Текст книги "Александр Алехин. Жизнь как война"

На встрече в «Карлтон-отеле», где присутствовал также Флор, предварительно договорились: величина призового фонда – 10 000 долларов, Алехин получает 2/3. Как все будет согласовано, о матче объявят в Москве. «Крепкое рукопожатие, и мы расстались, чтобы никогда более не увидеться», – заключил Ботвинник.

В СССР он сразу получил телеграмму от Молотова, который санкционировал матч. Однако началась кулуарная возня: советские чиновники начали сомневаться, а будет ли победа. В 1939 году пришло письмо от Алехина, который попросил, чтобы вторую часть матча провели в Лондоне. «Мне поведение чемпиона не понравилось. Это было нарушением джентльменского соглашения», – писал Ботвинник в автобиографии.

Но колебания Алехина понять можно – и хочется, и колется. Допустим, сыграй они в Москве – и победу наверняка одержала бы молодость, окрыленная всесторонней поддержкой. Какова в этом случае дальнейшая судьба Алехина со всем его белогвардейским «прицепом»? Николая Крыленко, например, уже расстреляли – при всех его шахматных заслугах… Снова чемпион оказался в тисках сомнений, а там и война началась.

Получается, Алехин точно так же метался, как и мировые политики того времени, которые легко признавались в любви к одним странам, тут же с ними рвали – и примыкали к другим, ориентируясь на выгоду. Политическое лавирование, которое затеял Советский Союз, решивший заключить пакт о ненападении с Германией, хотя еще недавно готов был идти на немцев с оружием из-за Чехословакии, бросило тень на политику страны победившего социализма. Во времена повсеместного флюгерства Алехин тоже мнил себя политиком, подстраивался под переменчивый мир, чтобы выживать, – а если получалось, то и с комфортом. Имиджевые потери при таком поведении были неизбежны. Появлялось все больше противоречий, нелогичности в его поступках, и доверие к нему подрывалось. Слова его теряли вес – и оставался только шахматный авторитет, но и он становился все более призрачным. Да, Алехин владел титулом, но почтенный возраст обязывал пройти матчевое испытание. Вот только грянула война, и организовать такой матч стало проблематично.

Увы, на войне Алехин побывал по разные стороны баррикад – и под ее конец стал персоной нон грата.

* * *

Восьмая шахматная олимпиада в Буэнос-Айресе проходила с 24 августа по 19 сентября на фоне тяжелейшей общемировой ситуации. Участвовали 27 стран. Алехин (Франция) и Капабланка (Куба) отправились в знаковые для себя места, где когда-то творили магию – матч за шахматное первенство, который до сих пор считается одним из самых необыкновенных в истории. Пароход Neptunia, на котором Хосе Рауль с супругой Чагодаевой прибыл в Буэнос-Айрес из Франции, всего через два дня потопили немцы.

К моменту прибытия шахматистов на южноамериканские берега Германия уже подвергалась нещадной критике со стороны всех, кто обладал критическим мышлением, за то, что аннексировала Австрию и оккупировала Чехословакию, проявив невиданную наглость. Последняя по милости немцев выступала в Буэнос-Айресе под названием «протекторат Богемии и Моравии» (в ее составе отсутствовал Сало Флор). Немцы предложили чехословакам использовать флаг со свастикой, но организаторы остановились на старом чехословацком варианте. Команда Германии приехала в Аргентину побеждать. Партии проходили в театре Politeama.

1 сентября участники турнира, пройдя предварительную стадию, готовились к финалам, но пришли в ужас: на европейском континенте развязывалась Вторая мировая война! Перед общепланетарной катастрофой сформировались два военно-политических блока – англо-французский и германо-итальянский. Советский Союз метался меж двух лагерей. Поначалу было намерение заключить соглашение с оппонентами Гитлера и Муссолини, но у французов и британцев оставалось к большевикам пренебрежительное отношение – переговоры фактически сорвались. В конце концов, в августе 1939 года появился печально известный пакт Молотова – Риббентропа о ненападении с секретным протоколом о разделе сфер влияния, который лишь отсрочил войну для Советского Союза… И уже в сентябре Германия, получившая гарантии, что СССР мешать не станет, вторглась в Польшу – так провалилась попытка стран-союзниц сохранить мир путем уступок агрессору. Накануне нападения переодетые в польскую военную форму солдаты СС[29]29
  СС (SS, аббр. от нем. Schutzstaffel – «отряды охраны») – военизированные формирования НСДАП. В ведении СС находились концентрационные лагеря и лагеря смерти. – Прим. изд.


[Закрыть] совершили провокацию – «атаку поляков на немецкую радиостанцию в Глайвице», дав формальный повод для начала боевых действий. «Немецкими жертвами» злонамеренной диверсии стали заранее умерщвленные узники концлагерей, которых гитлеровцы в ходе операции называли «консервами». Гитлер по радио объявил гражданам Германии, что поляки совершили нападение на немецкую территорию, и объявил войну, а затем в военной форме выступил в Рейхстаге с патетической речью. 3 сентября Франция и Британия (а также некоторые другие страны) объявили войну Германии… Постепенно в конфликт ввязались 62 из 74 государств мира, было впервые применено ядерное оружие, погибли более 70 миллионов человек.

Британцы покинули турнир в Буэнос-Айресе досрочно, как только узнали об агрессии немцев. Позже двое из них, Гарри Голомбек и Стюарт Милнер-Бэрри, помогли Алану Тьюрингу дешифровать в Блетчли-парке немецкую «Энигму». Хозяева соревнований ценой невероятных усилий уговорили капитанов команд продолжать участие. Германию не дисквалифицировали, хотя формально она уже находилась в состоянии войны с Польшей и Францией, команды которых участвовали в турнире. С немецкими шахматистами избегали общаться. Капитан сборной Франции – и заодно ее тренер – Александр Алехин призвал бойкотировать немцев. Французы не стали играть с представителями страны-агрессора. Командам присудили ничью.

Лидер «нерукопожатной» сборной Альберт Беккер после турнира писал своему коллеге-соотечественнику Максу Блюмиху: «Доктор Алехин был настроен против нас на протяжении всего времени. Он запрещал своим сокомандникам иметь с нами какие-либо контакты, оппонировал нам в прессе и на радио. То, как вел себя Алехин, – позор». Алехин также помогал в турнирной борьбе соперникам немцев, Польше и Аргентине, не участвуя в поединках против них⁶.

«Свои» тоже отвернулись от немецкой команды. Шахматистка Соня Граф, очень эмансипированная короткостриженая брюнетка, любившая переодеваться в парня, из-за критики нацистского режима выступала в дальнейшем в нейтральном статусе; она проиграла в Буэнос-Айресе только Вере Менчик (через два года уроженка Москвы погибнет в ходе бомбардировки Лондона немцами).

Мужская команда Германии, несмотря на давление, одержала победу – но ни один из игроков не вернулся на родину, как и некоторые европейские шахматисты с еврейскими корнями. Не всем это пошло на пользу: так, эстонский мастер Ильмар Рауд умер в Аргентине от голода в возрасте 28 лет. Поляки во главе с Савелием Тартаковером, поначалу деморализованные войной на их территории, совершили затем рывок, завоевав серебро. Эстония Пауля Кереса получила бронзу, а вскоре страны Прибалтики вошли в состав СССР по тому самому секретному протоколу с немцами – и уже в 1940-м талантливейший Керес участвовал в советском чемпионате (еще один участник олимпиады, латвиец Владимир Петров, погиб в сталинских лагерях).

1–2-е места за лучшую игру за «первой доской» в финальной части турнира в Буэнос-Айресе получили Капабланка и Алехин соответственно. Капа уже лечился от повышенного кровяного давления, сев на диету, – иногда у него прямо во время партий стирались воспоминания о том, что именно он намеревался сделать за доской. С возрастом участие в турнирах, где приходилось мобилизовывать все умственные способности, становилось для кубинца смертельно опасным – повышался риск инсульта. Однако он продолжал играть на самом высоком уровне, пренебрегая рекомендациями врачей.

В Буэнос-Айресе экс-чемпион мира отказался играть против Франции, заранее предупредив, что не желает видеть Алехина, – у них была своя «война», которая не прекращалась. Вместо ушедшего «отдохнуть» Капабланки к Алехину за доску сел худший кубинский игрок Лопес Арсе, быстро положивший своего короля на бок. Чагодаева вспоминала, что вновь поднимался вопрос о матче-реванше, и симпатизировавший кубинцу Керенсио – тот самый судья, у которого Капабланка жил в 1927-м, – даже вызывал чемпиона мира на дуэль, а тот якобы прятался от него в туалетной кабинке.

Переговоры о матче-реванше действительно продолжались, просто кубинцы и аргентинцы не могли удовлетворить финансовый запрос Алехина (призовой фонд размером в 10 000 долларов золотом). СМИ писали, что матч-реванш – дело решенное, даже называли дату его проведения – 14 апреля 1940 года. После начала Второй мировой войны организовать его стало делом крайне затруднительным. Пока суд да дело, Алехин отправился с женой в Бразилию, а 31 декабря 1939 года отбыл в нейтральную Португалию. Он уже не мог давать никаких гарантий Капабланке, сославшись на то, что ему надо исполнять гражданский долг во Франции. Теперь, когда Алехин отбыл на континент, Капа снова мог впасть в отчаяние, понимая, что «поймать» русского эмигранта будет очень тяжело.

Алехина встречали в Лиссабоне так, будто он был суперзвездой. На пристань пришел местный шахматист Франсишку Люпи, который позже стал последним настоящим другом русского эмигранта. «Однажды утром в середине января мы все вышли на пристань, чтобы поприветствовать его. Еще до того, как корабль был пришвартован, мы заметили на верхней палубе улыбающегося блондина с двумя котятами на руках»⁷, – вспоминал Люпи о той встрече. Интересно, почему у чемпиона было столь благодушное настроение? Неужели из-за того, что он снова убежал от Капабланки?

В феврале Алехин находился уже в Париже, где его мобилизовали. Шахматист стал не офицером, как это было принято считать ранее, а всего лишь рядовым⁸, стажером-переводчиком в запасе (требовались знания русского). С 29 февраля 1940 года его приписали к третьей роте управления по тыловому обеспечению.

Как выяснили французские журналисты из записей Алехина, весной он намеревался провести «монстрический» сеанс против 300 игроков в Лондоне с командами по пять шахматистов на 60 досках – нечто подобное Александр Александрович уже проворачивал в Париже в отеле Claridge восемь лет назад. Выручку с мероприятия он предлагал истратить на военные нужды Франции. «Будем надеяться, что это военное дело закончится победой как можно скорее, и тогда мы сможем организовывать регулярные соревнования, что будет полезно для шахмат наших стран», – писал он британскому шахматному руководителю Руфусу Стивенсону, супругу Веры Менчик. И предлагал конкретную дату для сеанса – 15 мая 1940 года. Но это мероприятие не состоялось. А 12 июля Алехина демобилизовали в Клермон-Ферране.

Франция очень быстро пала на колени: немецкий военный план «Рот» стал для республики роковым. Германский генерал-майор Эрвин Роммель без проблем препарировал французские войска, словно они оказались подопытной лягушкой; Гейнц Гудериан умело маневрировал своими танками на французской территории, точно первоклассный шахматист, владеющий убийственным позиционным чутьем. Летчики люфтваффе[30]30
  Luftwaffe (нем. «небесные войска») – германские военно-воздушные силы в составе вооруженных сил нацистской Германии (1933–1945). – Прим. изд.


[Закрыть] доминировали в воздухе, немецкие асы справлялись с задачами любой сложности. Линия Мажино, которую считали неприступной, просто оказалась бесполезной. Французские генералы слабо координировали войска, их пытались менять, но сути это не меняло. Типичный блицкриг превратил в руины надежды союзников на скорое окончание экспансии немцев. Постепенно к французам пришло осознание, что война будет долгой и тяжелой. Франция потеряла 300 000 убитыми. Страну разделили на зоны влияния: немцам досталась северная часть, включая Париж. Было организовано правительство Виши, подчиненное немцам. Жизнь французских граждан изменилась разительно: немецкая пропаганда проникла во все сферы их бытия, в том числе появилась подконтрольная немцам пресса.

Алехин временно пропал с радаров Капабланки. Снова дал о себе знать в еще свободном Марселе, послав кубинцу срочный запрос на проведение матча-реванша. 8 сентября 1940 года в New York Times появилась заметка: «Алехин в безопасности, предлагает матч. Чемпион находится в Марселе, ему нужна виза на Кубу. Капабланка сомневается. Говорит, что только в Аргентине заинтересованы в проведении матча». Хосе Рауль считал матчевые интенции Алехина несерьезными, подозревая, что тот хочет получить визу, только чтобы покинуть охваченную «немецким пожаром» Европу.

Чуть погодя, русский эмигрант въехал в оккупированную зону к своей жене Грейс Висхар, которая сильно нервничала из-за риска потерять замок и студию. Есть разные версии, как немцы могли давить на Алехина. Например, что в роду его супруги якобы были евреи, а потому ее легко могли поставить к расстрельной стенке. Или что все портило ее британское подданство. Еще вариант: супруги боялись потерять имущество, а потому не торопились уезжать. Так или иначе, Алехин начал вести себя уже как человек, лояльный «немецким господам». Он и раньше подстраивался под систему, вот только контакты с нацистами – это уже клеймо навсегда. От такого не отмыться.

К 1941 году Александр Александрович начал сотрудничать с немцами: он проводит партии с представителями вермахта, пишет статьи в парижских газетах, подконтрольных гитлеровцам. Ему даже присвоили неофициальный титул «шах-фюрер». Впрочем, у нас нет сведений, что Алехину это звание пришлось по душе.

Один из редакторов Deutsche Schachzeitung Хайнрих Раннефорт в феврале 1941 года писал, что за месяц до этого Алехин пытался уехать в Южную Америку, но истек срок его португальской визы, поэтому вернулся в Париж. «Друзья из рейха, которые организовывали матч с Боголюбовым, взяли его на работу, пообещав поддержку. В качестве благодарности Алехин презентовал Pariser Zeitung свою фотографию с автографом и наилучшими шахматными пожеланиями. Надо полагать, Алехин, который вел себя очень враждебно в отношении немецкой команды в Буэнос-Айресе… и запретил своим людям иметь какие-либо контакты с ней, усвоил новый урок. Вероятно, он понимает, что в долгосрочной перспективе лучше не оставаться германофобом»⁹.

Александр Алехин подошел к бездне – и шагнул в нее.

Глава 27. Смерть забирает лучших

В 1933 году Эмануил Ласкер стал жертвой антисемитизма в Германии. Когда-то ему было тяжело получить в этой стране образование по аналогичной причине, а в 1930-е начался новый виток дискриминации по национальной принадлежности. На этот раз доктора Ласкера лишали имущества, денег. Он десятилетиями прославлял свою страну по всему миру, был настолько талантливым и ярким, что им восхищались повсеместно, а молодые и дерзкие шахматисты побаивались, ведь он, несмотря на седины, по-прежнему мог не просто «взгреть» самых способных и невозмутимых, но и завоевать первый приз. Хамский натиск нацистов на Ласкера в Берлине привел к тому, что шахматист вместе с любимой женой Мартой покинул родину, перебравшись в Великобританию, а затем – в Советский Союз по приглашению Николая Крыленко. Сестра Ласкера Лотта несколько лет спустя погибла в газовой камере концентрационного лагеря в Собиборе, тоже став жертвой преступных идей Гитлера. В 1937-м Эмануил переехал из СССР, где наступил пик Большого террора, в США – и там наконец обрел спокойствие. В силу возраста экс-чемпион постепенно отходил от шахмат, стал много времени проводить с дочерью Марты от первого брака. И все же до последнего интересовался благородной игрой, без которой не мог жить. Возраст сказывался, тело неумолимо старилось, но могучий дух неутомимого бойца оставался. Ласкер отличался упертостью, часто вредничал, но его любили и уважали. Доктора всегда было интересно читать (и наверняка слушать), он умел писать на любые темы увлекательно и притом поэтично. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. В начале 1941 года в Нью-Йорке он тяжело заболел. Почечная инфекция лишила мир философа, друга Альберта Эйнштейна, уникального человека и спортсмена, который почти 27 лет оставался чемпионом мира.

Эмануил попал в госпиталь Mount Sinai, где 11 января его не стало. Ему было 72 года. Любимая жена пережила шахматиста всего на год. Церемонию прощания с Ласкером посетили сотни человек… Хосе Рауль Капабланка уже забыл о разногласиях, которые когда-то возникали между ними, поэтому печальная весть стала шоком для кубинца – как и для многих других шахматистов, понимавших всю тяжесть утраты.

А вот какая статья появилась в Pariser Zeitung от 18 марта 1941 года за авторством Алехина: «Смеем надеяться, что после смерти Ласкера, второго и, вероятно, последнего еврейского чемпиона мира, арийские шахматы, сбитые с толку еврейским защитным менталитетом, найдут свое место в мире шахмат. Мой долг – не быть слишком оптимистичным, потому что Ласкер оставил учеников, которые могут быть очень вредными для идей шахматного мира»¹.

В свое время Ласкер трепетно относился к таланту русского шахматиста, с которым впервые сыграл на турнире в Петербурге в 1914 году. Он не уставал расточать ему комплименты, работал на титульном матче Алехина с Боголюбовым в Берлине. Когда-то Ласкер сказал: «На шахматной доске лжи и лицемерию нет места. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Беспощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру». И хотя он не говорил напрямую об Алехине, цитата применима к его игре – русский гроссмейстер жил комбинацией. И, как оказалось, не только шахматной. Но те комбинации, которые он претворял не за шахматной доской, а в жизни, становились губительными уже для него самого.

Фрагмент статьи о Ласкере – лишь вершина айсберга. Подобные тошнотворные пасквили появлялись снова под вывеской «Арийские и еврейские шахматы» за подписью чемпиона мира. Доставалось и другим шахматистам, которых уже не стало. «Как и Арон Нимцович с “Моей системой”, Рихард Рети был тепло встречен большинством англо-еврейских псевдоинтеллектуалов, когда написал книгу: “Новые идеи в шахматах”. <…> И это дешевый блеф, это бесстыдная самореклама, без сопротивления проглоченная шахматным миром, отравленным еврейскими журналистами, которые вторили ликующим возгласам евреев и их друзей: “Да здравствует Рети, да здравствуют гипермодернистские неоромантические шахматы!”»

А вот еще кусок: «Все яснее становится единство разрушительной, чисто еврейской шахматной мысли (Стейниц – Ласкер – Рубинштейн – Нимцович – Рети), которая в течение полувека мешала логическому развитию нашего шахматного искусства».

Автор также узрел во втором матче с Эйве «еврейский заговор», поскольку противнику, по его словам, помогали еврейские репортеры, тренеры и секунданты. В итоге шла борьба с «объединенным шахматным еврейством», которая закончилась «триумфально».

В интервью для немецкого портала nd-aktuel.de бывший немецкий прокурор, доктор Ганс Эллингер раскрыл суть немецких шахмат нацистского времени: «Национал-социалисты провозгласили шахматы “духовным боевым искусством немцев”. Показательна речь Валлрота, когда он стал патроном Федерации шахмат Нижней Эльбы в 1933 году: “Играть в шахматы – значит, сражаться до тех пор, пока противник не будет побежден. Никаких компромиссов, только победа и поражение. В шахматах все действует в соответствии с принципами фюрера”. <…> Алехин прославлял “арийские” шахматы как “смелые и решительные”, с самого начала направленные на победу и атаку»².

По сути, автор антисемитских статей стал рупором пропаганды нацистских идей, продвигая их с помощью шахмат.

Когда немецкий режим пал и вернулась свобода слова, Алехин тут же открестился от дурно пахнувших пасквилей, повторяя одну и ту же мысль: он писал научные труды, чтобы выжить – получить визу и дать гарантии безопасности жене; а тексты перекраивали на свой лад «немецкие редакторы» (иногда он даже говорил, что и вовсе тех материалов не сочинял). Кстати, советские авторы послевоенного времени предпочитали в этом смысле верить русскому чемпиону и представляли его жертвой клеветы. Но Алехина порочат интервью, которые он давал в сентябре 1941 года в Испании. Русский шахматист якобы заявил El Alcazar, что он первым рассмотрел шахматы с расовой точки зрения – в немецком журнале Deutsche Schachzeitung и ежедневной парижской газете Pariser Zeitung.

После смерти вдовы Алехина Грейс Висхар в 1956-м якобы были обнаружены скандальные антисемитские статьи, написанные Алехиным от руки. В обоих случаях авторы сослались на свой источник – ирландского шахматиста и издателя Брайана Рейли. Он заявил авторам публикаций, будто видел эти статьи (что потом опроверг). Рейли писал биографию Алехина, но умер в 1991-м, а его книга так и не была издана.

Алехин активно участвовал в турнирах под патронажем нацистов. Организацией соревнований занималась Великая немецкая федерация шахмат (нем. Grossdeutscher Schachbund) во главе с ее генеральным секретарем Эрхардом Постом. Алехин быстро наладил диалог с фанатом шахмат, неплохим игроком Гансом Франком, гауляйтером Польши. С ним у русского эмигранта были пересечения еще на втором матче против Боголюбова в 1934 году. Знал ли Алехин, какие бесчинства устраивали нацисты и, в частности, Ганс Франк? Как-то «польский мясник» обмолвился, что в генерал-губернаторстве не хватит деревьев, чтобы сделать из них достаточно бумаги для составления списка всех убитых им евреев.

Приятель Алехина Боголюбов так и вообще вступил в НСДАП 1 апреля 1941 года (вышел 24 апреля 1945 года)³. В анкете, которую Боголь заполнил для американцев, в качестве оправдания своим поступкам шахматист объяснил, зачем выбрал НСДАП: «Как русский в изгнании, я не мог спокойно терпеть открытые провокации против России, которые особенно наблюдались в Кракове, и вступил в партию, чтобы иметь возможность бороться с этим».

Боголюбов очень плотно общался с Франком, как раз когда проживал в Кракове – столице генерал-губернаторства. Немец ему всячески покровительствовал, давал работу (переводчиком, шахматным инструктором и так далее), часто звал в королевский замок на Вавельском холме, где располагалась «резиденция» ставленника Гитлера. Бывал там и Алехин. Франк тепло поздравлял шах-фюрера с новыми победами – дарил сувениры, крепко жал руку, что засвидетельствовали фотографы. И банкеты наверняка случались, не без этого.

Увлекательные партии для нацистов были сыграны в ноябре 1941-го, когда Алехин и Боголюбов провели небольшой матч в Варшаве (Ефим Дмитриевич уже поселился в Кракове). В немецкой газете Deutsche Schachzeitung появилась характерная для того времени фотография: на снимке толпа нацистов окружила столик, за которым, анализируя позицию, сидели чемпион мира и бывший претендент на корону. Зрители с огромным интересом уставились на доску, среди них – Ганс Франк. Один из нацистов выделялся большим нарукавником со свастикой. Фотография была сделана так, что свастика как бы «сливалась» с лицом Боголюбова, изо рта которого торчала толстая папироса.

Не раз окружая шахматный столик и на время отвлекаясь от «решения еврейского вопроса», нацисты одобрительно кивали, глядя, как Алехин и Боголюбов переставляют фигуры. Алехин преждевременно состарился, на голове появились залысины; он играл в неизменных очках – глаза прищуренные, опустевшие. У них с Франком оказались еще и общие профессиональные интересы, ведь гауляйтер был доктором юридических наук – как мы выяснили раньше, «доктором» называли и Алехина.

Партия между чемпионом мира и Европы Александром Алехиным и победителем первого чемпионата Австрии Фридрихом Самишем, Краков, 1942 год. За игрой наблюдает Ганс Франк – генерал-губернатор оккупированной Польши; осужден на Нюрнбергском трибунале, казнен

В какой-то момент Франк собрался трудоустроить чемпиона мира в генерал-губернаторстве, организовав для него работу с высокой фиксированной зарплатой в качестве старшего консультанта по вопросам, которые касались русской истории, лингвистики, права, литературы (и так далее), при Институте немецких работ на Востоке (IDO). К этим обязанностям русский эмигрант должен был приступить с 1 января 1942 года⁴. (Ганс Франк занимал в то время должность президента IDO.) Институт изучал различные аспекты жизни народов, проживавших на оккупированных немцами территориях. В итоге Алехин согласованный пост в оговоренные сроки так и не занял. Очевидно, он продолжал надеяться на матч с Капабланкой и отъезд из Европы, а когда надежда рухнула, согласно данным Рорера, получил временную должность научного консультанта при институте, но занимался исключительно шахматными делами. Пост он занял 1 июня 1942 года, при этом получал ту же зарплату (1000 рейхсмарок в месяц), какую ему обещали платить за должность, от которой он отказался. Часть выдавали наличными, часть переводили на его счет в мюнхенском отделении Deutsche Bank. Затем с октября Алехина планировали задействовать в Главном управлении пропаганды генерал-губернаторства с перспективами создания школы шахмат в Кракове и получения должности шахматного функционера. С этого времени шахматисту оплачивали весомые счета за пребывание в «Гранд-отеле» – элитной польской гостинице⁵, где постояльцам предлагали весьма комфортные условия проживания, позволяя останавливаться в номерах только немецким гостям. Это, конечно, совсем не то же самое, что заниматься «русским вопросом», и по крайней мере в этом аспекте Алехин лицо сохранил. Однако с этого времени он официально работал на национал-социалистический режим, пусть и исключительно как шахматист.

Примерно в 1943 году Пауль Керес, тоже оказавшийся «под нацистской пятой», отказался разыграть с Алехиным титул чемпиона мира. Вот что Пауль говорил шахматисту Карелу Опоченскому: «Что может мне дать Алехин? Какое значение вообще может иметь такой матч? Если выиграю, получу кучу никчемных немецких марок. Будет ли это вообще матч за титул чемпиона мира? Победитель станет чемпионом определенной части суши, оккупированной немецкой армией… Если я проиграю, однако, я навсегда потеряю шанс участвовать в борьбе за титул после неизбежного окончания войны»⁶.

Несмотря ни на что, между Алехиным и Кересом завязалось приятельское общение, и эстонец даже стал называть чемпиона Алешкой в переписках с друзьями.

Керес участвовал в девяти немецких турнирах и одном матче (опередить русского гроссмейстера не смог ни разу, хотя был намного моложе и считался одним из сильнейших шахматистов своего времени).

Это был элегантный молодой человек с ухоженным лицом, широким лбом (который становился совсем крупным, когда он зачесывал волосы назад) и умными, слегка насмешливыми глазами. Сын предводителя дворянства Алехин, понимавший, как правильно подать себя в обществе, мог по достоинству оценить манеру Пауля Кереса держаться на публике.

В отличие от Алехина, Керес не компрометировал себя, тихо посиживал себе в Университете Тарту и старался занимать аполитичную позицию. Познакомился с девушкой по имени Мария, женился, завел двух детей в период немецкой оккупации, а после войны жил уже в СССР, став украшением советской шахматной империи.

Куда менее осмотрительно вели себя Алехин и Боголюбов, которые заработали в те годы клеймо пособников нацистов. Они проводили консультационные партии, играя с Гансом Франком и другими гитлеровцами. Например, дуэт Алехин – Франк переиграл дуэт Боголюбов – Пфаффенрот (личный адъютант Франка)⁷. Еще Алехин объединялся с Людвигом Фишером, которого после войны выдали Польше, где за бесчеловечные преступления приговорили к смерти через повешение.

А ведь этого «коллаборационизма» – хотя бы частично – могло и не быть.

* * *

Капабланка давно потерял всякую надежду сыграть с Алехиным, пока не представилась новая возможность. Чемпион мира – очевидно, благодаря антисемитским статьям – добился визы, рванул в марте 1941 года в Португалию, пытаясь договориться о матче, а заодно – своем билете в свободный мир. Именно Португалия стала лазейкой (в том числе в Северную или Южную Америку) для всех тех, кто мечтал сбежать от немцев. Страна соблюдала военный нейтралитет, там отсутствовало враждебное отношение к евреям. Алехин мог договориться о матче, подготовиться к нему и отправиться зарабатывать деньги, которые позволили бы им с женой (если бы ей тоже позволили уплыть) начать все с чистого листа. Но, как водится, что-то пошло не так.

«Когда он второй раз был в Португалии, я сразу заметил, что он снова начал курить. Как-то днем, когда проходили мимо кафе, он сказал мне, не глядя в глаза: “Надо купить сигарет, у меня кончились”. И попросил подождать его у кафе. Я ждал, но ждал долго. Решил пойти посмотреть, что его удерживает. И увидел: он купил бутылку портвейна и пил стакан за стаканом», – рассказывал Франсишку Люпи⁸.

Алехин потерпел неудачу в переговорах: в США просто-напросто не ждали человека, заработавшего сомнительную славу антисемита, а также игравшего партии с солдатами вермахта. Вариант проведения матча на родине Капабланки тоже провалился. В 1941 году СССР еще до войны с немцами выявил абсолютного чемпиона страны в матче-турнире, но вскоре после того, как Ботвинник вернул себе советскую корону, опередив Пауля Кереса на 2,5 очка, началась Великая Отечественная, и организовать поединок Алехин – Ботвинник стало невозможно. Михаил Моисеевич вынужден был отложить попытки устроить матчевую встречу с эмигрантом. Так что и этот вариант отпадал для чемпиона.

В Португалии с ним не было жены Грейс Висхар. Как шахматист объяснил в 1944 году в интервью News Review, супруга пеклась тогда о недвижимости. В попытке сохранить имущество она решила продать замок «под защитой американского посольства», проживая в тот период рядом на ферме.

Месяцы, проведенные в Лиссабоне, закончились возвращением Алехина к нацистам, которые на тот момент достигли пика своего могущества, – и было совсем не очевидно, что вскоре в войне настанет коренной перелом. Если у Алехина были внутренние метания, то победоносные военные кампании стран «Оси» могли убедить его в том, что любое сопротивление приведет к сомнительным результатам. Немцы по-прежнему не давали визу Грейс Висхар, недвижимость оставалась на оккупированной территории. Похоже, Алехин тогда сдался и окончательно пошел на сделку с совестью. Капабланка остался ни с чем и понимал, что матч-реванш стал химерой.

Алехин поехал из Лиссабона в Мюнхен, чтобы в сентябре 1942 года взять «утешительный титул» – сыграть на «первенстве Европы». По пути останавливался в Испании, где в интервью для местной прессы якобы и подтвердил, что писал статьи, в которых поднималась еврейская тема. Титул в Мюнхене пожаловали Алехину нацисты – вряд ли бы они согласились наделить им человека, в лояльности которого сомневались… В статусе чемпиона Европы Алехин поехал в Польшу, где оформилось его плотное сотрудничество с Гансом Франком. Вот так вместо матча с Капабланкой он заработал себе волчий билет.