Текст книги "Игры капризной дамы"

– А вот это ты зря, – грозно сказал Хуснутдинов, – это прямо сталинизм какой-то… КГБ за каждым шагом следит, кто где работает, кто кому квартиру отделывает… Так?

Хуснутдинов шел ва-банк. Но Федя-то понимал – это блеф. Хозяин, как курица-мать, уводит коршуна Внучека от своего цыпленка.

– Избави бог, – сказал Федя, сделав вид, что чуть смутился от натиска Хозяина, – но мне стыдно, что уже неделю трубоклады не могут отправить погибших домой, и все потому, что где-нибудь кого-нибудь нет. То патологоанатома, чтобы сделать вскрытие, то столяров, чтобы сделать гробы и ящики, потому что без первых их в больнице не выдают, а без вторых на железной дороге не примут. А завтра выяснится, что в субботу-воскресенье товарная станция не принимает, а в понедельник еще что-нибудь случится…

– Ну да, – продолжил перечень Хуснутдинов, – а потом Первое мая…

– Да не в Первом мае дело, – устало сказал Федя.

– Где работают столяры? – закинул удочку Хуснутдинов.

– Ну откуда мне знать, – ответил Федя, – у нас на дворе не сталинские времена…

– Все, сегодня же начнут, я лично проверю.

– Шариф Шафутдинович, – польстил ему Федя, – уж пожалуйста…

– Все будет нормально… – Провожая Внучека до дверей, он вдруг спросил: – А зачем тебе все это нужно? Боишься, что опять массовые беспорядки начнутся, а ты тут вроде как за безопасность ответственный?

– Не знаю, – честно признался Федя, – наверное, когда вот-вот обрушится мост, кто-то должен встать под него.

– Э, брат, – сказал Хуснутдинов, – когда рушится мост, сделать чего-либо нельзя, только себя погубишь… – И покачал головой.

Что означали эти покачивания, Федя не понял, несмотря на всю свою оперативную подготовку.

В приемной, сказав секретарше: «До свидания», Федя не мог не заметить, как подавила она в себе открыто враждебный взгляд.

Ничего не поделаешь. За столом в приемной сидел как раз тот цыпленок, которого спасал Папа и в квартире которого два лучших и единственных столяра СМУ делали встроенный шкаф.

5

В отделении его ждал шеф.

– Как идут дела с расследованием на станции? – спросил он.

– Идут, идут, – попробовал отшутиться Федя, – но очень тихо, маленькими такими шажками.

Шеф шутки не принял.

– Федор Степанович, – сказал он назидательно, – шутки в сторону, работать нужно активнее. До истины докопаться первыми должны мы.

– Почему именно мы? – спросил Федя, хотя мог и не спрашивать, так как знал, что ответит ему Карнаухов.

– Мы имеем возможность получить конфиденциальную информацию о причинах ЧП, а прокуратура такой возможности лишена, – как на занятии, произнес шеф.

– Да я не об этом, я полагаю, что нет большой разницы, кто из нас первым доберется до истины.

– Ну вот, – сказал шеф, – не ожидал от вас, Федор Степанович, я-то думал, что мы с вами союзники… – И покинул Федин кабинет.

Когда дверь за ним закрылась, Федя подумал, как резко меняет человека кресло начальника. Хотя и слабым опером был Карнаухов, но не настолько, чтобы не знать – докопаться до истины можно, только получив точную информацию о причинах и мотивах случившегося. И те, и другие, во-первых, лежат очень глубоко, а во-вторых, если люди заинтересованы в их сокрытии, прячутся еще глубже.

Знал и знает это Карнаухов, а вот поди ж ты, став шефом, в упор не замечает той простой истины, что дело не в самой информации о происшествии, а в том, чтобы эта информация была положена в основу каких-то действий, которые создавали бы условия для устранения в будущем таких происшествий.

Знает шеф и то, что информация, которую нужно получить, лежит на дне человеческих душ. В спокойном состоянии разглядеть ее трудно. Другое дело, когда спокойствие души нарушено, когда что-то взбаламутило это спокойствие и крупицы истины поднялись со дна, так что их можно рассматривать и оценивать.

Феде надо нарушить спокойствие в душах лиц, причастных к происшествию, и тогда все станет на свои места. Но Федя занят другим – пытается устранить последствия случившегося, что не является его прямой обязанностью. Но греха в этом большого нет. Конечно, если узнает шеф, не миновать упреков, но и это не страшно. Можно будет оправдаться тем, что он работал на предотвращение возможных последствий случившегося, а это, само по себе, связано с его работой. Хотя все это от лукавого: если Феде удастся локализовать конфликт – этого никто не заметит. Ежели все будет наоборот, возмущенные трубоклады поднимут рабочих, то его взгреют за то, что «не принял мер»…

Размышления Феди прервал телефонный звонок.

– Здравствуйте, – произнес женский голос. – Это… это…

– Да-да, – ответил Федя, вспоминая непривычное для здешних мест имя и отчество, – это я, Мальвина Брониславовна.

– Федор Степанович, Федор Степанович, – зашептала женщина, – я… я вам это… билет отложила…

– Когда можно приехать? – спросил Федя, мгновенно сообразив, в чем дело.

– Сейчас…

Федя пулей выскочил в коридор и дернул дверь кабинета начальника – она была закрыта.

– Владимир Ксенофонтович уехали, – услышал он голос Байметовой, напомнивший ему Агнессу Васильевну.

– Я скоро, – сказал ей и бросился к выходу.

Ему повезло, пару остановок до автостанции, где Мальвина Брониславовна работала кассиршей, он доехал на автобусе и на месте был уже через десять минут.

Мальвина Брониславовна, увидев Федю в окошко кассы, тут же это окошко захлопнула и открыла дверь.

– Федор Степанович, Федор Степанович, – зашептала она, испуганно косясь на закрытое окно, – я видела этого… с бородой…

Мысленно отругав «экономистов» управления, приславших одну фотографию по ориентировкам на розыск, Федя достал из внутреннего кармана несколько фотографий и стал раскладывать их на столе.

– Вот он, вот, – сказала Мальвина Брониславовна и ткнула пальцем в бородатого мужчину.

– Когда он был здесь?

– Минут пятнадцать назад, заглянул в окошко, но билета брать не стал, испугался, наверное…

– Какого он роста?

– Не знаю, – ответила Мальвина Брониславовна, – окошко низко врезано: все наклоняются…

Федя вышел из домика станции и огляделся.

Итак, в Каминске появился объект всесоюзного розыска под условным именем Борода. Вероятность его появления в Каминске, по теореме Чебышева, была настолько мала, что равнялась нулю. И тем не менее… Ведь может кому-то выпасть выигрыш при шансах один на миллион.

Федя вернулся в отделение и хотел доложить о сигнале шефу, но того по-прежнему не было.

Он прошел к себе, открыл сейф и внимательно перечитал ориентировку.

Бороду звали Александром, было ему сорок лет, роста он был среднего, сто семьдесят сантиметров, склонен к полноте, между большим и указательным пальцами правой руки имел наколку «Саша». Борода гастролировал по Союзу, в основном по городам, где были оружейные и военные заводы, скупал оружие и продавал его в горячие точки, баснословно на этом наживаясь.

Ориентировка заканчивалась словами: «Санкция на арест имеется».

Шеф появился перед самым окончанием рабочего дня. Они заперлись в его кабинете, обсудили поступивший сигнал и сошлись на том, что это не мог быть Борода, потому что в Каминске нет оружейных заводов и Борода не настолько глуп, чтобы самому идти на станцию. Согласно той же ориентировке у него было два личных телохранителя. Уж одного-то можно было послать за билетом…

На том и разошлись.

Около девяти в квартире Внучека зазвонил телефон.

– Это тебя, – сказала Наталья, оказавшаяся к телефону ближе, – мужик какой-то…

– Федор Степанович, – произнес мужской голос, – только что я подвозил к ресторану четырех человек. Двое с оружием, один с бородой…

– Ты не ошибся, видел оружие?

– Обижаешь, Степаныч, – сказал звонивший, – я же в армии служил и видел пистолеты… Это не «Макаровы», а парабеллумы.

– Ох… – чуть было не выругался Федя. – А какого роста бородатый?

– А черт его знает, он сзади сидел, но очень похож… копия Карл Маркс.

– Спасибо, – сказал Федя и хотел назвать фамилию говорившего, но сдержался: рядом была Наталья, а конспирация, она и в Каминске – конспирация.

В следующую минуту Федя загнал Наталью в кухню, закрыл дверь, чтобы она не могла расслышать разговор, и стал набирать номер начальника.

– Есть еще один сигнал, – сказал Федя шефу, – в ресторан десять минут назад таксист подвез четырех мужчин, один из них по приметам похож на Бороду.

Федя ничего не сказал про оружие, не хотел лишаться помощника. Но шеф, он и в Каминске – шеф, чтобы видеть все на три метра под землю и чувствовать опасность за километр.

– Ну, действуй по обстановке, – сказал он, – ты парень опытный, в милицию обратись, а у меня что-то тахикардия разыгралась… Но держи в курсе…

Федя оделся, открыл дверь в кухню.

– Я на работу, – сказал он Наталье, – скоро вернусь. – Хотя гарантию того, что он вернется скоро и вообще вернется, мог дать только Господь Бог.

– Работнички, – презрительно скривившись, сказала Наталья, разумеется, имея в виду его и шефа.

Уже выйдя на улицу, Федя пожалел, что не попросил шефа хотя бы прийти в отделение, на телефоне посидеть, пока Федя будет «руководить операцией», да сейф свой открыть, в котором лежит оружие сотрудников. Тут жители Каминска второй раз за два года могли услышать из уст Феди длинное ругательство. Вся шпана вооружилась, и даже нормальные каминцы стараются без ружья во двор не выходить, а сотрудники госбезопасности хранят оружие в сейфах начальников.

«Таков приказ», – говорит шеф. Но приказы не учитывают многих вещей, начальственной тахикардии, например, с такими мыслями Федя дошел до райотдела милиции.

– Есть кто-нибудь? – спросил у дежурного, сидящего за плексигласовой перегородкой.

– У-у, – ответил тот.

– Открой дверь, – сказал Федя, – позвонить надо…

Дежурный нехотя поднялся, нехотя подошел к двери и впустил к себе Федю.

– Начальник, – сказал Федя, дозвонившись до Узякина, – выручай, объект розыска объявился… с оружием. Ориентировка совместная.

Федя на самом деле не помнил, совместная с МВД была ориентировка или нет, но решил таким образом «связать» Узякина.

– Знаешь, – ответил Узякин, – я бы сам приехал, но не могу, на выходном я и поддал крепко, так что, сам понимаешь, мне в таком виде ни в отделе, ни на улице показываться не стоит. Но я тебе дам людей. – Наступила пауза, видимо, Узякин думал, кого из «людей» он может дать, потом послышалось ругательство, и, наконец, он произнес: – Дай трубку дежурному… У нас все в разбеге, притоны проверяют…

Дежурный по мере того, как слушал начальника, все вытягивался, вытягивался вверх, потом проорал: «Есть!» – и стал звонить по внутреннему.

Минут через десять в дежурке собрались: капитан Минаенков, мужчина лет сорока с небольшим, который «сидел» на розыске без вести пропавших, и знакомец Внучека младший сержант Смирнов.

– Поступаете в распоряжение капитана КГБ, – торжественно сказал им дежурный. – Приказ начальника…

Федю потихоньку начало трясти то ли от предчувствия опасности, то ли от чересчур медлительных действий дежурного и малочисленности подкрепления, которое тот нашел ему. Если в ресторане действительно сидит Борода да еще со своими крутыми телохранителями, можно сразу просить дежурного позвонить в «Погребок».

– Оружие есть? – спросил Федя у подкрепления.

– Есть! – почти радостно сказал капитан, распахнул китель и стал рвать из кобуры пистолет. Вынул он его с третьего рывка.

– Посмотри, заряжен ли, – съязвил дежурный, нарушив субординацию, поскольку сам был лейтенантом. Но ирония была к месту, капитан потому и оставался капитаном в свои сорок с небольшим, что был крайне неловок, любил выпить и являл собою предмет насмешек в райотделе.

– А у меня нет, – послышался голос Смирнова.

– Возьми автомат, – сказал ему капитан-розыскник.

– Так я ему и дам! – уперся дежурный.

– Позвоните начальнику, – сказал Федя.

Но дежурный уже понял свою ошибку и, чтобы не получать от начальника «очередного вливания», пошел открывать оружейку…

Федя, капитан-розыскник и младший сержант сели в ПГ и поехали к ресторану. У крыльца первые двое вышли из машины, а сержант и водитель остались в резерве.

В дверях ресторана Федя и капитан замешкались на секунду.

Феде очень захотелось, чтобы в ресторане не было никого с бородой.

Однако судьба распорядилась иначе. В левом углу зала сидели четверо мужчин. Одного взгляда было достаточно, чтобы сказать – не местные. Бородатый сидел боком к двери.

– Ну прямо Карл Маркс, – сказал капитан.

Федя после этих слов вздрогнул, так как Борода действительно походил на Маркса.

– Есть идея, – сказал капитан, – я щас официантку приведу. – И, не ожидая ответа «руководителя операции», пошел в зал.

К удивлению Феди, мало кто из посетителей обратил внимание на капитана, который пришел в форме да еще и уселся с видом завсегдатая за стойку бара.

Сквозь стеклянную дверь Федя видел, как капитан о чем-то говорил с барменом. Бармен подозвал официантку. Потом они стали шептаться втроем, а на стойке появился стакан красного вина. Капитан тяпнул его, занюхал рукавом и пошел к дверям вместе с официанткой.

Четверка за столом не обратила на эту странную пару никакого внимания.

– Знакомьтесь – это Люся, – сказал капитан. Официантка жеманно протянула Феде руку, и он ужаснулся: она была пьяна.

– Ерунда, – сказал капитан, увидев Федино замешательство, – Люсьен все сделает в лучшем виде… Люсьен, подойди к тому столику и скажи кому-нибудь, что его в вестибюль приглашает баба… Он подумает, что это та баба, с которой он танцевал, и выйдет… Ясно, Люсьен?

– Ясно, – сказала Люсьен и пошла к дверям.

И следующую минуту капитан вытолкал из вестибюля двух пьяных, пообещав, если не уберутся, сдать их в вытрезвитель, махнул рукой с крыльца сержанту, поставил на входные двери швейцара, который, оказывается, хорошо знал капитана и называл его Колей.

Люся, как было видно сквозь стекло, стояла посередине зала и смотрела на часы. Затем она подошла к столику и бесцеремонно хлопнула по плечу крайнего мужчину из тех, кто сидел за столом с Бородой. Тот посмотрел на Люсю, но, видимо, ее состояние не внушило ему подозрений. Он встал и пошел к вестибюлю…

Как только он вышел, капитан схватил его за шиворот, прорычав: «Спокойно… милиция…» – и поставил лицом к стене. Федя помог обыскать мужчину: оружия у него не было.

– На выход, – сказал капитан грозно, и мужчина через полминуты сидел в ПГ за решетчатой дверью.

Успех вскружил головы.

– Люся, давай, – махнул капитан официантке, и Люся пошла к столику.

Второго взяли так же ловко, как и первого. Но вот беда: оружия у него тоже не оказалось. Таким образом, возможности взять вначале вооруженных членов группы исчерпались. Надо было спешно придумывать что-то новое.

– Что будем делать? – спросил капитан; глаза его блестели не то от волнения, не то от выпитого вина. – Третий раз они на эту удочку не пойдут.

Только он кончил говорить, как, к ужасу всех участников «операции», Люся, находящаяся в зале, посмотрела на часы, пьяно качнулась и пошла к столику… Бородатый и последний его спутник не дослушали ее, встали, одновременно и решительно двинулись к входным дверям.

– Валера, – крикнул капитан сержанту, – поставь автомат на предохранитель, а то ты нас постреляешь…

Валера стоял от дверей дальше всех. Федя и капитан были в поле огня.

В это время стеклянная дверь открылась, и в вестибюле показался бородатый со своим спутником. В мгновение ока перед Федей пронеслись все ошибки «операции», и он подумал, что его «преподы», знай, что он будет так организовывать задержание, никогда не выпустили бы его из стен учебного заведения.

– Милиция, руки вверх, лицом к стене! – заорал капитан.

Крик не дошел до сознания бородатого и второго. Зато щелчок предохранителя и характерный звук затворной рамы автомата, досылающей патрон, произвели на них сильное впечатление, впрочем, как и на Федю с капитаном.

У Феди подогнулись колени, поскольку он понимал, что стрелять сержант мог только через его спину, а капитан зашипел: «Я что тебе говорил?»

Бородатый, его спутник, Федя и капитан остолбенели… Первым в себя пришел розыскник. Он схватил бородатого за шиворот и потащил к стене, Федя более неуклюже сделал то же самое со вторым.

А сержант, вошедший в роль, грозно орал:

– Оружие, где оружие?

У бородатого пистолет оказался за поясом брюк на животе, а у его спутника – на спине. Он, видимо, приглашал кого-то из женщин танцевать и переместил него туда.

Когда двух последних задержанных вели к ПГ, Федя обратил внимание, что бородатый выше его. А Федин рост – метр семьдесят семь.

В райотделе они обыскали четверку и рассмотрели оружие. Таксист правильно сказал – это были не «Макаровы». Но и не парабеллумы. Таксист принял за таковые спортивные пистолеты «Марголина».

Через полчаса выяснилось, что четверка приехала на соревнования по стрельбе, но в нарушение инструкции пистолеты носила с собой.

– Что будем делать? – спросил на этот раз Федя капитана.

– А ничего… Нарушение налицо. Этих отпустим, за пистолетами пусть завтра придут, начальник им по штрафу выпишет, стрелки хреновы… – сказал капитан.

Он сам распорядился отпустить задержанных и вернулся в кабинет, где Федя докладывал по телефону своему начальнику об «операции».

– Значит, это не он? – поинтересовался шеф так просто, будто речь шла о человеке, которого приняли за приятеля, но потом поняли, что обознались.

– Не он…

– Ну и слава богу, – сказал неверующий шеф и положил трубку.

– Ну че, – по-свойски предложил Феде капитан-розыскник, – ко мне зайдем, обмоем удачное задержание?

– Нет, – сказал Федя, – мне домой нужно.

Уже выходя из отдела на улицу, он услышал, как Валера Смирнов говорит кому-то с горечью:

– Понимаешь, бандгруппу задержали, а кагэбэшник их всех отпустил…

На улицах горела жидкая первомайская иллюминация, которой Федя совсем не заметил, когда спешил в милицию и ехал в ресторан.

С фасадной стороны «крейсера» стояла группа парней – человек восемь – десять.

Федя не пошел коротким путем, задворками; спешить было некуда да и на неприятность не хотелось нарваться. Однако неприятности поджидают нас не только на задворках.

Из-за большого тополя вдруг появился подросток лет пятнадцати и заслонил Феде дорогу.

«Все ясно, – подумал Федя, – это “зачинатель”, его задача “прискребаться” к прохожим. Он выводит прохожего из себя, а те, что стоят у дома, спешат к нему на выручку, так как “какой-то козел хотел ударить Ваську, Петьку, Косого, Хрипатого…” – впрочем, ни имена, ни клички значения здесь не имеют».

Резкий свист из группы, до которой было метров тридцать, не остановил подростка.

– Дай закурить, – произнес он сшитым голосом «прискребку», известную в Старом Свете с тех пор, как Колумб привез из Нового Света первый мешок с махоркой.

Федя ухватил подростка за рукав куртки, потянул рукав влево вверх, а когда тот развернулся к нему боком, ткнул стопой под колено. Сопляк стал медленно опускаться на землю. Однако, падая, он бросил на Внучека уверенно нагловатый взгляд, который говорил: «Ой, что сейчас будет!..»

Федя переступил через него и пошел дальше, на девяносто процентов уверенный, что дальше ничего не будет. Глушак свистом предупредил сопляка: этого мужика надо пропустить. Сопляк либо не услышал, либо не понял, за что и был наказан. Глушак отлично понимал, что конфликт с опером КГБ может ему дорого обойтись. Законы жизни – ничего не попишешь. Здесь все, как в природе: хищник съедает не просто травоядного, а слабого травоядного, который не может причинить тебе вреда ни в момент съедения, ни после, если ему вдруг удастся вывернуться…

Дома Федя переругнулся с Натальей и пошел, как у них водилось, спать на кухню.

Возбуждение, вызванное «операцией» и стычкой с малолетками, не давало ему заснуть.

«Охо-хо, – думал он, – а ведь не узнай меня сегодня Глушак, попал бы в переплет. “Всемером и шестерки заклюют”», – вспомнилась ему зэковская поговорка.

Он представил себе, как разозленный «прискребатель» ждет следующую жертву, чтобы компенсировать неудачу. Встал, позвонил по телефону дежурному по горотделу милиции.

– Это Внучек, – сказал он лейтенанту. – Там, у «крейсера», Глушак со своей бандой развлекается…

– Понял, сделаем, – ответил дежурный, пролив некоторый бальзам на Федину рану, хотя наш герой очень сомневался в том, что это «сделаем» будет выполнено.

6

В понедельник с утра Федя смотался на станцию, попросил начальника посодействовать трубокладам в отправке погибших и заехал в прокуратуру.

– Что нового? – спросил он у Семена.

Толстых писал обвинительное заключение по какому-то уголовному делу и сидел по уши в бумагах.

– Ничего нового, – ответил он. – Постановление о назначении технической экспертизы я вынес. Будем ждать результатов…

– Никто не давит авторитетом?

– Ну как же, навязывают мысль, что все это Атаманский подстроил. К прокурору приезжал главный инженер «Союзжелезобетонконструкции». По-моему, он еще в Каминске…

– А как Хуснутдинов?

– Никак… Это не его епархия, и он особо не волнуется.

В это время к Семену зашла секретарша и, раскланявшись с Внучеком, передала просьбу прокурора срочно показать материалы по происшествию на ТЭЦ.

– Руководство беспокоится, – заговорщицки сказала секретарша Феде, из чего тот понял, что она считает его вполне своим, раз делиться столь конфиденциальной информацией.

– Шефа опять кто-то покусывает, – сказал Семен. – Ну, до встречи…

Припекло солнце. Дул весенний ветерок, суша Каминские тропинки и дороги. Федя шел в отделение, думая, что происшествием теперь придется заняться только после праздников. Если трудовые будни для многих праздники, то для сотрудников госбезопасности – наоборот.

Но прошли праздники, начались будни, а Федя так и не придумал, как «замутить» воду… Уже трубоклады давно справили девятидневные поминки, уже разъехались спецы технической инспекции, уже вновь закрепили трос и начали гонять лифт вверх и вниз, сначала осторожно, потом – нормально, как и следовало по инструкции, а далее, как и раньше, со значительными перегрузками, но вода вокруг главных действующих лиц, могущих прояснить тэцовское происшествие, по-прежнему была чистой, как слеза ребенка.

10 мая после обеда шеф пригласил Федю к себе.

– Как дела с ЧП на станции? – строго спросил он, и Федя понял, что это не праздный вопрос: шеф чем-то располагал, поэтому и вел себя так уверенно и строго.

– Никак, – не стал хитрить Федя, чтобы угадать, что же за карты появились в руках начальника, и, исходя из этого, сыграть свою партию.

– Значит, нет ничего? Плохо, батенька, работаете, – сказал шеф и протянул Внучеку листок с печатным текстом.

Анонимка была в два адреса: в управление КГБ и в Каминское горотделение.

«Подстраховались», – механически подумал Федя, оценивая «компетентность и осведомленность» автора.

Анонимка была длинной, но суть ее сводилась к тому, что «следователь Толстых пытается увести от ответственности Атоманского, истинного виновника гибели трубокладов, так как он подстроил обрыв лифта, а сам остался цел», а дальше шла полнейшая ерунда, поскольку аноним утверждал, что Атоманский, «желая отомстить бригадиру, то есть начальнику, совершил террористический акт, и дело о гибели трубокладов должен расследовать Комитет государственной безопасности».

– Ну что? – спросил Карнаухов.

– Ахинея, – ответил Федя. – Даже невозможно предположить, что писал взрослый человек. Хотя сейчас всякий школьник знает, что анонимных писем не бывает, пиши хоть левой ногой, хоть на машинке печатай, это во-первых, а во-вторых, направлять нас на работу по этому следу, значит, разрушить ту версию, которую аноним предлагает. Потому что признаков теракта в действиях Атоманского нет.

– Возможно, возможно, – сказал шеф, – однако, чтобы опровергнуть все перечисленное, мы должны доказать, что в действиях Атоманского не было умысла на подрыв или ослабление советской власти.

– Доказывать или опровергать нужно доказательствами, а не анонимками, которые, как известно, доказательствами не являются.

– Как сказать, как сказать, – произнес шеф. – Письмо направлено в два адреса: значит, через неделю жди первого экземпляра с препроводительной и резолюцией «разобраться». Так что не обращать внимания на письмо нельзя.

– Да нет в этом письме ничего для нас интересного, – вяло отмахивался Федя.

– Чтобы так говорить, нужно иметь факты, опровергающие анонима, а у вас их нет.

– А у анонима они есть?

– Мы перед анонимом не ответчики, нам аноним денег не платит.

– Но…

– Никаких «но»!

Плюясь в душе, Федя взял письмо и ушел в свой кабинет. Там он вновь перечитал его и пришел к выводу, что написать анонимку мог человек, от роду которому было лет шестнадцать-семнадцать. Приближенные Хуснутдинова не могли написать сие без разрешения или без молчаливого согласия Папы, а тот дать такого согласия не мог, поскольку обрыв лифта у субчиков не его горе.

И вдруг Федю осенило. «Идиот, – подумал он, – ты забыл правило не считать других глупее себя. А что, если автор специально подставляет беднягу Атоманского, зная, что версия эта не будет подтверждена… Но анониму не нужно этого: аноним прячет что-то другое, но что? Нарушения ТБ? Слишком мелко… Есть что-то еще. Это точно».

С осознанием этого к Феде пришло и то, что не приходило эти две недели. Он понял, как можно взбаламутить воду, чтобы в мутной водичке решить все проблемы и ответить на все вопросы.

Первое, что сделал Федя дo исполнения задуманного, – достал из стола папку с образцами шрифтов пишущих машинок.

Машинка, на которой был отпечатан текст анонимки, явно «Ятрань». Но среди имевшихся в наличии образцов каминских «Ятраней» такого оттиска не было. И Федя пошел другим путем. Он взял линейку и тщательно исследовал частные признаки шрифта. Искомая машинка плохо пропечатывала верхнюю перекладину у литеры «г», у литеры «о» был едва заметный разрыв слева, а литера «а» чуть наклонена вправо, будто она все время спотыкалась, цепляясь хвостиком за неровности на бумаге.

Выждав два дня, Федя поехал на станцию. Оставив машину у конторы СМУ, он зашел в спецкомендатуру. Маленький и юркий, как ящерица, капитан Масловец, имевший у спецконтингента кличку Крученый, перебирал бумаги у себя в кабинете.

После непременных вопросов, именуемых дежурными, о жизни и оперативной обстановке Федя «зацепил» начальника за самое больное место – план.

Начальник спецкомендатуры тут же начал клясть Хозяина, «от которого все зло на свете». И если бы не его тупость и не самомнение, если бы он не считал себя, как Чан Кайши, специалистом во всех вопросах, то Масловец сейчас бы горя не знал, руководил бы спокойненько условно-осужденными, а не этими…

После всех причитаний Масловец в который раз рассказал Феде историю о том, как Хозяин написал письмо в УВД, не согласовав его даже с начальником милиции. Федя искренне посочувствовал ему и попросил показать это злополучное письмо, с которого началась каминская спецкомендатура. Письмо это хранилось у Масловца, и он частенько показывал его коллегам, как и то, в котором Хуснутдинов, пытаясь исправить свою ошибку, просил увэдевское начальство о смене профиля спецкомендатуры с «условно освобожденного» на «условно осужденный».

Масловец достал из сейфа письмо, отдал Феде и, стоя у него за спиной, начал комментировать слог Шарифа Шафутдиновича. Делал он это чрезвычайно зло и изобретательно, но Федя его не слышал: он весь превратился в глаз, а глаз, как известно, только видит.

Феде стоило большого труда не показать свою радость, когда он сразу же наткнулся на спотыкающиеся «а» и литеры «г» со слабой пропечаткой верхней перекладины.

Он вернул письмо Масловцу, поговорил еще немного обо всем и ни о чем и направился в здание напротив.

– Агнесса Васильевна, – сказал он секретарше, – Шариф Шафутдинович меня ждет…

Фраза эта была первым, что взбрело ему в голову, потому что он плохо соображал сейчас, возбужденный тем, что наконец нашел ниточку, которая приведет его к клубочку.

– Шариф Шафутдинович ждет вас, – ответила секретарша, и взгляд ее не был враждебен, а скорее выражал озабоченность, если не испуг.

Хуснутдинов встретил его, как и в предыдущий раз, почти с радостью.

– Времени в обрез, – сказал Федя, – я буквально на минутку… Какой-то супостат написал в управление и к нам анонимку о том, что Атоманский единственный виновник случившегося. Анонимка напечатала на машинке…

Тут Федя сделал паузу.

– Ну-ну, – сказал Хуснутдинов, почти не волнуясь.

– На той машинке, что стоит у вас в приемной, Шариф Шафутдинович.

Федя оставил Хуснутдинову лазейку для отступления специально. Он мог бы сказать: на той, что у Агнессы Васильевны, и тогда Хозяину вывернуться было бы труднее.

– Кто вам сказал?

– А нам ничего говорить не нужно, – ответил Федя. – Анонимка ушла в два адреса, а у нас в управлении эксперты в десять минут не только машинку вычислят, но и облик анонима установят, как на фотороботе (тут Федя загнул, однако обман подействовал – Хозяин чуть покраснел, но тут же взял себя в руки).

– Сторожа уволю… Агнесса Васильевна все жалуется: чехол на машинке не так лежит…

– Но это что, это было позавчера, – словно не слыша его, продолжал Федя, – а сегодня еще одно письмо пришло, напечатано на той же машинке, но уже за подписью начальника второго участка. Хотя это, скорее всего, липа, кто-то хочет подставить его или просто отвести от себя внимание.

– Нельзя ли взглянуть, – спросил Хуснутдинов, – на то, что сегодня пришло?

«Ага, – удовлетворенно подумал Федя, – то, что пришло позавчера, тебя не интересует… Ну, конечно, стоит ли читать письмо, которое ты, может быть, сам дал команду написать».

– Да что вам эти анонимки? – сказал Федя. – Скорее всего, и в первой, и во второй ерунда полнейшая, хотя… Может быть, мне стоит переговорить с начальником второго участка?

– И все-таки, – продолжал настаивать Хуснутдинов, покраснев, – ну хоть одним глазком.

– Нет-нет, Шариф Шафутдинович, – сказал Федя, а потом, словно выдавая государственную тайну, добавил почти шепотом: – Одно могу сказать… Во втором послании говорится, что первую анонимку написали вы.

– Я… я… – поперхнулся Хозяин и из красного сделался багровым.

– Ну ладно, задержался я тут у вас… Машинку закрывайте под замок, чтобы кто попало ею не пользовался. Свой имидж беречь надо, ведь так и действительно могут подумать, что вы дали поручение секретарше анонимку напечатать.

На Хуснутдинове не было лица, он невразумительно бормотал:

– Как можно… да разве так кто-нибудь может подумать… да разве…

– Да, кстати, а где я могу найти начальника второго участка?

– На строительстве, – сказал Хуснутдинов. – А лучше приходите завтра на планерку, и после мы с ним поговорим.

– Хорошо, завтра так завтра.

Все шло прекрасно. Хуснутдинов всполошился и теперь не преминет, конечно, встретиться с начальником второго до него.