Текст книги "Александр Алехин. Жизнь как война"

Глава 10. Чемпион РСФСР

Пока Капабланка хлопотал о проведении матча, Алехин боролся за свое будущее – и не только. Шахматы в РСФСР на время ушли в тень: стране надо было подниматься с колен. Поэтому шахматисты сами пытались вернуть ей утраченные позиции, даже не подозревая, что в скором времени игра приобретет статус культовой и доска появится в каждой уважающей себя советской семье. Но пока шел нелегкий процесс возрождения интереса, и даже удивительно, откуда находились энтузиасты, учитывая, сколь мрачные времена настали за окном!

У Москвы появился теперь статус столицы нового государства. Осенью 1919 года голод и холод нервировали людей; их посеревшие от горя и лишений лица редко освещала улыбка. Отсутствовали основные продукты, такие как хлеб и молоко. Москвичи хорошо помнили пламенные выступления «вождя революции» Ленина с кремлевских трибун, вещавшего о светлом будущем, но о стабильности оставалось только мечтать. Главнокомандующий Вооруженных сил Юга России Антон Деникин успешно выполнял Московскую директиву, белые армии одерживали важные победы над красными, продвигаясь все дальше, занимая новые города, в том числе Курск и Орел, и в октябре большевики всерьез помышляли об уходе в подполье, а правительство даже начало эвакуацию в Вологду.

Горожане с тревогой в сердцах ходили по улицам. В центральных парках самые отчаявшиеся вырубали деревья на растопку, чтобы хоть немного обогреть свои заледеневшие квартиры. К продуктовым лавкам выстраивались длиннохвостые очереди в ожидании желанных поставок, но зачастую люди расходились по домам ни с чем и ложились спать с пустыми желудками. Появилось много бандитов, которые разбивали окна и растаскивали доски с домов и заборов, обворовывали квартиры, магазины. Из-за перебоев с электричеством встали трамваи, не работали фонари – ночью становилось темно и жутко, прохожие шарахались от любой тени. Если в царской России по улицам частенько проносились экипажи, запряженные лихими рысаками, развозившие дворян и аристократов, которые в дорогих костюмах и платьях спешили на спектакли или выставки, то после прихода новой власти шик остался пережитком буржуазного прошлого. По улицам теперь слонялись босяки в залатанных телогрейках, мечтавшие не о культурном просвещении, а о миске с похлебкой¹.

Благополучие горожан напрямую зависело от событий гражданской войны. В середине октября баланс сил вновь изменился: атака белых захлебнулась, и им пришлось оставлять занятые позиции. Стало понятно, что красные пришли в Москву всерьез и надолго.

В этой «летучей» обстановке и существовал теперь Алехин. Многие его друзья были разорены и жили намного скромнее, чем раньше. Шахматы помогали хоть немного отвлекаться от проблем. Важным шагом для их продвижения в РСФСР стало проведение первого советского первенства Москвы-1919/1920. До этого турнир держал паузу с 1913 года, когда чемпионом стал Петр Иорданский (он погибнет во время сталинских репрессий).

Алехин, как истовый патриот шахмат, не остался в стороне, когда творилась шахматная история Москвы. Это оказалось для него очередным испытанием – и дело вовсе не в уровне соперников, ведь с этим в Москве имелись проблемы: мастеров было наперечет. Алехин стал единственным гроссмейстером чемпионата, поэтому выступал вне конкурса. Спортивный интерес для него отсутствовал, но через практику он мог наращивать «шахматные мышцы», как Хосе Рауль Капабланка. Если раньше турниры проходили в ажурной обстановке, то теперь, когда страна погрязла в гражданской войне, москвичи испытывали дефицит буквально всего, и рассчитывать на прежнюю феерию с лакированными столами и служками, подносившими на серебряном подносе чай со сладкими булочками, не приходилось.

Чемпионат организовали в частной квартире. Электричество периодами вырубалось, дров на растопку категорически не хватало, поэтому шахматисты, натянув на себя тулупы и валенки, пытались творить у досок магию. Легендарный Юрий Авербах привел воспоминания Александра Ильина-Женевского о турнире: «Мерзли носы, руки и в особенности ноги. Думая над ходом, приходилось одновременно ногами под столом вытанцовывать польку-мазурку, чтобы вовсе не окоченеть. Но любовь к шахматам была так велика, что никто не роптал, и все спокойно и с большим удовольствием просиживали целые вечера над шахматными партиями». Ильин-Женевский был известным шахматистом и дворянином. Несмотря на высокое происхождение, он настолько проникся революционными идеями, что даже участвовал в штурме Зимнего дворца.

Алехин не брезговал ни обстановкой, ни слабой конкуренцией. Он, как и другие энтузиасты, «перезапускал» в стране шахматы. Капабланка в это же время занимался примерно тем же самым, но не на уровне города, а в мировом масштабе – у него, человека абсолютно свободного, и возможностей оказалось куда больше. В целях популяризации игры кубинец ездил по Европе, при этом был везде обласкан комфортом. В его честь организовывали фуршеты, он находился в центре внимания, раздавал множество интервью, с ним охотно фотографировались. У Алехина таких славных возможностей пока не было, на него часто смотрели косо; в родной стране он иногда ощущал себя чужаком, тогда как Капабланка везде чувствовал себя как дома. Алехин вообще-то должен был собирать себя по кусочкам после всех испытаний, выпавших на его долю, а вместо этого думал о том, как развивать шахматы, и делал для этого все возможное.

На московском чемпионате он набрал 11 очков, тогда как победитель, Николай Греков, заработал всего восемь. В будущем кандидат педагогических наук, Греков блестящим шахматистом не стал, зато написал несколько монументальных шахматных книг, включая впечатляющее издание о матче Ласкера с Капабланкой.

Поскольку шахматы вновь стали доминировать в мыслях Алехина, в декабре 1919 года он окончательно порвал с киностудией. Но нужно было зарабатывать на жизнь, поэтому когда представилась возможность, он отправился в Военно-санитарное управление Харьковского округа – там в то время находился его брат Алексей Алехин, да и таких стесненных условий, как в Москве, не было.

Поездка на Украину вновь могла стоить ему жизни, только на этот раз врагом оказался уже не человек, а обыкновенная вошь. Он заболел сыпным тифом, а ведь эта душегубная болезнь унесла в Первую мировую войну даже больше жизней, чем сами боевые действия!

К счастью, полевые врачи вовремя зафиксировали болезнь и смогли вылечить московского гостя, как когда-то их коллеги не дали шахматисту погибнуть от другого убийственного недуга – менингита.

Смерть явно интересовалась Алехиным, настойчиво кружила вокруг него, как ворона над сыром, но всякий раз предпочитала откладывать пир.

* * *

После реабилитации Александр Алехин вернулся в Москву, чтобы менее года трудиться по юридической специальности – в роли следователя Центррозыска.

С мая 1920 года он устроился в отделение, где занимались розыском пропавших без вести и опознанием задержанных преступников, скрывавших личность. Работникам также поступали запросы на поиск людей, исчезнувших во время Первой мировой и гражданской войн, в том числе иностранцев. Бо́льшую часть времени Алехин работал с документами. Иногда оказывал ценную помощь коллегам, пользуясь своей феноменальной памятью. Когда на допросы попадали сомнительные индивиды, скрывавшие свою преступную подноготную, он помогал раскрывать их, как ловкий фокусник, воспроизводя мельчайшие детали, которые вспоминал о них по личному знакомству или из архивных документов.

Если верить известному советскому шахматисту, автору книг и учебников Василию Панову, за недолгую карьеру следователя Алехин однажды спас жизнь своему шахматному коллеге, сумев раскрыть уголовное преступление, хоть это и не входило в его прямые обязанности². Память Алехина и аккуратное обращение с деталями стали золотой жилой для оперативников Московского уголовного розыска (МУРа). Один из них якобы рассказал Панову о случае, когда Алехин в короткое время смог вникнуть в запутанное дело об убийстве и, подобно Шерлоку Холмсу, раскусить истинного злодея.

Началось с того, что следователя Александра Алехина вызвал к себе начальник Центррозыска, предложив заняться не сыскной работой, а поиском истины в «мокрушном» происшествии. Оперативники уже арестовали подозреваемого в убийстве пожилых супругов. Муж в прошлом был известным инженером, и в его доме хранились дефицитные товары, представлявшие интерес для ворья. По версии следствия, подозреваемый в преступных целях сблизился с супругами, присмотрелся к ценностям, попросил о ночевке, а когда гостеприимные хозяева уснули, зарубил их топором.

Оперативники легко обнаружили в записной книжке бывшего инженера адрес «прикормленной змеи», наведались к подозреваемому домой, где обнаружили парочку похищенных вещиц, – и упекли в тюрьму. Его ожидал расстрельный приговор… Алехину разъяснили, что в виновности арестанта, который проявлял в своей камере большой интерес к шахматам, имелись обоснованные сомнения: он не совсем подходил под типаж хладнокровного убийцы плюс уверял, что вещи ему навязали сами супруги в благодарность за помощь в некоторых делах.

Алехин взялся за расследование и съездил на место преступления. Это была тесноватая квартира с обыкновенной мебелью, однако хозяева богато украсили стены – картинами, портретами, фарфоровыми тарелками. Следователь присел и около получаса фиксировал в голове квартирную обстановку. Он не двигался с места, пытливо рассматривая детали, как будто увидел расставленные на доске фигуры и скрупулезно анализировал позицию. Затем он вернулся в тюрьму, чтобы допросить подозреваемого.

Оказалось, тот помогал старикам с уплотнением квартиры, переставлял мебель. На допросе следователь проявлял чудеса наблюдательности, точно вспоминая, какие рисунки были на каждой из фарфоровых тарелок. Подозреваемый оказался этим порядком впечатлен.

Алехин проявил особенную заинтересованность, когда во время допроса услышал, что инженер сам развешивал вещи на стене, стремясь к симметрии. Совместными усилиями удалось установить, что симметрия в квартире, куда приехал на рекогносцировку Алехин, была нарушена! На стене зияло пустое место, где должна была находиться одна из вещиц. В конце концов подозреваемый вспомнил, что прежде там находилась групповая фотография, на которой были запечатлены хозяин квартиры и его сокурсники по Императорскому высшему техническому училищу.

Следователь Центррозыска оставил подозреваемого и отправился заниматься тем, чем ему и было положено по долгу службы, – сыском. Вскоре выяснили, кто учился вместе с убитым; затем были проработаны те из них, кто находился в Москве. В итоге настоящего преступника задержали с поличным. Им оказался бывший владелец завода, который приехал к старому приятелю – инженеру погостить, увидел золотые вещи, узнал о новом знакомом, на которого можно было свалить вину, – и совершил двойное убийство. Уезжая с награбленным, заодно снял со стены фотографию – на память. Пустое место, сбившее симметрию, и привело его к расстрелу. А Алехина – к славе.

Рассказ Василия Панова «Вслепую» напоминает произведение Артура Конан Дойля. Панов вообще нередко писал об Алехине, но достоверность этого рассказа, который подозрительно изобилует казенными репликами всех персонажей, вызывает сомнения.

Если с Пановым действительно общался бывший сотрудник МУРа, то он мог передать общий смысл того случая, а автор рассказа немного адаптировал текст для читателей, добавив художественных красок. Впрочем, представить дотошного Алехина в роли гениального сыщика не составляет труда. Шахматы – та же головоломка, которая присутствует в любом расследовании. Сыщику надо видеть все хитрости противоборствующей стороны – и проводить контригру. Если Алехин умел это делать за доской, то почему не мог и в жизни?

* * *

Алехин работал не только следователем Центррозыска. С июня 1920 года он по совместительству числился переводчиком и секретарем организационно-информационного отдела исполнительного комитета Коммунистического интернационала (Коминтерна). Пригодились знания языков, в особенности немецкого, французского и английского.

Историк Сергей Воронков скрупулезно восстановил хронологию: осенью вместе с женой Александрой Батаевой Алехин поселился в гостинице «Люкс» на Тверском бульваре. Сначала он там жил как сотрудник Центррозыска, затем в гостинице размещалось уже общежитие Коминтерна.

В новом качестве Алехин занимался пропагандой. Делегаты Коминтерна приезжали в Москву не только со всех концов страны, но и из дальнего зарубежья. Их нужно было вводить в курс дела, составлять для них информационные брошюры, наполнять головы идейно верными сведениями о молодой советской стране… Рассказывать о ее социалистических идеалах, о подъеме рабоче-крестьянского класса, о бесплатных медицине и образовании – всем том, что получали граждане РСФСР и что с благодарностью отдавали в ответ государству. Это способствовало распространению «семян социализма» за рубеж, а значит, было делом государственной важности.

Само собой, о многом умалчивалось: например, о миллионах погибших на гражданской войне или от неслыханного голода, из-за которого люди становились каннибалами. Или об узаконенном красном терроре, который наделял полномочиями палачей натуральных маньяков. Они хвастали друг перед другом количеством загубленных душ, отмечая на своих наганах насечкой каждого, кому была пущена пуля в затылок…

Делегатов, которым сообщали только о хорошем, надлежало также всячески развлекать: например, возить по грандиозным советским стройкам, знакомить с городами, которые обретали новый, индустриальный облик. Одна из подобных экскурсий сыграла ключевую роль в судьбе Алехина.

Но прежде он сыграл в первом чемпионате РСФСР по шахматам.

* * *

Идеологом Всероссийской шахматной олимпиады стал Александр Ильин-Женевский. Если первая часть этой составной фамилии – его настоящая, то вторая – это город, где он находился в политической эмиграции, когда был членом партии большевиков.

Первая мировая деформировала его здоровье: он надышался газами и получил контузию, из-за которой даже забыл, как ходят шахматные фигуры. Но сломлен не был: напротив, проникшись идеями большевизма, участвовал в обеих революциях и заработал протекцию сверху.

В 1920 году Ильина-Женевского назначили комиссаром Центрального управления всеобщего военного обучения (Всевобуча). Этой должности, а также боевых заслуг хватило, чтобы с успехом заняться популяризацией шахмат… через армию! Повезло, что начальником Всевобуча Московского военного округа стал любитель шахмат Василий Руссо, который способствовал созданию в столице Центрального шахматного клуба.

Ильин-Женевский популярно объяснял своим начальникам, что шахматы полезны: их можно включить в программу довоенной подготовки, чтобы всесторонне – а не только физически – развивать будущих красноармейцев. Его словами прониклись – и вышло распоряжение повсеместно открывать шахматные кружки. Московскому шахматному клубу выделили апартаменты – шестикомнатную квартиру при Центральном военно-спортивном клубе Управления Всевобуча, и теперь можно было не проводить важнейшие соревнования в убитых каморках. В честь открытия клуба Александр Александрович провел сеанс одновременной игры и ни в одной из 38 партий не проиграл, хотя почти все соперники имели первую категорию³. Дело сдвинулось с мертвой точки – русские шахматы не канули в неизвестность, что вполне могло произойти.

Первый чемпионат страны прошел не без накладок. Ильин-Женевский создал оргкомитет турнира, наделив себя функциями председателя и включив в него чемпиона Москвы Николая Грекова, составителя этюдов Николая Григорьева и гроссмейстера Александра Алехина. Сначала нужно было найти игроков приличного уровня, поскольку многих топов в стране просто-напросто не было. Годных шахматистов искали буквально по всей стране, отправляя в Москву из разных регионов. Начальники территориальных округов, получив необычный приказ, исполняли его как могли. В итоге для основного турнира набрали 16 участников, среди которых оказалось только пять мастеров. В побочном турнире участвовал брат Алехина Алексей, но в призеры не попал.

Когда 4 октября чемпионат стартовал, остро встал уже не кадровый, а «продуктовый» вопрос – кормить участников, проживавших в казармах, оказалось буквально нечем. Ильин-Женевский жаловался, что Николай Греков не пылал желанием решить проблему с харчами, а Алехин банально не хотел погрязать в организационных вопросах. Только Григорьев и помогал, хотя сам участвовал в турнире.

Всевобуч был военной организацией, поэтому шахматистов кормили армейскими пайками. Найти что-нибудь вкусненькое было сродни ратному подвигу. «Помню, нам удалось раздобыть несколько кругов сыру, который являлся в то время большим лакомством», – вспоминал Ильин-Женевский. Но даже сыр не выручил – участники соревнований устроили забастовку, не в силах противостоять позывам желудков, и без того ослабленных всеобщим голодом. Они выдвинули требования, не забыв упомянуть пресловутое лакомство: «Немедленная выдача оставшегося сыра на руки участникам». Попросили также хлеба и папирос. Ну и денег, разумеется, – 15 000 девальвированных рублей авансом. В итоге проднорму «расширили»: в нее вошли овощной суп, хлеб и селедка; а чтобы мозг не выключался во время партий, игрокам раздавали подслащенный чай и сыр.

Алехин концентрировался на шахматах, а потому одержал победу, по очкам – вполне себе уверенную. Однако участники вспоминали, что игра первого советского чемпиона не была так уж идеальна. Во всяком случае, в ней отсутствовал фундаментальный план: она больше строилась на вычислении слабых мест противника, и если таковые имелись, гроссмейстер наваливался на «рану» всеми армадами «болезнетворных бактерий» до тех пор, пока не провоцировал «сепсис» и «смерть» вражеского короля. Но иной раз балансировал на краю пропасти, как в партии с Бенджамином Блюменфельдом, восьмым шахматистом по итогам первенства. Петр Романовский позже вспоминал, как Алехин в антракте партии против Блюменфельда рекомендовал поставить на него, поскольку, анализируя расстановку всю ночь, «не увидел контригры»⁴. Но доигрывание сразу пошло нервяком: Алехин в цейтноте предложил ничью, соперник ее принял, а когда дым войны рассеялся, Александр Александрович невозмутимо сообщил, что Блюменфельд упустил скорый мат – в три хода. Так что у Алехина еще были резервы для роста: его игра отличалась лабильностью, могла давать шансы соперникам… Другое дело, что этим на чемпионате РСФСР мало кто воспользовался – возможно, пытливый взгляд серых глаз и громкий титул гроссмейстера подрывали уверенность соперников Алехина.

Сам Романовский сыграл с триумфатором вничью. И наверняка вспомнил партию 1909 года на Всероссийском турнире любителей, где одержал победу над восходившей звездой шахмат. В этот раз виктория принесла бы Романовскому первое место, но не сложилось. Петр лишь на очко отстал от чемпиона, который не проиграл ни одной партии. Но вряд ли второй призер сильно расстроился, помня, как Алехин пожертвовал гонорарные рубли студенту политехнического института, который находился в немецком плену… К тому же он получил титул маэстро, а в будущем дважды выиграл чемпионат СССР. Вот только Алехина в стране уже не было, а значит, побеждать сам Бог велел.

«Процедура награждения победителей состояла как бы из двух частей, – писал о тех событиях Юрий Шабуров. – Вначале в присутствии всех участников соревнования Александру Алехину был вручен почетный приз от устроителей олимпиады – китайские шахматы из слоновой кости на шарах. А затем все призеры в порядке занятых мест приглашались в отдельную комнату, где находились художественные серебряные предметы. Они были получены организаторами турнира в ломбарде из конфискованных ценностей, принадлежавших уехавшим за границу эмигрантам. Каждый призер сам выбирал понравившийся ему предмет»⁵.

Внешне у Алехина все складывалось благополучно: он трудился в Центррозыске и Коминтерне, был кандидатом в члены Российской коммунистической партии большевиков, занимался популяризацией шахмат. Однако демоны прошлого начали влиять на его положение: карательные органы все зорче присматривались к противоречивому гражданину РСФСР. В воздухе витало грозное и пугающее слово «контра». Даже человек, имевший безупречное «пролетарское» прошлое, рисковал потерей всех привилегий – а то и жизнью – за один ложный доноc.

В ноябре Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией завела на Алехина дело.