Текст книги "Александр Алехин. Жизнь как война"

Так что же сделал Боголь? В конце 1925 года он спешно вернулся в Триберг. А вскоре… отказался от советского паспорта, так как он мешал ему ездить на некоторые международные турниры, куда не приглашали граждан СССР! В частности, его не пустили на соревнования в Мерано (Италия), так как «сапогом» уже заправлял Бенито Муссолини, откровенно не любивший большевиков. Этот недопуск и стал для шахматиста последней каплей, поскольку вновь не позволил ему заработать гонорар на потенциальной победе. Сам он в объяснительном письме Крыленко подтвердил, что основным мотивом вероломного решения был финансовый, а кроме всего прочего без обиняков заявил, что «СССР – страна бедная». «Я, благодаря моему подданству, был в этом году лишен возможности достаточно заработать на содержание моей семьи, несмотря на экономность моей жены. <…> Мой выход из советского гражданства будет являться только моей попыткой упрочить материальное положение моей семьи»⁵, – зажигал Боголь в письме.

После «предательского» решения Ефима Дмитриевича вышло постановление Исполнительного бюро Всесоюзной шахматной секции, формулировки которого сжигали все мосты. «Интересы собственного кармана и личного материального благополучия стоят выше вопросов чести и права именовать себя гражданином первого в мире рабочего социалистического государства. Связь Боголюбова с буржуазными мастерами капиталистической Европы оказалась крепче, чем связь с рабочим классом и шахматными организациями СССР. Желая на словах всяческого процветания СССР, на деле предпочел нанести ему политический и культурный ущерб. После такого заявления о возвращении в СССР не может быть и речи». Боголюбова лишили звания чемпиона Советского Союза и вывели из состава руководящего шахматного органа. 12 декабря он пришел в советское консульство в Берлине и сдал паспорт. С тех пор Боголь выступал исключительно за Германию.

По всей видимости, Боголюбов лишился тогда самого верного шанса провести матч с Капабланкой! Наверняка СССР, несмотря на все сомнения Боголя в отношении денежных возможностей страны, смог бы выполнить финансовые условия, которые выдвинул кубинец, и организовать матч где-нибудь в Москве или Ленинграде… А то и в родном для Боголюбова Киеве.

В постановлении Исполбюро появились и гневные строки об Алехине, который не просто так пропустил гранд-турнир в Москве: «Гражданин Боголюбов, пойдя по стопам Алехина и явившись не первым, а может быть, и не последним ренегатом в этой области, сам поставил себя вне рядов шахматной организации СССР. <…> Шахсекция смотрела и смотрит на шахматы как на средство культурного подъема масс и принципиально стремилась заимствовать и использовать все профессиональные достижения буржуазной культуры, в том числе и в области шахматного искусства. Шахсекция, однако, никогда не смотрела на шахматы только как на чистое искусство – тем более, только как на спорт, – и такой же строгой принципиальной выдержанности требовала от всех своих членов и организаций. Вот почему она не сочла возможным вступать в какие-либо переговоры с Алехиным об участии его в международном турнире в Москве, считая этого мастера чуждым и враждебным советской власти элементом»⁶.

Крыленко обозначил Алехина врагом и при этом отчасти слукавил: вообще-то Александр Александрович сам не захотел приезжать в столицу, ведь там его могли поджидать не на шахматном турнире, а совсем в другом, казенном месте, где он уже бывал.

10 февраля 1924 года Эмануил Ласкер, находясь в СССР, получил от Крыленко письмо, в котором присутствовала такая фраза: «Талантливый шахматист Алехин занял по отношению к своей родине контрреволюционную позицию исходя из ошибочного понимания роли трудящихся масс и своего собственного долга перед ними»⁷. Если Алехин узнал, сколь опасную формулировку применил «красный каратель» Крыленко, то наверняка сразу вспомнил и про расписку, хранившуюся в архивах ВЧК. И тогда перед ним встал выбор: рискнуть и вернуться домой, но с некоторой вероятностью потерять все или еще немного обождать. Тот же Ласкер выбил для Алехина охранную грамоту с подписями двух министров, пытаясь заманить его в Москву, но и это не убедило гроссмейстера – он остался в Париже.

То, что Алехина ждали в Москве в 1925 году, подтверждал бюллетень Французской федерации шахмат того времени: «Наш гроссмейстер Алехин, хоть и приглашенный очень срочно для участия в этом турнире, счел необходимым отказаться от поездки в страну, нынешние руководители которой не всегда проявляли к нему такую же доброту, обрекая его на смерть, например».

Но даже во Франции Алехин не был своим очень долго, хотя неустанно хлопотал о гражданстве. Заявление о натурализации он подал еще 3 ноября 1924 года, но его прошение откладывали из-за многочисленных разъездов игрока и того обстоятельства, что с 1922 года русского эмигранта считали большевиком, которому Советы якобы поручили специальную миссию во Франции (таковы были данные местной полиции). Excelsior ошибочно писала, что он стал гражданином Франции в 1925 году, перед турниром, на котором он должен был установить рекорд по количеству сыгранных партий вслепую.

15 марта 1922 года Александр Алехин на сеансе одновременной слепой игры; из 12 сыгранных партий он выиграл 11. Фотография информационного агентства Meurisse. Национальная библиотека Франции

На самом же деле это произошло лишь 5 ноября 1927 года (в тот же день француженкой стала и Надин)⁸. Как выяснили французские корреспонденты Кристоф Бутон и Денис Тейсу, соответствующий документ подписали президент Франции Гастон Думерг и министр юстиции Луи Барту. За несколько месяцев до этого, в мае, во Франции как раз приняли закон, упрощавший натурализацию иностранных граждан в связи с людскими потерями страны во время войны. Теперь для получения гражданства нужно было прожить во Франции три года. За Алехина тут же вступился президент Французской федерации шахмат Фернан Гаварри, который написал официальное письмо и адресовал его министерству юстиции, указав, что Алехин достиг больших результатов, и федерация хочет, чтобы он вел Францию к победам в июле на шахматной олимпиаде в Лондоне. «Участие Алехина подарило бы Франции наилучшие шансы на успех», – подчеркнул Гаварри⁹. Однако французам пришлось обойтись в Лондоне без Алехина.

Его натурализовали незадолго до окончания матча с Капабланкой, когда исход стал уже более-менее ясен.

Глава 18. Кошки-мышки

Капабланка устроил для Алехина не очень приятную игру в «кошки-мышки», то давая повод думать, что их матч состоится, то лишая его надежд. При этом сам кубинец после победы над Эмануилом Ласкером в 1921 году ввязывался в турнирную борьбу с другими шахматистами крайне неохотно, предпочитая больше проявлять себя в качестве сеансера.

Практически весь 1923 год Капабланка отдыхал от шахмат в своем новом доме к западу от Гаваны, в районе Буэнависта, что в дословном переводе с испанского означает «прекрасный вид». Дом располагался на Атлантическом побережье Кубы. Шахматист построил особняк на деньги, вырученные за чемпионский матч. Кроме того, Капабланка скупил все дома в квартале, чтобы сдавать их в аренду. Задачу упрощал тот факт, что в тех местах его отец Хосе Мария владел землей.

Двухэтажный особняк своей шикарной виллы кубинец проектировал сам. Наверху находилась смотровая площадка, с которой открывался живописный вид на террасу. На ней чемпион мира поручил выложить специальные каменные плиты, которые сформировали собой итоговое расположение фигур заключительной партии матча с Эмануилом Ласкером. Капа назвал свою новую обитель в честь жены – Villa Gloria; ее имя появилось на кованых воротах. Утром чемпион мира выходил во двор, где вдыхал насыщенный ароматами цветов, слегка солоноватый воздух, срывал с фруктового дерева плод сочного манго или сахарную сливу, которые обильно росли в кубинских тропиках, и заодно наслаждался разноцветьем своего ухоженного, просторного сада. Капа мог запросто надеть на себя костюм рабочего и часами трудиться в огороде, ухаживая за грядками с овощами, которыми с радостью потчевал посетителей дома. Еще кубинец старательно выкраивал время на то, чтобы заниматься воспитанием первенца, сына Туто (более официально – Хосе Рауль). Шахматист специально растил в огороде шпинат, чтобы сын рос здоровым и сильным¹. Капа не стал, как Алехин, отказываться от сложной, энергозатратной отцовской роли и проводил с женой и ребенком достаточно времени, чтобы они не слишком сильно по нему скучали. Эта уютная семейная обстановка была приятна Капабланке, ведь он не бредил шахматами, как Алехин, – они стали всего лишь приятным дополнением к его насыщенной, многогранной жизни, в которой люди занимали почетное место, а не оставались где-то на задворках «королевской игры». Увлечения Капабланки простирались далеко за пределы шахмат: он всегда любил теннис и скачки, ценил театр и кино, интересовался живописью и архитектурой, вникал как дипломат в политическую конъюнктуру, оказывался в эпицентре манящей ночной жизни (вот тут его семейные ценности дискредитировались). Да, титул чемпиона мира как будто обязывал его стать одержимым шахматной игрой, но этого не происходило.

Не всегда в жизни Капабланки того периода все складывалось как надо. Отец шахматиста Хосе Мария неудачно упал с лошади, получив травму, которая привела к болезни и смерти. Главному воспитателю чемпиона было всего 60 лет (Алехин тоже рано лишился отца). Потеря родителя, несомненно, стала большим моральным потрясением для Капабланки, который привык к беззаботной жизни, но других подобных поводов для огорчения у него не появлялось. При этом он использовал факт смерти Хосе Марии для того, чтобы манкировать участием в турнирах, к которым заметно охладел. Вообще первые годы после матча за корону никак нельзя назвать шахматным прорывом Капабланки – скорее, это был период легкого декаданса.

А вот Алехину приходилось крутиться, проявлять себя на многочисленных соревнованиях, чтобы и деньги зарабатывать, и показывать, что именно он, и никто другой, должен биться с Капабланкой за корону. Заодно Алехин ломал голову над тысячей других проблем, которые неприятно отвлекали от игры. Например, как окончательно не разорвать связь с Советским Союзом или как стать своим во Франции. Это Капабланка был гражданином мира, его везде принимали и любили. Алехин же в этом смысле оказался фигурой куда более противоречивой.

Шахматную паузу длиной в год Капа прервал в 1924-м на представительном турнире в Нью-Йорке. Отсутствие серьезной игровой практики сказалось – он стал лишь вторым: его обошел неувядающий доктор Ласкер, которому вообще-то было уже далеко за 50. Капабланка уступил Рихарду Рети (тот же неутешительный результат против чехословака показал и Алехин), причем в предыдущий раз кубинец проигрывал турнирную партию аж восемь лет назад, в январе 1916 года, американцу Оскару Хайесу! Кроме того, чемпион мира слабо провел первые пять нью-йоркских партий, не одержав ни одной победы. Возможно, это было связано с тем, что он играл с температурой. В четвертом туре, сражаясь с Алехиным, Капабланка выигрывал пешку, но преимущество не развил. Все эти проблемы, однако, не помешали ему собраться и взять серебро.

Алехина прекрасно знали в Америке, куда он уже приезжал до турнира и успел понравиться местной публике. Из четырех нью-йоркских партий с Капабланкой и Ласкером русский эмигрант проиграл одну (немцу), а остальные свел к ничьей. В его игре все еще имелись резервы для улучшения. За третье место он получил 750 долларов. Затем Алехин побил в Нью-Йорке мировой рекорд венгра Дьюлы Брейера, который сыграл 25 партий вслепую. Алехину покорилось новое достижение в 26 «слепых» партий (16 побед, по пять ничьих и поражений). Он играл 12 часов, взяв паузу только для небольшого перекуса. «Сеанс, как обычно и бывает в США, хорошо организовали, – прокомментировал Алехин. – Для меня сюрпризом стал уровень оппонентов. На первых 11 досках были любители первого класса, лучшие представители американских клубов Manhattan и Marshall». Действительно, его соперники оказались очень сильными игроками. Например, он проиграл будущему двукратному чемпиону США Исааку Кашдану и участнику радиоматча против СССР Альберту Пинкусу. Как только напряжение сеанса спало, Алехин отправился в ближайший ресторан, заказав там легких закусок, а потом пополнил запасы сигарет. За свое чудо-выступление Алехин получил всего 250 долларов, но вряд ли это его расстроило. Будучи мальчишкой, он восхищался шахматным магом Гарри Пильсбери, который освоил искусство игры вслепую, а теперь превзошел своего кумира, причем на его же земле!

Турнир гроссмейстеров в Нью-Йорке, 1924 год. Участники слева направо, стоя: Фрэнк Маршалл, Савелий Тартаковер, Геза Мароци, Александр Алехин, Рихард Рети, Ефим Боголюбов; сидя: Фредерик Ейтс, Хосе Рауль Капабланка, Давид Яновский, Эдвард и Эмануил Ласкеры. 56-летний эксчемпион мира Ласкер выиграл турнир – это была неожиданная победа

После выступления в Нью-Йорке Алехин взял паузу до конца года, чтобы написать книгу об американском турнире, которую затем перевели на многие языки, а также заняться сборником своих лучших партий². В том же 1924-м, с некоторым опозданием, вышла книга Алехина о турнире в Гастингсе.

Уже находясь в Париже, Алехин обратил самое пристальное внимание на учреждение в столице Франции Международной федерации шахмат (президентом стал Александр Рюэб из Гааги) – правда, вес новой организации был слишком мал, чтобы оказывать серьезное влияние на ключевые вопросы мировых шахмат. Членами ФИДЕ стали 15 государств: СССР среди них не оказалось.

Капабланка разозлился, что никто из претендентов на матч не смог опередить немецкого «динозавра» шахмат Эмануила Ласкера в Нью-Йорке. И хотя в то время понятия «эйджизм» еще не существовало, все-таки победа человека преклонного возраста над молодыми шахматными умами выглядела как насмешка. Так или иначе, кубинец сделал выгодное для себя заявление, что будет ждать сколько понадобится, пока не появится человек, действительно способный бросить ему вызов. А пока он бы с интересом посмотрел матч… Алехин – Ласкер.

Вторую возможность подтвердить свой чемпионский уровень сам Капабланка получил в 1925 году. Ефим Боголюбов провел с ним переговоры, приглашая шахматного короля посетить Москву. Кубинец не стал соглашаться сразу: он некоторое время раздумывал из-за рождения дочери Титы (более официально – Глория) и отсутствия денег на трансатлантическое путешествие. Ему долго собирали бюджет, который удовлетворил бы все финансовые запросы чемпиона, и даже бывший президент Кубы выворачивал карманы наизнанку, чтобы найти для него лишнее песо. Используя современную терминологию, была организована целая краудфандинговая кампания, которая завершилась успешно. В конце концов кубинец не устоял перед заманчивым предложением Советского Союза – поездка к загадочным большевикам, которых в газетах иные журналисты называли людоедами, обещала стать занятным приключением, а яркие эмоции Капабланка любил.

Алехин мог только досадливо качать головой, что в силу непреодолимых обстоятельств ему не выпала возможность громко заявить о себе в Москве как о главном кандидате на матч с Капабланкой. Но назойливый преследователь Капы к тому времени изыскал способ неплохо проявить себя! Газета Excelsior 10 января 1925 года написала, что 1 февраля «по случаю своей французской натурализации известный русский мастер Александр Алехин, рекордсмен мира по играм вслепую, любезно предлагает, в знак уважения к приютившей его новой родине, провести сеанс «слепых» партий. Он собирается побить собственный рекорд – сыграть 28 таких партий, а не 26, как было в прошлом году в Нью-Йорке»³. Звучало пафосно, вот только французом Алехин официально стал в 1927 году… Роль организаторов «волшебного действа» взяли на себя Французская федерация шахмат, а также газеты Excelsior иPetit Parisien.

Шоу имени Александра Алехина длилось почти 13 часов, за которые шахматист выкурил 29 сигарет! Александр Александрович сидел в удобном кожаном кресле, расположенном на полу «в шахматную клетку», за столом с приборами, и смотрел в большое окно. В это время у него за спиной за продолговатыми столами, на которых были расставлены доски, расположились участники сеанса. В зале было не протолкнуться – так удачно подогрела интерес к событию местная пресса. Периодически посетители с восхищением поглядывали на кудесника, блестяще руководившего своими шахматными армиями, – как генерал, отдававший распоряжения о перемещении войск из крытой палатки. Среди его соперников были как опытные любители, члены различных шахматных клубов Франции (например, Потёмкин), так и откровенно слабые игроки. Одна девушка просидела за доской почти до самого конца сеанса, отказываясь от замены, – так что не только Капабланка привлекал к своим выступлениям женскую аудиторию. Как писала местная газета Strategie, Алехину предлагали поесть, но он ограничился шоколадом, минеральной водой и большим количеством кофе. Когда все закончилось, шахматиста удостоили долгими и продолжительными аплодисментами, а один пожилой человек, расчувствовавшись, даже сказал, что после стольких часов игры гроссмейстер выглядел «свежим как роза». Из репортажа Figaro: «Огромный вестибюль Petit Parisien. Для всех шахматистов Парижа происходит священное действо. Александр Алехин играет 28 партий вслепую. Поворачивается спиной к игрокам. Мы объявляем о ходе того или иного шахматиста. Сразу тишина. Все взгляды устремлены к светловолосой голове, которая возвышается над креслом. И тихий, чистый голос скоро объявляет ответный удар. Какое внимание на всех лицах… И какое спокойствие у Алехина! Этот чемпион закуривает сигарету, скрещивает свои длинные ноги, снова ставит их прямо, и все это делает с каким-то презрительным, кошачьим выражением на лице. Побежденный встает и уходит с горькой складкой в уголке губ – яркий образ поражения. Безжалостный Алехин отвечает на все удары, и не без некоторого испуга мы наблюдаем чудеса, сотворенные его памятью. Это как некая непостижимая тайна, которая каждый раз появляется в голове, когда мы пытаемся постичь жизнь. Наконец, сеанс подошел к концу. Александр Алехин играл 12 часов 58 минут. Он выиграл 22 партии и проиграл трижды. Еще у него три ничьи. Он встал, провел рукой по глазам, словно пробуждаясь. У него загадочный, немного расплывчатый взгляд, какой можно представить себе у каких-нибудь морских чудищ, которых внезапно оторвали от их горькой жизни»⁴. Впрочем, по воспоминаниям самого шахматиста, из 28 партий он выиграл 23, сделал 3 ничьи и 2 проиграл⁵.

Александр Алехин в Нью-Йорке, 1927 год

На следующий день Алехин воспроизвел по памяти все сыгранные партии, чем снова восхитил французскую публику. Но через неделю 29 партий вслепую сыграл уже Рихард Рети. Мировые рекорды Алехину были необходимы, чтобы громогласно заявлять о себе как о претенденте на корону. Он пообещал однажды вернуться к вопросу отнятого рекорда и побить достижение Рети (что Алехин в блестящем стиле и сделал, но уже в 1930-е).

«Все окружающее становится абстракцией, – рассказывал о своих ощущениях от партий вслепую Алехин в интервью Petit Parisien. – В этот момент я уже не вижу ни цвета фигур, ни их формы, ни их размеров. А вижу идеальную шахматную доску: 64 неокрашенных квадрата, по которым перемещаются некие силы. Мои идеи становятся более оригинальными, чем когда нахожусь перед самой шахматной доской. Я чувствую себя совершенно непринужденно». (К слову, в СССР партии вслепую считали вредным для психики циркачеством – в 1929 году их официально запретили по решению Крыленко).

Тут же Алехин сыграл небольшой турнирчик в Париже (13 февраля 1925 года), первый для себя после Нью-Йорка, и легко победил (среди соперников оказались Савелий Тартаковер, Евгений Зноско-Боровский, бывший чемпион Чехословакии Карел Опоченский и чемпион Бельгии Эдгар Колле). «В этот раз играл с большой легкостью. Все казалось простым и естественным. Правильные идеи приходили в голову сами собой. Даже во всех ничьих у меня была примерно выигрышная позиция», – резюмировал Алехин⁶.

В 1925 году Алехин провел сеанс одновременной игры, находясь спиной к доскам; он победил в 22 партиях из 28.

Затем русский гроссмейстер блеснул на международном турнире в Баден-Бадене, куда не приехали Капабланка и Ласкер, зато собрались все остальные именитые игроки. Вот здесь Алехин должен был, что называется, палить изо всех орудий, чтобы показать, насколько он готов к вероятному матчу за звание чемпиона. Его выступление превзошло все ожидания – он одержал 12 побед, ни разу не проиграл, хотя среди его соперников числились Акиба Рубинштейн и Ефим Боголюбов, которые тоже мечтали зарубиться с Капабланкой. Тартаковер сказал, что Алехин играл в стиле истинного чемпиона мира. Зигберт Тарраш счел, что качество игры русского шахматиста было явно выше, чем у Капабланки в Нью-Йорке. После этого Алехин углубился в защиту докторской диссертации, и теперь уже Капабланка должен был «нанести ответный удар», доказать, что не зря он восседает на троне. Этот шанс кубинец мог всецело использовать в Москве… Но провалил задачу!

Перед отъездом в столицу СССР Хосе Рауль дал интервью американской газете New York World, рассказав ряд любопытных вещей. «Шахматы – больше, чем игра или тренировка ума, – философски размышлял он. – Это особая категория. Всегда считал шахматы, хорошую игру в шахматы искусством, достойным восхищения. Не меньшего, чем полотно художника или произведение скульптора. Скорее, шахматы – развлечение для ума, чем игра. Они одновременно и художественны, и научны». Недавнее падение интереса к занятиям шахматами в США он объяснил тем, что местная пресса слишком много внимания уделяла мнимому, с его точки зрения, расстройству психики двух величайших мастеров этой страны, очевидно, имея в виду Пола Морфи и Гарри Пильсбери. «Часто приходилось слушать, что мужчины и женщины, в остальном обладая прекрасным интеллектом, на полном серьезе спрашивали, не боюсь ли я потерять рассудок, играя в шахматы. Похоже, у многих американцев укоренилось мнение, что легкость или особое мастерство в игре указывает на некое психическое расстройство». Себя он считал уникумом, отмечая, что в тропическом климате редко появляются выдающиеся шахматисты, а вот в холодных странах, где люди проводят много времени в закрытых помещениях, шанс стать классным шахматистом выше. Он особо подчеркнул, что ему повезло начать играть в шахматы в четыре года, что дало импульс для дальнейшего развития (правда, пример Самуэля Решевского показал, что не всегда раннее увлечение «благородной игрой» приводит к грандиозным успехам в карьере). На странный вопрос американского журналиста, считает ли кубинец, что шахматные фигуры на турнире в СССР будут необычными (большевики якобы стали их производить на своих фабриках в «пролетарском контексте» – роль пешек исполняли наковальни, а крестьяне и кузнецы заменили коней и слонов), Капабланка – наверняка с недоуменной улыбкой – ответил: «Такое возможно, если проводятся выставочные партии. Уверен, в Москве мы будем пользоваться обычными шахматными фигурами».

В 1925 году Хосе Рауль вообще давал много интересных интервью. В одном из них он предложил ввести новую модель шахмат, поскольку предположил, что в будущем игра будет исчерпана из-за обилия ничьих. По задумке Капабланки, шахматы надо было переводить на 80-клеточную доску и вводить дополнительные фигуры: архиепископа (слон плюс конь) и канцлера (ладья плюс конь). Подобные идеи возникали и раньше, но никогда – от имени чемпиона мира. Впрочем, в этом интересном начинании из видных игроков его поддержал один только Ласкер. Алехина лишь раздражали рассуждения Капабланки о конечности шахмат: он видел их исключительно в развитии, поскольку много и всесторонне изучал эту игру.

Незадолго до посадки на паром, который отплывал в Европу, Капа написал трогательное письмо сыну – мальчику не исполнилось и трех лет. Возможно, Хосе Рауль всерьез думал, что велик шанс не вернуться из «опасного путешествия» в СССР. Письмо по-новому раскрывало Капабланку, показывая, насколько он в то время был привязан к семье и какими духовными ценностями обладал (хотя некоторые его будущие поступки по отношению к родным заставляют взглянуть на это иначе). «Мой дорогой сын! – писал Капа. – Ты должен сохранить это письмо. И прочесть его снова, когда тебе исполнится 21 год. Потому что есть вещи, которые ты сейчас не знаешь и не понимаешь, но позже ты все узнаешь и поймешь. В первую очередь, ты всегда должен уважать и любить свою мать – это превыше всего остального. Старайся никогда не лгать ей, всегда говори правду. Твой отец, пишущий эти строки, имеет в мире репутацию очень честного человека. Правдивого и благородного. Пытайся подражать мне в этом. Будь прилежным и сильным, чтобы защищать твоих мать и сестру не только руками, но и головой. Как бы ты ни желал изучать что-то конкретное, помни: в любом случае ты должен стать юристом, чтобы защищать свои интересы и интересы своей семьи. А уже потом, как станешь юристом, можешь сосредоточиться и на том, что тебе нравится. Не забывай, что лучший период в жизни мужчины – это студенчество. В детстве так не кажется, но когда ты достигнешь 40-летнего возраста, то поймешь, что я говорю правду. Если рассуждать о физическом развитии, то есть два занятия, которыми ты должен хорошо овладеть, – плавание и бокс. Благодаря им ты сможешь защитить себя как в море, так и на суше. Это не значит, что ты должен часто драться, но ты должен быть готов к этому, если возникнет такая необходимость. Постарайся быть человеком с широким культурным кругозором. В мире нет ничего замечательнее книг. Также необходимо стать полезным человечеству. Если получится, никогда не играй в карты, не кури, не употребляй алкоголь любого вида. Это все – вредные привычки, они значительно сокращают жизнь, ослабляют мужчину не только физически, но и интеллектуально, морально. Будь честным и хорошим человеком. Твой отец. Обнимаю со всей своей любовью»⁷. На конверте он пометил, чтобы Туто прочел письмо, когда ему исполнится 10 лет, после чего сын может пользоваться им до конца дней. Спустя много лет чемпион мира Борис Спасский счел, что Хосе Рауля Капабланку можно считать истинным аристократом за одно только это удивительное письмо своему сыну.

В Москве Капа выступил блекло. К примеру, проиграл советскому шахматисту Александру Ильину-Женевскому, который вспоминал о том триумфе: «Ты становишься как бы героем дня. Прежде всего, тебя сажают на роскошный шелковый позолоченный стул в специальном месте, где играет только один Капабланка, ты делаешься центром внимания публики, которая особенно густо толпится около этого места, и партия твоя на огромных диаграммах демонстрируется почти во всех комнатах турнирного помещения. <…> Иногда Капабланка серьезно задумывается. Тогда я поднимаю голову и начинаю его разглядывать. Он действительно хорош собою. Упорная мысль видна на его открытом и таком привлекательном лице. Он борется, но он в то же время спокойно и величественно мыслит… Иногда задумываюсь и я. Тогда Капабланка медленно поднимается со своего стула и идет пройтись между столиками других участников турнира. Как будто он отдыхает. На самом деле глаза его горят каким-то внутренним огнем. <…> Я жертвую ферзя. Капабланка быстро берет его, будто это вполне входило в его планы, но потом серьезно задумывается. Он как будто удивлен. По-видимому, создавшееся положение оказалось для него неожиданным. Это придает мне силы. Я врываюсь ладьями на его вторую линию, и хотя одну из проходных пешек мне приходится отдать, вторая решительно направляется в ферзи. Капабланка теперь после каждого хода подолгу куда-то исчезает. Как будто судьба партии перестала его волновать. <…> Какой-то шорох прошел по толпе, с напряженным вниманием следившей за этой партией. Все уже знали, что Капабланке плохо, но надеялись на какое-то чудо, которое он неожиданно перед всеми явит. Ведь он – величайший шахматист и, может быть, видит то, чего никто не замечает. Однако эти ожидания не оправдались. Капабланка сдался. Давид победил Голиафа»⁸.

Затем Капабланка отдал партию Борису Верлинскому… По ходу соревнований у него набиралось так мало очков, что некоторые уже списали его со счетов, но благодаря рывку (прямо как в Нью-Йорке) кубинец смог пробиться в тройку призеров. «Я держался восемь лет, четыре турнира и два матча, пока не проиграл Рихарду Рети. Сейчас в Москве я проиграл шахматистам еще меньшего ранга», – писал Капа в отчете о турнире⁹. Чемпион мира посетовал на неопытность молодых организаторов соревнований, из-за которых участники испытывали некоторые неудобства. Но шахматисты находились в равных условиях, поэтому причина «провала» заключалась не в этом. Игра Хосе Рауля оказалась не «машинной», в ней имелись огрехи, которые давали надежду Алехину. С другой стороны, Капабланка показал недюжинные бойцовские качества – уже падая в яму, он находил силы цепляться за корни и выкарабкиваться, попадать в призовую тройку.

А вот при каких обстоятельствах Капа проиграл Ботвиннику. В перерыве столичного турнира кубинец неожиданно пустился в утомительную поездку в Ленинград, где в качестве сеансера и «напоролся» в переполненном малом зале филармонии на мальчишку в очках и коричневой косоворотке. «В ферзевом гамбите Капабланка неосторожно рокировал в длинную сторону, попал под атаку, вынужден был отдать пешку (чтобы перейти в эндшпиль), но я четко реализовал материальный перевес, – вспоминал в автобиографии “К достижению цели” Ботвинник. – Капабланка смешал фигуры. Впоследствии мне пришлось услышать, что Капабланка с похвалой отозвался о моей игре. Но выражение лица чемпиона мира в момент окончания партии было не из приятных…»¹⁰

Нежданный триумфатор турнира в Москве, Ефим Боголюбов, дал своей победой понять, что тоже мог бы сыграть матч с кубинцем, который, оказывается, не так уж и безупречен… Возможно, кто-то в столичном зале, где проводились турнирные партии, даже подшучивал, что организаторы зря выдали кубинцу «трон»… Высокий стул, о котором Хосе Рауль попросил дополнительно (свой показался ему низковатым), был с «королевской» обивкой… Зато в светской части своего советского путешествия Капабланка оставался самим собой, проявляя завидную активность (остальные шахматисты чаще всего собирались кучками, обсуждая перипетии турнира, и Капа держался в стороне, предпочитая познавать что-то новое в большом незнакомом городе). Капабланка сходил на прием в Кремль, где согласился дать сеанс¹¹ против наркома по военным и морским делам Климента Ворошилова, наркома Рабоче-крестьянской инспекции СССР Валериана Куйбышева, организатора московского турнира Николая Крыленко… Также Хосе Рауль посетил Наркомвнешторг, вспомнив ненадолго свои дипломатические навыки. И, конечно же, с головой нырнул в культурную жизнь столицы, удовлетворяя свой интерес к русскому балету.