Текст книги "Игры капризной дамы"

– Да.

Потом наступила длинная пауза, щелчок аппарата, на который кладут трубку, и перед ним появилась испуганная Клео.

– Просыпайся, Федор, – попросила она, – Вадим позвонил, говорит, что сейчас будет. Одевайся быстрее…

«Ни хрена приключение», – промелькнула в мозгу вялая мысль, и он с трудом сел.

Клео металась по комнате от окна к дверям, нервно разминая пальцы.

– Ну же, Федор…

– «Что за дряни я выпил?» – хотел спросить он, но язык не слушался, и получилось:

– Се… дряни…

– Ну вот, все вы так, – запричитала Клео и стала помогать ему одеваться. – Так… пояс, пояс, теперь туфли…

– Я не-е могу встать, – произнес с трудом он.

– Надо встать, Федя, надо…

Видимо, это слово для Феди было чем-то вроде команды «подъем» для новобранца. Он поднялся и, держась за стену, пошел к выходу.

Клео шла впереди, приговаривая:

– Я тебе помогу, помогу…

Она выглянула в глазок, открыла двери и, не сказав ни слова на прощание, захлопнула их за его спиной.

Федя шел вниз по лестнице в абсолютно темном подъезде, держась одной рукой за перила, равнодушный ко всему, и знай он, что впереди нет нескольких ступенек, все равно шагнул бы вперед.

На улице была жуткая темень: ни света в окнах дома, из подъезда которого он вышел, ни луны, ни звезд.

Он куда-то двинулся, понимая, что нужно отойти подальше от опасного места, каким был дом, который он только что посетил. После сотни-другой шагов он понял, что заблудился, и пошел наугад, пока не увидел вдалеке гирлянды фонарей.

– Светлановский мост, – произнес он вслух, и ему стало чуть спокойнее, потому что это было знакомое ему место, а знакомое всегда менее страшно и менее опасно.

Как он шел к мосту, Федя не помнит. Очнулся он уже у бетонной лестницы, где-то наверху по мосту проносились редкие автомобили, а под мостом стояла гробовая тишина. Сейчас он соберется с силами, поднимется наверх и там найдет дорогу домой.

По лестнице он поднимался медленно, внимательно смотря под ноги, чтобы, как Мишке, не свалиться вниз и не свернуть себе шею. На середине он остановился первый раз, чтобы восстановить силы.

– Ну и шампанское, – опять вслух произнес он, – ну и пузырьки, хорошо хоть не отравился.

Второй раз остановился в самом конце лестницы, перед выходом на тропинку. Отдышавшись, он поднял голову и остолбенел. В двух шагах от него стоял «представитель воюющей стороны» и скалился во весь рот, в котором в верхнем ряду зубов справа отсутствовал один клык.

Противник находился выше его, в удобной устойчивой позиции, но не это было самое страшное, самое неприятное было в том, что Федя не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

«Нет устойчивости к транквилизаторам», – на мгновение вспомнился ему Купрейчик.

Щербатый, как в фильмах Брюса Ли, ударил его ногой в лицо и сбил вниз. Далее был долгий нереальный полет, и он ударился затылком обо что-то, не долетев до земли.

– Высота пятого этажа, высота пятого этажа… не забудьте выключить телевизор…

– Ну ты меня напугал, – послышался голос Клео, – ты хоть соображаешь, что с тобой случилось… Ты хоть знаешь, что я пережила, когда ты отключился?

Он открыл глаза и увидел Клео, которая выключала телевизор.

– Ну как? – спросила она, возвращаясь к креслу, в котором полулежал Федя. – С тобой это часто бывает?

– Что бывает?

– Ну… обмороки или засыпания ни с того ни с сего… Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответил он, хотя ощущал непонятную слабость.

– Я сначала испугалась, но ты дышал и вел себя вполне спокойно, как спал, ну и я с тобой прилегла, пока телевизор не запищал… Значит, уже час ночи.

Он, не слушая ее, поднялся из кресла, прошел в ванную, посмотрел на себя в зеркало.

Из зеркала на него глянуло его лицо, чуть опухшее и чуть заспанное. Он прополоскал рот водой, умылся.

– Ты собрался уходить? – спросила Клео, когда он вышел из ванны.

– Нет, – ответил он решительно, – я от тебя никуда не уйду, я буду спать у тебя…

– Ну теперь-то я тебе не дам спать, – сказала она и повисла у него на шее, – ты раскаешься, что остался…

Так и случилось.

Ближе к утру она, устроившись подбородком в ложбинку между его рукой и грудью, сказала:

– Расскажи о себе…

Он никак не ожидал такого вопроса, но по привычке быстро нашелся и начал выкручиваться.

– Ну что тебе рассказать… Жизни у меня нет, есть одна работа. Вот так, днем работа, вечером жена, детишки сопливые…

– Я это уже слышала, – возразила она, щелкнув легонько по лбу, – так говорил Доцент в фильме «Джентльмены удачи»…

Нужно было как-то сменить направление разговора, и он спросил:

– Ты давно обрезала волосы?

– Давно, – сказала она, – мне «рекомендовал» их обрезать Вадим, чтобы я ими не привораживала мужчин.

– По-моему, твоя сила не в волосах, – стал развивать новое направление Федя, радуясь, что так ловко переключил Клео.

– А в чем, по-твоему, моя сила?

«Вот это сменил на свою голову, а ведь должен был предугадать этот обычный женский вопрос. Некую интерпретацию – любишь ли ты меня?»

– Сила в тебе самой, – ответил он, чуть помедлив, – и волосы тут ни при чем…

– Э-э, не скажи, волосы тут очень при чем, я всю жизнь носила короткие волосы, а знаешь почему?

– Нет.

– Газеты читать надо было десять лет назад, – произнесла она с легким оттенком обиды.

– Ну-ну… читал и газеты…

– Ладно, – сказала Клео и в знак примирения взъерошила ему волосы, – а знаешь, скоро должен вернуться Вадим. А когда он снова пойдет в рейс в Грецию, ты, наверное, уедешь… Мне хорошо с тобой, ты не думай, я не нимфоманка. Я просто не очень счастливая женщина. У меня, с одной стороны, все есть: муж, квартира, не бедствую, а с другой – у меня ничего нет… Наверное, у меня материнский комплекс?

– Нет у тебя никакого комплекса, – ответил он, – ты – женщина, и этим все сказано, вот родишь, и все твои комплексы сразу пройдут, времени на них не останется.

– Я не могу быть матерью.

Он чуть было не спросил: «Почему?». Но в последний момент сдержался, осознав бестактность вопроса. А Клео после долгого молчания произнесла:

– Хочешь, я расскажу тебе сказочку?

– Да.

– Ты любишь сказки?

– Нет.

– Ты не любишь сказки про принцесс?

– Про принцесс люблю.

– Ну так слушай, – начала она. – У вполне нормальных родителей, вовсе не королей, родилась девочка-принцесса. Была она маленькая, нежная и добрая. Очень любила животных. Когда она выходила играть во двор и встречала собаку или кошку, прятала их себе под пальтишко, если они были маленькие, и отказывалась идти домой, потому что «без нее они замерзнут». Потом девочка стала болеть, и родители решили переехать в другой город, на юг. Они переехали в Сочи, и там девочка перестала болеть.

Родители девочки-принцессы мечтали отдать ее в школу фигурного катания. В Сочи, такой школы не было, и девочку отдали в школу гимнастики, разумеется, спортивной. Девочка с первого класса стала ходить в две школы, и когда друзья родителей спрашивали:

– Как дела в школе?

Она уточняла:

– В какой? Обычной или спортивной?

Девочка полдня была в одной школе, а вторую половину – в другой, сначала она тренировалась три раза в неделю, потом шесть раз, а потом по два раза в день. Она была очень способной, ее заметили и скоро на нее, как на будущую звезду, начали ставить все: и тренеры, и спортивная общественность, и даже родители…

Сначала девочке было очень тяжело, но потом она втянулась в эту гонку и не представляла себе другой жизни. Она как бы разделилась на две половинки. Одной половинкой была она сама с ее детскими заботами, а другой – спорт.

В пятнадцать она – кандидат в сборную команду Советского Союза, и в пятнадцать она травмируется, делая упражнение на параллельных брусьях… Ты можешь сказать, что параллельные брусья – мужской снаряд. Да, это так. Это мой тренер для общей физической решил попробовать меня на мужских упражнениях. Но хватит о себе, ведь я рассказываю сказочку о принцессе. У принцессы были переломы обоих предплечий. Переломы сложные, на правой руке даже открытый. Наша принцесса долго лечилась, восстанавливалась. А потом опять пришла в зал и стала тренироваться. У нее многое получалось, и она постепенно стала входить в прежнюю форму, но на ней уже поставили крест и тренеры, и городская спортивная общественность… Принцессе в то время было семнадцать, она окончила обычную школу и осталась ни с чем. А тут еще приключилась беда, ее родители поехали в командировку в Африку и погибли в автомобильной катастрофе. Принцесса осталась одна. Она поступила в институт, но, проучившись несколько лет, бросила его. Потом она вышла замуж за штурмана сухогруза «Абхазия»… Тогда у принцессы появились длинные волосы, но через три года они опять стали короткими…

В то же время принцесса узнала от врачей, что у нее никогда не будет детей: сказались нагрузки, а точнее, перегрузки, чрезмерный мышечный корсет и тому подобное…

Как тебе сказочка?

Он ничего не ответил. Тогда она снова заговорила:

– С тех пор девочка-принцесса иногда ходит на пляж одна, слушает прибой, смотрит на волны, гуляет в парке, где летом цветет магнолия. Это сказочное дерево… У нее толстые листья, таких не бывает ни у одного дерева этой широты, огромные белые цветы, чем-то похожие на фату невесты, и дурманящий запах… Запах этот коварен в парке и опасен в комнате, но в помещении магнолии не растут, поэтому это самый безопасный цветок…

Иногда принцесса знакомится с принцем, у которого в глазах есть то, чего нет у других людей…

– Что же ты нашла в моих глазах! – спросил он.

– То же, что и ты в моих, – неустроенность, неудовлетворенность, желание найти свою вторую половинку.

– Ты что? Поняла, что я ищу именно тебя?

– Да.

– Ну что ж, ты недалека от истины.

– Скоро рассветет, тебе пора, встретимся послезавтра, но позже, часов в девять…

В подъезде, как всегда, была темень кромешная. Федя попытался нащупать рукой выпуклый номер на двери квартиры. Номера не было, тогда он спустился на этаж ниже и чиркнул зажигалкой. Квартира, расположенная под той, в которой он был в гостях, имела номер 29, следовательно, та была 33.

На улице он подошел к углу дома и мелком написал вензель «К». Написал высоко, чтобы случайно мальчишки не стерли днем.

Домой он вернулся, когда уже рассвело, через забор перелезать не было необходимости: ворота были открыты, и пес уже сидел на цепи. Федя прошел к себе в комнатенку и завалился спать.

Проснулся он в обед, быстро оделся и пошел в город.

От универсама Федя пытался пройти той дорогой, что проделали они с Клео вчера, но заблудился. Тогда он начал сплошные поиски, обходя дом за домом, и нашел, наконец, пятиэтажку с нарисованным на ней вензелем «К».

К остановке автобуса Внучек шел, повторяя название улицы и номер дома: он забыл захватить с собой ручку.

Потом он поехал в предварительные кассы Аэрофлота и сдал билет.

Остаток дня Федя провел на пляже. Он накупался до одурения и пошел домой. Вечером попросил у хозяйского внука несколько старых школьных тетрадей.

Запершись в комнате, Федя стал разбирать каракули сочинского третьеклассника. Но он искал не ошибки. Как он и предполагал, в каждой тетради было по несколько чистых листов. Федя вырвал их и сложил на столе, тетради же разрезал ножом по формату денежных купюр и равномерно рассовал по кармашкам пояса.

Проделав все это, вдруг почувствовал дикое одиночество и желание побыть с людьми. Он вышел во двор и сел играть в домино с мужчинами. С первого же раза он с партнером проигрался. Делать было нечего, пришлось идти в комнатенку и брать бутылку водки, одну из тех, что оставил Валера.

Когда Федя вернулся с бутылкой, мужчины сказали в один голос:

– Ого, бронебойные пошли. – И смотались за закусью: не пристало отдыхающим пить водку так же, как и вино.

Федина бутылка разожгла аппетиты. Домино было заброшено, и мужская половина отдыхающих, не поддаваясь уговорам женской половины, «гудела» до часу ночи, пока женская половина, объединившись, не пошла в последний и решительный бой и не разогнала мужчин. В этом бою участвовала и Тамара. Вот так женщина Кавказа.

В рядах женщин была и Магда. Солидарность – великое дело. Конечно, она напоследок не преминула сообщить всем, что все мужики пьяницы…

Утром он дождался ухода основной части отдыхающих на пляж, умылся, побрился и уселся за столом в своей комнатенке писать послание Юнакову. Он писал и представлял себя человеком, у которого вечером дуэль и он не знает, чем она закончится. Все, что он излагал, ложилось на бумагу необычно легко и связно, видимо, все это уже устоялось в его подсознании.

В письме он сообщил адрес Клео, изложил причины гибели Мишки. Места, которые логически плохо стыковались между собой, он домысливал и дописывал так, как хотел бы их видеть, нисколько не смущаясь при этом: если сегодняшний вечер подтвердит все это – прекрасно, ежели это не получит подтверждения, он вернется, и письмо, как говорил его бывший шеф в Каминске, не уйдет в адрес.

Закончив писать, Федя сходил в город, перекусил в том же кафе, что и всегда, купил конверт и вернулся.

К своему удивлению, он увидел во дворе Магду.

– Не пошла на пляж? – спросил он.

– Не пошла, – ответила она.

– А почему?

– По кочану… Тебя жду…

Он подумал, что это шутка, прошел в свой сарайчик, вложил написанное письмо в конверт, запечатал и написал адрес прокуратуры.

– Володя, Володя, – звал кого-то голос хозяина во дворе.

«Идиот, он же зовет тебя, поскольку еще с тех времен, когда был жив Мишка, ты сам избрал сей псевдоним».

Федя открыл дверь, рядом с крыльцом стоял хозяин.

– Не забыл? – спросил он Федю.

– Не забыл, – ответил Внучек, пытаясь вспомнить, о чем это говорит хозяин.

– Михаилу сегодня девять дней…

Федя все понял, сходил в комнату, достал вторую бутылку и вынес хозяину.

– А сам-то не будешь, что ли? – спросил хозяин охрипшим вдруг голосом.

– Дела у меня вечером, нужно иметь трезвую голову.

– По сто грамм всего…

– Нет, – возразил он.

– Ладно, может, до вечера передумаешь, – сказал хозяин и пошел к дому.

Федя знал, что вечером поминок не будет: хозяин не удержится до вечера, но возникло непредвиденное. Вывернувшаяся откуда-то Тамара отобрала у него бутылку.

Хозяин стал объяснять ей, что бутылка предназначена для поминок…

– Вечером, вечером, – пообещала Тамара и пошла в дом. Хозяин потянулся за ней, явно пытаясь уговорить ее не ждать до вечера.

– …вот и Володя уходит, – были его последние слова, перед тем как он скрылся за дверью дома.

Федя вернулся в комнатку, приготовил одежду на вечер: кроссовки, джинсы, трикотажная майка с длинным рукавом, которая почему-то раньше называлась фуфайкой, потом стал собирать вещи в сумку.

За этим занятием и застала его Магда, бесцеремонно и без стука появившаяся в комнате.

– Пошли, – позвала она.

Впрочем, бесцеремонность ее объяснялась просто. За ее спиной стоял хозяин. Он радостно улыбался и говорил:

– Я ей говорю, что ты вечером уходишь, а она, а она…

– Куда эт мы собрались вечером? – спросила Магда.

– Потом поговорим, – ответил Федя.

На этот раз за столом под навесом собрались только четверо, поскольку пара пожилых отдыхающих уже уехала домой.

Федя сидел рядом с хозяином. Магда и Тамара напротив.

– Давай, Володя, – сказал хозяин, – наша взяла.

– Ага, ваша, – не преминула подколоть хозяина жена, подмигнув Магде, совсем забыв, что она кавказская женщина.

Хозяин разлил водку в четыре маленьких граненых стаканчика и произнес коротко:

– Пусть земля ему будет пухом.

Федя, помня о том, что сочетание жары и водки может дать ему повторение головных болей, пригубил. Но хозяин, уже расправившийся со своим стаканчиком, заорал:

– До конца, до конца…

И Феде ничего не оставалось, как выпить.

– Вот это по-нашему, – констатировал хозяин.

– По-твоему, – не сдержалась Тамара.

Молча закусили, хозяин разлил остатки.

– Упокой его душу, – сказала Тамара, все выпили и засопели.

Хозяин, посидев немного, вдруг всхлипнул и произнес:

– … такого парня, и-эх…

– Ну-ну, – вмешалась Тамара.

– А их не нашли? – спросила Магда.

– Кто их будет искать, – пробурчал хозяин.

Федя, который от выпитого захмелел, еле сдержался, чтобы не рассказать присутствующим о тех, кто убил Мишку. У него даже рот открылся, чтобы… Но в последний момент тормоз, что сидел в нем со времен службы у Капризной дамы Безопасности, сработал, и слова застряли в горле.

– А Володя наш, – неожиданно сменила тему разговора Магда, – тут женщину завел.

– Да ну, – искренне удивился хозяин.

– А то вы, Борис Михалыч, не знаете, что все мужчины – кобели несчастные.

– Ну уж нет, – ответил хозяин, – я, например, своей жене ни разу не изменил за всю жизнь… ни разу, правда, Тамара?

– У тебя другая страсть, – проворчала жена, выхватывая у хозяина из рук неизвестно откуда появившуюся бутылочку от импортного пива, наполненную прозрачной жидкостью. – Ты что, собираешься всех этой гадостью потчевать?

– Ну помаленьку, – сказал хозяин и потянулся за бутылочкой. Тамара, высоко подняв ее над головой, встала из-за стола и пошла в дом. За ней, как теленок за ведром с молоком, мыча потянулся хозяин.

Федя и Магда остались под навесом одни.

– Где твой сын? – спросил Федя, чтобы опередить вопрос, который собиралась ему задать Магда.

– На пляж ушел с соседями.

– На пляже в жаркий день хорошо…

– Хорошо, – утвердительно произнесла Магда, – не то что некоторым. Ты что, уезжать собираешься?

– Кто тебе сказал?

– Никто, сердцем чую…

– Чувствительное у тебя сердце.

– Не то, что у некоторых.

– Магда, – обозлился Федя, – ты мне скажи, чем я тебе насолил?

– Ничем.

– Ну тогда к чему вся эта злость… Стоит ли переживать, все мужчины одинаковы, уедет один, приедет другой, какая разница…

– Ду-урак.

– Ну вот, за мои же сухари и я же – дурак.

– При чем тут сухари? – не поняла Магда.

«Где уж тебе с твоим провизорским образованием понять, при чем тут сухари», – подумал он, а вслух сказал:

– Магда, ты чего ко мне привязалась? Я тебе обещал что-нибудь и не выполнил своего обещания? Или дал понять, что…

– Ага, – перебила его Магда, – скромника из себя строил, а вчера ночью через забор возвращался.

– Ужасающий пример нескромности, – съязвил Федя, – перелез мужик через забор.

– При чем тут забор, – возмутилась Магда, – ты же у женщины был.

– А ты что, мать родная мне, чтобы переживать по такому поводу?

– Мать! – в запальчивости ответила Магда.

– А раз мать, – неожиданно для себя произнес Федя, – помоги мне в одном деле. Поможешь?

– Помогу, – с готовностью ответила она.

– Письмо я тут одно написал, а надежды, что оно дойдет до адресата, нет. Сможешь отправить его?

– Конечно, смогу, давай письмо.

– Письмо очень личное, его нужно будет отправить только в том случае, если со мной что-нибудь случится… Понятно?

– Понятно, давай письмо.

– Письмо я оставлю на кровати в своей комнате… Если я завтра не появлюсь, ты его бросишь в почтовый ящик в городе, для верности на Главпочтамте, лады?

– Лады.

– Ну тогда до свидания.

Федя поднялся из-за стола и ушел в свою каморку без лестницы.

В комнате было прохладней, чем под навесом. Он лег на кровать, и глаза его закрылись сами собой.

Но долго отдыхать ему не пришлось, скрипнула дверь. Он открыл глаза, на пороге стояла Магда.

– Позволишь? – спросила она.

– Входи…

Гостья прошла в комнату и села на краешек табуретки.

– У тебя неприятности? – поинтересовалась она.

– Пока нет, но скоро могут появиться, – ответил он, а про себя подумал: «Слаб человек и в трудные минуты всегда хочет, чтобы его пожалели, посочувствовали, помогли, а уж если не помогли, то отомстили за него…»

– Я могу тебе чем-то помочь? – обратилась к нему Магда без обычного кокетства.

– Конечно, можешь, – подтвердил он и представил себя суперменом из голливудского фильма.

– Что мне делать?

– Закрыть дверь на крючок…

Перед тем как уйти от него Магда спросила:

– Может, ты никуда не пойдешь сегодня?

– Может, не пойду, – ответил он, – а может, пойду, сие от меня не зависит.

– А от кого зависит?

Он ничего не ответил на вопрос, а только показал глазами на потолок.

– А-а, – протянула Магда и, поправив юбку, вышла из комнаты во двор.

Времени до встречи оставалось три часа, но Федя уже совсем извелся и решил не ждать. Он принял душ, оделся, сложил все вещи в сумку, бросил на кровать конверт с письмом Юнакову и вышел на крыльцо.

Во дворе никого не было, он сунул ключ от комнатки под крыльцо, в условленное место, о котором два часа назад рассказал Магде, и пошел из дома. Пес, мимо которого он проходил, не то что ухом не повел, даже глаза не открыл.

Разумеется, он не пошел к универсаму, а двинулся к морю, где долго стоял у парапета возле гостиницы «Приморская» и смотрел на пляжи внизу с купающимися и загорающими людьми, на скользящие по блестящей поверхности воды катера, на единственный пароход на горизонте, уходящий, быть может, в Турцию или Грецию; на красное, опускающееся в море солнце – смотрел, пока в глазах не запрыгали «зайчики» и он перестал вообще что-либо видеть.

Потом он пошел гулять по аллеям набережной мимо гостиниц, ресторанов, кафе, фотографов, снимающих отдыхающую публику на фоне беседок с куполообразными крышами, ребятишек, торгующих мороженым рядом с беседками, мимо шашлычных, из которых исходили запахи специй, дыма и жареного мяса, киосков, продающих газеты и всякую курортную и некурортную всячину.

И этот город с его жителями, большими и маленькими, отдыхающими, богатыми и бедными, с новыми рекламами и старыми плакатами, с объявлениями в стиле «а ля Америка двадцатых годов», с хулиганами, мошенниками, рэкетирами и проститутками показался ему родным и близким, словно он родился здесь, вырос здесь и не собирался куда-либо уезжать.

В восемь часов он был рядом с концертным залом, где добрая тысяча слушателей вокруг зала бесплатно наслаждались пением Аллегровой, приехавшей в Сочи на гастроли.

Федя прослушал до конца песню о младшем лейтенанте, который не знает женскую тоску по сильному плечу, и пошел дальше.

У галереи еще раз посмотрел на часы, до встречи оставалось двадцать минут.

«Если автобуса не будет десять минут, не поеду», – подумал он. Но автобус, которого на остановке ждали полчаса, подошел через минуту.

Билет Федя брать не стал.

«Если меня задержат контролеры, штраф платить откажусь, меня отведут в милицию…»

Но контролеры на этом отрезке пути билеты не проверяли.

«А может быть, она не придет… и все закончится благополучно?»

Но и она была на месте. Ее платьице он увидел издалека…

Все шло, как обычно. Он опять не мог запомнить дорогу, как ни пытался, а она ни разу не оглянулась, уверенно ведя его на самой прочной веревке в мире, веревке, без которой, может быть, не существовал бы и сам мир.

– Вот мы и дома, – сказала Клео, – садись в кресло, отдохни и на меня не обращай внимания: я всегда нервничаю перед его приездом, мне все кажется, что он меня насквозь видит.

– Тогда не стоило встречаться.

– Все вы, мужчины, одинаковы…

– Не будем ссориться.

– Да-да, извини меня… я расстроена, но не встречей, а расставанием… Наверное, ты действительно моя половинка…

– Ну так бросай все и поедем со мной, – предложил он.

– Не говори глупости, – мягко ответила она, – отдохни немного, я сейчас.

Она включила телевизор и пошла на кухню, а он плюхнулся в кресло и стал одним ухом слушать диктора, который комментировал решение правительства об обмене денежных купюр, а другим – прислушиваться к шумам на кухне.

Вот открылся холодильник, вот зазвенели фужеры, вот послышалось шипение наливаемого шампанского, а вот непонятная пауза и… Клео появляется в комнате, держа в руках по фужеру.

– Прощальные, – сказала она.

– Остатки сладки, – пошутил он и взял фужер из ее рук. – После такой духоты на улице хочется пить… У тебя то ли вода бежит на кухне, то ли газ…

Клео, присевшая было на подлокотник кресла, вскочила и помчалась на кухню, а он, сделав огромный бесшумный шаг к открытой форточке, выплеснул шампанское на улицу и, чтобы звук от разливаемой по асфальту жидкости не был слышен ей, громко спросил:

– Клео… что там?

– Ничего, тебе показалось, – ответила она, возвращаясь в комнату, – это, видимо, у соседей.

Федя поставил пустой фужер на журнальный столик, облизнул губы и произнес:

– Какой странный вкус у шампанского…

– Нормальный вкус, – почти без паузы произнесла Клео, отхлебнув из своего фужера глоток, – ты просто тоже сегодня нервничаешь, вот тебе и кажется…

– Может быть, может быть, – задумался он.

– Не может быть, а так оно и есть, – сказала она и, чтобы он не сосредоточился на анализе своих вкусовых ощущений, проворковала: – Присядем на диван, я так соскучилась по тебе…

Уходя в ванную, он взял с собой часть одежды и пояс, к неудовольствию Клео. Когда он оделся и вышел в коридор, было начало первого.

«Если я все правильно рассчитал, то это начнется сейчас».

Легкая дрожь начала беспокоить его. Но он взял себя в руки, заглянул в комнату, где уже одетая Клео сидела в кресле и курила сигарету. За все время их знакомства это была вторая сигарета, которую она курила при нем. Первую она прикуривала на пляже от Валериной зажигалки.

– Ты уже уходишь? – спросила она.

– Да, – ответил он, – ты в таком состоянии… волнуешься…

– Погода немного, – забеспокоилась она, подтвердив его предположение, – побудь еще капельку.

«Значит, еще не время», – подумал он и уселся в кресло напротив.

– Послушай, – сказала она, – ты все время ходил дальней дорогой, но, оказывается, есть короче… Сегодня, когда выйдешь из дома, пойдешь не направо, как обычно, а налево, пройдешь по улице и выйдешь к Светлановскому мосту…

– Но там далеко обходить мост, – выдавил он из себя, и все поплыло у него перед глазами, поскольку все предположения сбывались один к одному.

– Не надо ничего обходить, там есть лестница наверх. Поднимешься и сразу окажешься на остановке автобуса. Автобусы, конечно, уже не ходят, но ты от остановки сориентируешься. Понял? А направо не хода, там шпана развлекается. Вчера одного мужчину чуть ли не до смерти избили.

– Может быть, лучше направо, чтобы не заблудиться, – закинул он удочку еще раз.

– Нет-нет, – более поспешно, чем обычно, отозвалась она, попавшись на его уловку. – Это опасно… Я не хочу, чтобы с тобой напоследок что-нибудь случилось…

– Да что со мной может случиться, – гнул он свою линию, заставляя ее все больше увязать во лжи уговаривания.

Федя поерзал в кресле, ему немного мешал пояс, набитый вместо денежных знаков листками от тетрадок хозяйского внука, и хотел было продолжить игру, как раздался телефонный звонок.

И хотя оба они ждали его, звонок произвел эффект сработавшей петарды. Клео пришла в себя первой и бросилась к аппарату.

– Да-да, – сказала она, сняв трубку.

– Клеопатра, – послышался в ночной тишине чуть искаженный мембраной мужской голос, – у меня две свободные недели… Мы стали в Одессе, и я прилетел. Беру тачку и через двадцать минут дома. Не бойся…

– Боже мой, – произнесла она с интонацией безысходности, в которой не чувствовалось ни грамма фальши.

«Либо она хорошая актриса, либо все так и обстоит на самом деле».

– Сегодня никак этого не ожидала…

– Сколько у меня времени? – прервал он ее причитания.

– Немного, – не глядя на него, проронила Клео, – минут пять – десять.

Чтобы еще более обострить ситуацию, он вновь зашел в ванную, закрылся на крючок и включил воду.

– Федя, – стала звать его она, – что с тобой, ты не уснул?

Он молчал.

– Федор, – забарабанила в дверь Клео.

– Да, – наконец ответил он, – чуть не уснул.

Отодвинув задвижку, Федя вышел из ванной, прошел мимо удивленной Клео в комнату и сел в кресло.

– Тебе опять плохо?

– Нет, – сказал он.

– Ты что-нибудь забыл?

– Да…

– Федор…

– А тебе не кажется, что я такой же Федор, как ты – Клеопатра?

– Что? Я не пойму тебя? – произнесла она и стала заламывать руки. – Не время для шуток.

– Все-все, – перебил он ее, – заканчивай эту комедию, садись в кресло, поговорим.

– У нас нет времени, – начала было она.

– Есть, и у нас, и у тебя, а уж у меня его вообще вагон, потому что мне торопиться некуда, разве что на тот свет.

– О чем ты?

– Все о том же.

– Кто ты? – вдруг спросила она. – Кто тебя послал?

– Мишка, – ответил он.

– Мишка? Кто такой Мишка?

– A-а, быстро ты забыла свою недавнюю половинку. А Мишка – это тот парень, который две недели назад влюбился в тебя, который по твоему совету стал носить деньги в потайном поясе, последней сочинской новинке, и который девять дней назад по твоему совету пошел под мост и свернул там себе шею… Не суетись, в милицию я не побегу, у меня нет уверенности, что ваши курортные менты не примут меня за сумасшедшего. Так что усаживайся удобнее, я тебе сказочку расскажу…

– Бред какой-то, – сказала Клео. – Может быть, тебе опять нехорошо от шампанского?

– Оставь в покое шампанское, слушай лучше сказочку. Моя сказочка будет короче твоей, но гораздо интереснее…

В некоем курортном городе жила-была девочка-принцесса. Была она единственной дочерью обычных родителей, вовсе не королей, но такое бывает в условиях развитого социализма. Девочка с детства занималась гимнастикой. Она знала, что она – талант, но талант нужно развивать. И девочка-принцесса работала над шлифовкой своего таланта каждый день, так как, несмотря на юный возраст, понимала, что у нее нет всемогущих родителей и, чтобы выбиться в люди и стать королевой, нужно трудиться и трудиться.

И вдруг – перелом предплечий, длительное лечение, восстановление, новые тренировки, новые успехи, но… на девочку уже никто не обращает внимания… По меркам гимнастики она – перестарок, ведь в мастерах уже ходят школьницы начальных классов. Короче, возникает ситуация, про которую говорят – «поезд ушел»… Для принцессы пропал смысл жизни, но она еще пыталась найти себя в других видах, но не спорта, а человеческой деятельности. Она пытается учиться, работать, но все это мало устраивает ее, и она выходит замуж за моряка. Но и эта жизнь не по ней. Она разводится с мужем…

И все бы хорошо, но надо добывать себе пропитание. А нужно сказать, что девочка наша имела не только красивые формы, природа наделила ее и умом, и даром чувственности, какой встречается чрезвычайно редко и граничит с нимфоманией, но… заниматься проституцией, хотя и прибыльно, но вульгарно, принцесса-проститутка – такого еще не бывало…

И принцесса создает легенду и начинает знакомиться с мужчинами на пляжах, возможно, поначалу это были пляжи «Жемчужины» или другие «привилегированные загородки». Потом грянула перестройка, легализовалась проституция и заняла ниши, которые использовались любителями. Из «привилегированных загородок» пришлось уходить и довольствоваться городскими пляжами. Но легкое «доение» курортников не устраивает нашу принцессу, и она находит себе партнера – симбиоз сутенера и соучастника. Она ищет мужика с деньгами, изучает его и выводит на него сутенера… Не думаю, что это все делается одним и тем же способом, но это не так важно и для нашей сказочки большого значения не имеет. Одно можно сказать совершенно точно. Обобранные таким способом никоим образом не связывали ограбление с принцессой; принцесса-грабитель – такой персонаж тоже необычен для сказок, но не российских. Впрочем, если бы ограбленный и связал его с ней, то не нашел бы замка, в котором она живет, вот тут третья ее ипостась – принцесса-невидимка.