Текст книги "Александр Алехин. Жизнь как война"

Их первый матч проходил с 6 сентября по 12 ноября 1929 года. В этот раз дуэлянты играли не в частном порядке, как в Буэнос-Айресе, а публично, чтобы организаторы собирали деньги с продажи билетов. Лондонские правила все-таки были изменены (например, надо было набрать 15,5 очка для победы). Были и другие «отклонения». Алехин дал Боголюбову немало времени, чтобы киевлянин внес стартовый депозит в 500 долларов (Капабланка уже имел такую сумму), хотя правила гласили, что претендент должен сделать это сразу после того, как чемпион примет вызов и будут решены некоторые организационные вопросы³. О задержке с внесением денег стало известно вот как: Алехин принял вызов Боголюбова в 1928 году, а о выплаченных 500 долларах сообщили в прессе лишь на излете января 1929-го. Вероятно, Боголюбов не смог обеспечить и главный фонд в 10 000 долларов, хоть и не обязан был изыскивать именно такую сумму. Это следовало из того, что Алехин в любом случае получал 6000 долларов, «а все, что больше, – его соперник».

Игры состоялись в Германии (Гейдельберг, Висбаден, Берлин) и Голландии (Гаага и Амстердам). Те партии, которые проводили в Берлине, судил лично Эмануил Ласкер. Но не обошлось и без Хосе Рауля Капабланки, который умудрился вызвать Алехина на бой прямо во время матча (пусть и в эпистолярном жанре). Его тропический темперамент требовал немедленной сатисфакции – он просто не умел ждать своего часа, как это делал Алехин. Он будто стал назойливой (и смертоносной) мухой це-це, громко жужжавшей возле лица чемпиона, который терпеливо отмахивался от нее. Эта каменная невозмутимость Алехина, игнорировавшего наскоки Капабланки, вскоре начнет сводить бывшего чемпиона с ума.

До матча Алехин заявил, что Боголюбов опаснее Капабланки, сам претендент тоже поставил себя выше кубинца. Однако Боголь, при всей остроте своего шахматного ума, стал для чемпиона удобным соперником. Алехин внешне легко его переигрывал, но это не значит, что Боголюбов оказался слаб, – его победы на супертурнирах говорили сами за себя. Просто, в отличие от Капабланки, уроженец Киева стремился к разнообразию дебютов, осложнению позиций, и тут Алехин чувствовал себя полностью в своей тарелке, хоть и стремился в цейтноты. Их шахматная философия вообще оказалась родственной, и складывалось впечатление, что партии этого матча больше приправлены остреньким, чем удушливые игры в Буэнос-Айресе. Эдакая комбинационная рубка двух шахматных армий с воеводами, любящими тактические увертки, неожиданные жертвы ради создания качества. В чем было сходство с предыдущим матчем, так это в личном присутствии музы Алехина Надин и более легковесном отношении его противника к событию.

Первую партию, как и в случае с Капой, Алехин выиграл. Его укусила оса, на что крыленковское издание «64» отреагировало шаржем: чемпион с перекошенным от боли лицом взлетел со стула, схватившись за бедро⁴. А вот что писал об одной из партий в Гааге специально для советского журнала «Шахматы» голландский обозреватель: «Играющие опять на той же стеклянной веранде, но в прошлый раз дверь туда была открыта, теперь закрыта, так как Алехина раздражает всякий шум. После победы в 18-й партии Боголюбов в прекраснейшем настроении. Когда не его ход, он все время прогуливается и охотно разговаривает. Алехин – наоборот – сосредоточен. Он почти не встает со своего места, все время пьет чай. Боголюбов не выпускает изо рта толстую сигару»⁵.

Теперь зарисовка из Амстердама: «11 часов вечера. Алехин записал свой ход в 21-й партии. Почти все зрители разошлись. Алехина уже нет. Лишь несколько энтузиастов обсуждают с журналистами партию. Боголюбов совершенно один сидит за своей доской и рассматривает возможные продолжения партии. Вот он смешал шахматы – и опять расставляет. “Пойдемте, господин Боголюбов!” – говорит ему председатель шахматного клуба доктор Левенбах. Боголюбов опять смешал шахматы и опять расставляет позицию, в которой партия прервана. “Господин Боголюбов, мы вас ждем”. Никакого впечатления. Наконец Левенбах прибегает к последнему средству. “Пойдем играть в бридж!” – “Сейчас” и, убедившись наконец, что партия его совершенно безнадежна, он удаляется с подошедшим Эйве»⁶.

Журнал «Шахматы» вскоре после этой публикации закрыли – слишком мало политики, слишком много шахмат. Совсем другой, «правильный» тон задавался в «Шахматном листке» (№ 23, 1929). Левенфиш не стеснялся в эпитетах, назвав в своей статье Алехина и Боголюбова «политически враждебными». «Два лучших представителя русского шахматного искусства, прямые продолжатели Чигорина, оказались в стане врагов своей родины и сражались, нарядившись в шутовские тоги “знатных иностранцев”, – писал он. – Итак, мы были свидетелями борьбы двух дезертиров. Для Алехина, наследника черноземных поместий и прохоровских мануфактур, бывшего правоведа, тяготение к белоэмигрантскому “раю” естественно и понятно».

Матч закончился со счетом 15,5:9,5 (11 побед Алехина, пять – Боголюбова, девять ничьих). Вскоре после защиты титула чемпион дал обстоятельное интервью Allgemeine Zeitung. И вспомнил о ничейной смерти шахмат, о которой последнее время вновь говорил Капабланка. По мнению чемпиона, матч с Боголюбовым показал, что «хоронить» шахматы преждевременно. «Каждая позиция, даже хорошо известная, таит в себе много возможностей – просто нужно прилагать усилия, чтобы найти их. Больше всего ничьих было в матче Ласкер – Шлехтер и в матчах Капабланки, однако это не вина шахмат, а вина стиля конкретных игроков». Кроме того, Алехин сравнил Капу с претендентом: «Боголюбов обладает неистощимой фантазией. Нет такого положения, в котором он не мог бы отыскать чего-нибудь. Его недостаток в том, что в плохом положении у него нет хладнокровия. Если ему кажется, что позиция проиграна, он действительно проигрывает. Именно в тех позициях, где Капабланка оказывал наибольшее сопротивление, Боголюбов сдавался безоговорочно».

Дальше Капа выигрывал крупные турниры, брал призы за красивую игру и вызывал Алехина на бой, а тот уклонялся, пользуясь, например, тем, что лондонские правила позволяли ему маневрировать. Чемпион то соглашался играть на курорте в США в даты, когда заканчивался сезон туристов (а следовательно, найти финансовое обеспечение становилось проблематично), то не желал отправляться на Кубу из-за жары. Хосе Рауль даже жил некоторое время в Париже, поближе к Алехину, соглашаясь играть на его территории, – лишь бы матч состоялся, но и это не сработало. В отчаянии кубинец заявил, что будет искать любого другого противника, чтобы сыграть с ним за титул чемпиона мира, однако такие угрозы не обладали юридической ценностью. ФИДЕ в то время была на низком старте, не имея авторитета и финансов, чтобы выступать в роли арбитра, который урегулировал бы вопросы проведения матча.

В Гастингсе-1930/31 Капа уступил первое место Максу Эйве, который снова метался между шахматами и математикой, но единственный раз на турнире проиграл лишь Вере Менчик. Затем кубинец сыграл с голландцем матч – выиграл две партии, не проиграл ни разу, хотя борьба шла острая. Капабланка столкнулся с соперником, который неплохо ориентировался в дебютах, умел вести агрессивные действия на доске, и потому экс-чемпион иногда выглядел растерянным, поскольку сам не сильно изучал новинки в игре, но интуиция, как всегда, выручила. Эйве набирался сил, стараясь избавиться от огрехов в игре (необъяснимых ошибок), а Капабланка поддерживал форму в ожидании милости Алехина, но вера его в матч-реванш угасала. Перед тем, как на три года уйти в тень, Капа провел на Кубе одновременную игру против 330 соперников на 66 досках, побив мировой рекорд, установленный… Алехиным (Париж, 300 соперников, 60 досок).

Александр Александрович не сильно горевал из-за душевных метаний Капабланки, лишенного статуса шахматного верховодца. В начале 1930-х, после небольшой творческой паузы, чемпион проводил свои лучшие турниры в жизни. И хотя на них отсутствовал Капабланка, приезжали остальные. Алехин буквально разрывал соперников на части.

Ну а «муха» временно перестала жужжать. Зато Алехина стали все чаще замечать… «под мухой».

Глава 24. Градус величия

В 1930 году Италия Бенито Муссолини вызвалась провести супертурнир, который навсегда вошел в шахматную историю «сапога» (дуче[19]19
  Ду́че (от лат. dux – «вождь») – с 1922 года официальный титул Бенито Муссолини как руководителя фашистской партии. – Прим. изд.


[Закрыть] вообще обожал масштабные спортивные события: именно там состоялся чемпионат мира по футболу 1934 года, который, конечно же, «скуадра адзурра»[20]20
  От итал. Squadra Azzurra, – букв. «голубая команда, синяя эскадра», которое пошло от традиционного синего или голубого цвета формы итальянской национальной сборной и любых спортсменов, представляющих Италию. – Прим. изд.


[Закрыть] выиграла – не зря Муссолини подружился с рефери Иваном Эклиндом, судившим решающий матч против Чехословакии).

Ласкер отказался ехать в Италию, потому что отошел от дел; Капабланку отсеял Алехин, потребовавший себе двойной гонорар за участие кубинца; а Эйве предпочел работу в женском лицее¹. Однако все остальные сильнейшие мастера прибыли в курортный городок Сан-Ремо, который тогда пользовался славой не меньшей, чем Ницца, Канны или Монте-Карло. Его посещали писатели и деятели культуры, особенно зимой, ценя мягкий климат и комфорт. Супруга Александра II Мария Александровна, страдавшая от туберкулеза, полюбила Сан-Ремо. Она даже высадила там аллею из пальм, и в ее честь назвали улицу, где досточтимая гостья любила прогуливаться, – Набережная императрицы. С тех пор русская аристократия часто посещала Сан-Ремо: здесь появились консульство, библиотека, русская баня и пекарня. Будущий создатель мавзолея, архитектор Алексей Щусев, стал автором эскизов, по которым итальянцы построили в Сан-Ремо церковь Христа Спасителя. В разное время здесь побывали последний русский царь Николай II, американская галеристка Пегги Гуггенхайм, британский политик Уинстон Черчилль, королева Голландии Юлиана, король Египта Фарук I…

Во время турнира главной достопримечательностью города считалось казино, к которому даже подвели трамвайную линию с остановкой аккурат возле двухэтажного дворца, построенного в стиле Либерти[21]21
  Итальянская вариация модерна (стиль процветал в 1890–1914 годы). – Прим. изд.


[Закрыть]. Когда-то в здании находился только театр, где устраивались вечеринки, приемы, шоу и концерты. Но со временем здесь стали практиковать нелегальные азартные игры, появились опытные крупье из Бельгии. В 1928 году официально открыли казино, но и о вечеринках с танцами не забывали.

Конечно, чтобы обеспечить роскошные первые призы, турнир провели именно в казино. За победу давали 10 000 лир (в то время в Италии автомобиль FIAT Torpedo стоил 15 000). Турнир проходил с 16 января по 5 февраля 1930 года. Днем шахматисты переставляли фигуры, а вечером некоторые из них никуда не уходили, желая посмотреть роскошные балы.

Русский гроссмейстер Алехин подобные увеселения игнорировал, поскольку устраивал «танцы» в Зимнем зале казино прямо на шахматной доске! Он «отплясывал на костях» молниеносно поверженных противников, иногда не успевавших даже провести элементарную рокировку, – настолько осложнял им жизнь чемпион в острейших дебютах. Алехин отличался в Сан-Ремо машинной точностью, играл на победу, сохранял концентрацию до конца.

В партии с теневым фаворитом турнира Ароном Нимцовичем, который только что в Карлсбаде опередил Капабланку, чемпион применил «Пушку Алехина» (с тех пор вошедшую в обиход). Арон Исаевич еще хранил в сердце надежду стать чемпионом мира, а потому жаждал показать в Италии все свое мастерство. Александр Александрович не позволил. Он эффектно разбил рижанина, сдвоив на вертикали свои ладьи в решающей стадии партии и добавив в тыл к этим двум грозным фигурам еще и ферзя. «Страивание» высших шахматных сил на доске произвело впечатление на «вечного кандидата в чемпионы», который не выдержал сверхдавления, оказавшись в редком для миттельшпиля цугцванге[22]22
  Цугцванг – положение в шахматах, когда любой ход приводит к ухудшению позиции. – Прим. изд.


[Закрыть].

Иногда «пушку Алехина» выстраивают на доске и современные шахматисты, причем на самом высоком уровне – как, например, китаянка Цзюй Вэньцзюнь в партии против Екатерины Лагно в 2018 году, когда обе сражались за титул королевы шахмат! Алехинская «пушка» китайской фаворитки, увы, повергла в шок русскую претендентку.

«Когда Алехин мастерски победил Нимцовича в Сан-Ремо, первым поздравил своего противника сам побежденный, – говорил аргентинский участник турнира Роберт Грау. – Жест обычно агрессивного Нимцовича свидетельствовал о его восхищении качеством игры противника. Встав, он громко сказал: “Алехин играет феноменально!”».

Чемпион набрал 14 очков, выиграв почти во всех партиях. Лишь Боголюбов и Шпильман сыграли с Алехиным вничью, причем белыми фигурами. Но случились также эпизоды, которые выставили победителя в неприглядном свете. О них рассказал Ганс Кмох в своей книге «Гроссмейстеры, которых я знал»: «Когда мы с женой отдыхали на Ривьере после турнира, случайно встретились с Алехиным. Он был один, бросалось в глаза отсутствие заботливой Надаши (так Кмох называл Надежду Семеновну. – С. К.). Он был небрит, неряшливо одет, ел свой завтрак из сваренных вкрутую яиц грязными руками, запивая вермутом. В другой день его завтрак состоял из холодных котлет и шампанского: он почти не притронулся к еде, но быстро опустошил бутылку.

Однажды вечером, когда я танцевал с женой, вошел Алехин – как раз когда оркестр заиграл венский вальс. Алехин никогда не танцевал, но в этот раз попросил мою жену присоединиться к нему в вальсе – хотя, по понятным причинам, нетвердо стоял на ногах. В результате обоим пришлось помогать подняться с пола. Мы сразу же уехали, я отвез Алехина домой. Пришлось понервничать, когда чемпион мира, садясь в такси, чуть не вылетел в другую дверь»².

На следующий год после Сан-Ремо шахматист Милан Видмар предложил провести двухкруговой супертурнир в живописном югославском городе Блед на южном склоне покрытых уютными соснами Каринтско-Словенских Альп. Доктор Видмар занимал в Бледе университетскую кафедру. Он хотел отблагодарить родину за то, что она помогала ему путешествовать по миру и заниматься любимым делом. В результате долгих переговоров Видмар выбил деньги для турнира. За первый приз давали 30 000 динаров. Ганса Кмоха попросили организовать соревнования, он согласился. И у Алехина вновь случился бенефис. Не приехал Капабланка, отсутствовали также Ласкер, Рубинштейн, Эйве… Что не умаляет феноменального результата, который показал в Бледе чемпион мира.

Алехин отправился на турнир, параллельно играя с двумя членами Рейкьявикского шахматного клуба, хотя физически их рядом с русским эмигрантом не было! Начал чемпион свои партии с исландскими шахматистами в ресторане отеля Borg, первые ходы сделал вслепую. Затем сел на пароход до Дании, продолжая играть с помощью корабельного радио. Высадившись на берег, купил билеты на поезд, на котором через всю Европу направился в Блед. И уже из Югославии телеграфировал исландским мастерам оставшиеся ходы.

Турнир в Бледе проводили в отеле Toplice, участников распределили по соседним гостиницам. Там же, где шли залихватские шахматные баталии, остановились на отдых королева Югославии Мария и ее дети. Возле здания отеля находилось чистое, прозрачное озеро – шахматистам можно было любоваться югославской природой в окно, отвлекаясь от статичного положения фигур на доске, пока свой ход обдумывал соперник.

Но несмотря на то, что Блед считался санаторием, куда люди приезжали восстанавливать здоровье – в том числе психическое, – некоторые шахматисты умудрялись сходить там с ума. Гезе Мароци что-то не понравилось в разговоре с Ароном Нимцовичем: слово за слово – и венгр вызвал рижанина… на пистолетную дуэль! Арон Исаевич отказался. Кмох выразил сомнение, что миролюбивый Мароци вообще знал, из какого конца пистолета вылетает пуля… Этот инцидент стал самым острым в Бледе. Хотя Алехин тоже заставил понервничать.

Посетители турнира не считали лучших шахматистов мира какими-то небожителями. Один из любителей «благородной игры» подошел к Боголюбову и… попросил дать ему прикурить. В своей книге «Международный турнир в Бледе» Ганс Кмох подробно рассказывал, насколько невежественными могли быть посетители: «После 10 [утра] зал наводняется зрителями. Большинство из них влечет одно лишь любопытство. Они без конца задают вопросы, добиваются автографов, курят, болтают. Скоро атмосфера сгущается: шум, табачный дым, толчея. Невозможно навести порядок. Многие из гостей полагают, что за свои деньги им все позволено»³. Хозяину отеля пришлось найти отдельный, тихий зал для шахматистов, чтобы разрешить эту проблему. Но когда делегация игроков приехала на автобусе в Любляну, чтобы сыграть там часть турнира, пришлось обращаться к услугам полицейских, которые сдерживали толпу желающих «побрататься» с шахматистами.

Книгу Кмоха о турнире издали в СССР. В предисловии к ней Сергей Вайнштейн не упустил возможности поиздеваться над неугодным Алехиным – принизить триумф эмигранта, объяснив его увяданием «старой гвардии». Было высказано мнение, что молодежь рано или поздно нанесет чемпиону мира «смертельный удар» – с намеком на талантливую советскую поросль. Но кто бы что ни говорил, Алехин показал чертовски классную игру в Бледе. Снова устроил головомойку Нимцовичу – пожертвовав две пешки, добился решающего качества и молниеносной победы. «[Нимцович] отошел от доски и, покачивая головой, несколько раз повторил: “Он обращается с нами, как с желторотыми птенчиками”», – вспоминал Кмох.

К 21-му туру чемпион мира добился невиданного преимущества в 5,5 очка! Преимущество осталось таковым и по окончании соревнований. «Успех Алехина объясняется различными обстоятельствами, в первую очередь – исключительным знанием дебютной теории, одинаковой изобретательностью как в комбинационных, так и в позиционных положениях и, наконец, великолепным состоянием здоровья. Однако особенно превосходит он всех других мастеров техникой, позволяющей ему с непревзойденной еще виртуозностью удерживать и использовать полученное преимущество», – заключил Кмох в своей книге о турнире⁴.

Вторым в Бледе стал Боголюбов, который дважды мог выиграть у Алехина, но набрал только пол-очка; третьим – Нимцович, проигравший чемпиону обе партии (он скажет об игре победителя так: «Шахматы, которые сияют, как солнце»).

Но в Бледе опять проявилась другая черта Алехина. В книгу советского издания за авторством Кмоха это не вошло, но австрийский шахматист рассказал в другом своем литературном труде «Гроссмейстеры, которых я знал», что в Бледе якобы видел, как чемпион мира злоупотреблял алкоголем (не зря он в советском издании отмечал его здоровье): «Алехин начал предаваться безудержному пьянству. Однажды, присоединившись ко мне и нашим женам за послеобеденным чаем, стал вести себя неуравновешенно. Ему было трудно говорить. Когда он потушил сигарету о кусок торта моей жены, Надаша встала и увела его. Вернувшись через несколько минут, она сказала моей супруге на ломаном немецком: “Извини, дорогая, Алехин – русская свинья. Теперь спит, как ребенок”»⁵.

Был и другой инцидент, косвенно говоривший о возлияниях. Кмох припомнил, что на церемонии закрытия турнира взбалмошный шахматист Бора Костич начал громко кричать русскому гроссмейстеру, который сидел за другим концом стола и общался с высокопоставленными чиновниками: «Герр Алехин! Чем это ты вчера так напился: коньяком или клековачей (вариант словенского джина.)?» Алехин что-то пробормотал, отрицая факт пьянки, но Костич настаивал: «Конечно, ты был пьян! Как еще я мог победить тебя семь к одному? Я очень хорошо играю в кегли, это правда, но семь к одному – слишком много!»⁶

Турниры в Сан-Ремо и Бледе – действительно золотые страницы в шахматной биографии Александра Алехина. Они показали, что победа над Капабланкой оказалась неслучайна – некоторые даже сочли, что кубинцу повезло не «выбить» себе матч-реванш в это время. Свое первое поражение в турнирных партиях после Буэнос-Айреса чемпион потерпел лишь в 1931 году! Андрэ Лилиенталь с восхищением писал о мощи русского чемпиона того времени: «Меня часто спрашивают: почему Александр Алехин в пору расцвета настолько превосходил своих соперников? Почему на турнирах с выдающимся составом – как, например, Сан-Ремо-1930 и Блед-1931, – он на несколько очков отрывался от преследователей? Ведь там выступали Боголюбов, Нимцович, Рубинштейн, Флор, Видмар… – фантастически сильные шахматисты! <…> Думаю, ответ простой и в то же время исчерпывающий: потому что Александр Александрович Алехин был гениальным шахматистом»⁷. Макс Эйве был более конкретен: «И в Сан-Ремо, и в Бледе Алехин обычно лучше играл в дебюте. А поскольку он был сильнейшим из всех современников, неудивительно, что одна блестящая победа следовала за другой. По сути, это были игры с гандикапом, в которых более сильный игрок получал шансы на хорошую позицию в дебюте. В результате Алехин быстро расправлялся с большинством своих соперников»⁸.

Увы, но инциденты с выпивкой несколько дискредитировали даже того, непробиваемого Алехина-игрока – пусть и не как шахматиста, но как человека, который не знал меры. Если Кмох ничего не выдумал, у чемпиона возникали серьезные проблемы с дисциплиной, которые и приводили к скандальным эксцессам (иногда он «завязывал» – например, ради матча за титул с Капой). Отношения с Надин могли развалиться именно в связи с алкогольными рецидивами Алехина. Еще до второй матчевой встречи с Боголюбовым пара рассталась.

В статье «Ангел-хранитель» шахматный историк Сергей Воронков привел письмо дочери Надежды Васильевой Гвендолин Изнар, которое в 1950-е годы попало к советскому биографу Алехина, известному шахматисту Александру Котову. Изнар рассказала, что ее мать считалась натурой утонченной, вращалась в высших кругах Российской империи, выучила несколько языков, на которых свободно говорила, играла на пианино, писала рассказы. В Париже старалась и дальше вести светский образ жизни, принимать гостей, в том числе шахматистов, с которыми супруг проводил домашние партии. Жена окружила Алехина любовью, она так его боготворила, что даже старалась помогать его бывшей супруге Анне-Лизе Рюэгг и сыну, к которым шахматист, по словам Изнар, проявлял безразличие.

Расставание Надин переживала болезненно. «Особенно от сознания, что, уйдя из-под ее благотворного влияния, Алехин начнет “чудить”. Он всегда был склонен к алкоголизму, с проявлениями которого она всегда успешно боролась», – добавила Гвендолин⁹.

Алехин даже не посетил похороны Надежды Семеновны в 1937-м – несчастная умерла на 65-м году жизни. При этом отпевание посетили супруги Куприны, которым маленькая благородная женщина с большим любящим сердцем стала ближе великого Алехина.

Одной из причин разрыва шахматиста с Надин стало новое амурное увлечение чемпиона.

* * *

«Во время очередных гастролей с сеансами одновременной игры Алехин встретил вдову губернатора Марокко, англичанку Грейс Висхар. Грейс была образованной, эрудированной женщиной. Она тонко чувствовала и разделяла интересы мужа. “Она меня прекрасно понимает”, – не раз говорил Алехин»¹⁰, – такими словами описал отношения чемпиона с новой возлюбленной Александр Котов.

Между Алехиным и Висхар пролегала солидная дистанция в 16 лет. Учитывая, что сохранилось множество свидетельств (в том числе Эмануила Ласкера) о необычном увлечении Алехина женщинами сильно старше, удивляться очередному такому союзу опыта и молодости никому не пришлось.

Новая спутница шахматиста оказалась человеком удивительной судьбы. У нее, как и у Алехина, имелся свой сверхталант, который восхищал американцев ничуть не меньше, чем рекордные слепые сеансы чемпиона мира во время гастролей по штатам.

Родилась Грейс Висхар в 1876 году в Нью-Джерси. В юном возрасте выгодно оформилась ее природная красота, пленившая многих молодых людей. Девушку выделяли пышная копна черных волос и красивые, утонченные черты лица. Родители отдали Грейс в школу искусств в Нью-Йорке, где она изучала пленэрную живопись (рисование на природе). Вскоре молодое дарование взяли на работу художником-постановщиком в театр Herald Square в Нью-Йорке. Тогда американки такую должность не занимали, поскольку ремесло считалось сугубо мужским. Вот что писали о Грейс местные СМИ: «Ей неохотно разрешили, потому что она проявила настойчивость, и никакой отпор не мог ей помешать. Но уже вскоре она завоевала уважение мужчин, с которыми работала, потому что никогда не пользовалась своим полом, чтобы уклоняться от работы. В конце концов, мужчины вынуждены были отметить ее тонкое, женское видение прорисовки семейных сцен».

Историк Венди Васзут-Баррет по старым газетным заметкам воссоздала биографию Висхар¹¹. Согласно приведенным ею данным, первыми мужьями Грейс стали Уитни Эйслер (сочетались браком в 1897-м, на следующий год у них родился сын Кэррол) и Оскар Пик (1902). Об этих господах мало что известно. Очевидно, в ранний период жизни Грейс пыталась обрести себя, но не всегда успешно.

Грейс Висхар, 1901 год. Фото: George Braas (1866–914)

В 1904 году ее жизнь круто изменилась: она начала делать громкую карьеру, которая прославила ее в США. В Окленде открылся театр бывшего акробата цирка Гарри Бишопа Ye Liberty Playhouse, куда ее тоже зачислили художником-постановщиком. Театр размещался в просторном здании, зал вмещал почти 2000 человек. Грейс погрузилась в престижную работу с головой. Тем не менее, в 1906 году она «отвлеклась» и вышла замуж за Джона Адамса, но и с ним не случилась любовь до гроба. Третий брак распался уже через год, и Грейс осталась с кучей долгов мужа, – который, очевидно, оказался брачным аферистом, – однако смогла справиться и с этим.

Гарри Бишоп очень ценил ее талант (примерно в это время родители Александра Алехина признали, что их сын – будущий шахматный царь). Гарри и сам оказался человеком крайне необычным! Его театр стал первым в США со вращавшейся сценой. Бишоп постоянно что-нибудь придумывал и подавал патенты на изобретения. Ему хотелось превращать сцену в подвижный объект, способный максимально впечатлить зрителя. И Грейс приходилось поспевать за идеями своего креативного руководителя.

Посетители театра восхищались красочными постановками – комбинация газового и электрического освещения, глубокая сцена, подвижные ее элементы и авторские декорации Грейс Висхар впечатляли каждого, кто переступал театральный порог. Американку обессмертили первые же спектакли, поражавшие зрителей именно визуальными эффектами: «Фру-фру», «Гамлет», «Джентльмен из Франции», «Венецианский купец», «Тупоголовый Уилсон»…

В издании Albuquerque Citizen появилась статья, в которой журналист пел Грейс Висхар дифирамбы: «Умная женщина произвела фурор в сценарной живописи! Она располагается на головокружительной высоте возле сцены, где рисует смелыми мазками небо, деревья и замки. Этим она доказывает способность женщин идти рука об руку с мужчинами в любой профессии. Сейчас она хорошо зарабатывает на жизнь сценарной живописью. Вне всякого сомнения, в будущем она прославится. Ее миниатюры уже сейчас – воплощение изысканности; она чутко понимает, как нужно работать с цветом». Висхар с успехом рисовала портреты дочерей Джека Лондона Джоан и Бэсс. Сотрудничала она и с другими калифорнийскими знаменитостями, обрастая нужными связями. Люди, которые знакомились с Грейс, отмечали ее необычайный талант и высокий уровень интеллекта. Ей удавалось завоевывать награды на престижных художественных выставках.

Как писала газета San Francisco Call, в 1909 году Грейс едва не погибла: ее дом в Пьемонт-Хайтс сгорел дотла из-за неисправного камина. Она потеряла все: недвижимость стоимостью в 5000 долларов, всю мебель и, самое главное, свою коллекцию картин. Чтобы выйти из депрессии, художница ушла в творчество и создала гигантский арт-объект, который запрягла шестью лошадьми. Вскоре она потеряла сознание от нервного переутомления. Врач посоветовал ей отправиться в поездку, отвлечься, чтобы она могла справиться с хандрой. И Грейс нашла «спонсора» – богатую подругу Мэриан Оливер, с которой уехала в кругосветку.

Конечным пунктом поездки стал Париж, где Мэриан стала изучать музыку, а Грейс открыла художественную студию, да так и осталась на берегах Сены. Американские СМИ продолжали следить за судьбой своей неординарной соотечественницы. Газета Oakland Tribune с восторгом писала, что «оклендская художница» Грейс Висхар востребована французскими любителями живописи. С 1914 года она стала выставляться в Салоне изящных искусств в Гран-Пале (где-то поблизости в шахматном клубе проводил свои партии Алехин), среди известных портретов ее кисти – Джироламо Савонарола[23]23
  Джироламо Савонарола (1452–1498) – итальянский монах, фактический правитель Флоренции (1494–1498); пытался нравственно возродить Флоренцию, сжигал в кострах книги, картины и предметы роскоши. Савонарола яро критиковал папское правление Александра VI (Борджиа) и в 1498 году был казнен. – Прим. изд.


[Закрыть] и графиня Валевская[24]24
  Мария Валевская (1786–1817) – польская аристократка, любовница Наполеона Бонапарта, мать его внебрачного сына Александра Колонна-Валевского. – Прим. изд.


[Закрыть]. Tribune сообщала, что участие в выставках парижского салона – честь, и все мастера живописи только и мечтают об этом. Грейс поняла, что не может совмещать работу художницей со своим сценическим увлечением, – и сосредоточилась на первом.

Когда Алехин носил титул чемпиона мира уже год, она снова выставила свои работы в Салоне изящных искусств вместе с другими 50 художниками. Вскоре она вышла замуж за Арчибальда Фримена, чайного плантатора на Цейлоне – брак стал уже четвертым. Но снова неудачным. Арчибальд покончил с собой в марте 1931 года в Бандаравеле, оставив супруге крупное наследство. Брак подарил Грейс и второе гражданство – британское. Она тут же снова выскочила замуж за некоего Генри Бромли – и быстро развелась.

Тогда-то художница и повстречала Алехина, своего шестого – и последнего – мужа. В отличие от Надин, она не просто знала, как ходят шахматные фигуры, – Грейс и сама отлично играла! Еще в 1904 году газета San Francisco Call сообщала: «Эта замечательная женщина многогранна. У нее превосходный музыкальный дар, и она – умная шахматистка. Когда ее глаза устают от красок, а кисть утяжеляет руку, она обращает свой взор на шахматы». Пик шахматной славы Висхар пришелся на Вторую мировую, когда она стала чемпионкой Парижа.

И хоть годы начинали брать свое, желание созидать в Висхар еще не пропало, а после встречи с Алехиным, столь же одержимым творчеством, стало только сильнее. Однако оба, будучи натурами весьма утонченными и подверженными порывам, «нарушали дисциплину». Если говорить грубее, Висхар стала собутыльницей Алехина, чего шахматист не мог добиться от трезвенницы Надин.

Среди преимуществ, которые подарил чемпиону новый личный альянс, стало несметное богатство его возлюбленной: у Грейс имелся даже собственный замок в Нормандии, недалеко от Дьеппа и Ла-Манша! В Париже за художницей числилась студия-мастерская на Монпарнасе, где пара тоже могла проживать. Алехин не только получил в лице Висхар понимающего спутника, но и банально расширил жилплощадь. А то, что Надин страдала, вряд ли всерьез беспокоило чемпиона мира. Если бы он переживал из-за каждой своей жены, то на шахматы не осталось бы никаких сил.