Текст книги "Дикая вода"

Но он ошибся. Хомутов улыбнулся, пожимая сухую, твердую ладонь Ивана Спиридоновича, и, как бы продолжая только что оборвавшийся разговор, сказал:

– Я ведь тоже на фабрике был. Думал, что конвоиры спустят на меня своих овчарок. Они, наверное, в каждом человеке видят зэка.

Иван Спиридонович промолчал, не зная, что ответить. Хомутов продолжил:

– Слышал, что ты в область ездил, с губернатором встречался.

«Весь город уже об этом знает», – снова подумал Иван Спиридонович, но опять промолчал. Хомутов посмотрел ему в глаза и спросил:

– Результат, конечно, нулевой.

– Отрицательный, – поправил математика Иван Спиридонович. – Нулевой предполагает равновесие сил. А у нас явное преимущество одной стороны над другой.

– Я тогда, откровенно говоря, не поверил в твою затею, – сказал Хомутов, и в его голосе слышалось неподдельное сожаление. – Показалось – выгонят нас всех с работы и на этом сопротивление закончится. А теперь думаю – неужели вот так и умрем бессловесными тварями? Ведь мы уже забыли, что предки наши по Парижу и Берлину хаживали. Да и в космос первыми полетели мы. Или все это не мы делали?

– Что ты предлагаешь? – Иван Спиридонович обвел взглядом поляну, на которой они стояли. – Ведь кругом, как вот здесь, ни одного камня. Опереться не на что.

Хомутов достал сигарету, закурил, задумчиво посмотрел на сопки, окружавшие город. Они совсем выгорели на летнем солнце и казались лысыми.

– Что мне предлагать? – пожал плечами Хомутов. – Петициями уже не поможешь. Они никого не проймут. – Он вдруг выбросил сигарету, затоптал ее носком башмака и спросил: – Ты слышал, что Генка Савельев вместе с Долгопятовым уговаривают шоферов заблокировать дорогу в «воротах»? Поставить там длинномерный «КАМАЗ» и еще несколько грузовиков.

Иван Спиридонович внимательно посмотрел на Хомутова. Сухарь-математик, очевидно, все просчитал, прежде чем произнести это.

– Слышал, – неопределенно произнес Иван Спиридонович.

Хомутов склонил голову, провел пальцами по лбу и сказал, не обратив внимания на последнюю фразу:

– Заблокировать – хорошо. Но как сделать, чтобы это было надежно? Ты же знаешь наших людей, – озабоченно произнес Хомутов. – Обещают приехать к восьми, а приедут к девяти, когда нужды в них уже не будет.

– Других людей у нас, к сожалению, нет, – заметил Иван Спиридонович.

– Надо бы подстраховаться, – сказал Хомутов.

«Ну вот, наконец-то он произнес то, ради чего пришел», – подумал Иван Спиридонович и спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Я кое-кого из своих знакомых подговорил поучаствовать в этой акции. Мы к этим «воротам» на машинах приедем. Такой митинг закатим, что самому губернатору тошно станет.

До сегодняшнего дня Иван Спиридонович никак не мог понять, за что ученики любят такого сухаря, как Хомутов. А теперь понял: за честность и надежность. Стабильность общества определяет не Леночка Былинкина, а такие, как Хомутов.

– Нашего губернатора ничем не проймешь, – сказал Иван Спиридонович. – Видел я его.

– Ну и что, что видел, – деловито заметил Хомутов. – Теперь пусть он на нас посмотрит.

6

В эту ночь Иван Спиридонович, который уже раз за последнее время никак не мог уснуть. После того как они расстались с Хомутовым, у самой своей калитки он столкнулся со стариком Мамонтовым. Он многое отдал бы за то, чтобы не видеть его в эту минуту, но на узкой улице не разминешься. Иван Спиридонович остановился, чувствуя, как под самое яблочко подкатывает неприятный холодок.

– Слыхал, будто ты к губернатору ездил, – сказал старик, прищурив левый глаз и высоко приподняв похожую на пучок седой щетины правую бровь. В его словах слышалось нескрываемое ехидство.

– Ездил, – ответил Иван Спиридонович, чувствуя, как краска стыда заливает лицо. Даже кончики ушей запылали, словно к ним прислонили раскаленное железо.

– Пустобрехами мы все оказались, – произнес старик и, прикрыв рот ладошкой, глухо кашлянул.

Иван Спиридонович промолчал. Старик исподлобья уставился на него жестким взглядом и сказал:

– Если им сойдет это с рук, никто с нами считаться никогда не будет.

– Что ты посоветуешь? – спросил Иван Спиридонович, выдержав тяжелый взгляд Мамонтова.

– Я тебе не советчик. Сам заварил кашу, сам и расхлебывай.

Он повернулся и, не попрощавшись, шаркающей походкой направился к себе. Иван Спиридонович застыл на месте, словно его окатили ледяной водой. Теперь, выходит, за все дела в городе должен отвечать он…

За окном была непроглядная ночь, но спать не хотелось. Иван Спиридонович смотрел на белеющий в темноте потолок и думал. Старик Мамонтов был абсолютно прав. Не он, а Иван Спиридонович втянул многих жителей города в протестную акцию. Раньше здесь люди не протестовали. Считали, что это все равно ничего не даст. Он убедил их в обратном. А теперь вышло, что обманул. И не просто обманул. А дал власти возможность подтвердить, что она плюет на любые протесты.

Он отчетливо представил, как будет двигаться колонна с заключенными. На плакат, который напишет Костя Клименко, конвой не обратит никакого внимания. Чуть притормозит, конечно, чтобы прочитать, и поедет дальше. Хорошо, если в это время между скал будет стоять тот самый длинномерный КамАЗ. Он ее задержит. А если его не будет? Или если он подъедет туда одновременно с колонной? Иван Спиридонович хорошо знал шоферскую вольницу. У них в самый нужный момент то мотор не заведется, то колесо спустит. Шоферов надо подстраховать. «Но чем? Чем это сделать?» – мучительно соображал он.

Самый легкий и безобидный способ – проколоть колеса у передней конвойной машины. Если это сделать в «воротах», колонна окажется заблокированной и без КамАЗа. В заграничных фильмах показывают, как полицейские раскатывают в подобных случаях поперек дороги металлическую ленту с острыми шипами. В Рудногорске такой ленты нет. Да если бы она и была у местных милиционеров, они бы ее все равно не дали. Мало того, выставили бы на всей дороге дополнительную охрану. Им своя шкура дороже города.

Оставался один способ – тихо и незаметно прострелить колеса. Способ опасный, могущий повлечь самые тяжелые последствия. Если конвой услышит выстрел, расценит его как нападение. Тогда пощады не жди. А услышать его, особенно в тихую погоду, легко.

Но чем дольше рассуждал Иван Спиридонович, тем больше приходил к выводу, что ружье – единственная возможность подстраховать шоферов. Если пробить у конвойной машины колесо, на его замену потребуется самое малое минут двадцать. А если пробить два колеса?.. Но ружье слишком ненадежно для таких целей, тут же отметил про себя Иван Спиридонович. Если с первого выстрела не прострелишь, пока вставишь в ствол второй патрон, машина будет уже далеко.

И он снова вспомнил про автомат Мити. Надежды на то, что он до сих пор лежит на заимке, не было почти никакой. Но и другого выхода тоже не было. «Надо завтра же идти туда», – решил Иван Спиридонович, глядя в окно. Об опасности он уже не думал. Не пугало и то, что за это могут посадить в тюрьму. Пусть садят, с мстительным злорадством думал Иван Спиридонович. Главное, что после этого он может смело смотреть в глаза старику Мамонтову. И не только ему, но Саньке и всем остальным. Иван Спиридонович со скрипом повернулся на кровати и посмотрел в окно. С черного неба сорвалась звезда и, прочертив ровную белую линию, растаяла в бездне.

Встал он рано. В нижнем, спускающемся к ручью, конце огорода еще не сошел туман, на траве висела седая роса. Солнце пряталось далеко за сопками, его лучи не касались даже вершин. Те вырисовывались в сером небе словно гигантские горбы.

В комнате был полусумрак. Не зажигая света, Иван Спиридонович долго искал рюкзак, в который можно было бы спрятать автомат. С этим рюкзаком он ходил за клубникой. Ставил в него ведро, чтобы ягода не мялась и идти было легче. Но сейчас он словно провалился сквозь землю. Иван Спиридонович облазил весь дом и, наконец, нашел его на шифоньере. По всей видимости, его положила туда Варя.

Достав рюкзак, он сел на стул и опустил руки. Душу заполнила горечь. В последние дни образ Вари стал постоянно преследовать его. Она появлялась перед глазами и днем, и ночью. Очевидно, чувствовала, что к ее последнему пристанищу подбираются те, кому положено быть в аду.

Иван Спиридонович тряхнул головой, поднялся, положил в рюкзак булку хлеба, кусок сала, котелок, кружку, щепоть чая в целлофановом пакетике – все, что необходимо человеку в тайге. Завязал рюкзак, окинул взглядом комнату, словно видел ее в последний раз, постоял немного у стола и, тяжело вздохнув, вышел.

Город он прошел, когда уже совсем рассвело и первые лучи солнца начали заливать улицы. Они были пустынны. Фабрика не работала, и горожане отвыкли вставать рано. Лишь на окраине ему встретилось несколько женщин да заспанных мужиков, выгонявших коров на поскотину.

За городом дорога пошла вниз, в долину, откуда начиналась непролазная пихтовая тайга. Раньше по этой дороге возили крепежную стойку для шахт и сено для лошадей, работавших на руднике. Теперь, когда рудник и фабрику закрыли, ей пользовались мало. Запустевшая дорога во многих местах заросла травой, но идти по ней было легко. Иван Спиридонович вдыхал полной грудью хрустальный воздух и, пружиня шаг, уходил все дальше от города, надеясь к полудню добраться до заимки. Но вдруг услышал за спиной гул автомобиля. Он остановился. Его догонял милицейский уазик. Поравнявшись с ним, машина затормозила. В ней ехали четыре парня, одетые в гражданское. Одного из них – Михаила Легостаева, сидевшего на переднем сиденье, он узнал сразу. Тот работал заместителем начальника районного отдела милиции. Он открыл дверку и, улыбаясь во весь рот, крикнул:

– Куда держит путь летописец Отечества?

Легостаев наверняка имел в виду обращение Ивана Спиридоновича, напечатанное в газете. Его шутливый тон сразу успокоил. Если бы милиционеры имели злой умысел, они бы начали разговор по-другому. Иван Спиридонович шагнул к машине и увидел, что ребята навеселе. У него совсем отлегло от души.

– Что это вы с утра такие блаженные? – спросил он, решив поддержать шутливый тон Легостаева.

– Надо же отдохнуть когда-то от проклятой жизни, – сказал Легостаев. – На рыбалку едем. А вы куда?

Иван Спиридонович на секунду растерялся, но тут же ответил:

– На Митину заимку. Кислицу иду посмотреть.

– Садитесь. – Легостаев обернулся назад, кивком головы давая своим товарищам понять, что надо подвинуться.

Один из них открыл заднюю дверку. Иван Спиридонович залез в машину, положил рюкзак на колени.

– Давно вы там были? – спросил Легостаев, когда машина тронулась.

– Где? – не понял Иван Спиридонович.

– На заимке.

– А что? – у Ивана Спиридоновича снова заскребло на сердце.

– Я там несколько лет назад таких харюзов ловил, каких во всей округе никто не видел, – сказал Легостаев.

– Нету там сейчас рыбы, – опустив голову, произнес Иван Спиридонович. – Выдра завелась. Всю пожрала.

– Жаль, – искренне ответил Легостаев. – А то бы мы вас до места с комфортом доставили.

– До своротка довезете, и то спасибо, – Иван Спиридонович обрадовался, что его уловка насчет выдры сработала. Никакой выдры он там отродясь не видел и ни от кого об этом не слыхал. Он просто боялся, что милиционеры увяжутся с ним, и тогда вся затея с автоматом пропадет. При них его искать не станешь.

У своротка на заимку, который можно было угадать только по мелкой густой траве, разительно отличавшейся от той буйной и высокой, что росла между пихтами, Легостаев остановил машину. При этом заставил всех выйти и скомандовал:

– Доставай, Степа. Уважаемого в городе человека надо проводить достойно.

Он был настроен на гульбу, Иван Спиридонович понял, что ему нужен только повод. Противиться этому было бесполезно. Шофер Степа расстелил на траве брезент, поставил на него водку и закуску. Легостаев налил всем в пластмассовые стаканы, один протянул Ивану Спиридоновичу.

– Проиграли вы, Иван Спиридонович, – сказал он, поднимая свой стакан. – В четверг в колонию зэков привезут. Вчера мы целый день обсуждали, как жить милиции в новых условиях. – Он кивнул на своих друзей: – Вот ребята из областного управления специально для этого приехали.

– Привезут, значит? – как эхо повторил Иван Спиридонович и трясущейся от волнения рукой опрокинул в рот налитую ему в стакан водку.

– Привезут, – подтвердил Легостаев.

– Спасибо, – сказал Иван Спиридонович, поднимаясь.

– Да вы хоть бы закусили, – Легостаев протянул ему кусок хлеба с колбасой.

Иван Спиридонович взял бутерброд, закинул за спину рюкзак и направился в сторону заимки.

– Переживает, – глядя ему в спину, сказал Легостаев. – Он против этой колонии весь город поднимал.

Дорога до заимки на этот раз показалась Ивану Спиридоновичу невероятно трудной. И хотя шла она по дну распадка, где не было ни крутых подъемов, ни спусков, ноги плохо слушались его. А когда он увидел усадьбу Мити, и вовсе сник. Дом оказался разгромленным. С крыльца были сняты все доски, окна выбиты вместе с рамами, дверь в сенях отсутствовала.

Иван Спиридонович, чувствуя, как сжимается душа, вошел в дом. Здесь все было разрушено до основания. Вместо печи на полу лежала груда кирпичей, у обшарпанных стен валялись осколки стекол. Погром выглядел бессмысленным. После отъезда Мити дом давал прибежище любому человеку, оказавшемуся в тайге. Теперь люди лишились этого.

Он вышел из дома. Шагах в тридцати у подножия скалы, защищавшей усадьбу от ветра, находился омшаник. Еще издали Иван Спиридонович увидел, что его дверь тоже сорвана. Сердце заполнила горечь. Подумалось, что зря он потратил столько сил, чтобы добраться сюда. Все, что можно унести, унесено другими. Так уж устроена жизнь – где бы ни появился человек, он первым делом стремится напакостить.

Иван Спиридонович нехотя направился к омшанику. Никакой надежды найти автомат у него не было. Но омшаник, к удивлению, оказался не таким разгромленным, как дом. Из него унесли только дверь. Все остальное сохранилось.

Иван Спиридонович зашел внутрь, постоял несколько минут, привыкая к полумраку, и начал разглядывать доски, которыми были обшиты стены. Ни на одной из них не было каких-то особых заметок. Он обошел одну стену, потом другую, осмотрел пол. И задал вопрос: где бы спрятал оружие он сам, если бы в этом возникла необходимость? Конечно, не в доме и не в омшанике. Если бы автомат стала искать милиция, она бы в первую очередь перерыла все в них. Тайник надо было иметь в лесу подальше от дома. Но в таком случае его не найти никогда. Иван Спиридонович вспомнил, что однажды он спрашивал о тайнике у Мити. Тот, смеясь, сказал, что оружие всегда должно быть там, где его никто не станет искать. Перед самыми глазами. Что ж, и в этом есть своя логика. Значит, искать все-таки надо в доме или омшанике.

Он вышел наружу. Дом производил впечатление еще большей разоренности, чем несколько минут назад. У него были выломаны не только окна и двери, но и разобрана с одной стороны крыша. На стропиле, похожей на ребро скелета, сидела сорока. Увидев человека, она со стрекотом сорвалась с места и исчезла в пихтаче.

Иван Спиридонович зашел в дом. Внимательно осмотрел хорошо сохранившие штукатурку стены и потолок. Здесь тайника не могло быть, иначе бы каждый раз, доставая или пряча автомат, пришлось не только заново наносить штукатурку, но и белить ее. Такой тайник сразу бросится в глаза.

За печкой пол был сорван. Одна плаха, прислоненная к стене, лежала на ребре на лагах. Ее оставили потому, что с одной стороны она подгнила. Остальные унесли. Иван Спиридонович достал охотничий нож и спрыгнул вниз. Лежа на животе, он прополз под всем полом, изучая каждый сантиметр пространства. В одном месте нож звякнул, наткнувшись на железо. Он почувствовал, как заколотилось сердце, и начал торопливо разрывать землю. Под ней оказалась заржавевшая скоба от наружной двери. Как она здесь очутилась, он не смог понять.

Измучившись и не найдя ничего, Иван Спиридонович вылез наружу. Он был весь в земле, она оказалась даже на губах, и когда он провел по ним языком, земля захрустела на зубах. Он спустился к реке, разделся, вытряс одежду и с удовольствием искупался.

Приближался вечер, надо было позаботиться о ночлеге. В доме с выломанными окнами и дверьми, с грудой битых кирпичей на полу спать не хотелось. Иван Спиридонович нарвал несколько охапок мягкой пахучей травы и постелил ее в омшанике. Потом набрал хворосту, разжег на поляне костер и вскипятил чай. Солнце зашло за гору, утащив вместе с собой зарю, и в долине сразу наступили сумерки. Вместе с ними на небе появились первые звезды. Он сидел у костра и слушал голоса природы, ни на минуту не умолкавшие в ночной тайге.

Внизу за омшаником непрерывно бормотала река, задевая в темноте за камни и натыкаясь сослепу на берег. Далеко за скалой вскрикнула потревоженная птица. Прямо над костром бесшумно, словно призрак, пролетела сова, на мгновение сверкнув светлыми крыльями, и тут же растворилась в темноте. В траве у самого омшаника шуршали мыши.

Здесь текла особая жизнь. Только сейчас Иван Спиридонович понял, что Митя был прав, предпочтя ее городской суете. Человек не стал чище и добрее, открыв тайну атома и поднявшись в космос. Наоборот, чем больше он утверждает себя, тем больше деградирует. Им управляет уже не стремление к гармонии, а жажда сытости и похоть. Куда ни глянь, везде алчность, предательство, растление себе подобных.

Костер догорал, и темнота подбиралась к нему на расстояние вытянутой руки. Обняв колени, Иван Спиридонович расслабленно смотрел на догорающие угли. Не хотелось ни думать, ни даже шевелиться. Хотелось молча смотреть на бриллиантовые звезды, мерцающие в бесконечно высоком черном небе, на пляшущие язычки пламени в костре, вдыхать густой и ароматный таежный воздух. Он сидел так, пока от выпавшей росы не потянуло сыростью. Между гор показался тоненький рожок месяца, озаривший бледным светом долину. В нее начал собираться туман.

Иван Спиридонович встал и медленно пошел в омшаник. Улегшись на постель, от которой исходил запах горных трав, он еще долго смотрел в проем двери на яркие звезды. Спать не хотелось. Он начал думать о разных вещах, перескакивая с одного на другое, но вскоре мысли вернулись к тому, зачем шел сюда. Ему почему-то подумалось, что автомат должен быть в омшанике.

Проснулся Иван Спиридонович бодрым и с ясной головой. Быстро разжег костер и разогрел оставшийся с вечера чай. Туман еще лежал на воде, но утром тайга была совсем не такой, как ночью. Солнце, еще скрывавшееся за горами, уже осветило их вершины нежным, бледно-розовым светом. С опушки тайги доносилось непрерывное птичье щебетанье. Сразу за омшаником, в омуте, плескалась крупная рыба. Судя по всплеску, у поверхности воды играл молодой таймень. Иван Спиридонович отхлебнул чай из кружки и посмотрел на омшаник. И тут его осенило. Если там есть тайник, то доска, которая его закрывает, не должна быть прибита гвоздями. Он поставил кружку на траву и кинулся в омшаник.

В нем было еще настолько сумрачно, что пришлось неподвижно стоять до тех пор, пока не стали различимы доски и вбитые в них гвозди. Он тщательно осмотрел сначала стены, потом потолок. И нигде не обнаружил подтверждения своей догадке. Каждая доска была аккуратно подогнана к другой и прибита. Осталось осмотреть то место, на котором он устроил себе постель.

Иван Спиридонович сгреб в охапку и вынес из омшаника траву. И сразу увидел то, что искал. Это был обычный стык двух досок. Но одна доска, приходящаяся на него, была прибита, другая – нет. Он засунул нож в еле заметную щель и попробовал сдвинуть эту доску. Она подалась вперед, уходя дальним концом в стену. Он вытащил доску, под ней была сухая, покрытая пылью, земля. Ткнув в нее ножом, он сразу услышал, как звякнуло железо. Иван Спиридонович начал разгребать землю и тут же наткнулся на кусок полиэтилена.

Автомат был завернут в него. Он извлек сверток из земли, очистил его рукой и развернул на коленях. Автомат был в смазке и лип к рукам. Митя хорошо следил за своим оружием. Но, к удивлению Ивана Спиридоновича, вместе с автоматом не было ни одного рожка. «Неужели Митя расстрелял все патроны?» – подумал он и, отложив автомат, начал разгребать землю дальше. Вскоре наткнулся на второй сверток. В нем были три рожка, полных патронов.

Разровняв землю и положив доску на место, Иван Спиридонович вынес оружие к костру. Носовым платком снял смазку с автомата и вставил в него рожок. Надо было проверить патроны. Пролежав столько лет, они могли уже не стрелять. Он вскинул автомат и прицелился в ствол пихты, стоявшей метрах в пятидесяти от омшаника. Нажал на спусковой крючок и увидел, как от ствола полетели щепки.

Он подошел к дереву, чтобы проверить результат стрельбы. Три пули глубоко вошли в ствол. Но автомат при стрельбе забирал вправо и вверх, а это могло привести к промаху. «Оружие должно быть пристреляно», – подумал Иван Спиридонович, возвратился к костру и дал по пихте еще одну короткую очередь. Теперь он делал поправку на свою стрельбу. На этот раз пули легли точно в цель.

Иван Спиридонович почувствовал, что его бьет нервный озноб. Вытерев рукавом рубахи пот с лица, он разрядил автомат и положил его в рюкзак. Туда же сунул рожки с патронами. Затем поднял рюкзак на вытянутой руке и осмотрел его. Рюкзак был тощим и выглядел подозрительно. Он напихал в него травы, закинул за плечи и направился домой.

7

Колонна грузовиков, медленно выползающая на шоссе из-за сопки, издали походила на игрушечный поезд, где один зеленый вагончик двигался за другим. Но Иван Спиридонович хорошо знал, насколько обманчиво это впечатление. В грузовиках сидели не игрушечные, а настоящие люди, колонну охранял вооруженный до зубов конвой. Он попытался представить сосредоточенные лица охранников, напряженно обшаривающих глазами прилегающую к дороге местность, и не мог. Все они казались ему похожими друг на друга, словно наемники американской армии, пластмассовые фигурки которых сейчас продают в детских отделах наших магазинов. И эта безликость пугала его больше всего.

В который уже раз он посмотрел в сторону города, ожидая подкрепления, но оттуда навстречу колонне двигалась только белая легковушка. Ни длинномерного КАМАЗа, ни Савельева с Ермолаевым, ни Долгопятова с Хомутовым, которые должны были ехать с ними, не было. Ноги перестали держать его, он опустился на землю и увидел лежащий рядом немецкий автомат «шмайссер».

Иван Спиридонович многое отдал бы за то, чтобы этого автомата сейчас не было здесь. Тогда бы он без труда оправдал и свою слабость, и то, что колонна без задержки может проехать в город. Но перед ним тут же возникло лицо старика Мамонтова с его пронзительным, беспощадным взглядом. Мамонтов в такой ситуации не дрогнул бы.

Рывком пододвинув оружие к себе, Иван Спиридонович перевел дыхание и снова заметил над склоном сопки старого коршуна, у которого в правом крыле не хватало нескольких маховых перьев. Он увидел его, еще поднимаясь к своей засаде. Коршун все так же парил в выцветшем от полуденного солнца небе, выглядывая с высоты зайчонка или, на худой конец, суслика. «Мне бы на его место», – подумал Иван Спиридонович и почувствовал, как по голове от самых корней волос потекли струйки пота, соленая влага застила глаза. Он тряхнул головой, разбрызгивая на сухую жесткую траву тяжелые капли, и вытер пот рукавом рубашки.

Колонна вытянулась вдоль шоссе, но теперь она уже не походила на игрушечный поезд. В первой машине, рассевшись вдоль бортов на откидных сиденьях, ехали конвоиры. Они были одеты в пятнистую серую униформу и походили издали на угрюмых крыс. У каждого на коленях лежал короткий автомат с расширенным, словно раструб, концом ствола. Такое оружие Иван Спиридонович впервые увидел у постового областной администрации.

Вслед за конвойной машиной шли четыре грузовика, на которых вместо кузовов стояли длинные железные будки с узкими прорезями по бокам. В них везли уголовников. В кабине каждого грузовика, а также в специальном закутке в конце кузова, сидели охранники. Замыкала колонну еще одна машина конвоя.

Иван Спиридонович с тоскливой безнадежностью снова посмотрел в сторону города. Дорога, ведущая от него к «воротам», была пуста. Что-то случилось с шоферами и теми, кто решил поддержать их. Не исключено, что обо всем пронюхал Клюкин и, боясь объяснений с областной администрацией, предпринял упреждающие меры. Может, о чем-то прознала милиция. Теперь, хочешь не хочешь, удерживать колонну придется ему одному.

Первая машина между тем уже подъезжала к большому щиту, установленному на самом краю дороги. Этот щит Иван Спиридонович установил здесь вчера вечером вместе с Генкой Савельевым, Хомутовым и Санькой. Когда они приехали за ним в мастерскую и увидели выкрашенную в синий цвет огромную деревоплиту, на которой большими белыми буквами было написано: «Стой! Проезд с заключенными в Рудногорск категорически запрещен! Комитет защиты города», то невольно восхитились работой Кости Клименко. Понимающий толк в дорожных знаках Генка Савельев, прищелкнув языком, сказал:

– Впечатляюще сделано. Такую дуру слепой за километр увидит.

Щит с большим трудом вытащили из мастерской и погрузили в кузов. Предусмотрительный Генка заранее положил туда жерди, а в углу у переднего борта Иван Спиридонович увидел ведерко с гвоздями и молотком. Там же лежали две лопаты.

Кабина машины рассчитана на трех человек, включая шофера, одному места в ней не находилось. Савельев посмотрел на Саньку, тот все понял, подошел к Ивану Спиридоновичу и взял его за руку.

– Пусть едет, – сказал Иван Спиридонович. – Тут ведь недалеко. Я его на колени посажу.

Самым трудным оказалось копать ямы под жерди, на которых хотели установить щит. Земля была сухой, да к тому же не в меру щебнистой, и лопата ее не брала. Но у запасливого Савельева и здесь нашелся инструмент – небольшой ломик, который он извлек из-под сиденья. Долбили в основном Савельев и Хомутов, Иван Спиридонович с Санькой лопатами выгребали из ям щебень.

Когда ямы были закончены, Санька, придыхая при каждом взмахе и высоко поднимая молоток, здоровенными гвоздями прибил щит к жердям. Встал с колена и с довольным видом обвел всех взглядом. Мужики подняли щит, опустили концы жердей в ямы, утрамбовали вокруг них землю. Генка отошел метров на двадцать, чтобы оценить работу, и сказал, довольный:

– Лучше, чем у ГАИ.

А Иван Спиридонович поднялся к камням, за которыми он лежал сейчас, и выбрал место для засады. Когда он остановился, глядя на дорогу, сзади к нему осторожно подошел Санька. Иван Спиридонович услышал за спиной его сопение.

– Красивое место, не правда ли? – спросил Иван Спиридонович, боясь выдать Саньке свой замысел.

Санька кивнул. Склон был крутой, с него отлично просматривались окрестности. Камни, походившие на хорошо укрепленный дот, нависали над самыми «воротами». Иван Спиридонович видел, что лучшего места для засады на всей сопке не сыскать. Природа словно специально устроила здесь пропускной пункт, поставив по обе стороны дороги две скалы.

Хомутов снизу, от «ворот», не отрываясь, следил за Иваном Спиридоновичем. Когда Иван Спиридонович с Санькой встали за камни, он отвернулся. По всей видимости, понял, каким образом тот хочет завтра подстраховать их.

Поезд с зэками приходил на станцию в десять утра. К «воротам» Иван Спиридонович прибыл на полчаса раньше. Он все рассчитал, все продумал. Пока зэки погрузятся в машины, пока доберутся до «ворот», пройдет еще часа полтора. Времени хватало. Выйдя из автобуса, он подождал, когда тот отъедет, и неторопливым шагом направился по склону сопки к камням, за которыми намеревался залечь. Было удивительно тихо, даже машины не ездили по дороге. Только над склоном сопки на раскинутых крыльях парил одинокий коршун.

Проследив за ним взглядом, он сел у камней, достал из рюкзака автомат, вставил в него рожок и лег на землю, оглядывая позицию. В узкую щель между двумя огромными камнями хорошо просматривался подъезд к «воротам» и выезд из них. Он сунул в эту щель дуло автомата и в это время увидел грузовик, идущий со стороны станции. Грузовик вез уголь. Не доезжая до «ворот», он резко сбросил скорость и пошел медленным ходом. Значит, увидел предупреждение, подумал Иван Спиридонович и поднялся с земли. Грузовик миновал «ворота» и, прибавив скорость, направился в Рудногорск.

В это время у соседней скалы что-то стукнуло. Иван Спиридонович вздрогнул, резко обернулся и внимательно посмотрел на кусты собачника, плотным кольцом окружавшие скалу. Ни одна веточка на них не шевелилась. Стояла такая тишина, что было слышно, как стрекочут кузнечики. Нервы начинают сдавать, вот и чудится, что попало, подумал Иван Спиридонович. Он снова лег на землю, и тут до него донеслось гудение сразу нескольких моторов. Машины шли со стороны станции, но были еще очень далеко. Он напряг зрение и слух. Когда первая из них, сверкнув на солнце лобовым стеклом, вынырнула из-за сопки, Иван Спиридонович понял, что движется колонна.

Он машинально положил руку на автомат и замер в напряженном ожидании. Гул моторов он уже не слышал. В ушах раздавался оглушающий стук сердца. Иван Спиридонович почувствовал, что от волнения у него вспотели ладони. Он вытер их о рюкзак и снова положил руку на автомат. И тут заметил, что у него подрагивают пальцы. Да что же это со мной, подумал Иван Спиридонович и сделал несколько глубоких вздохов. Это успокаивало. Во время войны он всегда делал так перед броском из окопа.

А колонна между тем уже подходила к «воротам». У знака «Внимание, опасность!», стоявшего впереди щита, конвойная машина сбавила ход. Вслед за ней затормозила движение вся колонна. В эту минуту Ивану Спиридоновичу показалось, что время остановилось. В ушах снова раздался бешеный стук сердца. Не отрывая взгляда от машины, он опять вытер вспотевшие руки. Конвойная машина приближалась к щиту. Иван Спиридонович понимал, что наступил решающий момент. Не доезжая несколько метров до щита, машина замерла на месте. Он повернул голову вправо, чтобы посмотреть, не идет ли подмога из города. В эту минуту он нуждался в ней больше всего. Если бы Генка Савельев со своими шоферами перекрыл сейчас выход из «ворот», колонне пришлось поворачивать обратно. Но дорога из города, как и несколько минут назад, была пустынной.

У «ворот» фыркнул мотор. Конвойная машина тронулась, проехала щит с предупреждением, и ее кабина скрылась за скалой. Через несколько секунд она показалась уже с правой стороны скалы. Путь на Рудногорск был открыт. Иван Спиридонович понимал, что еще секунда и колонну уже не остановит ничто.