Текст книги "Дикая вода"

– Ты самая красивая, – сказал Вадик, едва сдерживая дыхание.

Катя высвободила ладонь и кончиками пальцев провела по его губам. Ей было приятно слышать комплимент. Никто в жизни еще ни разу не говорил ей таких слов. Она закрыла глаза и замерла, оставив на лице еле заметную улыбку.

– Давай уйдем куда-нибудь? – предложил Вадик, прерывисто дыша.

Катя широко раскрыла глаза и, не скрывая удивления, несколько раз моргнула пушистыми ресницами.

– Ну что он таскается за нами, как хвост! – с горечью сказал Вадик, кивнув в сторону реки, где резвились пацаны.

Катя поняла, что он имеет в виду Федю. Она бы, конечно, хотела побыть с Вадиком вдвоем, но в отличие от него, брат нисколько не мешал ей. Наоборот, хотелось, чтобы Вадик и Федя стали еще большими друзьями. Такими, какими бывают братья. Катя села, обхватила руками колени и, сложив ладони лодочкой, показала, что собирается нырять. Вадик понял, что она приглашает его купаться. Он ожидал совсем другого, и на его лице появилась кислая гримаса. Катя рассмеялась еле слышным коротким смешком, вскочила на ноги, не гася улыбки, взъерошила ему волосы на макушке и побежала к реке. Вадик нехотя встал и направился за ней. Купаться ему не хотелось.

Домой пошли перед самым обедом. Катя в своем нарядном сиреневом платье шла впереди, обнажая при каждом шаге из-под его кромки круглые красивые колени, мальчишки походили на ее босоногий эскорт. Вадик неосознанно бросал на эти колени короткие взгляды. Ему было почему-то приятно смотреть на них. Раньше он не находил в них ничего хорошего, а теперь не мог оторвать взгляда. Перед самой деревней Юрка Баскаков остановился и мимоходом заметил:

– На станции продавщица заболела, а я хлеба не купил. Придется ехать в деревню.

И тут Федя вспомнил, что ему тоже надо купить хлеба.

– Возьми меня, – попросил он Юрку.

– У меня аккумулятор сел, – ответил Юрка. – Мотоцикл разгонять надо.

– Я разгоню, – сказал Федя и сунул руку в карман, проверяя, есть ли деньги на хлеб.

Вадик обрадовался, что наконец-то может хотя бы на время избавиться от друга. Ему показалось, что Катя тоже обрадовалась. Когда Федя сказал, что поедет за хлебом в деревню, которая находится в двух километров от поселка, она бросила на Вадика быстрый взгляд и чуть притормозила, чтобы оказаться рядом с ним. На окраине деревни Федя, задержав сестру, сказал:

– Готовь окрошку. Мы с Юркой махом слетаем.

Катя кивнула. Федя направился с пацанами, а Вадик остался с девушкой.

У первых деревенских домов узкая проселочная дорога, заросшая травой и обозначенная лишь протертыми в ней автомобильными шинами колеями, переходила в улицу. Надо было немного пройти по ней и свернуть в переулок, где жила Катя. Но и на улице, и в переулке могли встретиться люди, а Вадик хотел остаться с ней один на один. Слева от дороги тянулась забока – небольшая низинка, заросшая кустами калины и черемухи. Через нее в переулок вела узкая тропинка. Вадик взял Катю за руку и потянул в забоку. Она, не сопротивляясь, пошла за ним.

Когда они оказались среди кустов калины, Вадик остановился. Катя тоже встала и с удивлением посмотрела на него. Она ждала от него каких-то действий, но Вадик стоял как вкопанный. Катя видела, что им овладело странное оцепенение, и ей было любопытно наблюдать, что он сделает дальше. Но Вадик, не двигаясь, молчал.

С самого утра ему хотелось поцеловать Катю. Он был уверен, что настоящая любовь между мальчишкой и девчонкой начинается после того, как они поцелуются. Это было как бы их клятвой верности друг другу. И вот сейчас такое мгновение настало, но Вадик никак не мог решиться на это.

Для того чтобы поцеловаться, надо было лишь наклониться – и губы Кати оказались бы около его губ. Но Вадика вдруг начала бить нервная дрожь. В нем все окаменело, и как он ни пытался пересилить себя, не мог сдвинуться с места. Вадик видел перед собой бездонные Катины зрачки, ее красивые, чуть увлажненные губы, видел, как раздуваются от возбуждения ее тонкие ноздри, когда она втягивает ими воздух, и чувствовал, что цепенеет все больше и больше. И чем дольше он стоял, не предпринимая никаких действий, тем меньше смелости оставалось в его душе. Наконец, он потянул Катю за руку к себе, а когда ее грудь коснулась его груди, зажмурился и торопливо, пока не оставила последняя смелость, поцеловал. Вадик хотел поцеловать в губы, но промахнулся и поцелуй пришелся в кончик носа.

Катя резко выдернула руку, он открыл глаза и увидел, что ее лицо покрылось пунцовой краской. Она закрыла его ладонями, торопливо повернулась и бросилась бежать. Вадик кинулся за ней. Выскочив из забоки, Катя остановилась. Он подбежал к ней, дотронулся кончиками пальцев до ее плеча и опустил голову. Потом поднял глаза. Она стояла перед ним раскрасневшаяся, с чуть приоткрытым ртом, ее глаза горели лихорадочным блеском. Он слышал возбужденное прерывистое дыхание, видел, как ходит ее грудь. Осторожно протянув руку, Вадик взял ее за ладонь, которая показалась ему горячей, и тихо произнес:

– Катя, не надо. Не обижайся, а?

Она молчала, ее тоже трясло. Вадику показалось, что она испугалась поцелуя.

– Ты не подумай что-нибудь, – тихо сказал он, не выпуская ее руки, и почувствовал, что снова начинает цепенеть. Даже язык и тот шевелился с трудом.

Вадик залился краской, пытаясь произнести фразу, которая вдруг застряла у него в горле. Переступив с ноги на ногу, чтобы пересилить волнение, он кашлянул и не произнес, а выдохнул:

– Я тебя люблю.

Катя закрыла глаза, долю секунды постояла, приходя в себя, резко качнулась, и Вадик ощутил на своей щеке ее поцелуй. Затем выдернула руку и, не оглядываясь, юркнула в переулок.

Ошеломленный Вадик потрогал щеку, к которой только что прикоснулись Катины губы, и опустил руку. Оцепенение прошло, и ему хотелось броситься вдогонку за ней. Но в это время на соседней улице раздался треск мотоцикла – Юрка с Федей поехали за хлебом. Вадик сообразил, что не успеет дойти до Катиного дома, как они вернутся. На мотоцикле дорога до магазина и обратно займет всего несколько минут. Если, конечно, нет очереди. И потому он решил зайти к Голицыным попозже.

8

Приезд родственника, да еще с незнакомым человеком, напугал Руфину. Хотя Витька был сыном ее двоюродной сестры, она не любила его. Последний раз они виделись лет пять назад, когда он только что вышел из тюрьмы. Витек был бледным, остриженным наголо, с большими запавшими глазами и выпирающими скулами. Сейчас он выглядел точно так же.

– Чего это ты ко мне надумал? – спросила Руфина, унимая рвущегося с цепи кобеля.

– Воздухом свежим подышать, – ответил Витек, растягивая в наигранной улыбке тонкие синеватые губы. Руфина заметила, что несколько верхних зубов у него сделаны из металла. Когда она видела его последний раз, все зубы были целыми.

– Давно пришел-то? – спросила Руфина, в голосе которой проскальзывала плохо скрываемая нелюбезность.

– Да уйми ты этого кобеля! – вместо ответа произнес Витек, несколько озадаченный негостеприимным тоном тетки.

Руфина загнала Дымка в будку, закрыла вход в нее лопатой. Гости зашли в дом и остановились у порога. Оттолкнув локтем Витькиного дружка, Руфина прошла на середину кухни, спросила:

– Есть хотите?

– Да не отказались бы. – Витек шагнул от порога к столу. – Что у тебя?

– Что есть, тем и накормлю, – отрезала Руфина.

– Садись, – Витек кивнул своему приятелю на стоявшую около стола табуретку.

Тот молча сел. Руфина вышла в сени и вернулась с полной тарелкой малосольных огурцов. Поставила ее на стол. Затем достала из шкафа большую эмалированную чашку пирожков с картошкой, спросила:

– Квас будете?

– Кваску бы хорошо, – отозвался сипловатым голосом приятель Витька, облизывая сухие шершавые губы.

Руфина поставила на стол банку с квасом и два пустых граненых стакана. Витек взял огурец, с хрустом откусил его и, посмотрев в окно, спросил:

– А этот хромой когда на велосипеде научился ездить?

– Какой хромой? – не поняла Руфина, подходя к окну.

По улице ехал сосед Тима-Косиножка. На руле его велосипеда болталась десятилитровая канистра. Тима направлялся на станцию.

– Он на велосипеде, как спортсмен, – ответила Руфа. – Никогда не подумаешь, что на пешем ходу у человека ноги заплетаются. – Она помолчала, посмотрела на Витька и повторила вопрос, на который он не ответил: – Давно пришел-то?

– Да уж вторую неделю. – Витек налил в стакан квасу, склонив стриженную голову, поднес его к губам, словно захотел понюхать. – А ты что, возражаешь, что мы к тебе зашли? – Он исподлобья посмотрел на тетку.

– Да нет, – ответила Руфа и села на табуретку, стоявшую у печки. – Все вот думаю, когда ты за ум возьмешься?

– Тебе-то что думать? – ответил Витек. – Моя жизнь, мне и думать.

Руфа не стала продолжать разговор. Витьку было двадцать семь лет, из них больше восьми он просидел в тюрьме. За это время несколько раз освобождался, но на воле больше месяца-двух не задерживался. Снова кого-нибудь грабил – и его забирали.

Позавчера они с корешом Сашкой, которого хорошо знал по зоне, ломанули комок, бойко торговавший фальшивым коньяком. Затаившись в кустах, с обеда до самого вечера ждали, когда из него выйдет продавщица. За это время сами несколько раз справили малую нужду, а продавщица не выходила. То ли научилась терпеть по целому дню, то ли имела внутри комка горшок. Дверь она открыла только вечером, перед тем, как прийти за выручкой хозяину. Витек одной рукой схватил ее за горло, другой зажал рот, чтобы не закричала. Сашка в это время кинулся в комок и выгреб в полиэтиленовый пакет всю выручку. Уходя, не удержался, прихватил пару бутылок коньяка. Поэтому-то и узнали, что он был фальшивым.

Если бы продавщица не сопротивлялась, Витек перед уходом стукнул ее по голове, чтобы отключилась минут на десять, и на этом все бы закончилось. Но она, изловчившись, укусила его за палец и дико закричала. Он молниеносно схватил ее обеими руками за шею и стиснул с такой силой, что почувствовал, как под пальцами что-то хрустнуло. Продавщица сразу обмякла, безвольно опустила руки и стала сползать на землю. Витек затащил ее в киоск, прикрыл дверь и выскочил на тротуар. Когда отошли на безопасное расстояние, Сашка сказал:

– По-моему, ты ее придушил.

– Не надо было кричать, – ответил Витек и посмотрел на палец, из которого сочилась кровь.

В кассе оказалось три тысячи сто двадцать четыре рубля. Грабители надеялись, что будет больше. Но переживать по этому поводу не стали. О продавщице не жалели: тюрьма отучила от жалости к себе подобным. Милиции тоже не боялись. Знали, что до Руфиной деревни милиция доберется не скоро. Недельку-другую здесь можно перекантоваться свободно.

– Решил отдохнуть немного, – сказал Витек, исподлобья глядя на Руфину. Та сидела на табуретке, положив руки на колени, и смотрела, как едят гости. – Тебе по хозяйству помочь. Дровишек на зиму наколоть. Кореша с собой для этого взял. Его Сашкой зовут. – Витек кивнул в сторону товарища. – Он по специальности лесоруб. Так колуном махать научился, что чурки не успеваешь подставлять.

– Дрова-то колоть мне уже не по силам, – согласилась Руфина, тяжело вздохнув. – Спасибо, Федька соседский помогает. А так бы не управиться.

– Чего это он в канистре везет? Бензин, что ли? – сказал Витек, который снова смотрел в окно. Хоть и глухая была деревня, а полностью избавиться от страха он не мог. Страх инстинктивно жил внутри него.

Со станции возвращался Тима-Косиножка. Канистра все так же висела у него на руле велосипеда. Но по тому, как вихлял руль, можно было догадаться, что канистра была полной.

– Какой еще бензин? – удивилась Руфа, поднявшись с табуретки и подойдя к окну. – Откуда на станции бензину взяться?

– Ну, тогда, наверное, молоко.

– Не дури, – впервые за все время Руфа улыбнулась самым краешком губ. Ее обрадовало, что племянник решил помочь по хозяйству. – У Тимофея от своей коровы молоко девать некуда. Как мать-то?

– Ничего, – ответил Витек. – А что ей сделается?

– Она ведь вроде болела. – Руфина вспомнила сестру, и подобие улыбки слетело с ее лица. Сестра тоже жила без мужа, и Руфина сочувствовала ей.

– Ничего она не болеет. – Витек достал из кармана сигареты и стал шарить глазами по припечку, ища спички.

Руфина протянула руку к шкафу, достала спички, подала их племяннику и встала, чтобы прибрать со стола. Огурцы и пирожки были съедены, она взяла пустые тарелки и пошла с ними в сени. Через некоторое время вернулась. Витек, куривший у окна, удивленно воскликнул:

– Ты смотри! Хромой-то уже с флягой едет.

Тима-Косиножка, бороздя носками ботинок по земле, торопливо толкал впереди себя тачку, в которой лежала сорокалитровая фляга. Около калитки Руфиного дома он остановился и утер рукавом старой, выцветшей рубахи лицо. Тиме было жарко.

– Нет, что ни говори, а бензин в таких флягах не возят, – сказал Витек, соскакивая со стула. – И молоко тоже.

Он рванулся к порогу, толкнул ладонью дверь и выскочил наружу. Руфина увидела, как он кинулся к калитке. Тима в это время покатил свою тачку дальше.

– Стой! – крикнул Витек, но Тима, услышав окрик, только прибавил шагу. – Стой, тебе говорю! – повторил Витек, выскакивая на дорогу.

Тима остановился. Витек подскочил к соседу, схватил флягу за ручку и, почувствовав, что она пустая, опустил ее в тачку.

– Куда едешь? – спросил он тоном, каким обычно его допрашивали следователи, когда теряли терпение.

– Куда надо, туда и еду, – ответил Тима, ощупывая Витька сердитым взглядом. Тима был неделю не брит, его лицо выглядело сморщенным и старым. – Тебе то что?

– Здесь вопросы задаю я, – ледяным тоном произнес Витек, и Тима увидел в его желтоватых хищных глазах беспощадность волка. Ему сразу стало не по себе.

– Не твое ведь оно. Чего ты разоряешься? – примирительно произнес Тима, швыркнув носом. – Цистерна со вчерашнего дня бесхозная. – Он снова вытер рукавом рубашки пот с лица. – Все берут, и я тоже.

– Чего берут? – дожимал соседа Витек, воровским нутром чуя близкую и легкую поживу.

– Вино, – ответил Тима, переступая с ноги на ногу.

– Где? – не произнес, скорее выдохнул подавшийся всем корпусом вперед Витек.

– В тупике. Сразу за станцией.

Витек взмахнул руками и кинулся к Руфине. С силой рванул дверь и, ступив одной ногой на порог, крикнул:

– Фляга у тебя есть?

– Какая фляга? – не поняла Руфина, обводя глазами комнату.

– Обычная. Какая же еще?

– Нету.

– А канистра? – у Витька от волнения начала дергаться щека, он уже терял терпение.

– И канистры нету. Зачем она тебе? – не переставала удивляться Руфина. – Бензин, что ли, потребовался?

Витек шагнул к скамейке, на которой стояли два эмалированных ведра с водой, схватил их и кинулся из избы. Уже на пороге обернулся и нетерпеливо крикнул корешу:

– Сашка, за мной!

Оба пулей вылетели из дому. Выплеснули воду на траву и побежали к станции. Ошарашенная Руфина, выйдя на крыльцо, увидела только, как они, размахивая ведрами, заворачивали за угол.

Назад вернулись минут через двадцать, запыхавшиеся, но радостные. Поставили на скамейку ведра, наполненные темной жидкостью. Витек взял кружку, зачерпнул из одного ведра и торопливо, жадными глотками, стуча зубами о край и проливая жидкость себе на грудь, осушил ее до дна. Вытер ладонью губы, зачерпнул снова и протянул кружку корешу. Руфина, уперев руки в боки, молча стояла у порога, не понимая, что происходит. Потом кивнула на ведра и спросила:

– Сок, что ли?

– Какой тебе сок? – усмехнулся Витек. – Портвейн. Давай закуску.

– Не ври. – Руфина картинно махнула ладонью. – Золотой колодец нашел. Портвейн ведрами черпать можно.

Витек взял кружку, которую уже опустошил Сашка, зачерпнул из ведра, протянул тетке:

– Попробуй.

Она поднесла кружку к лицу, понюхала, отпила глоток и, округлив от удивления глаза, сказала:

– И правда вино. Где это вы его взяли?

– Сидишь дома и ничего не знаешь, – наставительно произнес Витек. – На станции в тупике цистерна стоит. Там вся деревня выстроилась в очередь.

– Откуда она взялась? – Руфина уже начала сгорать от нетерпения. Она не могла понять, почему никто из деревенских до сих пор не сказал ей об этой цистерне.

– Вчера пригнали. Говорят, бесхозная.

– Бесхозных цистерн с вином не бывает, – заметила Руфина. – Хозяин все равно найдется.

– Пока найдется, от нее уже ничего не останется. – Витек рассмеялся, оскалив железные зубы. Хмель уже слегка ударил ему в голову.

Руфина отпила еще несколько глотков и сказала:

– Сейчас салат сделаю и яичницу с салом пожарю. – Она заторопилась в сени, где у нее стояла газовая плита, и загремела чашками.

Через десять минут на столе стояла сковородка с шипящей яичницей, салат из огурцов и редиски и вино, налитое из ведра в трехлитровую банку. Все трое чувствовали себя, как на празднике. После второго стакана Руфина расслабилась и смотрела на Витька ласковым материнским взглядом.

– Живи у меня хоть все лето, – говорила она ему, подставляя свой стакан поближе к банке. – Я тебе тут найду и работу, и невесту. – Руфина раскраснелась и окончательно подобрела.

При слове «невеста» его кореш сразу оживился и, наполнив всем стаканы, осторожно спросил:

– А что, здесь и невесты водятся? – при этом он окинул с ног до головы Руфину, задержавшись взглядом на ее полной груди.

– А где их нет? – кокетливо передернула плечами Руфина и, не скрывая улыбки, впервые с интересом посмотрела на Витькиного друга.

Он был старше Витька лет на десять, не шибко широкий в плечах, но гладок кожей. Левую его бровь рассекал белый шрам. У Сашки были приятные темные глаза и красивые губы. Сашка не скрывал своих намерений. Он смотрел на Руфину с такой откровенной плотоядностью, что она опустила глаза. Руфина уже не помнила, когда последний раз была с мужиком, откровенный, раздевающий взгляд смущал ее.

– Может, сала подрезать? – спросила Руфина. После выпитого она ощущала приятное головокружение.

– Мы еще это не съели, – сказал Сашка, поднимая стакан. – Давай выпьем.

Руфина выпила. Сашка положил на ломоть хлеба кусок яичницы, протянул ей. Она отставила в сторону стакан, взяла закуску. Витек тоже выпил полный стакан и тут же налил себе снова. Он видел, что его дружок откровенно клеит тетку, но это не вызывало в нем никаких чувств. Ему было абсолютно безразлично, что произойдет у них дальше. У самого Витька, несмотря на двадцать семь прожитых лет, никакого опыта с женщинами практически не было. За все это время он один раз переспал с пьяной бомжихой, да еще неделю прожил у непросыхающей алкоголички. В зоне женщин нет, там мужики пользуют мужиков. А Витек со дня своего совершеннолетия на воле прожил всего несколько месяцев.

Сейчас он впервые подумал о женщине. Посмотрел на Руфину с Сашкой и почувствовал себя лишним. Поднял стакан с вином, покрутив в пальцах, посмотрел сквозь него на свет, неторопливо, маленькими глотками выпил. Закурил сигарету, сделал несколько затяжек и, немного качнувшись, встал из-за стола.

– Ты куда? – спросил Сашка, подумав, что Витек специально оставляет его вдвоем с Руфиной.

– Подышу волей.

Витек направился к двери, остановился у ведра с вином, протянул руку к кружке. Зачерпнул из ведра, толкнул ногой дверь и осторожно переступил через порог, стараясь не расплескать вино. Сел на крыльцо, поставив кружку рядом с собой. В голове шумело, но пьяным он себя не ощущал, движения и мысли контролировал четко. На улице было жарко, и он подвинулся так, чтобы сесть в тень, которую отбрасывал козырек крыльца.

Спрятавшись от солнца, Витек осмотрелся. У тетки был большой огород, протянувшийся до самой опушки леса. Главную его часть занимала картошка, уже выбросившая над зеленой ботвой маленькие и невзрачные белые и сиреневые цветочки. В десяти шагах слева от крыльца тянулась невысокая ограда, отделявшая Руфину усадьбу от соседей. К ней вела узкая тропинка, обрывавшаяся у калитки. Дом соседей был с большой верандой и высоким крыльцом.

Витек затянулся сигаретой, выпустил дым, протянул руку к кружке. С наслаждением отпил несколько глотков и блаженно прикрыл глаза. Он был абсолютно счастлив. Сегодня у него имелось все, что он когда-либо мог пожелать самому себе: вдоволь вина (столько у него не было еще ни разу), царская еда (за восемь лет отсидки яичницу с салом он видел несколько раз только во сне), деньги в кармане (кассу убитой продавщицы они с Сашкой поделили пополам), ласковое летнее солнце и даже кукование кукушки. Он услышал его в тот момент, когда ставил кружку на крыльцо. Витек снова затянулся сигаретой и закрыл глаза, мысленно произнеся: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить?» и начал считать. Досчитав до десяти, открыл глаза и увидел, как к соседнему дому подошла удивительной красоты пацанка. Длинноногая, стройная, в изящном сиреневом платье – будто картинка с обложки дорогого заграничного журнала. Кукушка продолжала куковать, но Витек уже не слушал ее, а смотрел только на девчушку. Остановившись у крыльца, она нагнулась, достала из-под нижней ступеньки ключ, легко вспорхнула на крыльцо и скрылась в доме.

Витек помимо своей воли подался вперед и чуть не свалился с крыльца, зацепив локтем кружку. Она со звоном опрокинулась, вино разлилось по крыльцу и тонкой струйкой сначала потекло, а затем закапало на ступеньки. Приподнимаясь, он оперся о ступеньку, попав ладонью в разлившееся вино. Машинально вытер ладонь о рубашку, инстинктивно пригнулся и в несколько прыжков оказался у калитки, разделяющей усадьбу соседей. Не сводя глаз с двери, за которой скрылась девушка, начал на ощупь искать крючок. Нашел его, приподнял, калитка подалась вперед. Он уже хотел сделать шаг, чтобы оказаться на чужой территории, но в это время девушка вышла из дома и встала на крыльце. Увидев у ограды незнакомого человека, она удивленно подняла брови. Витек дрожал всем телом, от нетерпения у него стучали зубы. Боясь спугнуть жертву, он сиплым, сдавленным голосом произнес только одно слово: «Девочка!» – и махнул рукой, подзывая ее к себе.

Катя спустилась с крыльца и направилась к калитке, чтобы узнать, чего от нее хотят. Но когда подошла к Витьку и встретилась с ним взглядом, ей стало страшно. В лице незнакомца не было ничего необычного. Но его неподвижные желтые глаза смотрели на нее с такой лютой безжалостностью, что она невольно сжалась. Такого звериного взгляда ей еще не приходилось видеть. Катя инстинктивно отшатнулась и кинулась бежать. Витек распахнул калитку и прыгнул, стараясь сбить девушку с ног. Катя упала на бок, Витек растянулся на траве, пытаясь достать ее руками. Он схватил ее за туфлю, но Катя вырвала ногу и с силой ударила его в лицо. Соскочила и побежала к дому. Но тут же поняла, что не успеет закрыть за собой дверь. Она испуганно обернулась, ища глазами укрытие, и бросилась к коровьей стайке. Там была прочная дверь, рядом с ней всегда стояли вилы. Она уже миновала порог, когда Витек догнал ее. Одной рукой схватил за платье, которое тут же треснуло, расползаясь по шву, другой с размаху ударил в лицо. Катя упала и поползла внутрь стайки. Витек тоже упал, схватил ее за ногу и попытался подтянуть к себе, но она вывернулась и снова ударила его ногой в лицо. Он подался вперед, схватил девушку за руки и навалился на нее всем телом, прижимая к мокрым, грязным доскам пола.

9

Вадик был уже почти у дома, когда ему в голову пришла неожиданная мысль. Если он придет к Голицыным, когда Федя вернется из магазина, договориться с Катей о встрече не удастся. Федя помешает этому, он ни за что не оставит их одних. Вадик еще раз осторожно дотронулся до щеки, в которую его только что поцеловала Катя, и остановился. В душе появилось раздражение самим собой. «Разве так целуются, как я?» – недовольно подумал он, вспомнив затяжные до изнеможения поцелуи киногероев. Он не мог понять, почему оказался таким скованным. Сейчас скованность прошла, и он бы поцеловал Катю по-другому. Не так, как получилось в первый раз, а по-настоящему. Прижав к груди и запрокинув голову.

Вадик в раздумье поколебался несколько мгновений, повернулся и побежал к Кате. Свернув в переулок, где жили Голицыны, он услышал приближающийся со стороны проселка шум мотоцикла. Вадик остановился, но тарахтение внезапно оборвалось, и он прибавил ходу.

Подскочив к дому, в два прыжка поднялся на крыльцо, открыл дверь, окликнул Катю и прислушался. В доме было подозрительно тихо. Он прошел в комнату, но Кати там не было. Вадик вышел наружу, спустился с крыльца, окинул взглядом поляну и огород. Катя должна была быть где-то рядом. Он даже подумал, что, увидев его, она решила поиграть и спряталась. Он внимательно осмотрел усадьбу. На огороде ее не было, туалет закрыт на вертушку, баня – тоже. Открытой была лишь стайка. Вадик направился туда и вдруг услышал стон. Сердце его екнуло, в два прыжка он достиг двери стайки и остановился, потрясенный. На полу лежала Катя с разбитым лицом, на ее ногах сидел мужик. Он задрал подол платья и, сопя, пытался стянуть с Кати трусики. Катя обеими руками ухватилась за них, сопротивляясь изо всех сил. Она пыталась кричать, но лишь раскрывала разбитые, окровавленные губы и стонала. Крика не получалось.

Вадик не видел лица мужика, тот сидел к нему спиной, но и со спины он был страшен. Сопя, насильник издавал нечленораздельные звуки и походил на разъяренное животное. Катя извивалась, стонала, моля о помощи, но ее никто не слышал. И вдруг она увидела Вадика. Она уставилась на него молящими глазами и попыталась вывернуться из-под насильника. Это ей не удалось, и она мотнула головой в сторону дверей. Вадик понял, что этот жест предназначался ему. Но он оцепенел от страха и долю секунды стоял, не двигаясь. Потом повернул голову и увидел у дверей вилы с отполированной деревянной ручкой.

Вадик коснулся ручки ладонью. В это время насильник навалился на Катю и вытянул ногу, зацепив ей вилы. Они упали ему на плечо и скатились на пол. Он вздрогнул от неожиданности и схватил вилы рукой. Вадик побелел, как парное молоко, и одним прыжком выскочил из стайки. Его пронзил неописуемый ужас. Он вдруг ощутил, как холодная, острая сталь, разрывая кожу, вонзается в его живот. На лбу у Вадика выступил пот, он кинулся сначала к дому, потом к калитке, ведущей на улицу, и что есть мочи понесся сам не зная куда. Ему хотелось лишь одного: как можно дальше убежать от гибельного места, где он только что находился. На углу переулка Вадик чуть не сшиб с ног старуху Редкозубову, которая несла со станции трехлитровую банку дармового вина. В страхе он не увидел даже Федю, показавшегося на улице и размахивающего полиэтиленовым пакетом с булкой свежего хлеба.

Редкозубова подозрительно посмотрела на убегающего Вадика, поставила банку на землю и торопливо замахала рукой, подзывая Федю к себе.

– Беги домой, там, однако, худое деется, – сказала Редкозубова, когда Федя подошел к ней. А сама все смотрела вслед убегающему Вадику. – Я сегодня варнака Руфкиного видела. Он к ней с дружком приехал.

– Какого варнака? – не понял Федя.

– Племянника ейного, который у меня сметану из погреба воровал. Из тюрьмы, видать, вышел, – бабьим сердцем чуя неладное, взволнованно сказала Редкозубова.

У Феди кольнуло сердце. Несколько дней назад отец купил ему и Кате импортные кроссовки. Сразу подумалось, что если в дом залезет вор, он в первую очередь унесет их. О том, что может что-то случиться с сестрой, ему даже не пришло в голову.

– Беги! – Редкозубова подтолкнула Федю в спину маленьким, сухим кулачком. – Я за тобой.

Она подняла с земли банку, прижала ладонью пластмассовую крышку и мелкой старушечьей рысцой затрусила к дому Голицыных.

Федя с лету распахнул дверь дома, обежал комнаты и кухню, на ходу проверяя, не украдено ли что-нибудь. Заглянул в шифоньер, кроссовки были на месте. Да и остальные вещи вроде бы тоже. Не было только Кати. В душу Феди стало закрадываться смутное подозрение. Он вышел на крыльцо и, так же, как и Вадик, обвел взглядом огород и дворовые постройки. Соскочил с крыльца и побежал к стайке.

Витек уже сорвал с Кати трусики и пытался сделать свое гнусное дело. Но то ли он слишком перевозбудился, то ли потому, что чересчур спешил, у него это не получалось. Штаны Витька сползли до колен, он кряхтел то поднимая, то опуская омерзительный голый зад. Эта картина ошеломила Федю. На какое-то мгновение он оцепенел. И когда увидел выглядывавшее из-за плеча Витька окровавленное, распухшее лицо Кати с закрытыми глазами, сначала не узнал ее. Лишь бросив взгляд на изорванное сиреневое платье, понял, что изнасиловать пытаются его сестру.

Федя машинально протянул руку за дверной косяк, куда он обычно ставил вилы. Их там не оказалось. Он повернул голову и увидел, что они лежат на полу. Когда Витек понял, что уронил вилы сам, нечаянно зацепив их ногой, он успокоился. Лишь отодвинул их чуть в сторону, чтобы не мешали. Федя молниеносно, словно выскочивший из засады зверь, рванулся вперед, схватил вилы и с размаху вонзил их в спину Витька. Он услышал, как они стукнулись о позвоночник, со скрежетом пропороли его и вошли в тело. Витек сразу обмяк, вытянулся во весь рост и начал скрести пальцами доски пола. Федя напрягся, поддел его на вилы, сбросил с Кати и пришпилил к доскам. Кровь ручьем потекла по спине Витька, на губах показалась красная пена. Он пытался повернуть голову, чтобы увидеть того, кто расправился с ним, но голова тяжело упала, и лишь пальцы продолжали скрести доски.

Федя нагнулся, схватил Катю за руку, рывком поднял ее на ноги.

– Пойдем! – резко крикнул он, выталкивая ее из стайки.

Она пошла, всхлипывая и не пытаясь высвободить свою руку из жесткой ладони брата. По ее распухшему, окровавленному лицу текли слезы. У калитки показалась Редкозубова с трехлитровой банкой в руках. Увидев Катю, она поставила банку на траву и кинулась к ней. Запнулась обо что-то, упала, вскочила и побежала снова.

– Это что же за выродок такой! – заголосила она на всю улицу, повернувшись к Руфиному дому. – И как только Бог позволяет им появляться на свет!

Федя хотел завести Катю в дом, но, оказавшись у крыльца, она беспомощно опустилась на ступеньку. Он сел рядом, погладил сестру ладонью по голове. Она прижалась к его плечу и заплакала навзрыд.

– Пусть выплачется, легче будет, – сказала Редкозубова, присаживаясь рядом с Федей. – А где упырь-то этот?

Федя кивнул в сторону стайки. Старуха проследила за его взглядом, вздохнула и перекрестила стайку широким крестом. Катя заплакала еще сильнее. У Феди начали трястись руки. До него только сейчас стало доходить, что он расправился с человеком, пусть и преступником.

– Пойдем в дом, – сказала Редкозубова, глядя на Катю. – Тебе надо вымыться и переодеться.