравить с громадным успехом. Такая конференция – труднейшее дело при русских условиях… Значение её громадно; как раз кстати приходится с нашим анонсом о нашей газете („Вперёд“)… теперь задача такова: 1) как можно скорее выступить в России с печатным листком о Бюро Комитетов Большинства. Ради бога не откладывайте этого ни на неделю. Это важно чорт как.

2) Объехать ещё раз комитеты юга (и Волги) и усиленно преподать важность всякой поддержки „Вперёда“.

Транспорт будет, пока есть папаша. Пусть он примет энергичнейшие меры к передаче своего наследства на случай провала…

Ваш Ленин.

Жму крепко руку всем друзьям»[325]325
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 431–432.


[Закрыть].

«Папаша» – это М. М. Литвинов, а «Мышь» – большевичка П. И. Кулябко (1874–1959), находившаяся после Октября 1917 года на партработе в Ленинграде.

Пять лет назад Ленин начинал на пустом, фактически, месте, не имея ни партии, ни печатного органа для её развития, но уже в 1900 году начала издаваться «Искра», а в 1903 году прошёл съезд, после которого РСДРП стала фактом, причём фактом в ленинском, по сути, формате.

И хотя почти сразу произошёл раскол, хотя «Искру» и ЦК захватили Плеханов и Мартов, теперь, к 1905 году, Ленин начинал новую борьбу уже не на пустом месте. Собрались уже силы, оформлялось стойкое партийное «ядро», готовое посвятить революции не вечера, а всю жизнь, сделав революцию профессией.

Опять у Ленина была газета, и можно было идти вперёд – в 1905 год…

Подбирались и перспективные соратники, и прежде всего – Сталин. Он и Ленин ещё не были знакомы, Сталин находился пока что на периферии движения, но его позиция поддержки Ленина была непоколебимой, и это хорошо доказывают два сталинских «Письма из Кутаиса».

Письма были написаны Сталиным осенью 1904 года своему товарищу по революционной работе М. Давиташвили. Тот жил тогда в Лейпциге, входил в лейпцигскую группу большевиков и, судя по всему, переслал письма Сталина вместе с их переводом с грузинского Ленину в Женеву. Там с начала января 1904 года по почину «группы инициаторов», в которую вошли В. Д. Бонч-Бруевич, П. Н. Лепешинский, В. В. Воровский, М. С. Ольминский, М. Н. Лядов и другие большевики, как раз начали формироваться библиотека и архив при ЦК РСДРП. Ленин эту инициативу поддержал и вместе с Крупской передал из личной библиотеки в партийную ряд книг и т. д.[326]326
  Ленин В. И. ПСС. Т. 9, примеч. 66 на с. 451.


[Закрыть]

Так что сталинские письма были найдены впоследствии среди переписки Ленина и Крупской с большевистскими организациями в России.

Первое письмо начинается так:

«Здесь теперь нужна „Искра“ (хотя она без искры, но всё-таки нужна: по крайней мере в ней есть хроника, чорт её возьми, надо хорошо знать и врага), начиная с 63 №…

Прочёл брошюру Галёрки (Ольминского. – С.К.) „Долой бонапартизм“. Ничего себе. Если бы он бил своим молотом сильнее и глубже, было бы лучше… Человек, стоящий на нашей позиции, должен говорить голосом твёрдым и непреклонным. В этом отношении Ленин – настоящий горный орёл.

Прочёл также статьи Плеханова, в которых он разбирает „Что делать?“ (книга В. И. Ленина. – С.К.). Этот человек или совершенно рехнулся, или в нём говорят ненависть и вражда. Думаю, что обе причины здесь имеют место…»[327]327
  Сталин И. В. Сочинения. Т. 1, с. 56.


[Закрыть]

Сталин задавался вопросом – как вырабатывается теория социализма? Он спрашивал: «Масса даёт своим руководителям программу и обоснование программы или руководители массе?», и сам же отвечал, что теория «рождается вне (выделено везде Сталиным. – С.К.) стихийного движения людьми, вооружёнными знаниями нашего времени», что теория социализма вырабатывается «даже вопреки движению», и «затем уж вносится извне в это движение…»

А далее шло:

«…Заключение (практический вывод) отсюда таково: возвысим пролетариат до сознания истинных классовых интересов, до сознания социалистического идеала, а не то чтобы разменять этот идеал на мелочи и приспособить к стихийному движению. Ленин установил теоретический базис, на котором и строится этот практический вывод. Стоит только принять эту теоретическую предпосылку, и никакой оппортунизм не подступит к тебе и близко. В этом значение ленинской идеи. Называю её ленинской, потому что никто в русской литературе не высказывал её с такой ясностью, как Ленин. Плеханов думает, что он всё ещё пребывает в 90-х годах и жуёт пережёванное 18 раз…»[328]328
  Сталин И. В. Сочинения. Т. 1, с. 58.


[Закрыть]

Как видим, Сталин обнаруживает чисто большевистский, то есть – чёткий, непоколебимо последовательный и берущий «быка за рога», подход, и во втором «Письме из Кутаиса» это проявляется ещё ярче:

«…теоретическая война Плеханова против Ленина – чистейшее донкихотство, война с ветряными мельницами, так как Лени в своей книжке последовательнейшим образом придерживается положения К. Маркса о происхождении сознания. Война же Плеханова… – сплошная путаница, характерная для „индивида“, переходящего в лагерь оппортунистов. Если бы Плеханов поставил вопрос ясно, хоть бы в таком виде: „кто формулирует программу, руководители или руководимые?“ И затем: „кто кого возвышает до понимания программы, руководители руководимых или последние первых?“ …Если бы Плеханов так ясно поставил себе эти вопросы, в силу своей простоты и тавтологичности в себе самих заключающие своё разрешение, то он, может быть, испугался бы своего намерения и не выступил бы с таким треском против Ленина…»[329]329
  Сталин И. В. Сочинения. Т. 1, с. 60.


[Закрыть]

Эти мысли было бы полезно освоить и всем тем нынешним политикам, которые желают быть полезным обществу, а не паразитической и коррумпированной его части.

Грош цена тому лидеру, который не способен вести за собой людей неубиенными и понятными народу аргументами. Конечно, при этом слова лидера не должны расходиться с его делами – как у Ленина и Сталина.

1 января 1905 года в № 8 газеты «Пролетариатис Брдзола» («Борьба пролетариата») Сталин публикует статью «Класс пролетариев и партия пролетариев», тоже актуальную сегодня. Там он отстаивал ленинский подход к членству в партии, который исходил из требования к членам партии принимать практическое участие в работе партийной организации.

В этой сталинской статье есть прекрасные слова, точные и по образности, и по политическому смыслу:

«До сегодняшнего дня наша партия была похожа на гостеприимную патриархальную семью, которая готова принять всех сочувствующих. Но после того, как наша партия превратилась в централизованную организацию, она сбросила с себя патриархальный облик и полностью уподобилась крепости, двери которой открываются лишь для достойных…»[330]330
  Сталин И. В. Сочинения. Т. 1, с. 67.


[Закрыть]

Заканчивалась же статья следующими словами:

«…Если мы спросим: кого мы должны назвать членом Российской социал-демократической рабочей партии, то эта партия может дать лишь один ответ: того, кто принимает программу партии, материально помогает партии и работает в одной из партийных организаций.

Эту именно очевидную истину и выразил тов. Ленин в своей замечательной формулировке…»[331]331
  Сталин И. В. Сочинения. Т. 1, с. 73.


[Закрыть]

Ясно, что Ленин для Сталина – чёткий ориентир, маяк. Но, пожалуй, надо бы подчеркнуть, что тот «тов. Ленин», о котором писал Сталин в начале 1905 года, был совсем не тем «тов. Лениным», которым он стал после Октября 1917 года.

В 1905 году авторитет Ленина был далеко не для всех непререкаемым даже в среде большевиков, а уж если иметь в виду все течения в РСДРП того времени, то для, скажем, меньшевиков Ленин был чем-то вроде гибрида авантюриста и недоучки. В то время прочно стоять на ленинской платформе было для многих не заслугой, не достоинством, а глупостью.

Но Сталин, как видим, с самого начала прочно стоял за Ленина и только за Ленина.

Были у Ленина и другие если не соратники, то верные помощники, и об одном из них надо сказать непременно…

Уж не знаю почему, но в истории партии так и затерялось имя А. И. Ерамасова (1869–1927), о котором указатель имён к 46-му тому Полного собрания сочинений скромно указывает, что это – социал-демократ, искровец (партийный псевдоним «Монах»), который со времён «Искры» и до Октябрьской революции оказывал материальную помощь большевистской партии, и что после революции он вступил в Коммунистическую партию и работал в Музее народного образования.

Кроме того в хронологии к 9 тому ПСС о Ерамасове дважды упомянуто как об адресате ленинских писем.

Это – всё…

А ведь Александр Иванович Ерамасов заслуживает и доброй о нём памяти, и отдельной книги о нём. В 90-е годы XIX века он входил в один из народовольческих кружков, но когда на орбитах российского революционного движения появился Ленин, Ерамасов стал поддерживать его. Поддерживать в весьма весомом смысле этого слова – материально.

Знакомы он и Ленин были ещё с начала 90-х годов, когда молодой Владимир Ильич жил одно время у родственников в Самаре. Ерамасов входил в число наиболее состоятельных людей Сызрани, что позволяло ему, к слову, регулярно избираться гласным Сызранской городской думы… И все годы до Октября 1917-го он щедро выделял средства вначале на ленинскую «Искру» – именно ленинскую, затем – на ленинский «Вперёд», и другие большевистские издания.

Об А. И. Ерамасове очень тепло написала в своих воспоминаниях младшая сестра Ленина – Мария Ильинична:

«Хотя А. И. Ерамасов был довольно редким нашим посетителем в Самаре – жил он постоянно в Сызрани, – но связь с ним установилась крепко, на всю жизнь. Не принимая сам непосредственного участия в революционной работе, он за всё время подпольной борьбы снабжал партию средствами – он был тогда довольно богатым человеком, и в трудные времена мы всегда обращались за помощью к монаху, как прозвал его Ильич.

После революции А. И. Ерамасов был некоторое время в партии, но вышел из неё по болезни (туберкулёз лёгких и почем), короткое время работал в Музее народного образования, но вынужден был оставить работу по той же причине. Не имея заработка, он находился в стеснённых материальных условиях, но сам ни разу не написал об этом ни Владимиру Ильичу, ни кому-либо из членов нашей семьи – так велика была его скромность – пока мы сами не разыскали его и не выхлопотали ему пенсию. После этого А. И. Ерамасов прожил недолго и весной 1927 года умер в Сызрани»[332]332
  Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. С. 147–148.


[Закрыть].

О мифическом «германском золоте» Ленина написаны горы макулатуры, а не мешало бы честно написать о реальном «ерамасовском золоте» Ленина.

Ну, что ж, кое-что об этом скажу я, приведя ниже полностью два письма Ленина к Ерамасову. Они интересны не только с точки зрения показа отношений Ленина и Ерамасова, но и как лишняя иллюстрация тогдашнего положения дел в партии, и как лишний штрих в портрете Ленина.

Итак, между 23 декабря и 4 января 1905 года из Женевы в Сызрань уходит письмо:

«Монаху от Ленина личное

Дорогой товарищ! Очень рад был узнать, что с вами можно теперь установить более правильные сношения. Хорошо было бы, если бы Вы воспользовались этим и написали мне сами несколько строк о Вашем настроении и ближайших видах. А то до сих пор все сообщения про Вас шли через посредников, чту всегда затрудняет несколько взаимопонимание.

Наши партийные дела были весь год безобразны, как вы, наверное, слышали. Меньшинство сорвало окончательно второй съезд, создало новую „Искру“ (видали ли Вы её? Как к ней относитесь?) и теперь, когда громадное большинство высказавшихся вообще комитетов решительно восстало против новой Искры, меньшинство сорвало и третий съезд. Меньшинству слишком явно стало, что партия не помирится с их органом сплетни и дрязги в борьбе, возвращения к рабочедельству в принципах, знаменитой теории организации-процесса.

Теперь позиция выяснилась. Комитеты большинства объединились (4 кавказских, Одесский, Екатеринославский, Николаевский, СПБ, Московский, Рижский, Тверской, Северный и Нижегородский). Я начал здесь (с новыми литературными силами) издавать газету „Вперёд“ (анонс вышел, № 1 выйдет в начале января н[ового]. ст[иля].). Сообщите, как Вы относитесь и можно ли рассчитывать на Вашу поддержку, которая была бы для нас крайне важна»[333]333
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 428.


[Закрыть].

Тот, кто хорошо знаком со стилем чисто партийных – в том числе и «личных» писем Ленина, сразу увидит различие в том, как Ленин писал товарищам по борьбе (или – по необходимости, оппонентам), и как он пишет единомышленнику, стоящему вне живой борьбы, но полезному для этой борьбы. Видно, что Ленин относится к Ерамасову не как к «дойной корове», а как к человеку, достойному уважения и Лениным уважаемому, но…

Но живой, быстрой мысли в письме не угадывается. И это понятно – Ленин чутко улавливает, что в разговоре с таким уникальным адресатом требуется выдержать тонкую, деликатную линию…

С одной стороны, нельзя сбиться на некую агитацию, тем более – на полемику, здесь это ни к чему. Человек не ведёт прямой партийной работы, ему не грозят арест, тюрьма, ссылка, каторга… Он – не народоволец Дмитрий Лизогуб, отдавший борьбе не только свои миллионы, но и свою жизнь, окончив её на эшафоте.

Однако, с другой стороны, этот человек крайне полезен и нужен для партии, и то, что он свои пусть не миллионы, но немалые тысячи отдаёт в распоряжение партии не из прихоти, не откупаясь, а во имя будущей победы именно большевиков, надо оценивать по достоинству.

Ленин и оценивает. Вот второе его письмо – тоже от декабря 1904 года:

«Дорогой друг! Ваша помощь была для нас вообще и для меня в особенности крайне ценна. Если я ни разу не обращался ещё к Вам с специальной просьбой, то это потому, что крайности не было, а в Вашей поддержке, насколько это для Вас возможно, я был уверен. В настоящее время наступает момент крайности, момент до того серьёзный, что я и не мог раньше предполагать ничего подобного. Наше дело грозит прямо-таки крахом, если мы не продержимся при помощи чрезвычайных ресурсов по меньшей мере полгода. А чтобы продержаться, не сокращая дело, необходимы minimum две тысячи рублей в месяц: на редакцию, издание, перевозку, снаряжение необходимейших агентов. Вот почему я и обращаюсь теперь к Вам с настоятельной просьбой выручить нас и добыть нам эту поддержку. Пожалуйста, дайте знать поскорее, возможно ли будет для Вас исполнить эту нашу просьбу»[334]334
  Ленин В. И. ПСС. Т. 46, с. 433.


[Закрыть].

Вот как непросто давалась Ленину возможность вести печатный диалог с передовыми силами России. На издание меньшевистской «Искры» средства находились всегда, но, спрашивается, – откуда? Конечно, если даже боевитым большевикам помогали состоятельные русские люди вроде Александра Ерамасова, то уж для стоящих на соглашательских позициях меньшевиков «спонсоры» находились в России тем более… Другой вопрос – только ли в России?